Письмо первое.
Саша, здравствуйте.
Не знаю с чего начать, т.к. мыслей очень много. Начну с обстановки и эгоистичного портрета сегодняшнего вечера, не имеющего к Вам никакого отношения.
Сегодня выдался один из тех дней, когда мы с мужем завершили очередные проекты. Он почистил объектив нашего любимого Canone, а я принесла деньги за очередного проданного... не важно... Мы отложили все встречи и в девять затеяли ужин. Ничего ординарного в меню: щавельные щи, с половинкой отварного яйца, отварной же молодой картофель с укропом и сметаной, сардины, оливки с косточками, кусочек камамбер с куском лукового хлеба и чилийское Шардоне (бутылка на двоих).
Я люблю, кулинарию, поэтому остановлюсь на некоторых блюдах (не претендую на слог мною любимого Похлебкина) – лишь несколько прилагательных и оборотов.
Щавельные (не щавелевые) щи. Согласна - звучит мерзковато. Я и сама не могла предположить, что водорослевая мягкость бесформенных листьев, стремящихся все обнять, может быть столь упоительна. Кислота и мягкость травы, усилена сметаной и крепким говяжьим бульоном. Кисло, мягко, тепло – думаю, что это похоже на вкус женщины: той вязкости, которая возникает у нее между ног. Половина яйца красива и фаллична. Наверно, старик Дали не преминул бы нарисовать картину поглощения щавельных щей – картину упоения. Здесь я вспомнила Пастернака : «…как я выпил тебя, тянул до потери сознанья, звезды долго рекою теку в пищевод …»- и проч. проч. проч. Итак, щи – особый шедевр вечера. Штрих, предвестник и знак. Запомните это.
Молодой картофель с укропом и сметаной. Его можно испортить, если только посолить. Никогда не солите картофель! Варите его (в лопающейся кожуре) и не солите. Ешьте жадно и быстро первые минуты: пока он не остыл. Остыл - тяните и откусывайте лишь слегка - чуть играя. Остыл – чистите его руками, и руками же ешьте. Оближите половинкой картофеля изгибы тарелки: последние оазисы сметаны и зелень укропа. Выпейте полбокала – бокал вина. Столько захотите. Просто налейте и пейте.
Дальше буду писать короче. Лишь главное.
Почему именно этот Камамбер. Сильный запах хлорки и способность растекаться на хлебе, пока ты не доберешься до него. Вот пожалуй и все. Ничего общего с французским из непастеризованного молока. Просто сильный запах хлорки и текучесть. Ничего лучшего в Москве за четыре года я не нашла. Париж – как я люблю тебя и скучаю по тебе!
Вино хоть и 2000 года, но было газировано. Отсюда и тяжесть головы и слова и вязкость мыслей. Да, и ещё постоянство желания.
Муж устал после секса и спит. Я пишу Вам, Саша. Голова уже светла, немного устают веки.
О Вашем творчестве...
О Вашем творчестве позже. Сейчас мысль, снова не дающая мне покоя. В пятницу, прочтя ваше «Адочка…», я загорелась Вами. Я не претендовала на дружбу и страсть Пастернака и Цветаевой. Я почуяла запах своего. Вы молодой, красивый подонок Саша. Я знаю, что это звучит жестоко, но я хотела это Вам сказать. Вы только прочтите: «Милый мальчик, очень вежлив, прелюбодей…» Вы гениальны и это зло. Вы холодны и бесчувственны. Вы циничны! Да, да – циничны. Я старше Вас всего на год, но я чувствую себя такой старой рядом с Вами. Мы могли бы встречаться и заниматься любовью при иных обстоятельствах. К счастью, я знаю, что это ничего бы мне не дало кроме страдания, а вам упоения от обладания. Вы хороший, милый, талантливый. Но вы созерцатель, эстет. Прочтите, что Вы писали «о пальцах». Пальцы, шея, плечи, поворот головы вызывают трепет, обожание, желание. Кажется и Вы переживаете все Это. Но перечтя в шестой раз, от радости, что Вы тоже Это чувствуете не осталось ничего. Я вдруг поняла, что Вы занимаетесь любовью с женщиной с открытыми глазами. Вы смотрите на нее и кончаете, от осознания. Вы не кидаетесь с головой, рискуя все потерять, не считая, не думая о вечном. Вы не чувствуете, а называете: Вы критик, коллекционер. Я ненавижу Вас сейчас за это Саша, ненавижу Вас.
Не знала, что испытаю сейчас все это: возбуждение, страх, страдания. Я боюсь, что Вы подумаете, что я сумасшедшая и сошла с ума. Просто вино плохое. Я очень редко пью. Я плачу, Саша. Вы очень похожи на то, что я пережила: на мои воспоминания. Я плачу, потому, что мне больно, что уже сейчас люблю и ненавижу Вас.
Да, конечно, о Вашем творчестве.
Вы правы, Ваши рассказы похожи на то, что уже было: может Хармс, Зощенко. Очень ярко. Перечитываю и не надоедает. Я иногда меняю прилагательные у скуШных писак. У Вас все четко и выверено, закончено.
Вы очень талантливы и этот рассказ и «Я учусь летать» - тому пример. «Урок» - тоже хорош, но он как «Имя розы» Эко и всего Набокова – для тех, что знает предысторию. Очень контекстно. Хотя для меня эти авторы совсем другие.
«Перед обедом», «Заточка», «Мозоль», «Ты такая удивительная», «Лассо» - очень похожи. Если будете публиковаться, не ставьте это рассказы в один сборник – это утомит и скинет ценность каждого последующего рассказа. Каждый из них очень хорош, но только когда читаешь дозировано.
Саша, Вы иногда кажетесь мне таким взрослым. Таким же старым, как я и.
Отступлю от темы и напишу о себе.
У меня ведь неожиданный громкий смех и смелые фразы. часто серьезность, на по-прежнему открытом и простом лице. Иногда я бываю очень несчастна. Главная ценность – это К. Остальное спорно. Мама говорила, что у меня все получится, и у меня все получалось. И еще она говорила, что любому мужчине счастье быть рядом со мной. Может она и здесь права.
Да к чему я все это. Вы тоже удивляете меня своей серьезностью: рассказ о музе, «Голливудские грезы» - разве это то, о чем должен думать молодой человек? Наивно, реалистично. «ГГ» похож на докторские рассказы Булгакова, когда к доктору принес отец дочку, попавшую в жернова мельницы (когда я его читала в первый раз затошнило от визуализации, но не могла оторваться). Не стыдитесь писать о важном, я сама часто этого боюсь, потому что мне кажется надуманной моя социальная позиция. Пишите. У Вас это получается так же ярко как и миниатюры. Не все будут любить эти рассказы. Но пишите их, прошу Вас. Когда я читаю их, то вижу, что Вы живой ЧУВСТВУЮЩИЙ человек. Я Вас очень прошу – пишите.
И еще. Саша, у Вас редкая фантазия и воображение. Это Ваш талант и дар. Помните как у Ларса Фон Триера: каждому человеку Богом дан свой особый дар: "он гениальный любовник", "она умела жертвовать". Вы выдумщик и наблюдатель Саша - это Ваш дар.
Саша, и снова я ухожу от главой темы. Закончу в другой раз: и так сказала слишком много и все впустую и ни о том. Устала, кончилась и не могу написать более ни слова.
15-го я уезжаю в Грецию, на Крит.
Вернусь счастливой, и, скорее всего, не вспомню больше о Вас или наоборот пришлю Вам кипу "Крит-ических" рассказов.
Саша, я целую Вас и обнимаю крепко и нежно.
P.S. Перечитаю, чтобы проверить орфографию. Боюсь, что наскучила Вам.
P.P.S. Уже все равно. Спокойной ночи, Саша.
Письмо второе.
Письмо второе, которое я пишу невпопад и опережая.
Я жду подругу, которая по привычке опаздывает. Работать больше не хочу, жду твое письмо и безответно пишу тебе.
Я сегодня другая: спокойная, счастливая, умиротворенная. Наверно, в этом письме не будет переполненности, чувств, злости, беспомощности. Я буду говорить с тобой душевно долго, пока хватит времен и сил.
Иногда я представляю себе разговоры, которые никогда не состоятся и свои поступки. Наверно, одна жизнь слишком тесна для меня, поэтому я всегда говорю с собой, много мечтаю. Психологи с опаской называют это «уходом от действительности» и предписывают людям склонным к шизофрении. Может и так, если моя душа чем-то заболеет, то по науке это будет называться паранойяльная шизофрения. Наука не врет.
Так вот. Мне хотелось рассказать тебе или написать о том, как хорошо мне с мужем. Как важно найти человека, с которым движения превращаются в смыкание ключа с замочной скважиной. Так ладно скользят руки: ты еще не успел протянуть, как он уже принял. Так вы едите арбуз, накрываете на стол, развешиваете белье. Вместе, прикасаясь, случайно и невзначай гладя друг друга. Когда движения ваших рук похожи на море: размеренные покачивания волн или другие, захлебывающие и тянущие вниз, в глубину.
Был звонок, и она пришла. Может это и к лучшему, потому что мне не понятно, зачем я начала рассказывать это тебе.
Письмо третье - ответ. Фразы из вымученного тобой и противного тебе письма.
Чем же, чем же ты стала для меня? Просто кем-то, кто рядом со мной ищет те же утерянные иллюзии?..
Как заглянуть в душу, разгадать по этим случайным всполохам последовательность тех самых замочных скважин, о которых ты писала мне? И нужно ли искать их? А, может, надо просто пропеть ту самую ноту, которая и ведёт туда, куда мы хотим попасть на мгновенье?
Что я пишу? Я сам себя сегодня не понимаю. Как надо удариться о стены недопониманий, чтобы потерять сознание, а вместе с ним и всякий интерес к недомолвленному? Эти вопросы мучают меня. Они ноют толпой и мешаются на пути любой мысли. Сегодня у меня плохое настроение. Прости.
Письмо четвертое - последнее.
Сашенька,
Даже не знаю, зачем я пишу тебе это письмо, точнее, мне понятна моя потребность говорить с тобой, но что я хочу сказать тебе в письме, к какой мысли закоулками привести – не знаю.
Мне очень обидно, что я не совершенна, не совершенная ни Ада, ни уж тем более я. Речь, разговоры, слабости. Эта бесконечная экспрессия и болтливость. Как много я тебе говорила о себе. За эти несколько недель я рассказала тебе все: свой состав, консерванты, калории, даже обертку обрисовала. И вот уже кажется понятно. Только ведь это все я в жизни, в жизни другой и с другим. То какой я должна выжить в мире и социуме, А то, что осталось внутри – это Ада. Адочка, Ада!
Аааааа-дааааааа. Как хочется гулко, протяжно, по лесному крикнуть: «Аааааа-дааааа!....»
И отозваться в ком-то. Хочется докричаться до тебя: прикоснуться, задеть, сделать больно, вместе плакать, задушевно говорить, смеяться и хохотать. Всем телом: животом, руками, слезами, платьем.
Только ведь это ни к чему не приведет. Я тяжесть, груз. Меня можно однажды обожать, а потом я не к чему.
Ах да, ну и конечно, красноречия ради, как я тебе предложила.
Сааааааа-шаааааааа.
Сашенька, милый, как все бессмысленно и непонятно. Как я боюсь уставших людей... Красивыми могут быть разве уставшие руки любимого человека. Все остальные вызывают содрогание и неприязнь, брезгливость.
А я слишком тщеславна. Я готова любить и обожать твой талант, но только не среди десятка «милых созданий».
Гордыня, тяжелый груз Саша.
Может, ты сможешь понять меня.
Перечитала. Волнение еще не ушло, и нарастает страх, что ты читал уже такие письма. Что ты ешь их на завтрак ложкою. И еще подумала, что правдивее семейных отношений дома ничего не может быть. А это все лишь самообман.
Волнение ушло. Я пуста.