Красное небо, cерые скалы...

Зинаида Александровна Стамблер
Всем учителям.
С любовью и благодарностью.



– Ты всё знаешь?

– Да.

– Про меня, про всех и про всё?

– Да.

– Ты – Бог?

– Если исходить из твоих и даже из моих представлений, скорее, нет, чем да.

– Ты – ...что-то нехорошее?

Вы когда-нибудь слышали внутри себя смех, шелестящий неразвернутыми самолётными леденцами? Я тоже раньше не слышала. Очень заразительно. Отсмеялось, осыпало сладкими искрами и прозрачными фантиками...

– Ангел?

– Иногда. Приходится.



Уже довольно давно я знаю, что он у меня есть, мой учитель. И что это – я сама, только через пространство и время. Когда никакой закреплённой за сутью внешней формы – а я в уютной бесконечности под мелодии звёздных дождей сочиняю новые миры.

С тех пор, как я настоящая услышала себя будущую и стала себе учителем, мне живётся значительно веселее. Ну, вроде того, как в «Дневниках Иона Тихого» Лема, я – сегодняшняя, я – завтрашняя, а учитель – я послезавтрашняя. Только то послезавтра, из которого я пришла к себе в сегодня учителем, так далеко во всех смыслах, что не хватает ни смелости, ни духа представить.

Мне сразу понравилось с ним разговаривать. Ещё бы – кто хоть раз слышал учителя, всегда отличит сказанное им. Из-под крана льётся нечто хлорированное, а от учителя – вода небесных ключей. Это я так считаю. Но мне ведь и не надо ничего никому доказывать. Не может один человек научить всех людей. Но каждый человек может научить чему-нибудь самого себя.

Мои вечера стали восстановленными премьерами мистерий, драм, комедий, фарсов... Выживание, нескончаемая борьба идей, происхождение видов, космос, магия чувств и магия мысли. Стоило только задать вопрос – ответ проявлялся в цвете, звуках, чувствах и ароматах.

И, конечно, я не могла не спрашивать о Нём. И сразу воздух в моей кухне начинал потрескивать и насыщаться солнцем.

Часто я видела Его сидящим в лотосе на серых скалах Кумранской пустыни. Маленькая фигурка на фоне красного неба. Кожа высохла и потемнела, волосы выцвели, глаза запали и помутнели. На Его теле множество шрамов, от одежды осталось несколько ветхих полос.

Трудно не зависеть от тела, даже если ты – Сын Своего Отца. Потому что тело у тебя – человеческое, да и слабости тоже. Потому что та высота, что досталась тебе от Отца, на неё ещё предстоит вознестись.

Если бы не Свами*, было бы тяжелее. Это Свами учил Его в Индии превозмогать боль, нетерпение сердца, голод и жажду, жару и холод. И Он учился, постепенно обретая свободу от всего того, за что люди цепляются из последних сил, чем дорожат превыше всего.

После крещения в Иордане Он ушёл от всех на 40 дней. Зачем? Может, чтобы понять, только силой вдохновенной любви и сострадания совершаются чудеса. Людьми. Для людей. Вот почему Он не создал себе оазиса в пустыне, а позже не избавил себя от смертных мук и предательства. Он не мог сам спасти себя, как не могут спасти себя сами все те, кто гибнет от ненависти и нелюбви.

Страшнее всего было одиночество. Никакие молитвы, казалось, не достигали цели, повисая на ресницах едкой пылью. Неужели Господь Всемогущий не слышал? Как не услышал Сына Своего в Гефсиманском саду, как не услышал Его на кресте? Как не слышал и не слышит мольбы бесчисленных сыновей – песчинок в гигантской пустыне. Распятых, сожжённых, взорванных...

Искушения. Вы поверите, что самое тяжкое искушение – искушение безответностью? А Он проверил. Он звал и звал – голос давно превратился в шум ветра, слезы – в пыль, а отчаяние – в пепел. И ничего, ничего в ответ. Даже тишины. Потому что в пустыне всегда ветер, вой шакалов и гомон хищных птиц, потому что скалы всегда говорят с вечностью на змеином шёпоте шорохов.

И Он понял. И перестал открывать в беззвучном крике рот. Он больше не ощущал себя песчинкой – Он стал песком. Его дыхание приобрело глубину, легкость и мощь. Это была пустыня преображений.

Тот, кто стал Спасителем, не мог не думать о спасении. Каждого и всех. И Он увидел в своей пустыне, как Господь создавал этот мир, как доверил его человеку. И Ему открылось: этот мир будет таким, каким творим его мы. Своими руками, мечтами, словами, желаниями, чувствами. Если мы наполним его страданиями и насилием – это будет мир скорби. Это будет мир радости, если мы наполним его своей нежностью и заботой, своим теплом и добротой.

Мы станем совершать и допускать зло – и ругать Отца: как Ты мог позволить такое, почему не отвел беду? Мы станем исполнять любовь – и благодарить: спасибо Тебе, Господи... Мы будем беспомощны перед малым и велики перед громадным. Мы будем такими, какие мы есть. Но чудо не придёт откуда-то сверху. Только изнутри. Как шелест самолётных леденцов. Потому что Отец изначально вложил в нас способность к чуду, способность к любви, способность к творчеству. Способность и потребность.

Одиночества нет. Потому что – подобно тому, как в природе каждая травинка, каждая капля отзывается на травинку и на каплю, сливаясь в зелёный ковер, в синее море – всё, что исходит от нас, из нас, отзывается в мире. Каждая мысль, каждый звук, каждое движение. Нужно только учиться различать и находить эти отклики, дорожить их родством, копить их богатства и обязательно, непременно быть счастливыми.

Улыбка смягчает Его лицо. И ответная волна невыразимой радости поднимается в сердце. Через время и пространство. Множество волн встречаются, перекрывают друг друга, возвращаясь с новой силой, переполняя, расширяя до безграничности... Вот оно – причастие-участие в ритме любви, в океане любви.

А каким видят Его другие? Неужели изломанной, поникшей сухой бабочкой, навеки пришпиленной ложью и злобой к пыточному кресту? Или блаженным юношей, простирающим руки над склоненными головами – бесстрастным и не пригубившим ни капли от чаши земных страданий? Может, огромным младенцем с глазами печального старичка на руках красавицы-матери? Кем?

Я люблю Его пустыню – красное небо закатов и восходов, серые скалы и белый песок. Скоро Он выйдет к людям, по-прежнему, искушаемый, по-прежнему, подверженный сомнениям и боли, страдающий и сострадающий, знающий, любящий... и понесет нам лучшее, что может дать человеку человек: понимание, доброту и прощение.

Мне нравится прилетать сюда, садиться в лотос на камни и устремлять свою душу Отцу. Он подарил мне веру, что чудо рождается во мне и в каждом, кто наполняет этот мир любовью.



– Скажи, а ты любишь меня?

– Люблю.

– Очень любишь?

– Очень!

Купаюсь в пушистом тёплом свете.

– А других ты тоже любишь?

– Да.

– Но меня ты любишь больше всех?

– Нет.

– Но ты же – мой учитель! Значит, и любить меня должен больше, чем остальных.

– Скоро ты выучишь этот урок, и мы пойдем дальше.



___________________

*Свами – так называют учителя в Индии.