Желтые квадраты Дмитриевича

Шамиль Дмитриевич
Как показала недавняя фотография, сделанная из окна самолета, квадраты это вовсе не квадраты и даже не трапеции, а кривоугольники)))))))))))))

Спешу разочаровать Вас, дорогой читатель: в нижеследующем тексте вряд ли есть параллели с «Черным квадратом» Малевича или «Желтыми тюльпанами» Наташи Королевой,  хотя возможно, ему также присуща некоторая навязчивая незатейливость.

Третьего января тысяча девятьсот шестьдесят пятого года, дракона, если ориентироваться на китайское времяисчисление, и змеи, если на христиано-китайское, в четырнадцать часов, четырнадцать минут по московскому времени в городе Ленинграде в роддоме номер четыре, что находился на углу проспекта Щорса и Пионерской улицы, появилось на свет очередное человеческое существо весом четыре четыреста и ростом сорок четыре сантиметра.

Это был второй ребенок в семье инженера Дмитриевича. Первый – девочка Тома родилась на восемь лет раньше. Несмотря на то, что супруга инженера, забеременев в возрасте тридцати восьми лет, сильно тому не обрадовалась, в последствии, нареченный Шамилем карапуз, помимо хлопот стал приносить ей и некоторые положительные эмоции. Безусловно, отец был больше рад появлению продолжателя рода, тем более, что прибавление в семействе особенно не отразилось на структуре его времяпровождения, в которой главной составляющей была работа на заводе.
Сестра тоже была рада, получив в подарок вместо собаки такую замечательную живую куклу, прозванную ей жирняком, потому что братик в младенческом возрасте был немножко пухленьким и розовощеким.

Детство Шамиля пришлось на «
золотой период так называемого застойного времени. Семья из четырех человек проживала в двадцати метровой комнате на Петроградской стороне. До революции вся коммуналка, плюс такая же по площади соседняя принадлежали прадеду - купцу Дмитриевичу.При коммунистах бывшие купеческие владения сократились до четырех-комнатной отдельной квартиры.
 Дед, преподаватель физики, умер во время блокады. Бабушке Зине с двумя сыновьями удалось эвакуироваться, но после возвращения из Новокузнецка в сорок шестом с большим трудом она отсудила только две комнаты. Брат отца женился, и со временем поменял одну из комнат на отдельную квартиру на Охте. Бабушке, еще до рождения внука, удалось "выбить" при помощи заводского начальства, относившегося с уважением к ведущему инженеру, коим являлся ее сын, четырнадцать квадратных метров на Разъезжей.
 
В шестьдесят восьмом инженера Дмитриевича командировали на два года в Болгарию. В городе Видин на берегу Дуная строился завод производящий текстильные волокна. Семье было разрешено присоединиться.

У маленького Шамиля от этого времени в памяти остались черный хлеб и твердокопченая колбаса, привезенные кем-то через год из Союза - в Болгарии этого не было в принципе, в отличие от жевательной резинки и Кока-Колы, поездка на море в Варну, первый в его жизни телевизор, дунайские наводнения и фрагмент из американского фильма «Спартак», когда главный герой сует нехорошего дядю головой в чан с горячим супом.

Еще до поездки заграницу отец вместе с дядей Ваней - мужем маминой сестры начали строить на выделенном заводом участке в Ольгино дачу.
 Воспоминания о до болгарской»
 дачной жизни у младшего Дмитриевича были исключительно негативные – он имел неосторожность сесть голой попой на только что выключенную керосинку. Помимо боли в памяти остались и неудобства связанные с последующими походами на горшок по большому.
Уже будучи шести лет отроду, Шамиль, чтобы не посрамиться перед старшими товарищами, прыгнул, как все, с крыши сарая на теннисный стол и сломал ногу.
На следующий день, когда родители еще надеялись, что это просто ушиб, незадачливого прыгуна навестил кумир дачных пацанов, хулиган Серега Жуков и вернул недавно „потерянный“ новоиспеченным инвалидом маленький перочинный ножик. Радость бала двойная - общение с кумиром и обретение любимого фетиша.
Когда снимок показал закрытый перелом бедренной кости, Шамиля положили в больницу на Съездовской линии.

Десять дней без родителей ( визиты два раза в неделю не в счет) были серьезным потрясением для маминькиного сынка. В сердцах, после очередного их прихода, обиженный на то, что его бросили здесь одного, Шамиль отдал принесенную ими передачу соседям, даже не взглянув, что там внутри, о чем впоследствии сильно жалел, поскольку там оказались его любимые грильяж и изюм в шоколаде.

В семьдесят втором первый раз в первый класс. С выбором школы особых вопросов не возникло – ближайшая к дому номер семьдесят семь. Сестра ходила в нее уже семь лет. Тогда не было такого сильного расслоения в финансировании и престиже средних учебных заведений. Косвенным подтверждением тому можно считать то, что приблизительно в это же время эту школу закончил Сергей Крикалев – в начале двадцать первого века ставший абсолютным чемпионом по пребыванию в космосе.

Шамиль учился хорошо, хотя сказать, что схватывал все на лету, было нельзя. Из начальной школы ему запомнилось слово «гагрин», которым, наряду с еще одним – «бестолочь», не кончавшая педагогических и вообще никаких институтов матушка частенько награждала любимое дитя. Своим происхождением первый неологизм обязан отнюдь не абхазскому курорту, а тому, что восьмилетний мальчик пропустил одну букву в фамилии первого космонавта.

Отца сын любил больше чем мать. Не только потому, что крайне редко получал от него подзатыльники, прерогативой раздачи которых обладала мама. Отец был отличным рассказчиком. На ходу сочинял совершенно оригинальные истории, которые, запиши их на диктофон и издай, принесли бы ему славу Джоан Роулинг. Главным творением сказочника была бесконечно многосерийная сага о белом чертенке. Каждый раз, идя с отцом на прогулку, Шамиль просил рассказать, что же было с ним дальше, и с любопытством слушал придумываемую на ходу сказку.

Классе в третьем Дмитриевич младший заинтересовался историей. Интерес был конечно же детским.Индейцы, мушкетеры, гладиаторы восхищали его как героические личности. Но и эпоха, на фоне которой совершались их подвиги, откладывалась в шамилевском подсознании неизгладимым отпечатком.

Рыцарский зал в Эрмитаже, прогулки по местам декабристов - все это тоже была инициатива мало читавшего из за проблем со зрением инженера Дмитриевича.

Бабушка Зина умерла в семьдесят третьем. Последние полгода она болела, и внук ее не видел. На похороны его тоже не взяли, чтобы не травмировать психику ребенка.
В памяти Шамиля осталось то, что он еще в детсадовском возрасте, гуляя с ней, чуть не попал под трамвай, когда, не послушавшись, выдернул руку и побежал через дорогу. Бабушка кричала: Стой! Hо он ничего не слышал. Незнакомая тетя схватила его за полметра до рельсов, по которым через секунду, заливаясь трелью предупредителного звонка, промчался вагон. Потом тетя стала ругать бабушку, а не его, и Шамилю было крайне неловко.

Из бабушкиных рассказов он помнил только, что она видела Ленина и чудом спаслась во время Ашхабадского землетрясения. Много позже внуку стало известно, что папина мама играла на скрипке и преподавала в музыкальной школе, что ее девичья фамилия Натанзон, и что она родилась в один год с его любимыми писателями Булгаковым, Миллером и поэтом Мандельштамом. А еще запомнилось, что мама не очень любила бабушку.

В этом же году соседи из комнаты папиного брата купили кооператив, и освободившаяся жилплощадь досталась Дмитриевичам.

Как все нормальные дети Шамиль был сначала октябренком потом пионером и, как следствие, комсомольцем. Из пионерских лет самым сильным впечатлением был поход в качестве юнги на шхуне «Ленинград» по маршруту Таллин – Пярну – Рига, коим он был премирован за хорошую работу в летнем трудовом лагере.
В это же время он успел позаниматься в ракетно-модельном кружке при ДК Ленсовета. Не смотря на то, что ракеты на девяносто процентов создавались инженером Дмитриевичем (он таким своеобразным методом пытался привить сыну ремесленные навыки и одновременно не дать упасть его эго в глазах более способных моделистов) у Шамиля остались очень светлые воспоминания о руководителе кружка – Викторе Викторовиче Дашкевиче, к которым примешивалось чувство стыда за то, что позже он, занявшись легкой атлетикой, бросил занятия даже не попрощавшись.

Главным результатом четырехлетних походов в спортивную секцию стали не какие–нибудь разряды и места – их не было вообще, а обретение друга на всю оставшуюся жизнь – Дмитрия Чиковани.

В комсомол Шамиль вступил самым первым в классе. Он наивно верил в евангелие от Ильича – кодекс молодого строителя коммунизма, тем более что поводов не верить в традиционно светлые идеалы ему никто не давал. Как-то не случилось. Не было в семьдесят седьмой школе среди партийно-комсомольского актива ярких представителей карьеризма и коррупции. И даже Е.Б. – Страшный Триппер, он же - директор школы Евгений Борисович Фролов, снятый в последствии с должности и посаженный за растление несовершеннолетних, любивший иногда ущипнуть ученика мужеского пола за жопу, пал жертвой аппаратных игр на уровне города, оставаясь в глазах учителей и учеников одновременно и изгоем, и честным коммунистом.

Юный Дмитриевич, будучи членом комитета комсомола, школы сублимировал свое либидо в борьбе с низкой успеваемостью, аморальными поступками и, может быть, даже мелкобуржуазным индивидуализмом. Все это совершенно не мешало ему быть другом хулигана и двоечника Чиковани.
Сублимация сублимацией, а в восьмом классе он втюрился по уши в умницу и красавицу Аллу Карандашову.

Он еще первого сентября заметил, что за лето девочка сильно изменилась. Естественные возрастные физиологические процессы наполнили соком женственности линии досель невзрачного девичьего тельца. В глаза бросались, не скрываемые короткой юбкой, упругие бедра и модельная, взамен прошлогодних косичек, стрижка.

В этом году в школе были в моде анкеты. Предлагаемые для заполнения сверстникам, преимущественно принадлежащие девушкам, тетради, наряду со всевозможными вопросами содержали один, самый главный – «Кто тебе нравится из мальчиков (девочек)?». С этого все и началось.

Алла, чтобы соответствовать общепринятым тенденциям, так же как и все заполняла эти анкеты. Правда, в силу строгого семейного уклада и непререкаемого авторитета родителей, да что греха таить, и в силу отсутствия пылкого темперамента, делала она это скорее по инерции, чем из любопытства. Так вот, однажды, в той самой, главной, рубрике, в которой раньше она отшучивалась эпитетами типа «умные», «зеленоглазые» и т.п., молодая девушка написала одновременно две фамилии - Дмитриевич и Чиковани. Она не соврала. Ей действительно были по-своему интересны эти два так непохожие друг на друга одноклассника.

Конечно, уже на следующий день оба претендента были в курсе оказанной им чести. Началась игра под названием подростковый флирт, которая в скором будущем привела Шамиля к катастрофическому результату. Диму Чиковани, уже успевшего к тому времени «близко» пообщаться с девочками из соседнего ПТУ и обладавшего кое каким опытом покорения женских сердец, не сильно обеспокоил, произошедший после не очень с его стороны элегантного «подкатывания яиц», «от ворот поворот». Для его друга, также получившего через некоторое время недвусмысленный намек на крайнюю нежелательность дальнейших ухаживаний, дело чуть не закончилось самоубийством. Но, слава богу, довольно продолжительные страдания юного Вертера, кстати, совершенно не замеченные его родителями, в строгом соответствии с предсказаниями царя Соломона прошли.

Причины фиаско были разные. Отсутствие с одной стороны острой необходимости в друге противоположного пола, с другой - малейшего представления о тактике собственного поведения. Других, кроме глуповатых шуток на сексуальные темы, предложений носить портфель и щенячьи умоляющих взглядов, способов пробуждения ответного чувства девственник Дмитриевич не знал. К тому же и одевался он не очень стильно, и за чистотой ногтей стал следить много позже.

Двадцать первого апреля тысяча девятьсот восьмидесятого года в компании Чиковани и гопника Бахарева Шамиль капитально заглушил на несколько часов любовную тоску при помощи крепленого болгарского вина «Рубин» и грузинского «Ркацетели».
На следующий день член комитета комсомола Дмитриевич в слегка не до конца очищенных от вчерашней блевотины школьных брюках стоял в почетном карауле у памятника Ленину на углу Большого проспекта Петроградской стороны и улицы, воспетой несколькими годами позже Федором Чистяковым.

Продолжение следует.