Утро для него началось как обычно. Хреново началось. А по-другому уже месяц как не было. Только теперь к раскалывающейся голове и отвратительному вкусу во рту прибавилась дрожь в руках.
Пошатываясь, он побрел к умывальнику. Кое-как ополоснул лицо и автоматически глянул в зеркало.
В зеркале – небритая рожа с воспаленными глазами. Засаленные волосы спускаются на плечи. Не по моде – следить некогда. Вот он весь – алкаш, полубомж. Это для других. А для себя – Марченко Владимир Петрович, тридцати двух лет отроду. Бывший выпускник Академии художеств. Бывший муж и отец двоих детей. Бывший человек…
Матерясь, он стукнул кулаком по зеркалу. Кровь? Наплевать! Хуже все равно не будет. Некуда уже. Жена ушла еще год назад. С последней работы выгнали тогда же. Друзья… к черту друзей! Одни ушли в коммерцию, другие до сих пор картины пишут. И не плохо пишут. Таланты потому что, мать их так!
- Вовка, ты - дерьмо! – сказал он самому себе. Пустая квартира равнодушно промолчала, усмехаясь обрывками обоев со стен.
Дерьмо. Конечно дерьмо. Бездарь. Он всегда это знал. И таланта у него сроду не было. Зато была мама – директор гастронома. И желание видеть сына художником. А преподавателям тоже кушать хотелось…
Вот Борька Суханов – другое дело. Ас. Мэтр. Гений в развалившихся кедах. Преподы ахали и восторгались. Девчонки вешались на негою. А пацаны, либо восхищались, либо помалкивали, скрипя зубами от зависти.
На чистом рефлексе он открыл дверь холодильника. Открыл – и замер. Сердце провалилось куда-то в район пяток. В опустевшем холодильнике похмельным миражом казалась начатая бутылка. Спирт? Водка? Неважно, организм разберется! Схватил бутылку и пил. Залпом, не отрываясь, будто воду.
Потом – оторвался. Опустился на заплеванный пол и тут же провалился в вязкую темноту. Будто свет внезапно выключили.
Открыл глаза от яркого света. Под потолком завис огненно – рыжий диск. Диск жужжал и опускался все ниже и ниже. Жужжание сменилось ревом турбин. Диск обдавал жаром. Ниже, ниже, еще ниже… Вовка понял, что это – конец. Скоро диск опустится ему на грудь и раздавит. Или сожжет. Он попытался вжаться в пол, стать невидимым. Диск приближался. Выхода не было. Вовка закричал, страшным, нечеловеческим криком раздирая рот.
Закричал – и проснулся. Холодный пот заливал лицо. Сердце колотилось, будто после стометровки. Руки дрожали еще больше.
«Белая горячка» - равнодушно подумал Вовка, как о ком-то постороннем.
Диск исчез. Но остался в мыслях. Он разрастался там и требовал выхода. Вовка не выдержал. Достал случайно уцелевший чемодан. Там все – краски, холст. Смахнул с прожженного стола обгорелые спички. Спички падали на пол, образуя странный узор. Их было семь. Семерка – магическое число. Обгорелая семерка, которой коснулся расплавленный диск. Наверно, это было не больно. Раз – и все…
Краски ложились на холст не случайно. Во всем была закономерность. Но какая? Вовке казалось, что стоит закончить картину, и он все поймет. Он потерял счет времени. Даже головная боль куда-то отступила. Затаилась на время, но этого хватило.
На законченной картине было семь спичек. И тот самый диск. Только он раскалился добела и сделался прозрачным. От него шел свет в виде маленьких шестиугольников. Вовка посмотрел на картину, но никакого смысла жизни не увидел. Просто уснул за столом, вот и все.
На этот раз кошмаров не было. Зато после пробуждения снова захотелось выпить. Денег нет. Вещей тоже. Все мало-мальски ценное давно продано. То, что осталось, и бомжи не возьмут. Он схватил картину. Может, дадут хоть полтинник, есть же такие ценители. На бутылку хватит.
Народ на толкучке уже расходился. Вовка стоял на дороге, не чувствуя холода. Внутри росла жажда, заглушая все остальные чувства. А по дороге летел джип. Роскошный «гранд – чероки» едва успел затормозить. Дверца распахнулась и вышел из джипа не то глюк похмельный, не то и впрямь бывший одногруппник Борька Суханов.
- Вовка? Марченко? Ты тут как? А это что?
- Купи, – хрипло сказал Вовка. – Картина. Дешево.
Суханов выхватил картину из рук. В лице что-то дрогнуло.
- Ты где взял? Откуда?
-Сам, - ответил Вовка. – Покупай. Полтинник дашь?
- Как – сам??? Да ну, не гони!
Суханов явно не верил. Он усмехнулся и затащил упирающегося Вовку в джип. Вместе с картиной.
- Дома расскажешь – объяснил он.
Через полчаса подъехали к дому. Дом – двухэтажный коттедж в загородней зоне. Джип был поставлен в гараж. Вовка был отмыт, накормлен и одет в новый спортивный костюм. Только выпить ему не дали.
- А теперь рассказывай – сказал Суханов.
- Да сам я написал, сам. Мне сон приснился…
Суханов терпеливо выслушал про сон.
- Так полтинник дашь? – жалобно напомнил Вовка, решив все-таки не сбивать цену.
Борька пристально поглядел ему в глаза.
- Старик, какой полтинник? – полушепотом спросил он. – Знаешь, сколько ЭТО стоит? Не знаешь? И правильно. Я тебе и не скажу, а то заберешь и пропьешь. Короче так, месяц у тебя в запасе. Отсыпайся, отъедайся и все такое. С бухлом завязывай, ясно? У меня тут выставка как раз, станешь на человека похож – сведу с кем надо. Обещаю – не пропадешь. Согласен?
Вовка согласился. Целый месяц он даже пива в рот не брал. Из дома его не выпускали, а в доме спиртного не было. Вовка несколько раз пытался выйти и найти ближайший ларек. Не получалось. На пороге тут же возникала охрана. Ну и ладно, лучше быть трезвым и живым, чем наоборот.
Через месяц, Володька Марченко первый раз надел смокинг и отправился на выставку. В огромном зале были десятки, а может и сотни картин. А отдельно, на затянутой черным бархатом стене висела одна - единственная.
Семь спичек. Прозрачный диск на красном фоне. Роскошная рама со стеклом. И подпись: «Апокалипсис». Это Суханов название придумал.
Журналисты засуетились. Фотографы щелкали вспышками. Суханов жал руки каким-то людям. В результате первая премия выставки досталась именно Вовке.
Ему поднесли статуэтку из желтого металла. Вальяжные бизнесмены и их разодетые спутницы совали Вовке свои визитки и просили подумать о продаже картины. Подскочивший Суханов отвел Вовку в сторону и зашептал:
- Старик, не продавай! Они же тебя кинут! Давай лучше мне продай, а? Я хорошую цену дам…
Вовка равнодушно согласился и так же равнодушно получил сумму со множеством нулей. Все происходящее казалось ему дурно сыгранным спектаклем. В дни запоя он мог отравиться. Его могла переехать машина. Одна из роскошных иномарок, которые стояли сейчас у входа. И никому из этих господ не было до него никакого дела. А теперь они ахают, глядя на его алкогольный бред. А что должен делать Вовка? Принимать эти правила игры он уже не мог. Да и не хотел, если честно.
После выставки Вовка поселился в новой квартире. Квартиру выбрал Суханов и наверняка поимел на этом свой навар. Через неделю позвонила жена и предложила встретиться. Дети-студенты появились раньше. Они возникали примерно раз в три дня, когда у них заканчивались деньги. На адрес Вовки неожиданно стали поступать письма от неизвестных людей. Это были так называемые поклонники. Все они чего-то просили, предлагали сногсшибательные проекты, и даже угрожали. При этом никто из них Вовку и в глаза не видел.
Сначала Вовка читал письма. Потом сжигал их в мусорной корзине. Острый запах дыма напоминал дешевые сигареты и тесную квартиру. И Вовка никак не мог понять, отчего ему сейчас так тоскливо.
Он никогда не хотел славы. Но он ее добился. Парадокс был в том, что ему это было совсем не нужно. Все чаще он жалел о проданной картине. С ней ушли воспоминания, страхи и еще что-то… Что-то, бывшее частью Вовкиной души.
Выпивка больше не приносила ему удовольствия. Бар в шкафу зазывно сверкал рядами невиданных бутылок и обещал райское наслаждение. А Вовка равнодушно проходил мимо.
Друзей у него по-прежнему не было. Суханов торопливо забегал раз в неделю, жаловался на возникшие трудности и все чаще намекал на новые картины.
- Ты давай, еще пиши, - говорил он. – У тебя сейчас пик, понимаешь? Все уйдет, все проглотят. Ты скажи, чего надо? Краски там или еще чего – я привезу. Давай, лови момент, это ненадолго.
Вовка отмалчивался. Ему все чаще казалось, что настоящий Вовка – там, валяется на заплеванном полу и пьет суррогатную водку. А господин Марченко, одетый в модный костюм, никакого отношения к нему не имеет. И к картинам тоже.
Однажды вечером Вовку потянуло на улицу. Он вышел. Свежий весенний ветер лениво шевелил верхушки деревьев. Может, и он тосковал по ушедшей зиме? Кто знает…
Вовка поднял голову вверх и увидел заходящее солнце. Оно было розовое, и что-то смутно напоминало.
Диск! Конечно, диск! Но почему розовый? Вовка достал из кармана коробок спичек. Он тщательно отсчитал семь штук и зажег их. Все сразу. Метнувшееся пламя оранжевым сполохом отозвалось в голове. Вовка вдруг понял весь тайный смысл своей картины. Слово «Апокалипсис» тоже было понятным и предельно точным. Вовка захотел сейчас же рассказать всем о своем открытии, но изо рта вырвался только хриплый смех. Он смеялся, чувствуя, как тоска уходит за горизонт вместе с солнцем…
Наутро известного художника господина Марченко нашли возле подъезда в бессознательном состоянии. Прибывший врач покачал головой и увез художника с собой. Теперь он живет в психиатрической клинике для избранных. Там нет палат с запахом хлорки, решеток на окнах и пьяных санитаров. Скорее это похоже на уютные гостиничные номера. Да и сам господин Марченко особых хлопот не доставляет. Он не капризничает, не грубит персоналу, а от многочисленных посетителей требует только карандаши и бумагу.
Он не делает секрета – для чего. И часто прямо при посетителях рисует один и тот же сюжет.
Прозрачный диск на красном фоне.
Семь спичек с обгоревшими головками.
Странные шестиугольники внутри.
Одним словом – Апокалипсис…
Рассказ написан 11.01.2005 года.
Наверное, это переложенная на новый лад
старая истина «Не в деньгах счастье».
Мрачно? Да, вы правы.
А жизнь вообще грустная штука – от нее умирают.
Вот такой пессимизм в хмурый январский вечер…
Надеюсь у Вас настроение получше?
Пессимист по натуре и оптимист по обстоятельствам – Тимофей Танин