Сегодня к нам приезжает гостенёк. Это дед так говорит – гостенёк. А на самом деле просто деда Миша, который брат моему деду. Деда Миша постарше на восемь годков. Но ведь мой же дед совсем не старенький, значит, и деда Миша не старенький. Восемь годков – это мало, от них не бывают старенькими. Вон Павлику, который живёт от нас через три дома, как раз восемь годков. Он хоть и ходит уже в школу, а всё равно, как маленький, со мной играет. Поэтому и деда Миша никакой не старенький.
– Правда, дед?
– Что правда? – дед разбирает гвоздики – гвоздиков у него всяких много – и складывает в баночку, а я ему помогаю.
– Что деда Миша не старенький?
– Ну, Оленька... Это как посмотреть. Не шибко он, конечно, молодой, но и годками своими не мается.
Я перестаю выбирать из перепутанной кучи маленькие гвоздики и шепчу:
– Деда, от годков разве можно маяться?
Я уже знаю, что такое маяться. Баба Клава вот маялась-маялась, а потом умерла. Вышла в огород к смородине, села на травку и умерла. Дед тогда сказал:
– Ну, отмаялась наша Клавдия.
Но она же маялась, потому что долюшка такая. У каждого своя долюшка - как своя одёжка, мне дед рассказывал. Но разве годки – это тоже долюшка?
– Да, Оленька, бывает, и годками люди маются. Случается, живёт-живёт человек и остаётся один-одинёшенек на белом свете, и всё ему не в радость. Или не один, да изболеется весь, так, что и жизнь ему не мила.
– А почему человек бывает один-одинёшенек? На улице же вон сколько людей.
– То – люди неблизкие.
– А пусть, который один-одинёшенек, с ними подружится. Как я с Виталиком. Виталик мне совсем никакой не близкий был. А теперь стал друг.
– Так-то оно так, только вот мала ты ещё – всё понять про людские отношения.
– А – про жизнь не мила?
– Что – про жизнь не мила?
– Про это – тоже ещё мала понять?
– Про это, пожалуй, не мала, – дед улыбается, – тебе, Оленька, жизнь всегда мила, ты вон как всему радуешься, а не мила жизнь тому, у кого больше радости нет.
– Совсем-совсем нет?
– Совсем нет.
Мне становится грустно. Я сижу тихонечко и стараюсь представить, как это, когда нет радости. У меня радость бывает каждый день. Разная радость. Вот сегодня к нам приезжает деда Миша. Это же радость!
Я отодвигаю стул и начинаю вприпрыжку бегать вокруг него, напевая:
– Де-да Ми-ша, де-да Ми-ша...
И вдруг... Вдруг я понимаю:
– Деда!!! Радостью же можно делиться, как пряничками! Вот если кому жизнь не мила, давай про деду Мишу расскажем! Что он к нам приезжает. А? Давай!
– Про гостенька нашего? Отчего ж не рассказать? Расскажем.
– Всем, кому жизнь не мила, расскажем?
– Кого по дороге на станцию встретим, когда к поезду пойдем, тому и расскажем.
– А вдруг расскажем тому, кому жизнь мила?
– Значит, ещё милее будет. Кто за другого радуется, тому тоже радости прибавляется.
Мне становится так весело!
– Давай, я буду бегать вокруг тебя, деда!
– А как голова закружится?
– Ну и пусть! Я тогда за тебя ухвачусь и остановлюсь. Я разве могу на месте сидеть, когда так радостно?
– Неловко тебе здесь бегать, Оленька. Неровен час, налетишь на что-нибудь. Ты к топольку беги, там места много. Виталика крикни. Станете вместе бегать.
– Ой, деда! Как мне с тобой жизнь мила!
Я выбегаю со двора и кричу Виталика. Сейчас я расскажу ему про деду Мишу. У меня и на Виталика радости хватит. А он потом своей бабушке Катерине расскажет... А если делиться радостью, она же никогда не закончится!