Алая капля пластмассового столика. Ветер, обречённо вплетающийся в спутанные пряди твоих волос. Горький холод твоих глаз…. Больно? Потерпи, я сейчас.
Кусочек мела. Два шага. Наклониться и поймать удивлённый твой взгляд. Наивно и нагло. Улыбнуться.
-Хочешь, я нарисую тебе пуделя? Могу болонку нарисовать, белого Бима без чёрного уха или боксёра-альбиноса. Выбирай.
Искорка интереса пугливой бабочкой мелькнёт в твоих глазах, и погаснет под колпаком здравого смысла, прошипев напоследок: «Клинья подбивает.» Раковина одиночества плеснёт холодом хрусталя и захлопнется .
Как мне захочется разбить её сразу, но я знаю, что хрустальные осколки могут смертельно изранить твою душу. И знаю, что если оставить тебя здесь наслаждаться болью одиночества, твоя раковина со временем покроется известковым налётом прагматизма и затянет тебя в тину стабильной безнадёжности.
Кладу белый лепесток мела в середину алого круга. Сдуваю пыль с рыхлой черноты асфальта.
-Нарисуй сама. Кого хочешь. Это не сложно. Правда.
Ну, протяни же руку, скажи же, хоть что-нибудь!
-Я не люблю собак.
Но ещё немного и твои пальцы будут испачканы белой пылью надежды, ты задумаешься и почти забудешь, что я рядом. И холод отступит, трусливо поджимая хвост, и в твоих глазах обязательно проснётся рассвет.
А когда мы уйдём, споря обо всём на свете и размахивая руками, в попытке говорить не только словами, нам вслед будут смотреть своими плоскими глазами - две пушистых кошки, лошадь с тремя ногами и грустный крокодил-альбинос.
А завтра пойдёт дождь.