Жэде проснулся под мостом.
Луна была. Было и еще что-то неясное, но это неясное никак не хотело не то, что бы протиснуться в прищуренные глаза, а скорее, не желало разместиться в сдавленной спазмом голове.
Луна белесым бельмом нависла вокруг. Где находилось неясное Жэде разобрать не мог, казалось, оно было везде.
От моста пахло дохлой рыбой и рекой. Жэде поднял голову. Вместо реки мерещилось поле. Поле было огромным и над ним летали рыбы. Рыбы грызли акацию и окраину луны. Луна стала рябой, недолго поогрызалась и сошла на нет. Неясное продолжало вибрировать. Поймать его не удавалось. Жэде встал на корточки, завыл по волчьи. По мосту зацокали копыта, загромыхали деревянными ободьями колеса повозки. Дородные бабы, свесив ноги, болтали пятками и заунывно пели обо всем белом на свете. Голову стянуло обручем. Жэде суматошно взвизгнул, плюхнулся в воду. Акации зацвели. Рыбы подхватили песню про короткую дорогу рабов с красными глазами на пути из дальних провинций в Рим.
- Бывает же такая река, вся в акациях, - подумал Жэде.
Старый мост покачивался на ветру. Сваи жалобно заскрипели. Жэде затряс головой, неясное разлетелось по окрестностям со страшным скрежетом.
Наступило утро. Рыбы рухнули в воду. Испуганные сваи тронулись по каменистой дороге к старой гавани. Акации надели робы из высохших листьев и склонились к подножию красной, глиняной горы.
Жэде проснулся. Луны не было. Кругом было что-то неясное.