Шутник

Марина Божия
 Мямлину изменила жена. Он знал это точно: сказала одна женщина по телефону. Правда, голос ее он слышал впервые и фамилию не спросил, но поверил на сто процентов. "Отомщу, - решил Мямлин, - повешусь. На Новый год. Как раз и Этот будет здесь. Пусть поживет без меня, попробует, наплачется. Этот ее ананасом не накормит и икрой тоже".
Но тут Мямлин сообразил, что и сам-то уже ананас не поешь, в преферанс не сыграешь, если повесишься. Пришлось думать опять. Придумал.
 Пригласили гостей. Наступил праздничный день. Хозяин постарался: было всё и были все, и Этот тоже.

 В разгар веселья Мямлин вышел в комнату, где сложили пальто и шубы, снял пиджак, проверил застежки на подтяжках, прикрепил к крючку в потолке веревку, надел ее на шею и повис...на подтяжках. Это сложное устройство он долго продумывал, в его нелегком деле оно было самым трудным.

 Сначала висеть было весело и хотелось смеяться, потом стало неудобно и скучно. Он мстительно думал: "Скорее бы пришла и увидела, что я повесился. Не до праздника будет, не до веселья, не до..."

 Дверь в комнату открылась, вошел его старый приятель Храпунов, зажег настольную лампу возле кровати, стал искать что-то в кармане своего пальто, достал носовой платок, выпрямился и увидел Мямлина, висящего на месте люстры. Храпунов присел на кровать от неожиданности, потом подошел к телу. На уровне его глаз в свете лампы на руке блестел золотой браслет часов. Храпунов, оглянувшись на дверь, стал торопливо снимать часы с "покойника". Мямлин терпел: у него была высшая цель.

 Задыхающийся от воровского угара Храпунов сунул часы друга в карман своих брюк и протянул руку к золотой запонке. Тут Мямлин не выдержал: "Ты бы хоть снять меня попытался, а вдруг я еще не умер. Руки-то теплые". Мародер, услышав голос "покойника", вздрогнул, потом как-то обмяк весь, упал и умер с часами Мямлина в кармане.
Мямлину стало грустно: жена не шла, друг не вставал, висеть было больно, слезть сам он уже не мог. Дверь снова открылась, вошла жена. Посмотрела на висящего мужа, лежащего Храпунова и вышла. Мямлин молча сердился: "Хоть бы крикнула, заплакала или на помощь позвала. Железобетонная конструкция!"

 Жена вернулась с Этим. Он встал на стул, протянул руки к веревке, жена придерживала Мямлина за ноги, и ему было очень приятно. Этот развернул висельника к себе лицом и судорожно выдохнул: "Он живой". Жена спокойно ответила ему: "Конечно, живой. В прошлый раз он имитировал, что утопился. Сам в деревне у тетки рыбу ловил, отпуск взял, а его милиция с водолазами искала".
 
 "А Вы что?" - наивно спросил Этот, снимая Мямлина с крючка. - "Плакала, черный платок носила. Теперь в суд подам", - ответила жена. - "За что?" - недоумевал Мямлин. Жена поправила ему воротник рубашки, отряхнула пиджак, который валялся на полу, и спокойно ответила: "За издевательство". Мямлин надел пиджак и робко улыбнулся: "Я пошутил".

 Товарищи из милиции тоже не оценили веселую шутку Мямлина и отправили его на год туда, где он не сможет ни утопиться, ни повеситься. "Никакого чувства юмора, - тоскливо думал Мямлин, разглядывая из вагона клетчатые пейзажи. - Начну голодать".

 Друга его, Храпунова, похоронили с почестями. Во время гражданской панихиды было сказано немало слов о его кристальной честности.