В квартире было темно, и Владимир, не на шутку разволновавшись, включил свет сразу же в нескольких местах.
- Аня, я дома! - громко сказал он, но ничего не услышал в ответ.
Тогда Владимир пробрался в ее комнату, надеясь увидеть ее сидящей на кресле со школьным учебником или с наушниками. Но и там ее не было. Правда, кожаная сумка, с которой Анна не расставалась, находилась на своем обычном месте, словно карауля свою хозяйку.
Учебники возвышались на столе аккуратной стопочкой, и Владимир невольно поразился: в свое время у него никогда не было такого порядка. Книги были толстые, необъятных, непостижимых объемов. Ему тут же вспомнились его советские детские энциклопедии в твердых массивных переплетах, суперобложках и картонных оболочках, которые яваляли ему когда-то представление о мире. Толстые тома казались похожими на маститых академиков, обязательно лысых и в очках. Американские учебники были таких же размеров, красочно и ярко оформленные. Он едва прикоснулся к одному из них, перелистал, улыбнувшись, и с сомнением покачал головой: неужели это все возможно прочитать?
На столе стояло несколько фотокарточек. Мамина - в траурной рамке, возле туристической палатки. Это он фотографировал Ольгу на Дальнем Востоке, во время их экспедиции. А вот и маленькая Анечка, его любимое фото...
Порыв ветра отвлек его от далеко уплывших воспоминаний, и Владимир невольно взглянул на окно, не задернутое шторами. Странно, ему показалось, что на стекле играют какие-то блики.
"Наверное, начался дождь, - подумал он. - Кто может предугадать эту непредсказуемую американскую погоду?"
Но это были не блики. Владимир притронулся пальцами к ледяному стеклу и обнаружил, что они ощутили легкий ожог. Он вмиг отпрянул и по инерции подул на пальцы.
В ту же секунду ему отчетливо явилась фраза, написанная, как заклинание. И прочитав, Владимир опешил, настолько она, эта ничего не значащая фраза, проникла в тайники его сознания. Он прочитал ее еще раз, уже по-другому, стараясь расшифровать каждое слово, будто в них кодировался загадочный символ.
- "Мой любимый отец!" - он шевелил губами, ничего не понимая, но чувствуя, что все его нутро приподнимается ввысь в каком-то непостижимом эйфорическом танце. - "Мой любимый отец!" "Мой любимый отец!" - повторял он, не веря, не постигая, что это написано его дочерью.
Внезапно буквы, словно напуганные дикие птицы, затрепыхали и растворились. Стекло вновь казалось чистым и ледяным. Ветер на улице не стихал.
Наконец он явственно услышал характерный шум из душевой комнаты. Владимир неспеша подкрался поближе и увидел знакомый силуэт. Как она изменилась, как выросла и похорошела! И как горе придало ее чертам благородный вид, отточив брови, выписав чувственные губы и напряженные загадочные глаза.
- Аннушка, я пришел! - громко заявил он.
От его неожиданного возгласа она вздрогнула и непроизвольно охнула.
- Папа, ну зачем ты меня так пугаешь?!
Владимир извинился и тут же смутился, чувствуя, что виноват в нечто большем и страшном. Он уже хотел повернуться и идти, но что-то его все-таки удерживало.
- Я перелистывал твои учебники, в них много занимательного...
- А ты их сумел перевести? - лукаво спросила Анна.
- Ну что ты! Я еще маленький, - в тон ей отвечал Владимир.
- Значит, только смотрел картинки?
- Да... Видишь ли, в свое время у нас таких книжек не было.
- А я с удовольствием училась бы по вашим, - спокойно отреагировала Анна, и ее ответ почему-то понравился ему.
- Ты знаешь, Аннушка, у тебя в комнате какое-то странное окно... - начал Владимир и остановился.
- Окно? - переспросила она, затаив дыхание. - А что с ним?
- Я подумал, что ты уже готовишься к Новому году и начала украшать свою комнату...
- Какие уж тут украшения! - вздохнула Анна и украдкой взглянула в сторону отца.
Тот стоял нерешительно отвернувшись, но голова его, слегка опущенная, старалась вывернуться из-за плеч. И тогда Анна сделала невидимое движение, слегка открывая дверцу. Дверь отворилась на расстояние маленькой щели, и влага быстро проникла в его запотевшую душевую.
Владимир на миг увидел свою обнаженную дочь и затрепетал от невыносимого волнения. Когда он видел ее нагой в последний раз? Давным-давно, когда она голенькой и пухленькой бегала босиком по приморскому пляжу. Или когда водил к врачу и тот производил над ней какие-то манипуляции...
- Папа, что же ты замолчал? - прервала Анна его размышления, и он почувствовал себя застигнутым врасплох. Странно, как он был спокоен и безразличен с Маргаритой и как судорожно возбужден от вида своей дочери. Его неприятно передернуло и он, смутившись еще сильнее, заторопился уйти.
- Мне... ты знаешь, мне нужно кое-что сделать! - пробормотал он, но она, плутовка, его не отпускала.
- Ты можешь потереть мне спину, а то я никак не достану?
У него перехватило дыхание, хотя в сущности не произошло ничего противоестественного. Он еле открыл дверь, стараясь не глядеть на ее чудное тело. Но Анна, находясь к нему спиной, наблюдала за ним искоса уголками глаз, втайне торжествуя и блаженствуя.
- Давай мочалку! - он мнимо и деловито схватил ее за плечи и, густо намылив щеточку, стал делать круговые движения.
Анна, сама спровоцировав эту жестокую и неравную игру, почувствовала, что тает от его крепких прикосновений, и ей вмиг стало стыдно и совестно за эту неожиданную сладостную муку.
- Я хотел тебя спросить, Аннушка! - голос Владимира дрожал, хотя он старался говорить уверенно. - У тебя есть друзья в твоем классе?
Его руки опускались ниже. Сейчас он мылил лопатки, гибкую спину и мягкий таз. С каждым его движением она ощущала, что ее кожа начинает отделяться от тела и эти твердые пальцы проникают в ее нутро, словно неведомое ей мужское начало. Она задохнулась и не смогла ответить сразу, но потом промычала что-то нечленораздельное.
- Д-да, есть один... Аркашка. Ну, это так, мелочи...
- Ты с ним... дружишь? - настаивал на ответе Владимир.
- Ну да, то есть, нет... То есть, конечно, конечно, дружу... - увиливала Анна, краснея. - Только не то, что ты думаешь...
Ее мягкие ягодицы напряглись от подступавшей судороги, а бедра заходили в такт движениям отца. Она закрыла глаза и подняла голову навстречу сильно бегущей струе. Шелковые волосы разметались по спине, приводя Владимира в неумолимый трепет.
- А тебе нравится Маргарита? - перешла в наступление Анна, пытаясь сбросить свое оцепенение.
Его руки уже продвигались к ее ногам, и он не торопясь щекотал их щеткой. Но эта мучительная ласка была ей уже невтерпеж, и она схватилась за мочалку, коснувшись руки отца.
- Какая еще Маргарита? - удивленно переспросил тот, продолжая вести эту глупую игру на выживание.
- Ну, та... помнишь, когторая была у нас тогда?..
- Ах, Рита! - отец тяжело задышал. Мысленно он находился далеко от своей несостоявшейся любовницы и поэтому мог говорить о той спокойно, комментируя малейшие детали. - Почему ты вдруг решила, что она должна мне понравиться? И потом... У меня была мама и ты. А сейчас - только ты. И больше мне никого...
Руки их соприкоснулись. Анна повернулась и едва не столкнулась с его губами. Владимир резко отпрянул, превозмогая чудовищную боль.
- Я пойду, Анечка! Ты уж... как-нибудь сама!
Она широко раскрыла глаза и кивнула, ничего не успев сказать в ответ.
Он резко захлопнул дверь и стремглав выбежал из душевой. Ему показалось, что его окатили ледяной водой с головы до ног, а потом бросили в кипящий котел. Но надо было жить дальше. Представить так, что ничего с ним не произошло...
(Продолжение следует)