Посёлок Яндекс
(маленькая повесть)
Знаю я, есть края,
Походи, поищи-ка попробуй!
Там такая земля, там такая трава,
А лесов как в местах тех,
Нигде, брат, в помине и нет...
(поёт Гарик Сукачёв).
*
Оказывается, так бывает, что минутное явление повседневной жизни, разок-другой мелькнувшее во сне, постепенно накапливается где-то в глубинах подсознания, да так, что переворачивает его на другой бок. И то, что раньше казалось нелепым сном, превращается в одну из граней ощутимой реальности. А дотронуться до неё нельзя - и в этом содержится главная неразрешимая тайна... Которой могло и не быть.
Прошли студенческие годы. По распределяющей иронии судьбы после окончания педагогического университета мне была предоставлена работа в средней школе подмосковного посёлка, в котором, собственно, и родился. Географически расположенный 15-ти километрах южнее самой северной точки Московской области, посёлок со времён своего возникновения представлял поселение трудяг Гидроузла №2 Канала имени Москвы. Своим названием - Темпы - как нетрудно догадаться, посёлок обязан суровым 30-м годам 20 века. Тогда товарищ Сталин бросил сюда несметные полчища заключённых, трудом которых и был построен канал Москва-Волга. Кстати, странное за ним закрепилось название - "Канал имени Москвы". Это всё равно, что сказать "звезда имени планеты".
1934 год был годом упорного строительства водной магистрали по местному болотному бездорожью. Отсутствие надлежащего количества экскаваторов компенсировалось количеством зэков с лопатами, вёдрами, тачками и носилками. Людям уже было нечего терять. Поэтому стройка шла быстрыми темпами - всего за четыре года. Отсюда и название посёлка, первыми жителями которого стали рабочие Гидроузла №2, а попросту говоря – темповского шлюза. С тех пор прошло уже больше чем полвека. Посёлок Темпы, как и вся страна пережил и хрущёвское хозяйство, и брежневский застой и горбачёвскую перестройку. Кто сумел уехать добывать «более конкретную деньгу», тот уехал. А остальные тихие мирные жители остались в полуразвалившихся бараках. Их дети ходили в трёхэтажную кирпичную школу – по сути дела, самое высокое здание посёлка, если не считать шлюзовых башен. Учеников с каждым годом становилось всё меньше и меньше, ибо естественный прирост в нашем регионе давно уже был отрицательным. Понятно, конечно, что класс в 7 человек – это не 45. Именно такой «недокомплект» мне достался в то время. Но мороки со средними классами было порядочно. У доброго их большинства в сознании закоренела веками вбитая аксиома, что препод им всегда что-то должен, хотя у самих их есть только права. «А про обязанности мы ничего не знаем». По крайней мере так казалось в первый год работы, когда проходил период адаптации. Конечно, были там и вполне нормальные ребята, ради которых можно было и после уроков остаться, и в поход сходить. Но в целом, если рассматривать перспективы развития дальнейшей жизни этого поколения, то они были убоги и туманны, впрочем, как и сам посёлок, который выглядел типичной дырой в бесконечной провинциальной России.
Когда наступил месяц май, преподавательских забот осталось, в принципе, две: принять экзамены у 9 и 11 классов и заняться капитальной покраской всех трёх этажей. Я появлялся в темповской школе часа на три – на четыре – провести консультации перед экзаменами, поделать какие-либо мелочи – а после этого была свобода.
- А вы нас на экзамене не будете заваливать? – спрашивали ученики, озираясь перед тем, как уйти.
- Не буду, - отвечал я, - хотя посмотрим на ваше поведение, - то была ни к чему не приводящая шутка.
И, распрощавшись, направлялся из школы прямиком на берег Канала. Потому что природа в округе благоухала, и солнце так ласково нагревало волжскую воду, особенно верхние слои, что невозможно было отказаться от соблазна открыть купальный сезон. Потом и другие учителя присоединились. Но сперва купание происходило в гордом одиночестве.
И вот, разок проплыв до середины Канала и обратно, я выбрался по большим камням на берег обсохнуть. Тем более, что солнце в этот момент вышло из облака, и весенний ультрафиолет стал прекрасно прилипать к поверхности тела. Я стоял на берегу – высоком искусственном холме, откуда просматривался весь родной мне пейзаж: шлюз, двухэтажные дома, высоковольтка, обелиск, шоссе, школа.
В сторону Москвы Канал простирался длинным прямым руслом, и до той точки, где он сливался с горизонтом, было километров восемь. Если посмотреть на противоположный берег, то там был лес, и ничего кроме. В другой стороне, откуда шло течение, грациозно выделялся шлюз с периодически всплывающим красным сегментом. На четырёх башенках стояли большие изваяния рабочих-строителей в духе типичного соцреализма. Местные жители про эти скульптуры даже сочинили ходячую байку: «Это у нас в посёлке единственные мужики, которые ваще не пьют!» Белокаменные отражения «мужиков» прекрасно смотрелись в воде с того места, где я загорал после заплыва.
Что ещё было в округе? Если от шлюза повернуть голову вправо ещё на 90 градусов, то был виден почти весь посёлок, как на ладони. Параллельно Каналу – Дмитровское шоссе. Далее через слой дачных домиков, также параллельно – железная дорога на Дубну. Однопутка. Станция Темпы представляла собой обычный разъезд с высокой платформой посредине. За ней было расположено лесничество с разбитым ржавым трактором-лесовозом, все детали которого разворовали лет двадцать назад. И далее, вплоть до самого горизонта – лес, безграничный и глухой, в котором заблудиться так же просто, как покачаться на качелях. Словом, в окрестностях было всё как всегда. И моему взгляду здесь было всё до боли знакомо с самого рождения. Снова вышло из-за белого облака солнце. Дальние облака стали яркие-яркие в контрастном сочетании с голубым небом. И тут я увидел где-то далеко между облаками и лесом необычно грандиозное сооружение. Мост!
Моя голова залилась горячей кровью от неожиданности. Я явно увидел в том месте, где ничего не должно было быть, четыре опоры из светлого металла и свисающие от них книзу цепи. Конструкция очень напоминала Крымский мост в Москве. Я замер, как вкопанный, и простоял так неизвестно сколько, глядя на призрак огромного моста. От увиденного вдруг стало как-то страшно. Причём я едва заметил, что мост не просто стоял над лесом, но и, кажется, двигался вместе с облаками.
- Сергей Саныч, - окрикнули меня. По берегу Канала ко мне приблизился мой ученик Костя Степнов со своей овчаркой. Я вытерся полотенцем и, не спеша, стал одеваться:
- Привет, Костян.
- А чё Вы тут? Купаетесь? И не холодно?
- Нормально. Уже можно.
- А смотрите, какой мы гриб нашли. Это чё, сморчок что ли? – и он протянул ближе, чтобы я рассмотрел.
- Да, похоже на сморчок. И где ты его откопал?
- Вон, под деревом. Собака нашла.
- Ну, значит, пора по грибным местам пройтись, раз уже сморчки появились.
Он продолжил свой путь дальше по берегу. А я оделся и вновь посмотрел в ту сторону. Над лесом уже ничего не было. Мост пропал. Впрочем, и облака в том месте больше не отдавали весёлыми бликами. Их накрыла тень. «Мираж, - подумал я, - надо же! Я в нашей местности увидел мираж». Ведь никто не поверит.
*
На следующий день я на два часа завис в школьной библиотеке. Хотелось найти что-нибудь о миражах, как о природных явлениях. Кроме того, хотелось узнать, нет ли в библиотечных архивах старинных фотографий или документов о строительстве нашего Канала. Насчёт последнего ничего, кроме куцего упоминания в «Большом энциклопедическом словаре», найти не удалось. А про миражи я вычитал из «Занимательной физики», что явление вполне описуемо и зависит от скорости ветра и преломления света. Там была даже схема типичного миража, где построены прямые от точки наблюдателя до реального объекта. Механика проста. Ну, ещё описывалось такое явление, как «эффект последнего солнечного луча», которое чаще всего наблюдали моряки, не видя перед собой ничего, кроме ровного горизонта. Это явно не подходило под объяснение моего явления. Я видел мост! Мост над лесом. И солнце было почти в зените. Где-то полвторого дня.
Физическое проецирование Крымского моста в облаках тоже вряд ли подходило. Слишком большое расстояние до реального объекта. Станция Темпы – это 113 км от Москвы. По прямой – примерно 80-90. Это какой же длины должен быть луч, чтобы, преломившись где-то в небесно-воздушной линзе, он мог отобразиться над нашим лесом? Да и не похож он на Крымский. Он, вроде как, казался намного светлее и выше. И, по-моему, не такой широкий.
Из всего переваренного следовало одно. Это не мираж. Это, скорее, какое-то другое явление.
Не выискав в библиотечных архивах практически никакой для себя пользы, я запутался в своих догадках. Одно из двух: либо у меня к концу весны поехала крыша, либо…
- Вот он где, - радостно заговорил знакомый голос, - мы все там внизу собрались, а он – в библиотеке отдыхает! Чего думаешь, настропалил ребят к экзамену, и всё, рабочий день закончился? Пойдём, начальные классы будем красить.
Серёга-физрук, довольный тем, что разыскал, вытащил меня из библиотеки и потащил на первый этаж. Там собрались все учителя, и завхоз Иван Иваныч уже вручал каждому кисти, валики и банки с краской. Пропитавшись ужасным запахом, он с садистским блеском в глазах говорил:
- Ну, мужчины сегодня могут остаться. Закончим с партами – покрасим потолок в туалете.
Макая валик в зверски вонючую краску, и катая им по потолку туалета, мне почему-то меньше всего думалось об этих предстоящих экзаменах. Ну, поставлю всем «трояки» – куда им больше? Разойдутся все, про школу забудут. Всё равно их судьбу уже не исправить ничем. Пацаны поступят в дубненское ПТУ или устроятся на завод «Промсвязь». А девки в лучшем случае станут работать на «Фарфоре Вербилок», а в большинстве своём, конечно, выйдут на Дмитровское шоссе и будут продавать свои пустозвонные тела проезжающим «клиентам» – любителям экзотики. Увы, это было и будет всегда.
- Ты сегодня какой-то смурной, - сказал Серёга, - всё об экзаменах думаешь?
- Да нет, просто мысли перевариваю
- Не грузись. Щас докрасим потолок, и пойдём искупаемся. Ага?
Я думал, что, пропитавшись химическими парами, войду в токсический транс и расскажу физруку про мираж, который видел вчера на берегу Канала. Но передумал – толку нет, всё равно не поверит. Поэтому я молчал, а мысли беззвучно ползали по моей черепной коробке.
Искупаться после такой экзекуции было, видимо, единственным способом вернуться в себя. С нами пошёл даже литератор Олег. Мы решили не стесняться, и поплавали голышом до противоположного берега и назад. Я снова встал, обсыхая, в ту точку, где вчера наблюдал явление. Облака над Темпами висели высокие – перистые. Практически штиль. Оглядевшись по сторонам, я вновь возрадовался проникновению в сознание красоты пейзажа. Моста, конечно, не было. Но великолепие какого-то прозрачного чувства заставляло расслабиться. Как же здесь всё-таки мило! Хотя ужасно бедно. И нищета эта стояла уже поперёк горла, укоренившись и злорадно усмехаясь.
Перед тем, как разойтись по домам, мы, естественно скинулись и взяли в сельском магазине «полторашку» клинского пива. А потом сидели на автобусной остановке и молча попивали, глядя на шоссе. Вдалеке по обочине ходила взад-вперёд разукрашенная чувиха – иначе не назвать. В чёрной мини и с распущенной шевелюрой. Она пыталась «застопить» иномарку.
- Галька Тузаева, - сказал литератор Олег, - в прошлом году у меня выпускалась. Типа, на работу вышла. Смотрите, чё там дальше будет.
- Ну-ну, - ответили мы.
Через две минуты Галька действительно остановила «Аудюху» характерным жестом. Быстро перемолвилась с водителем через открытое стекло и прыгнула на переднее сиденье. Машина рванула, блистательно показав преимущество полного привода, и скрылась.
- Что вы думаете, - продолжил Олег, - она за час столько заработает, сколько мы за месяц.
Мы только покивали головами. Что ж, каждому своё. Мы тут всякие институты заканчиваем, время тратим ради того, чтобы работать в какой-то сельской школе за гроши – да и те вовремя никогда не получаем. А ученицы наши – вот, пожалуйста – тачки ловят и зарабатывают, сколько нужно. И зачем их, спрашивается, в школе учить? Им это нужно?
*
В воскресенье я возвращался из Москвы. В те времена, чтобы выжить, приходилось ещё где-то подрабатывать. Серёга-физрук по выходным калымил на стройке дачи. А я в Москве в частной музыкальной школе вёл историю джаза. Конечно, раз в неделю – не ахти какие деньги, но зато всегда вовремя. Не задерживали неделями, как здесь. Тем более дорога до столицы была бесплатной. Почти все контролёры в электричках давно меня знали, поэтому чаще всего не приставали по поводу штрафа. Разве что чужие, в исключительных случаях.
Всю дорогу от Москвы до Дубны за 8 лет я изучил настолько, что с закрытыми глазами по характеру стука колёс мог определить, на каком километре находится поезд. Один раз даже выиграл пари. Заявил, что проснусь ровно под мостом МКАДа. И когда электричка проходила 15 километр (там расположена станция Марк), открыл глаза как раз под этим мостом, чем вызвал большое удивление у спорящих со мной пассажиров. Им-то невдомёк, что под мостом находится входная стрелка, и колёса вагона, проходя по ней, издают характерный звук, который я не могу спутать с другими.
Так что обычно я не волновался, что просплю свою остановку. Хотя и такое пару раз бывало. Это при особой гипер-усталости. Когда тяжёлые веки никак не хотели подыматься, а сознание находилось где-то глубоко. Если это случалось на последней вечерней электричке, приходилось всю ночь куковать в Дубне. Хорошо, что тамошний вокзал был тёплый. Ибо, выйдя поздно ночью на трассу Дмитровского шоссе, я убеждался, что попутные машины очень не желают меня подбирать, чтобы довезти до дома. Правильно. Я же не Галька Тузаева! Ей в этом деле проще.
В воскресный вечер колёса стучали, как обычно. Я дремал, облокотившись на свой дипломат. Вестибулярным аппаратом почувствовал выходную стрелку на станции Вербилки, затем огромную кривую: долгий наклон влево, а потом вправо. На прямой электричка разогналась примерно до 90. Колёса стали стучать в ровном темпе. Спать хотелось очень. Находясь в объятиях Морфея, я лишь каким-то седьмым чувством отмечал, что происходит вне организма. Прогрохотала станция Соревнование (опять же, название с того 1937 года), после неё – очередная кривая вправо, платформа Запрудня. Дальше дорога выравнивалась до абсолютной прямой. И вот минуты через три можно было открывать глаза, чтобы выйти в тамбур и покинуть электричку на темповской платформе.
Я почувствовал, как мы проскочили переезд у деревни Полудёновка. Машинист приступил к торможению. Но вот дальше произошло что-то необъяснимое! Если бы поезд принимался на первый путь, то можно было бы ощутить его поворот влево – то есть качнуло бы в правую сторону по ходу движения. Или же не произошло бы никакого покачивания – тогда состав остался бы на втором пути. Как говорится, третьего не дано. И вот тут я всем телом ощутил это третье, не удержавшись, чтобы не открыть глаза.
Во-первых, обнаружилось, что уже раннее утро – во все окна электрички светило солнце. Во-вторых, я действительно увидел в окошке, что электропоезд поворачивает направо и медленно поднимается вверх, оставляя станцию Темпы и всю дубненскую магистраль. В-третьих, я обнаружил, что в вагоне совершенно никого нет. Разве что в сторону последнего вагона пролетел помощник машиниста в синем пиджаке. Он промчался так быстро, что не удалось ничего спросить.
Я прильнул к окну. Станция Темпы с тёмно-зелёным вокзалом медленно удалялась. На платформе стояли немногочисленные люди. Их, по-видимому, не волновало, что электричка миновала станцию по непонятно откуда взявшемуся пути. У меня возникло очень странное ощущение. Куда мы едем???
Я метнулся к противоположному окну. Двигатели моторных вагонов заметно наращивали обороты. Дорога поднималась. Кроны большого леса постепенно уходили вниз. Мы вышли на уровень с макушками деревьев, а затем ещё чуть выше. Взгляду открылся никогда ещё не виданный простор. Казалось, что в ушах заиграла божественная музыка. Я смотрел во все глаза, удивляясь зрелищу своих родных мест с такого необычного ракурса. Наверно, так смотрят на землю летящие птицы. Спустя мгновение, высунув голову в раскрытое окно, я увидел, куда направляется поезд. Это меня поразило! Тело затряслось и принялось воспринимать исходящую оттуда энергию. Вместе с тем возникло похожее уже на пережитое чувство. Мы заезжали на тот самый мост, который я один раз увидел с берега Канала!
В раскрытое окно были прекрасно видны приближающиеся мачты и свисающие ванты из белого металла. Внизу переливалась голубой прозрачностью речка, шириной почти с Канал. Если бы не извилистые и явно илистые берега, то можно было бы её за Канал и принять.
«Вот оно что, - поразился я, - мост-то железнодорожный!» Его фрагменты загудели, когда электричка поравнялась с первой мачтой. Я с восторгом наблюдал, как мы пролетели над неизвестной мне рекой. Внизу купались какие-то люди. Возле берега стояла лодка. Оглядевшись по сторонам, я понял, что основное удивление ещё впереди. Оказывается, где-то в полутора километрах отсюда простирался ещё один такой же мост. И по нему шёл пассажирский поезд перпендикулярно нашему движению. Штук двадцать вагонов тащил дизельный локомотив. Я даже почувствовал на расстоянии запах солярки. Тот поезд миновал тот, другой мост и растворился где-то за лесом.
Мы останавливались. Я снова поменял позицию наблюдателя и перескочил к окну слева. Это была новая, неизвестная мне станция с низкой платформой. Четыре параллельных пути с достаточно ржавыми рельсами. Возле низкого бетонного забора были сложены деревянные шпалы, пропитанные креозотом.
Электричка остановилась. Я вышел в тамбур и огляделся через раскрытые двери. Станция неизвестная и вроде как даже заброшенная. В округе всё напоминало обычный посёлок. Хотя чем-то он казался необычным. И откуда он здесь?
На платформе стояло несколько человек. Почему-то они все улыбались. Их разговор меж собой содержал приятельский характер. Но улыбки каким-то чудом с лица не исчезали. Два мужика и пять женщин в платках.
Машинист опустил пантографы. Обычно это происходит на конечной станции, или же если подолгу приходится ждать встречного поезда. Я нерешительно спустился на низкую платформу – ведь нужно выяснить, что это за станция. Фантом какой-то!
За одноэтажными бараками виднелся тот берег реки, откуда мы приехали. Вернее, я один. Из электрички, как выяснилось, больше никто не вышел. Вдалеке был виден тот самый мост. Он и отсюда казался не менее грациозным. И совсем не такой, как Крымский в Москве. Высокий и узкий – как раз, чтобы уместилась по ширине железнодорожная колея. Второй мост, по всей видимости, загородила электричка. Я оглядел её снаружи. Старенькая «ЭР-2» с деревянными сидениями и полукруглой кабиной. Последний раз на таких я ездил лет пять назад, да и то далеко от Московской ж.д.
Когда устало прошипели цилиндры тормозных колодок, я приблизился к местным. Они всё так же улыбались. Создалось впечатление, что все они родились с улыбками, и чтобы сделать иное выражение лица, им нужно было сильно потрудиться. Они о чём-то безостановочно разговаривали между собой. Тихо и ровно. Меня изначально волновали два вопроса: что это за станция, и каким образом я, собственно, сюда попал? Не дождавшись паузы в их разговоре, я спросил, как называется этот посёлок. Люди ничуть не удивились и продолжили обсуждать свои проблемы. Только один из мужиков с лысой головой повернулся в мою сторону и произнёс:
- Яндекс, молодой человек.
По крайней мере, мне так показалось, ибо, ответив мне, он ни на секунду не отвлёкся от их общего разговора. Как можно было тут не удивиться? «Какой Яндекс? Причём здесь?..» - только и успел подумать я. В следующую секунду встречный локомотив резким протяжным гудком заставил меня отскочить от людей к электричке. Я даже неосторожно ударился тыльной частью ладони о ступеньку. Огромный пассажирский состав с едва различимыми табличками маршрута на вагонах загородил собой весь план.
- Эй, закричали мне какие-то грязные полураздетые пассажиры из плацкартного вагона, остановившегося прямо передо мной, - пойдём работать!
Я поднял голову и… увидел белый потолок своей комнаты. «Ну, ё-моё, как же так?» – возникла всегда своевременная в таких случаях мысль. Я лежал на спине возле дивана, оставшись на нём только ногами. Ладонь болела своей тыльной частью – падая, я задел деревянную спинку дивана. Плюс ещё язык прикусил.
- Работать пойдём, говорю, - говорила в форточку голова нашего физрука в бейсболке. Я поднялся. Подошёл ближе к его хитрым и слегка изумлённым глазам и, проморгавшись, простонал:
- Серёга, ты не представляешь, какой ты мне сон обломил!
*
Даже первую половину следующего дня я всё ещё не верил, что это был просто сон. Осталось какое-то чувство недосказанности. Появились определённые думки. В школьной библиотеке я долго смотрел на карту Подмосковья, как баран на новые ворота, дальним участком подсознания мечтая о том, что при моём доскональном знании каждого её миллиметра вдруг да откроется чего-нибудь доселе невиданное. А после работы специально прошвырнулся два километра от вокзала до переезда деревни Полудёновка и обратно, тщательно рассматривая каждый стык на рельсах. «Ну, где тут может быть стрелка вправо?» – думал я на обратном пути. Под ногами была абсолютно прямая дорога до самих Темпов. Разве что входной светофор издевательски смеялся красным глазом. Да откуда, в самом деле, здесь будет стрелка? Бред какой-то!
Однако в голове всё не затухали ощущения вчерашнего «путешествия». Как там всё-таки красиво! Свежий ветер в лицо, речка с тёплой водой, гудящие белые мосты, пассажирские поезда, и люди, которые говорят между собой и улыбаются. Там, похоже, жизнь беззаботная. Да ещё название, которое, как послышалось, сказал местный мужик. «Яндекс», почему-то. Причём здесь название одной из поисковых систем Интернета? Или же интернет тут не причём. А корни этого слова следует искать в финно-угорской фонетике? Латышской, например? «Я-а-андекс»! Нет, на балтийский акцент не очень похоже. Скорее всего, тут ни то ни другое не подходит. А может, мне просто послышалось, а тот мужик поведал нечто другое?
Стараясь такие мысли отодвинуть на задний план (хотя не выходило), я зашёл домой и попытался нарисовать мост в карандашной графике. Несколько раз приходилось напрягать кулуары своей памяти. Я изобразил бетонные быки, речку между ними. Свисающие цепи, или ванты, контраст между светом и тенью. Впечатляла лёгкость и гибкость конструкции. В то же время мне запомнилось именно ощущение крепости, мощи, надёжности. «Сталинский стиль», - мелькнула догадка. «Ну, не знаю, - попытался я упорядочить мысли, - может быть. Есть что-то общее с сооружениями нашего шлюза, например. Мощь какая-то есть».
Я оглядел рисунок на расстоянии вытянутой руки. Да, вроде, похоже. Сверху вывел слово «Яндекс».
Затем сложил листок с изображением вчетверо и сунул в карман.
*
Через месяц, когда преподавательские проблемы были решены, и красовался отпуск почти до сентября, я вновь в коротком сне побывал в посёлке Яндексе. Правда, пребывание в нём на сей раз произошло мимолётно – в считанные секунды.
Мне приснилось, что я расспрашиваю того лысого мужика насчёт местной жизни. Дескать, вот, вроде мы с вами земляки, а про ваш посёлок мне до сих пор ничего не известно. Не помню, что отвечал мне мужик, но он почти ни с чем не соглашался. Из его доводов мне дано было понять, что на самом деле никакие мы не земляки. «Вы там, а мы здесь». «А чтобы попасть к нам – даже не думайте об этом»… И хотя он по-прежнему улыбался, как в прошлый раз, было видно, что держится он на расстоянии. И другие люди, что медленно прохаживались по низкой платформе – тоже. Как будто не подпускали они к себе.
Не смотря на то, что сон был очень коротким, последнюю фразу мужика я всё-таки запомнил. Я разглядывал окрестности посёлка и стал говорить о речке, через которую проходят два железнодорожных моста. Почему-то в этом сне я был уверен, что это река Дубна. Показывая пальцем на мост, и как-то логично рассуждая, я ждал ответа на свои вопросы. Но тут мужик меня перебил и внятным голосом сказал:
- Молодой человек, это – не река Дубна.
И в то же мгновение я вылетел из этого сна, как пробка из бутылки. Проснувшись, потряс головой. В самом деле, какая может быть Дубна? Она, конечно, имеет место быть, но находится километров на девять восточнее. А Яндекс – примерно в двух километрах от Темпов.
Но… только во сне.
*
Наша школа имела собственную котельную. И котельщиком в ней работал некий тип, внешне похожий на бомжа. Было ли у него какое-нибудь настоящее имя – не знаю. Но все жители посёлка называли его просто Борода. Было бы странно, если бы при этом он не имел чёрной бороды во всё лицо. Глядя на его бороду, создавалось впечатление о подозрительности и богатом уголовном прошлом чувака, или же каком-либо чеченском следе. Поговаривали, что у него в гараже есть какой-то страшный агрегат, который и в воде не тонет и в огне не горит. Вообщем, много легенд можно было бы ему приписать. Разговор не о том. Факт, что в августе этот друган позвал нас с физруком за грибами.
- Пойдёмте, - сказал он, - такие места покажу. Одни белые!
Мы как раз были не особо загружены делами, так что согласились. Встретились возле дома Бороды возле школьной котельной. Пока он надевал сапоги, я взглянул в щёлку гаража и тут же подозвал Серёгу:
- Смотри, что у него есть!
Действительно, в гараже у него стояло что-то вроде бронетранспортёра. Четыре фары, угловатый корпус, окрашенный под «хаки». Раньше я таких, вроде, и не видел.
- Да, эта штука серьёзная, - сказал Борода, выходя из дома, - через любое болото пройдёт. Сам пробовал. И по Каналу плавал. Военная техника шестидесятых.
- А у тебя-то она откуда, - задали мы резонный вопрос.
- Да спёр, - просто ответил он и попросил к этой теме больше не прикасаться.
Места, в которые завёл нас Борода, были настоящими дебрями. Хватило получаса, чтобы я умудрился промочить в болоте сапоги, а Серый нацеплять на себя паутины – хорошо, что не энцифалитных клещей. Странно, что грибов обещанных нам особо не попадалось. В то же время сам Борода всякий раз выныривал из зарослей то с белым, то с подосиновиком. А сыроежки и прочую лабуду он просто игнорировал.
- Грибы находить – уметь надо, - говорил он, тем самым поднимая свой престиж перед нами.
Прошагали и напетляли мы много – в общей сложности километров семь. Один раз вышли на поляну, на краю которой прослеживалась околица Полудёновки. Затем проходили какие-то канавы, тракторные колеи, пометки лесничества. Впору было заблудиться. Но Борода был спокоен, как удав, только приговаривал:
- Щас ещё одно место грибное покажу – и вновь удалялся в трескучие заросли.
Часа через два мы приблизились к относительно большому длинному холму явно искусственного происхождения. Хотя он был весь заросший, угадывались ровные правильные очертания. Валдайский ледник четвертичного периода вряд ли оставил бы за собой такой прямоугольный след.
- Скажи, Борода, - спросил я, - ты тут наверняка всё знаешь. Что здесь такое было? Клад искали, или какие полезные ископаемые пытались разработать?
- Знаю, - сказал Борода и остановился, - это ни то, ни другое, что ты думаешь. Это – братская могила, между прочим. Когда Канал строили, зеки сотнями умирали. Вот их сюда свозили и в общей куче хоронили.
Да, признаться, я бы сам никогда бы не догадался. Борода продолжил:
- Тут товарищ Сталин в тридцать четвёртом году изрядно поглумился. Весь Канал наш «на костях». Строили быстро. Экскаваторы только-только начали поступать. А зэков много нагнали. У них же ничего не было: не только прав, даже имени. Только номерки. Как рабов использовали. Многие тут навсегда и остались. Сам понимаешь, какие тогда были условия.
Подумать только! Такой огромный холм – и, по сути дела, весь из человеческих тел. Ведь это население целого города. Если не города, то посёлка уж точно!
- А это и не единственная могила, - добавил Борода, - Канал-то длинный. Наверняка где-нибудь ещё есть подобные. Если хочешь, напомни мне на обратном пути, зайдём ко мне – я тебе фотографию покажу. Старинную. Тех времён. Как Канал строили.
- Хорошо, напомню.
Мы отошли от холма метров на сто. И тут в траве я увидел то, что совсем не ожидал. Я об него чуть не споткнулся. Рельс! Кусок ржавого рельса. Вот это да!
- Слушай. А это как сюда попало? До станции наверно километра два, не меньше.
- А, ну, это тоже, - ответил Борода, - была у них там, типа, узкоколейка. Может, какая вагонетка ходила. Стройка была большая. Почему бы рельсы не проложить? Так что всё было для нужд.
- А моста там случайно не было?
- Какого моста?
- Большого, железнодорожного. Ну, может, тут речка раньше протекала. А потом её это… Ну слово ещё такое. «Гидромелиорация» – типа этого.
- Насчёт моста ничего не слышал, - сказал Борода.
- А посёлок на этом месте не мог стоять?
- Посёлок, здесь?
- Ну да. Там – стройка, а здесь какие-нибудь бараки. И станция, например…- тут я понял, что всё мною озвученное вряд ли имело основания.
- Хрен знает. Маловероятно. Тогда бараки уж в Темпах строили. А эта железка… Не знаю, врать не буду.
Обойдя вокруг рельса, я ничего больше не обнаружил. Слишком всё заросло. И почва под ногами была небезопасная. Трясина, одним словом. Пришлось ретироваться, не взирая на полупустые корзинки. Много хороших грибов набрал Борода. А мы с Серёгой – так, на две сковородки. Из событий, которые произошли в тот день в лесу, можно отметить разве что улов кузнечиков Сергея-физрука. Огромные зелёные насекомые. Попав в плен, они выпускали коричневую жидкость и кусались. Достаточно ощутимо. Не для женских пальчиков.
Возвратившись в Темпы, мы долго ковыляли промокшими ногами по Дачной улице к дому Бороды. Вероятно, некоторые ученики нашей школы лицезрели нас из окон и ржали, поскольку мы имели неординарный вид. А может, и не придавали значения.
У себя дома Борода высыпал грибы из корзины в цинковое корыто. Вот «жучок» – набрал себе только белых и красноголовиков! Сказал:
- Отдохну чуток и стану чистить.
Затем он достал из холодильника запотевшую литровую бутыль с самогонкой местного происхождения и со смаком налил в три рюмки:
- Теперь и жахнуть не грех. Давайте. Забористая бодяга! У самой Стрельчихи беру, когда деньги есть.
После лесной усталости выпить хотелось. «Бодяга» оказалась типичным первачом. Серёгу чуть не вырвало. Но, вспомнив, что физкультурнику в идеале должно быть всё нипочём, он сотворил какие-то движения из гимнастики у-шу и через пару минут восстановился.
- Ты обещал показать фотографию, - напомнил я Бороде. В принципе, пора было уже отсюда сваливать.
- Да, о, забыл, - вытерев руки о занавеску. Борода вытащил из комода замызганную карточку. Алкоголь на него действовал быстро.
Посреди изображения виднелся огромный экскаватор на широких гусеницах. Самая первая отечественная модель. Большая стрела, ковш, повёрнутый ладонью в небо. Гидравлические соединения в то время ещё не существовали. Вместо них использовались тросы. На переднем плане – десяток рабочих с совковыми лопатами. Как будто позируют. Глаза, не предвещающие ничего радостного, в то же время на лице некоторых улыбки. Скошенные такие. Словно о чём-то сожалеющие. Но улыбки! Такое ощущение, что я их где-то уже видел.
Глядя на желтую от времени и хрупкую по своим физическим свойствам фотографию, мне на какую-то долю секунды показалось, что один из мужиков сильно похож на того лысого из моего сна. Там, в Яндексе, у него были сходные черты. И манера такая же.
Хотя, что может передать старая фотка 30-х годов? Очень всё это выглядело загадочно. Был там и дальний план. Несколько десятков людей с тачками и лопатами выполняли какие-то движения, исходя из которых, постепенно выстраивалось прямое судоходное русло будущего Канала глубиной около восьми метров. Почему до нашего времени дошло так мало свидетельств самой стройки? Не иначе, как их всячески пытались уничтожить, стереть и не демонстрировать будущему поколению. Пытались скрыть происхождение водного пути, который ещё сотни, а может и тысячи лет прослужит народному хозяйству целой Европы. Во всяком случае, мне подумалось, что даже после какой-либо всемирной катастрофы – метеорит ли упадёт, или Земля собьется с траектории, наш канал – Канал имени Москвы в любом случае останется самым крепким памятником того времени – начала 20 века.
Между тем Борода жахнул ещё пару стопочек. После чего Сергей показал жестом: пойдём отсюда. Мы быстро собрались, захватив свои грибы. Хотелось расстаться как можно проще.
- Ну, куда вы так, раньше времени? - зашамкал хозяин, выпуская пьяную слюну, - Я вам ещё кое-что покажу. Пойдёмте кур соседских стрелять. Во, зрелище!!! Вам понравится!
И Борода достал из терраски винтовку-воздушку. Его намерения были вполне понятны. Догнавшись до «заводного состояния», ему хотелось не терять перед новыми друзьями своего авторитета.
- Не, - ответили мы, - мы птичек любим. И убивать их не хотим. Пусть даже соседские. Так что пока!
- Ну, если не хотите кур, - совсем потерялся мужик, - поехали тогда на моём вездеходе кататься. Да я вам весь Канал избороздю! Когда ещё такое увидите? Ща, только солярки в бак залью…
- Не, Борода, ты уж лучше спать ложись. Лучше всё это завтра сделаем. Хорошо?
- Да вы чё, пацаны? Меня за своего не уважаете?
Мы с Серёгой незаметно ушли. И последнее, что увидели в окне, обернувшись, это как одинокий бородатый человек с никчемным лицом, потерявшем все надежды, опустился задницей на стол и медленно лил себе в стакан из литровой бутылки. Мне даже показалось, что он плачет. Но, спустя какое-то время, я отнёс это к излишней своей эмоциональности.
- Интересно, - спросил я физрука, - а Борода полностью коренной житель? А предки его кто?
Серёга ответил:
- Да это, блин, никто и не знает.
*
Настало первое сентября. Школьники вернулись с каникул. У меня классного руководства не было – не захотел. Так что спокойно встречал ребят и просто здоровался с ними. А Серёга-физрук и Олег-литератор проводили свои классные часы. Затем, отпустив после обеда свои классы, и, вполне кстати, взяв во два литра на каждого клинского пива, мы заперлись в спортзале, и, сидя на мягких матах, стали делиться впечатлениями от летнего отпуска.
- Да, коллеги, - сказал литератор-Олег, - со мной такое этим летом произошло! Смотрите, седые волосы появились.
И он рассказал такую историю, которую хочется поведать от первого лица.
- Побывал я в гостях у своего однокурсника Димки Цыкалова. Мы с ним не только на одном курсе учились, но и в общаге вместе жили. Так его распределили в Серпуховский район – 200 километров южнее отсюда. И вообщем я у него недельку погостил. Блин, чё там было…
Деревня, где он живет, называется Кудаево, а преподавать он ездит на «Москвиче» в соседнее село. По всему этому району протекает речка Нара. Блин, там такие места, явно с какой-то нечистой связаны. Там этих баек – просто немерено.
Как Димка меня встретил – дня три мы из запоя просто не выходили. В местной кафешке у него знакомая чувиха работает. А вечером обычно заходят местные бабки и всякие страсти говорят. Типа, есть там поверье, что в какой-нибудь неурожайный год ходит по полю существо вроде козы. Белая. Страшная. И на двух ногах. А передних – просто нет! Все её боятся, и поймать не могут.
Сидим, бухаем с девчонками. И они после таких баек говорят:
- Не вздумай нас одних отпускать. Там сегодня точно коза за нами охотится. Мы отсюда никуда не уйдём. Хоть убей.
Так и ночевали.
На третий день бодуна в кафешку залетела птица. Большая, типа вороны. Сам я был с похмелья, но видел, как Цыкалов её поймал, потом открыл дверь и вскинул вверх. А ворона не полетела вверх, а упала на землю и поползла в кусты, как кошка. Блин, это была не птица. Возможно, действительно, пьяный глюк.
Но то, что случилось в последние дни моего пребывания на Серпуховской земле, до сих пор не представляет никакого объяснения. Вы только поверьте, что всё это правда было. Никакого обмана.
Мы шли абсолютно трезвые(!) с Димкой и бабой Машей из Кудаево в соседнюю деревню. Дошли до речки, и вспомнили, что бидон забыли. Им там понадобился зачем-то. Они вернулись. А я остался на берегу, чтоб туда-сюда лишний раз не мотаться. И минут 15 их ждал. А рядом возле речки сидели два мужика. Один молодой, другой постарше так, намного. Сидят, разговаривают тихонько. Ну, я тоже подсел к ним поближе. Спрашиваю, как, мол, у вас тут житьё-бытьё. «Да так, - отвечают, - помаленьку». «А рыба здесь какая-нибудь водится?» Они говорят: «Мы не знаем. Мы давно тут не были».
Потом тётя Маша мне что-то закричала. Я обернулся, смотрю – она с бидоном уже идёт. Встал, пошёл навстречу. А когда на мужиков голову повернул – блин, только поверьте, не вру. Они, так быстро, взяли и рассыпались на мелкие точки. И исчезли. В натуре, рассыпались. Вот, как в кино. У меня сразу волосы поседели.
Потом я у местных бабок спрашивал. Они говорят, что вполне реально то, чего я видел. Оказывается, три года назад здесь два тракториста утонули. Похоже, что это они и были…
Вот такую историю рассказал литератор Олег.
*
Начало учебного года ничем особым не отличалось. Парты, которые мы старательно всем педколлективом красили во время каникул, через месяц снова блистали нецензурной графикой. Учеников стало ещё меньше, особенно в младших классах. По какой-то причине отменили сменную обувь, и, словно от какой радости, паркетный пол и даже некоторые стены покрылись чёрными полосками. То, что некоторые дети умеют ходить по стенам – не для кого не являлось секретом. Техничка была очень недовольна.
Бабье лето в Темпах пролетело быстро. Лишь приятные воспоминания от пары солнечных дней, когда с великим упоением можно было посидеть с удочкой на берегу Канала. Это одно из красивейших времён года. Никогда так контрастно не блестит вода, и не отражаются белокаменные башни шлюза с могучими изваяниями. А кругом сплошное золото осенних берёз на фоне неба. Работники шлюза постепенно готовились к закрытию навигации. По сути дела, у них в году два важных праздника: открытие навигации, и её закрытие. В подобные сезоны здорового громилу Ваську Медного можно было не только увидеть праздношатающимся, но и унюхать его за версту. Он, как и многие другие работники Гидроузла №2, в корне отличался от скульптурных мужиков на башнях шлюза, которые «ваще не пьют». Годами сложившаяся местная традиция, можно сказать.
А вот на железной дороге произошли заметные изменения. Сокращения МПС коснулись и станцию Темпы. Поскольку общий товарооборот на дороге сократился, некоторые промежуточные станции перестали себя оправдывать, и было решено их редуцировать в платформы. На нашем направлении такая участь постигла Власово, Лебзино, Драчёво, Бубяково, частично Соревнование и Орудьево.
И вот в один прекрасный день я обнаружил, подходя к Темповскому вокзалу, что первого пути больше нет! У меня аж слёзы чуть было не навернулись. И когда они успели? От первого пути остались только следы от шпальных выемок, да следы от гусениц бульдозера. Сработали чисто – демонтировали и рельсы и шпалы. Невостребованно и обиженно смотрелась контактная подвеска с бетонными столбами. Для тихого провинциального посёлка, где жизнь протекала со своей неизменяемой скоростью, это событие! Станции Темпы больше нет. Есть только один путь, вокзал и платформа. И электричка здесь больше никогда не задержится на пять минут, чтобы пропустить встречную. И входные светофоры, получается, больше не нужны. И больше я никогда не услышу скрежет колёс на стрелках, потому, что стрелок больше нет. И тётя Марина никогда не будет выходить из вокзала с жёлтым флажком, а когда темно - с фонариком, встречать товарняк или дубненский экспресс – потому, что всё это бывает только на станциях. А станции Темпы больше нет! Есть только одна однопутная магистраль и одна платформа.
Через день аннулировали должности начальника вокзала и дежурного по станции. Через неделю в Темпах исчезла билетная касса. Через две недели окна и двери наглухо забили досками. Через три недели местные любители цветных металлов скрутили провода контактной подвески (там почти одна медь), и сдали в пункты приёма. Через месяц разбили окна, выломали двери, закоптили потолок и превратили вокзал в типичный урловский общественный туалет – приют для бомжей.
*
Грязная дождливая осень была тягостной и противной не только снаружи. Мне казалось, что с наступлением неблагоприятной погоды внутри меня тоже что-то поменялось. Отношение к происходящей жизни стало другим. Нет, посёлок Яндекс мне больше не снился, хотя, наверно я часто мечтал об этом. Ведь всякий раз, просыпаясь после волшебно сна, где и трава зеленее, и речка прозрачней, и мосты (ну, это отдельный разговор), вообщем, просыпаясь после таких видений, мне было легче и приятней воспринимать ту действительность, что меня окружала буднично с утра и до вечера. Часто, находясь либо на берегу Канала в паузе между дождями, либо под крышей вокзала с бутылочкой пива, глядя на шелушащуюся краску стен, меня посещали какие-то мрачные думки. Я думал о посёлке Яндексе, который был где-то там – я мог показать примерное направление – но казался недоступен из-за стены дождя, холода, осеннего тумана. А скорее всего просто находился в другом измерении. Ведь нет же до сих пор строгого определения, что такое сон!
А ещё тот недавний рассказ Олега-литератора, который сам видел, как фантомы из другой реальности в определённых случаях имеют возможность быть рядом со сферой наших ощущений… Всё это смешалось в периодические размышления, которые просто иногда возникали, не пытаясь найти выхода. И не с кем было поделиться.
Я даже иногда думал: «А как они там? Ну, пусть я этих жителей пару раз видел во сне. Но интересно, у них происходит там смена дня и ночи? Что меняется в течение сезона, и есть ли он там? Не могут же они постоянно ходить по низкой платформе, улыбаться и встречать какие-то фантомные поезда. Происходят ли там иные события?»
Может быть, этот бесконечный дождь мне и шептал ответы на вопросы. Может, что-то подсказывал. Но для расшифровки его действий трудно было найти переводчика.
Случайно возле магазина я разговорился с нашей медсестрой Ольгой. У неё не было зонта. Я раскрыл свой. Оказалось, что она спешит на приём к тяжелобольному. Судя по её словам, которые имели обыкновение сыпаться со скоростью хорошего дождя, она «батрачила» не только у нас в школе, но и в поселковой поликлинике. Поэтому её «всякая собака на улице узнаёт». Почти вся промокла – только сумка с медикаментами надёжно защищена. Хорошо, что я ей попался с зонтом.
- Если не сильно спешишь, проводи меня, - сказала она.
- А далеко?
- Да нет. Не очень.
Оказалось, в самый край Советской улицы. То есть, нужно перейти «железку», и оттуда ещё полкилометра. «Да ладно, какие проблемы, - подумал, - в такой дождь, что для девушки не сделаешь? Тем более, и не спешу пока никуда».
- Кто хоть там живёт, на самой окраине? – спросил я, кода мы шли по грунтовке, и вода с зонта скатывалась в ботинки – как ни защищай.
- В основном, пенсионеры. Ты не волнуйся. Я только один укольчик одному дедуле сделаю, а потом тебя отпущу. Это ж надо – зонт не взяла!
- Да, всё в ажуре, - ответил я, - раз пошёл, так провожу тебя до конца.
Лачуги в конце Советской улицы были построены – словно по убывающей. Я здесь бывал крайне редко, разве что в детстве пару раз. Но всё это было давно и неправда. И только сейчас обратил внимание. Как тут жить пенсионеру? Окраина. Дальше лес и болото. До магазина – больше версты. Экзотика, блин, в таком смысле.
Ольга не на секунду не умолкала. Говорила всё про своих пациентов: детей из нашей школы, которые всюду ищут себе приключений, чтобы посадить себе занозу; и бабулек-пенсионерок, которые «достали её уже» своими жалобами в поликлинике.
Дом, к которому мы подошли, был один из самых последних. В том месте уже трудно было различить улицу. Насыпь грунтовой дороги закончилась задолго до этого. Три последних дома – эти хибары – с великим трудом можно было принять за жильё. И, чтобы не утонуть, путь к ним был проложен по раскидным доскам. Нас встретила худющая бабка лет под 90. Она с очень тихим, видимо, внутренним плачем, бросилась к Ольге, как к последней спасительнице, мол, выручай, родимая, с Валеркой совсем беда. Я уже после такой встречи почувствовал что-то неладное. В районе позвоночника назрел неприятный холодок. «Тяжелобольной» - по устам медсестрички Оленьки, это было слишком мягко сказано. Оказывается, старик просто умирал. Неизбежно. Одной ногой, можно сказать, он уже был «там». Я хотел было спросить, дескать, что за укол ты хочешь ему впороть, но вовремя остановился. Не люблю я подобные темы.
- Знаешь, Оль, давай я тебя на улице подожду.
- Нет, - с неожиданностью сказала женщина – жена умирающего, - Вы, пожалуйста, тоже зайдите. Если что – поможете. Не откажите.
Блин, после этих слов я как-то невольно почувствовал нехорошее, хотя старался не подавать виду. Всё было непривычно. «Ещё немного, - думал я, - и увижу, как человек бьётся в предсмертной агонии, рвётся, кричит, брызжет пеной. Таращит глаза без зрачков». Что-то не очень мне хотелось на это смотреть.
Я зашёл в тихую комнату с тусклой лампочкой вслед за Ольгой и старухой. Сверху в углу горела лампада. Он лежал как раз под ней, завёрнутый в серое тряпьё. Бабка всхлипнула – я в очередной раз передёрнулся. Ольга распечатала свою сумку, бросила на меня взгляд, типа: не волнуйся, это не в первой. Быстро вскрыла ампулу, набрала половину ёмкости шприца. И всё это она делала молча, не сотворив лишних движений.
- Ну, как ты, Валера? – ещё досадней спросила старуха, беспрерывно вытирая себя платком.
Он не ответил. На морщинистом лице не было даже следов пота. Тёмные глаза медленно осматривали потолок. Я не знаю, что за болезнь скрутила этого человека, хотя если приплюсовать возраст… Но, глядя на его спокойное лицо, не похожее на лицо умирающего, я заметил, как постепенно уходит страх, уступая место какому-то другому чувству. Дрожь просто исчезла.
Когда Ольга всадила деду Валере укол, я представил, как инъекционная жидкость продвигается по кровеносном сосудам к сердцу. Представил, как заросший за долгие годы мотор принимает в свои отделы новое вещество, затем толкает его к атрофированным органам. Как они воспринимают бесполезные стимуляторы? Есть ли живые чувства этих органов? Есть ли хоть какой положительный результат? В самом деле, можно ли на мозг капать лекарства, если мозга уже нет?
Приблизившись к этому человеку, я почувствовал, что остальные два существа как-будто постепенно отходят на задний план. Они что-то спрашивают, прощупывают пульс пациента. Умирающий не отвечает. В то же самое время он шепчет своей мёртвой мимикой. Ещё немного – и я услышу эти слова. Глаза смотрят в одну точку. Губы, как камень, мертвы. Дыхание почти незаметно. Он беззвучно ведёт рассказ. При неподвижном лице я ощущаю его голос. Голос человека, который описывает то, что где-то там он видит. Нет никакой старости. И страха тоже нет. Полный простор! Радость чистого неба. Ветер, тёплые дуновения воздуха. Посмотри вокруг! Разве ты не чувствуешь, как твои крылья соскучились по настоящему полёту? Как можно не летать, если тёплые потоки приятно упираются в сильные конечности! Раскрой их! Взгляни, наконец, как простираются под тобой твои родные края! Брось лопату! Ты уже построил ЭТО! Солнце величаво отражается от зеркальной водной глади. Там вдали тебя ждут такие же, как ты. Ещё немного, и они примут тебя в свою стаю, как самого долгожданного. Осталось немного. Нужно только перелететь через нашу красивую реку без названия. Видишь, мост уже близко. Белые опоры со свисающими цепями сделаны не просто так. Тебе нужно пролететь над мостом. Почувствуй, как это здорово. Люди возле реки кажутся тебе совсем маленькими. Поверни немного вправо. Впереди – ещё один похожий мост. Не удивляйся. Ближе, ближе к нему. Там тебя встретят. Что ты видишь на горизонте?
- Вижу вдалеке ещё один мост. Хотя, может, это странно…
- Ничему не удивляйся. Всё видишь верно. Мостов может быть и два, и три, и больше. Это смотря какой ты человек… Но тебе уже достаточно. Там, внизу тебе призывно машут шапками люди на платформе. Спускайся. Деревянные крыши. Чёрные бараки. Забор. Станция. Шпалы. Люди. Улыбки. Видишь надпись на их маленьком вокзале? Это Яндекс, молодой человек. Предел твоих мечтаний! Да, ещё: не подумай, что, если попал сюда, то нет дороги обратно. Есть. И наши иногда к вам заглядывают. Только нужно знать, как это делается. У вас там грубостей и зла больше, чем здесь. Так что наши редко к вам заходят. Но если вдруг увидишь – смотри, не напугай. Мы – существа очень ранимые.
И постепенно яркий провал. Чёрная дыра. Всё.
*
- Отошёл? – спросила Ольга-медсестра, выбрасывая в урну разовый шприц, - Ладно, ничего страшного. Бывает со всеми.
Мои зрачки, точно под влиянием подстроечного резистора, включились и стали воспринимать действительность. Я лежал на кушетке в школьном медпункте. Кажется, уже был следующий день. И такое ощущение, будто только что приземлился на самолёте. Похожие чувства, как испытываешь в аэропорту после посадки.
- Я сперва подумала, что ты бухой, - сказала Ольга, - от тебя пивом слегка разило. Но вроде не так, чтобы в анабиоз впасть. А значит – старикана этого испугался. Это бывает. Нервишки подкачали. Ну, извини, не знала, что ты такой восприимчивый. Знала бы – не взяла с собой.
- А кто меня сюда притащил? – спросил я, приходя в себя.
- Сам пришёл. Просто не помнишь ничего. Ты только ноги переставлял. На перекрёстке Вокзальной и Советской физрук и Борода помогли. Ты такой бред нёс! С ума сойти!
- Какой бред?
- Не помнишь? Говорил: «Вижу мост, вижу ещё мост». Через реку какую-то хотел перелететь. Кружил над посёлком. Кричал, что тебя там ждут. Что тебе приспичило по мосту походить. Ты чё, фильмов насмотрелся?
- Да нет. Телевизор не очень уважаю. Особенно за последнее время.
- Ну, значит, переутомился. Такое тоже бывает. А может тепловой удар. Там, в избе, душно было. Симптомы очень похожие.
Я приподнялся над кроватью, случайно заметив, что в кармане рубахи есть что-то бумажное:
- Слушай, а название этого посёлка я не говорил?
- Не, названия не говорил. Просто бред нёс какой-то.
- А про мост, не можешь вспомнить, что говорил?
- Ну, то, что мост видишь красивый. Железный типа. Светлый такой.
Я достал из кармана листок, сложенный вчетверо, про который забыл аж с весны. Развернул. На нём был нарисован тот самый мост в графике, какой только смог изобразить своё видение. Сверху было загадочное слово, обозначающее в моих снах название несуществующего населённого пункта.
- А что такое Яндекс? – спросил Ольга, увидев бумажку.
- Да так, это поисковая система в Интернете.
- Странно, - произнесла медсестра, вдруг переключившись со своего щебетания на задумчивый вид, - это очень похоже на то слово, которое дедуля перед смертью сказал.
- Так он всё-таки умер? – спросил я.
- Ну да. Завтра хоронят. А ему всё равно ничего бы не помогло. Возраст… А укол – это так, обезболивание. Он в конце глаза закрыл и как-то так сказал: «Яндекс». И всё, отключился. Странно, да?
Я вышел в школьный коридор. Встретил физрука Серёгу, который пожал руку и спросил:
- Ну, как ты, отошёл?
- Да, я в поряде. Можно дальше бухать.
После этого я ещё спокойно провёл четыре урока «на автомате». И даже шутил, когда это было к месту.
Но по дороге домой я невольно подумал обо всём этом происходящем. Уже полгода всё это находилось где-то рядом. И назревал какой-то творческий вывод, что, если там где-то есть этот Яндекс, то он представляет собой «посёлок мёртвых». Единственное, что смущало по своей логике, это слова, которые возникли тогда в моём «провале»: «Не думай, что нет дороги обратно. Есть. И наши иногда к вам заглядывают. Увидишь – смотри, не напугай. Мы – существа очень ранимые»…
Вообщем, мистика сплошная.
*
И последний раз я столкнулся с этим явлением зимой, когда катался со школьниками на лыжах. Хотя «столкнулся» – это слишком. Так, прикоснулся на мгновение.
Серёга-физрук предложил:
- Пойдём с нами. Я седьмым классам буду технику спуска и подъёма показывать. Ну и ты поможешь. Эстафету какую-нибудь проведём.
Я с радостью экипировался. Залез в лыжи, которые подошли по размеру. Мы перешли шоссе и взобрались на холм. Тот самый искусственный холм – берег Канала, откуда просматривалась вся панорама посёлка Темпы. Канал не замёрз, хотя по самой кромке возле берега простирался тонкий лёд.
По холму на 500 метров в обе стороны – к шлюзу и от него – мы сделали хорошую лыжню для эстафеты. А на том пятачке, где летом я любил купаться, слегка утрамбовали снег на склоне. Серёга стал показывать технику спуска. Ребята следовали его примеру. Съезжали, падали. Смеялись, если у кого-то что-то не получалось. Было весело.
Я, несколько раз спустившись, в очередной раз взобрался на холм. Отдышавшись, поднял голову к горизонту. И на моих глазах снова взошло солнце, и в моей знакомой точке возник-проявился мост! Он выглядел так же, как прошлой весной. Я почувствовал, как засветились собственные зрачки.
- Ребята, смотрите туда. Что-нибудь видите?
Несколько учеников подъехали на лыжах и посмотрели в ту сторону, куда я показывал рукой.
- Ну и чё там? Облака, что ли?
- Облака – да. Но рядом с облаками ничего не видите?
- А что там должно быть? Ну, лес, небо.
- Мост не видите?
- Вы что, Сергей Саныч! Нет там моста никакого. Как будто сами не знаете. А, это прикол, что ли?
Затем я позвал физрука:
- Серёг, и ты там ничего не видишь?
Он посмотрел на меня, как на идиота. Потом только пожал плечами и сказал:
- Да не, это просто облака так построились. Вот тебе и кажется. А так, с фантазией у тебя всё в порядке.
Я ещё раз посмотрел на мост. Он блеснул напоследок своей красотой и, словно на что-то обидевшись, неспешно растаял, оставив после себя лишь лес и облака. Больше я его никогда не видел.
*
Лето. Родина.
Наверно, у каждого человека есть такое место, куда можно явиться в определённый момент, чтобы скинуть с себя моральную усталость, отдохнуть и зарядиться новыми силами. Когда голова трещит от нескончаемых проблем, и положение кажется безысходным, мы волей-неволей приходим сюда, где над тёмно-синей гладью воды простирается закат тяжёлого дня. Солнце, не спеша, садится за край недалёкого леса, и хочется верить, что с ним уходит всё лишнее, злое и ненужное. И вместе с тем появляется ощущение, что счастье где-то рядом, может быть здесь, на берегу, кроется возле камышей или среди кувшинок, притаившихся внутри водного бархата. О чём это я?
Да. О своём. В это место я попал в вечернее время, изрядно намотавшись за день. Весь в заботах. Голова гудела от напряжения. Душа искала выхода. Поэтому колёса велосипеда сами вынесли меня к очень тихому и доброму месту. Здесь, на небольшой заводи, по ту сторону шлюза нашего Канала, почти никого не было. Лишь в тени кустарника у самой кромки воды молча сидели два рыбака. И редко-редко рядом с ними слышались всплески от поплавковых удочек и играющих в свете заходящего солнца окуней и подлещиков.
Я отошёл от рыбаков метров на сто. И замер, оттого, что голову стали посещать приятные светлые мысли. Источник рыжего света находился прямо на том берегу. Солнце трогало краем своего диска макушки берёз. А ребристые волны заводи играли с его отражением. Думалось, что они живые. От отраженных бликов порой хотелось зажмуриться. Нежный воздух августа ласкал каких-то насекомых. Они кружили роем над прибрежными лопухами. А между листьев кубышек ещё шныряли довольные водомерки.
Я знал, что где-то здесь живёт то ли ондатра, то ли выдра. Но в тот вечер она не показалась. Тишина и спокойствие заводи привлекали многих птиц. В прошлом году на телеграфном столбе возле шлюза свил гнездо аист. А уж грациозные чайки здесь всегда считали себя хозяевами. Парили и пикировали на воду, чтобы захватить рыбу, молча – видимо, боясь нарушить тишину вечера.
Вот с такими мыслями я стоял на берегу, прислонившись к стволу берёзы, и смотрел, как солнце медленно уходило за деревья противоположного берега. Потом перевёл свой взгляд вправо, на дамбу. Оказывается, я был не один.
Не дамбе находилась незнакомая девушка. Она устанавливала на штатив фотоаппарат. (Я сначала подумал – нивелир. Это вечером-то!) Вероятно, фотокорреспондент. А может просто для себя. По её действиям, я понял, что девушка ловит момент, чтобы запечатлеть его на снимке. Я подошёл к ней, тихо поздоровался. Объектив её камеры был направлен на солнце. Мне это показалось странным, поэтому я сказал:
- А у Вас ничего не получится.
Она сделала удивлённые глаза:
- Как это не получится? Почему?
- Потому что снять закат невозможно. Или плёнка засветится, или выдержка будет не та, и снимок получится тёмным.
Тут она улыбнулась:
- Да что Вы говорите! Я уже не первый год этим занимаюсь. А чтобы ничего не засветилось, у меня имеются специальные фильтры.
Я кивнул, дескать, если фильтры – то это совсем другое дело. Мы молча постояли ещё минут десять. Я представил, каким красивым может получиться снимок. Ребристая гладь воды, тёмный берег, солнечное отражение. Хотя в натуральном виде, без сомнения, всё смотрится сильнее. Никакой фотоаппарат не передаст вечерний аромат воздуха, не передаст ласковые всплески воды, не передаст странного приятного настроения может даже из-за того, что эта девушка рядом. Невольно всплыло из памяти: «…наши к вам иногда заглядывают. Только нужно знать, как это делается. Если вдруг увидишь – не напугай. Мы – существа очень ранимые».
Блин, я даже обалдел от внезапного наваждения!
- Здорово, правда? – спросил я, имея в виду красоту самого вечера.
- Ещё бы, - ответила она, показав свою замечательную улыбку. Снимки были сделаны, и девушка принялась собирать штатив. Я попрощался и стал медленно удаляться от этого прекрасного места.
- А Вы ещё завтра приходите, - услышал я за спиной, - знаете, какой тут бывает рассвет! Когда солнце только-только поднимается, здесь такой туман живописный! Приходите, увидите.
- Конечно, приду, - пообещал я.
Мой велосипед шуршал колёсами по тропинке, а с лица никак не могла сойти добродушная улыбка. Я искренне хотел завтра ранним-ранним утром вернуться по этой же тропинке к этому месту. Чтобы посмотреть туман, ощутить ногами прохладную росу и непременно встретиться с прекрасной незнакомкой. И от этих мыслей было весьма хорошо.
Декабрь 2004 – апрель 2005.