Свобода

Еинеин
Свобода
 
Свобода есть утрата всяческих надежд…;
Лишь утратив всё до конца, мы обретаем свободу…
“Fight Club”

- Напомни-ка мне, что такое свобода, – сказал вдруг Аббат.
- Свобода? - машинально повторил Узник, смотря в пол. – Ну как?.. Свобода – это… когда…
- Вот видишь! – возликовал Аббат. – Нет ни *** никакой свободы! Херня всё это тщетная!
- Понесло-о-о, - устало протянул Узник.
- …Кота на ****ки, - закончил Аббат и весело подмигнул Узнику. – Ты пять минут в замке, а свободу мне описать не можешь! А почему?
- А по кочану, - машинально ответил Узник.
- Не перебивай старших, - строго заметил Аббат.
- Старпёров, - не унимался Узник.
- Деточка, заткнись! – стал раздражаться Аббат. – Дай по****еть о высоком! Тебе ж лучше – интересней тут сидеть под аккомпанемент моих базаров!.. А то так-то я и молчать могу! Буду молчать – сам не рад будешь!
- Да балаболь, мне-то хули? – равнодушно откликнулся Узник, прилег и закрыл глаза. – Только следи за базаром!.. Я не понты тебе здесь раскидываю – я хочу сказать: язык у тебя какой-то, ****ь, неграмотный… Ты щас сам-то себя слышал – чё ты сказал?
- Чё? – озадаченно посмотрел на него Аббат.
- *** через плечо! – продолжал Узник. – Твоя последняя фраза – ****ец, на хуй, грамотная! «Буду молчать – сам не рад будешь!» Мило…
- А чё такого? – не понял Аббат.
- Старичков надо убивать, - серьезно посмотрел на него Узник. – Они слишком часто скатываются в маразм и только раздражают этим молодых и здоровых… «Буду – будешь»! Это чё, нах, нормально, по-твоему, звучит? Поимей уже свою совесть, оттрахай ее как следует, или как!.. Потому что я такую неграмотность не в состоянии впитывать! Сказал бы, что ли: «Буду молчать – сам охуеешь!» Или: «Заткну фонтан – обратно *** выткнешь!» А то претендуешь на роль генератора невъебенных философских трактатов, а речь – как у пьяного пэтэушника!..
- Ты закончил? – иронично покосился на Узника Аббат. – Ладно, я вижу – не лох ты!.. Вначале мне, признаться, показалось обратное…
- Уже лучше! – одобрил Узник. – Телега разгоняется!.. Всё, замолкаю! Бухти про свои космические корабли, бороздящие Малый театр…
- Итак, - потер ладони Аббат. – Как ты понял, я люблю выступать в активе, быть главным персонажем!.. Может, тебя такая фишка особо не парит, и ты можешь лежать вот здесь в пассиве и молчать… Но я не могу. Я – старый. Я умру скоро. Я хочу мудрости своей как можно больше расплескать перед своим уходом…
- Ближе к телу! – отозвался Узник. – И поменьше пафоса. У тебя – если не ***ня, так ****ец!.. Язык боль-менье выправил, но над содержанием тоже думай! Не растекайся мюслями по тарелке!.. Или как вы, святоши, говорите? – змием по древу?
- Адамом по Еве! – хмыкнул Аббат.
- Угу, - кивнул Узник. – Вот если б тебя щас стенографировать стали, то это потом *** бы кто прочитал! Если твои речи печатать, их перед публикацией десять раз отжать надо будет. Ты, ****ь, столько воды льешь…
- Постмодернизм меня не торкает! – невозмутимо ответил Аббат. – Я же пизжу, а не книгу пишу! Ты вообще можешь не доябываться?
- Старики! – махнул рукой Узник. – Отсталое племя! Ретрограды, млять!..
- Если брать твой любимый постмодерн, то ты – явный эпигон! – обиженно сказал Аббат. – Совершенно не держишь стиль! С самого начала разрушаешь весь дискурс! Твои спичи тоже не стали бы вкушать!..
- Хм, - с интересом посмотрел на Аббата Узник. – Вообще-то да… Тему говоришь, дед! У нас чичас охуенно тупой базар вышел – этак на страницу текста! Одних восклицательных знаков наверняка – до ***, а это явный признак дурновкусия…
- Mauvais ton, как надо бы говорить нам, французам! – аристократично сказал Аббат.
- Да-да-да, - сжав губы, кивнул Узник. – Ладно, уломал! Давай держать стиль. Начнем сначала…

- Напомни-ка мне, что такое свобода, – сказал вдруг Аббат.
- Свобода? - машинально повторил Узник, смотря в пол. – Ну как?.. Свобода – это… когда…
- Вот видишь! – возликовал Аббат. – Нет ни *** никакой свободы! Херня всё это тщетная!
- Как это? – наивно посмотрел на Аббата Узник.
- Как? – довольно засмеялся Аббат. – Как, ****ь? А вот так! Так, эдак и еще растак! Вобчем, слухай сюды! Свобода – понятие сугубо относительное! А может, ее и вовсе нет! Вот ты сейчас пять минут в замке, а свободу мне описать не можешь! А почему?
Узник пожал плечами, смотря Аббату прямо в глаза.
- А потому что ты этой свободы не видел и свободным ни разу не был! Тебе один *** – что в тюрьме, что на воле… Слушай байку, короче. Знавал я одного перца, который сидел в кутузке лет этак… много! Ну, в общем, – ндцать!.. И вот всё это количество отнюдь не ****ато проходящих годков этот тип лелеет мечты о воле! Качается, чтоб к моменту выхода не стать окончательной развалиной. Читает горы книг, чтобы был могучий коэффициент IQ, а на воле уже не отвлекаться на это кабинетное убийство времени. Избегает клясться: «Век свободы не видать!» даже в случаях, когда он стопудово прав… И вот – подходит время выхода. Exit-time, так сказать. Мужик устраивает свой выпускной бал. Бухает вся тюряга. Виновник торжества, естественно, нажирается как типичная штатская скотина, и начинает плакать и плакаться. «Не хочу я, говорит, туда». И махает, значит, в неопределенную сторону. «На хуй, говорит, мне сдалась, эта ваша якобы свобода, ёб вашу мать!» Ну, в общем, побуянил – рухнул. На следующий день его выпускают. Через неделю – к нам письмо. «Братцы, погибаю-охуеваю! Я, пишет, понял одну простую хуетень. Неволя – это, ****ь, такая хуйня, которая вне стен каталажки. Вся ваша ебучая жисть – это и есть истинная, пишет, зона. А свобода – это за решеткой, блин! Я, черкает, снова к вам! Ждите!» Вскорости он вытворяет какую-то еботню, и его опять сажают к нам. «Здрасьте, говорит, братцы! Пришел к вам на свободу! Надоело, базарит, в этой сраной тюряге кантоваться». Вот такие в жизни парадоксы бывают. Точнее, даже не поймешь – где парадокс, а где – истина. Всё как-то шатается…
- Я бы, может, не особо и парился, - сказал Узник. – Но у меня ж девчонка там – Мерседес моя ненаглядная!
- А ты уверен, шо это не она тебя засадила-то? – усмехнулся Аббат.
- Не ****и! – сурово возразил Узник.
- Даже если не она, - махнул рукой Аббат. – Не думаю, что у нее там щас особая печаль! Молодая сексапильная баба – поди уж одна холодные вечера проводить не будет!..
- Ты ****и-****и, - вскочил Узник, - да в полный ****ец-то не скатывайся! Ты ее не знаешь и нечего всякую ***ню на нее возводить!
Аббат иронично посмотрел на Узника и веско сказал:
- Всякая женщина –

*****! – кричал в трубку отец. – Вы там чё, совсем охуели? Черти ****утые! Ебать, я приеду – я вам, суки, такой про****он вставлю – *** вынете! Дятлы пестрожопые! Уёбки, сука, какие-то! Сосите хуй, долбоёбы!.. Всё, шагайте на хуй!..
Отец гневно выключил телефон:
- Мудачьё ****ое! У них чё, руки из жопы растут? ****ь, кого я себе нанял? Сплошные пидарасы, сука, – ни *** не умеют!
- Перестаньте, papa! – сказал Даня. – Вы же знаете, я категорически не в состоянии воспринимать ваш mauvais ton la russe!
- Сынок, - раздражительно отозвался отец, - вот мне интересно: когда ты перестанешь корчить из себя французского педика?
- Бросьте, papa! – поморщился Даня. – Ежели вы уж соблаговолили дать мне прекрасное образование в лучших школах Москвы и Парижа, то будьте так любезны смириться с легким налетом куртуазности, впитанной мною благодаря изысканному и утонченному обучению и воспитанию.
- Ну мы, конечно, уньиверситетов не кончали, - протянул отец, - мы вас, умных, никогда уже, бля, не поймем… Но я всё-таки хочу, чтоб ты въехал, Даниил: есть бизнес! Это жесткая структура, требующая столь же невъебенно жесткого отношения… И со своими, ****ь, злоебучими манерами ты далеко не укатишь! Тебе, небось, только с профессорами в кайф общаться! А люди-то, живые люди, – они же, *****, не профессора тебе! Простые, сына, люди – ну, те, из которых я вышел, – они ж какие? Они незамысловатые, раскрепощенные, понимаешь! Водочки тяпнуть, да? Случайную там бабу за жопу ущипнуть, понимаешь? Подраться! Ну, подматернуть при случае, естессно!.. На это всё, Даниил, скажу тебе, наш народ особенно падок!.. *****, Данька, ты же – русский мужик, а не французский, как говорится, педрила! Я не говорю, что тебе надо водку жрать – рановато, наверно, еще… Но пивка-то можно иногда двинуть – с папашей!.. А стесняешься с батей, с пацанами бы сходил – культурно отдохнул! Я тебе баблоса-то, кажется, некисло выделяю!..
- Вы прекрасно знаете, papa, – гордо ответил Даня, - что я и мои друзья – пацаны, как вы изволили выразиться, – не являемся любителями алкогольных напитков, азартных игр и публичных домов! Большее, что мы можем себе позволить, – распить бутылку хорошего выдержанного вина в узком кругу юношей и девушек из нашего парижского beau monde!..
- Девок, говоришь? – оживился отец.
- Я сказал: «девушек», papa, - ответствовал Даня.
- Короче, тёлок, - согласился отец. – Герлиц, как говорите вы, французы… Ну, и как оно с бабами, богатырь ты мой?.. Чё молчишь?.. А-а, понимаю! Представляю, какие у вас там прынцессы в узколобом парижском кругу… Чё, выбрал себе поди какую-нибудь умную, не ходи ****ься, да? Или еще хуже – ищешь себе умную!.. Ищешь, а?.. Сынок, все бабы – тупые, так что даже не ищи!.. Надо, короче, взяться за это дело! Ты знаешь, как раньше, сына, на Руси заведено было? В дворянских-то семьях? Там ***нёй не страдали. Не позволяли родным детям хуй знает на ком жениться. На кухарках и ебанутых дворянский молокосос без батькиного разрешения не женился. А дворянский батя к своему преклонному возрасту уже всё понимал, и всяких ****ских разрешений дитям своим не выдавал… Хочешь трахнуть служанку или какую-нибудь там умную… – всегда пожалуйста! А жениться – хуй с маслом! Жениться – чисто по выгодке! Бизнес, сына, чистый бизнес, – ни хуя личного! То есть ни хуя лишнего. Сечёшь? Всякую любовь, Даня, надо засунуть себе в жопу. И поглубже. Потому что это всё хуйня и сплошное ****ство…
- Ах, papa! – взмолился Даня. – Оставьте эти свои рассуждения, s’il vous plait! Они мне кажутся невозможно безнравственными!
- Ни ***! – сказал отец. – А чё ты скажешь, когда я тебя в бизнес уже реально начну втягивать? Там такой безнравственности, ****ь, – до хуя и больше! Ты как будто ваще не соображаешь, на какое-такое бабло живешь как король!.. Так, щас надо будет заехать к мужику! Одноклассник мой – мы тут недавно скантовались: дело будем делать!.. Тоже, на хуй, – вырастил себе дочь – умную, ёб твою мать! Жила чё-то, жила, проябывала папашкины бабки – и вдруг: бац! Стала хуйнёй какой-то страдать! Причем по серьёзке, без выебона вроде! Сидит, сука, молчит, никуда не ходит… Все хуеют, а ей – по хуй! Звездная болезнь какая или чё? – хуй его знает!.. Борька… ну, это одноклассник-то мой, отец ее… Борька, значит, добрый какой-то. Возится с ней, бегает вокруг, прыгает, на цыпочках ходит… «Люблю, говорит, свою доченьку больше всех!» Ну, любишь – люби, но ведь надо и уму детей учить! Я ему говорю уже: «Да положи ты уже ее в какую-нибудь сраную клинику!» «Нет, *****, говорит, не положу! Это, говорит, не поможет! Здесь чё-то другое, говорит»… Короче, та еще семейка у Борьки… Вон дом его, подъезжаем уже…
- Не могу не сказать вам, papa, - заявил Даня, - что вы меня просто поражаете своими взглядами на жизнь, в особенности, что касается женского пола… Вы меня извините, конечно, pardon, но…
- Сынок, - перебил отец. – Запомни раз и навсегда. Женщина нужна только для одного. Женщина нужна, чтобы её

****ь! – в восхищении произнес Узник. – Старик, ты не врешь?
- Я, конечно, беспрерывно пизжу, - гордо заявил Аббат, - но только в смысле «много болтаю». Но ни в коем разе не в смысле «говорю кривду». Это всё – стопудовая правда, век воли не видать!
- Вот ништяк-то! – возрадовался Узник. – Ну, значит – реально: пора линять! Авось не пропадем, хе-хе!..
- Нет, чувак, - грустно сказал Аббат. – Вдвоем нам не съебаться!.. Тем паче, я подыхать собираюсь…
- А одному мне как съёбываться-то? – огорчился Узник. – И когда это ты подыхать собрался, милый моему сердцу хрыч?
- Да вот буквально с минуты на минуту, - простонал вдруг Аббат и, схватившись за сердце, съехал вниз по стене.
- Дед, да ты чё? – приподнялся Узник. – Чё, серьезно что ли?.. Ты не пугай меня так…
- Сижу за решёткой в темнице сырой… - запел Аббат. - Вскормленный в неволе козел молодой… Мой грустный товарищ, махая копытом… Зеленую пищу жует под корытом…
- Зачем песню поганишь? – поморщился Узник. – Завязывай. Или пой нормально…
- Постмодерн же, - усмехнулся Аббат.
- Но это не значит, что под эгидой постмодерна всё надо обгадить! – воскликнул Узник. – А так, конечно, – хорошая отмаза получается: дескать, я классику в унитаз не опускаю – так, постмодернизмом балуюсь…
- А пассадили мене в обезьянник!.. – начал Аббат другую песню.
- А такую ***ню и подавно не надо! – сказал Узник. – Чё за издевка? У меня вообще всегда было ощущение, что весь этот маразматичный блатняк сами зэки-то как раз и не слушают!..
- Зэки и не матерятся особо, - отозвался Аббат. – А мы тут сидим и базлаем по матушке как последние опустившиеся алкаши!..
- ***вые мы, короче, с тобой зэки, - согласился Узник.
- Не ссы! – промолвил Аббат. – Я щас в ящик сыграну – ты через это дело дашь дёру!.. Не будем мы больше никакими зэками… Чё с баблосом бушь делать? – вдруг посмотрел Аббат на Узника в упор.
- Отомщу всем этим!.. – сказал Узник.
- Ишь ты, Kill Bill какой! – улыбнулся Аббат.
- Ну а чё? – уставился на Аббата Узник. – Ты бы видел этих уродов! Этого испанца драного усато-уссатого! Внешность Михаила Боярского, а сущность старухи Шапокляк!
- Ха-ха! – засмеялся Аббат. – Я вообразил, как Боярский озвучивает Шапокляк. Представь, его голосом исполняется «Кто людям помогает, лишь тратит время зря…» Чёрт, я до сих пор не могу понять: где в твоем постмодерне грань между тупостью и остроумием?..
- Смешная шутка всегда тупая, - ухмыльнулся Узник. – Умная шутка, как правило, восхищает, но не веселит…
- А-а-а! – громко простонал Аббат. – Всё, откидываю копыта!
- Не богохульствуй, святой отец! – сказал Узник. – Тебя в рай-то возьмут щас за такое чертыхательство?
- Я ж сказал: «откидываю копыта»! – повторил Аббат. – То есть всё свое грешное оставляю здесь…
- Так вот почему иные дураки в ад попадают! – смекнул Узник. – Руководствуются филистерским принципом «всё свое беру с собой»… Мудрый ты мужик всё-таки!.. Помолишься?
- Я, думаешь, щас в состоянии вспоминать молитвы? – прохрипел Аббат. – Возьми там Библию и сам прочитай!..
- Точно, - кивнул Узник и метнулся к ящику с книгами. – Э, погоди!.. *** ты меня наебал, приколист!.. У нас же здесь только Дюма и Кафка… Чё те прочитать: Дюму или Кафку?
- Ага, - слабым уже голосом произнес Аббат. – Перед смертью только Кафку и читать! Не хочу Кафку – хочу сказку!
- Ну тогда – Дюма! – развел руками Узник.
- Дюма – засранец, который писал всякую бульварщину, - сказал Аббат. – Расскажи сам чё-нибудь!..
- Ну чё? – задумался Узник. – Про Адама и Еву разве… Вспомнилось что-то…
- Да-да, - оживился Аббат. – Опиши мне Еву!
- Старый извращенец! – неодобрительно покачал головой Узник. – Священник, а всё туда же…
- Сынок, - из последних сил выговорил Аббат, - ты прекрасно знаешь, что самая святая святых в мире – это

****а! – выругался отец и гневно выключил телефон.
- Papa, - произнес Даня. – Я надеюсь, вы разговаривали не с maman?
- Да нет, - отмахнулся отец. – С другой ****ой…
- Здравствуйте, люди добрые! – открыл дверь сам Борис.
- Здорово! – протянул ему руку отец. – А это вон – своего дурака из аэропорта забирал щас!
- Даниил, - пожал Даня руку Бориса.
- Борька, - сказал отец за Бориса.
Борис и отец сели на диван.
- Так, - сказал отец, - ну, мы щас с Боряном перетирать будем… Ты, Даня, это… телик посмотри, что ли…
- Даня, - вдруг привстал Борис. – А ты вон что – поднимись наверх… С дочкой моей познакомишься…
Отец неодобрительно покачал головой, глядя на Даню.
- Конечно, - учтиво поклонился Даня и пошел к лестнице.
- Ну нах те это надо? – услышал он шепот своего отца.
- Да не парься, - отвечал ему Борис. – Я уже всех знакомых к ней приводил… Может, хоть кто-то ее чем-то зацепит…
Даня вспомнил сказку про царевну Несмеяну.
Он поднялся и увидел просторную комнату. Дверь была распахнута. У окна сидела миловидная девушка – примерно Даниного возраста. Она подперла голову руками и равнодушно глядела в стол.
Даня негромко постучал и, не дождавшись никакой реакции, вошел.
- Bonjour, mademoiselle! – поклонился Даня.
Девушка оставалась неподвижной.
- Может, я чересчур манерен? – поинтересовался Даня. – Извините, но я только что из Парижа… Вы, наверное, предпочитаете более непритязательное общение?.. Ну, давайте так – salut! То есть даже просто – привет!..
Нет ответа.
- Замечательно, - сказал Даня. – Я вообще тоже не разговорчивый человек. К чему этот бессмысленный трёп, когда можно..?
В этом месте Даня запнулся, поскольку не смог ничего придумать, и смущенно кашлянул. Посмотрев по сторонам, он заметил включенный компьютер.
- О! – воскликнул он. – Техника! Явление, в общем-то, приводящее к деградации человечества, но в исключительных случаях способствующее налаживанию человеческих контактов… Вы не возражаете? – вежливо покосился он в сторону девушки. – Давайте будем считать, что молчание – знак согласия!.. Согласен, эта поговорка чрезвычайно примитивна, но порой именно штампы и стереотипы (то, что еще иногда принято называть народной житейской мудростью) выручают нас в сложных ситуациях…
С этими словами Даня сел за компьютер и стал рассматривать playlist во включенном Winamp’е.
- Вижу, вы любите группу «Ария», - сказал он. – Весьма свойственное нашему возрасту увлечение… Не совсем то, что люблю я, если честно… Если брать поп-музыку, я воспитан на французском chanson… Edith Piaf и тому подобное… Из русского – «Ленинград»… Хм… Но к «Арии» я отношусь всё ж таки довольно положительно. Живая музыка как-никак, замечательный вокал, выступления с симфоническими оркестрами… Вы не против, ежели я включу что-нибудь для… для… для чего-нибудь, в общем?..
Девушка теперь сидела прямо и смотрела в противоположную стену. На Даню она по-прежнему никак не реагировала, разве что изредка удостаивала его равнодушными взглядами.
- Продолжаю вести себя, как в родном доме, - немного виновато сказал Даня и положил руку на мышь. – Так-с… Ну, вот эту песню я хорошо знаю. Monsieur Кипелов. «Я свободен». Банально, конечно, но ведь я не знаток, а песня действительно красивая, с этим, на мой взгляд, никто не поспорит…
Даня щелкнул мышью.

Надо мною – тишина,
Небо, полное дождя,
Дождь проходит сквозь меня,
Но боли больше нет…

- Вот, - довольно сказал Даня. – Исчезает тишина – начинает исчезать неловкость… Чем бы вас всё-таки развлечь?
У Дани не выходила из головы сказка о Несмеяне.
- Хотите анекдот? – сказал он. – Довольно забавная вещичка, хотя и несколько грубая – в стиле моего несносного papa… Просто я только что из Парижа, а там – сами знаете: сплошное вольнодумство… В общем, заранее приношу свои извинения, но история того стоит… Итак, кхм! Поручику Ржевскому поручили сыграть эпизодическую роль в театре. Он должен выйти на сцену и сказать одну фразу: «Балабуев, вот ваша трость!» Гусары поспорили, что он обязательно ошибется и вместо «Балабуев» скажет… м-м-м, да… «Балахуев»… И вот – спектакль. Выходит поручик. «Балабуев! – говорит он и победно смотрит в зал. – Вот ваш

***! – в ужасе прошептал Узник. – Вот ведь старый ***! – повторил он. – ****ец, так он что же – колдун какой-то сраный?.. Чё за ху..?
Голос Узника стал старческим и дребезжащим. Узник заткнул рот руками, чтоб больше не услышать эти омерзительные звуки.
Он еще раз посмотрел в воду. Всё было взаправду – без галлюцинаций. Из воды на Узника смотрело перекошенное страхом стариковское лицо Аббата. Узник посмотрел на собственные руки, испещренные морщинами. Их он тоже не мог признать за свои…
У Узника закружилась голова. Не соображая, что делает, он стал взбираться вверх, на утес. Мысли чередой проносились в его голове:
«Как же так?.. Всё было продумано?.. Им продумано?.. Свобода… Freedom… Libert, galit, fraternit, как говорим мы, французы… Свободы действительно нет? Ведь какая же это к ***м свобода?.. Так, я ничего не соображаю… «Портрет Дориана Грея», ****ь… Минуточку! А ведь этот урод, по-любому, сидит сейчас в замке в моем обличье!.. Сука, как же он меня… А что мне теперь? Идти за его ****ым богатством? На хуй оно теперь нужно?.. Чёрт! Его дурацкая байка не была лишена смысла… Свобода и в самом деле может быть совсем не там, где мы думаем… Совершенно однозначно: для меня сейчас истинная свобода – это вновь очутиться в замке! Молодым! На кой ляд вся в мире свобода и всё в мире богатство, если ты – старый хлам?.. Впрочем, один выход есть всегда! Всегда можно сделать выбор! Свобода или бабки? Деньги или молодость? Старость или ничего?.. Охуенно обеспеченная старость или свобода? Я выбираю…»
В этом месте Узник перестал думать. Он стоял на краю утеса и завороженно смотрел вниз. Застыв буквально на несколько секунд, он распростер руки и ринулся долу…

Я свободен!
Словно птица в небесах!
Я свободен!
Я забыл, что значит страх!
Я свободен!
С диким ветром наравне!
Я свободен!
Наяву, а не во сне!

Даня прибавил громкость так, что задрожали стекла.
- В конце концов, всегда можно выбрать, - проорал он, распахивая окно. – Вот посмотрите, что я сделаю! Что я могу сделать!..
Девушка уже не отрываясь смотрела на Даню. Она даже привстала. Казалось, еще секунда – и она что-нибудь скажет или подойдет к нему.
Даня вскочил на подоконник и, силясь перекричать Кипелова, гаркнул:
- Свабода-а-а-а!
Он откинул руки назад и шагнул с подоконника на улицу. Девушка завизжала и кинулась к окну.

Надо мною тишина,
Небо, полное огня,
Свет проходит сквозь меня,
И я свободен вновь…


…В палату ко вдоль и поперек перевязанному и загипсованному Дане вошла девушка. Она улыбнулась, подошла к койке и крепко сжала его ладонь:
- Спасибо! Теперь я свободна…
Даня очнулся и прошептал:
- Мерседес…

Палата была озарена сиянием двух искренних улыбок.

Я свободен!
Словно птица в небесах!
Я свободен!
Я забыл, что значит страх!
Я свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенЯ свободенннннннннннн

КОНЕЦ