Память

Где бы я ни был, прошедшая, казалось бы, давно Великая Отечественная война все равно находила меня. В моем детстве она вглядывалась в меня глазами неулыбчивых женщин, построенными наспех строениями, в которых долго продолжали жить люди, пожелтевшими фотографиями, висевшими на стенах в любом доме. Я помню, как порою на гулянках снимали с себя фронтовики одежду, кто рубашку, кто задирал штанину и как они показывали друг другу раны от пуль и от осколков снарядов, горькие отметины той войны…
В мои пять лет в глубокой сибирской деревне Крыловке Бакчарского района Томской области война, словно приглашая поиграть с ней, посмотрела на меня нацеленным автоматом, найденным ребятней в заброшенном доме. Мальчишка, наведший на меня автомат, передернул затвор. Я замер, он нажал на курок… Выстрелов, на мое счастье, не последовало.
Автомат был наш, советский с круглым диском. Ребятня еще несколько дней разгуливала с автоматом по селу, потом приехала милиция. Говорили, что в этом доме жил когда-то фронтовик, уехавший потом из этих мест, но жили в нем и другие люди. Черный юмор нарочно никто не придумывал, оно так по жизни иногда и случалось:
 
 Дети в деревне нашли пулемет,
 Больше в деревне никто не живет…

В моем детстве порою, когда в доме не было родителей, я с вожделением открывал верхнюю дверцу комода, где лежали документы, фотоальбом, там, в старой газете были завернуты медали отца.
Я становился перед зеркалом на стул, на рубашонку нацеплял медаль «За взятие Кенигсберга» и смотрел на себя в зеркало.
Мы играли в лапту, катались на свиньях, купались в речке и иногда по вечерам, когда на небе уже выступали звезды, играли в войну, делясь то красных и белых, то на русских и немцев, и в близлежащем леске в темноте выискивали своих друзей, спрятавшихся на деревьях или в глубокой траве…
Где-то там, в глубине души я храню и лелею свое детство.
Становясь взрослей, я иногда спрашивал отца: «Как вас забирали на войну?»
И отец отвечал мне, что его с ребятами весной 1943 года увозили теплоходом из поселка Тымска, лежащего на Оби и потом уже в городе Томске он вместе со своим двоюродным братом Петровым Евлампием Григорьевичем  1925 года рождения попал в состав Белоцерковского военного училища и еще курсантами, так и не дождавшимися выпуска и не получившими заветных лейтенантских погон, их отправили на фронт.
-Елка,- так шутя, называли Евлампия девушки в родном селе.
Евлампий погиб при освобождении г.Сосницы в Черниговской области 24 сентября 1943 года.
Уходили на фронт и другие родственники, а самым первым в июле 1941 года отец Евлампия Петров Григорий Ананьевич 1894 года рождения. И он тоже не вернется с этой войны,у жены Ольги Ильиничны на руках останется восемь детей.
Не вернулся и Петров Василий Алексеевич 1897 года рождения,дядя моего отца, призванный из Тымска в 1942 году и воевавший на Ленинградском фронте.И у его жены Степаниды Захаровны останется семеро детей. Его сыну, Антону Васильевичу 1924 года рождения, попавшему на тот же Ленинградский фронт повезло, если так можно сказать - только ранения и контузия.
Как забыть их, своих родных?
Дочка Василия Алексеевича, Алла Васильевна, рассказывала мне:
-Папа был участником первого сьезда стахановского движения в Москве, фотографировался со Сталиным. Сильный был, ловкий, такое порой творил. На Оби в лодке, у нас ее называют обласком, встанет на голову и так стоит на голове,а лодку по течению несет..
В Каргаске на сборном пунте военкомата, перед отправкой на фронт, его видел двоюродный брат Ярославцев Ерефий Иванович, ребята решили побороться, первым вышел Василий, вторым его соперник - высокий, здоровенный парень,который просто руками схватил Васю, хотел видимо поднять и просто грохнуть на землю.Ерефий Иванович говорил,что он ничего не понял, а ведь рядом стоял,секунда и верзила уже лежал на земле на спине, а Вася был сверху. После этого его так и прозвали : Вася - маленький борец.
 
Я спрашивал отца, вглядываясь на дату одной из его фронтовых наколок: «Получается, тебя уже ранили в семнадцать лет?»
- Получается так, - отвечал отец, – ранение я получил 18 октября 1943 года при форсировании Днепра, день рождения встретил в госпитале. Нас тогда включили в состав московского ополчения.
-Так ты, выходит, у нас москвич, – шутил я.
-Выходит, москвич.
Тогда в восьмидесятых годах теперь уже прошлого века приходили отцу письма из Москвы и спрашивали, нуждается ли в чем семья.
Отец отвечал, что все нормально, ни в чем семья не нуждается, и не мог он ответить иначе, потому что поступил бы не по совести людской.
Хотелось отцу присоветовать, может попросить на очередь поставить на квартиру, где - нибудь в теплых краях, но не мог я так сказать, слишком долго во мне будет гореть тот мальчишка, стоящий на стуле с медалью « За взятие Кенигсберга».
Детская память сохранила речной вокзал Томска, отца, хмуро бросившего трем молодым солдатам, распивавшим водку: « А ну, прекратите позорить армию».
Салаги поднялись с земли и с кулачонками двинулись к отцу, не раз ходившему на фронте в разведку. Отец спокойно снял с себя рюкзак и развернулся к нападавшим. Мать, шедшая впереди, обернувшись, закричала:
«Не троньте его, он фронтовик…»
Память иногда возвращается к фотографии отца на крыльце колхозной конторы в Крыловке, сзади виден плакат с текстом: «Партия торжественно обещает - нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме».
Многие люди в действительности верили, что так оно и будет, и вера эта была святой.
В том Бакчарском районе, входившем в свое время в знаменитый Нарымский край, когда отец раздевался где- нибудь в колхозной бане еще в шестидесятых годах, а потом и в районной бане в самом Бакчаре, бывшие зеки, пустившие по миру немало крови, бывало, испуганно шарахались от него.
Тело отца было все в наколках, его грудь украшал летящий орел, на руках и спине сошлись и черт, сидящий на Луне и голая женщина с бутылкой водки с надписью « Что нас губит». Были и другие надписи, сделанные фронтовыми мастерами. Венчали эту незабвенную картину багровеющие шрамы на руках от пулевых ран, полученных в боях за Днепр.
Летом 1990 года ехал отец погостить ко мне в Волгоградскую область в плацкартном вагоне. Стояла жара, он снял с себя рубашку, приведя своим видом в тихий ужас весь вагон.
Заспорившие между собой жители Кавказа, в порыве гнева бежавшие порою по вагону, возле отца неожиданно останавливались, оглядывали его с головы до ног и спокойно возвращались на свои места.Мама тихо и скромно обьясняла, что ее муж, Андрон Евдокимович, вовсе не бандит и вор, а работник райисполкома, соседи дружно кивали головами и прятали кошельки как можно дальше.
Фронтовику и не побывать в Волгограде! В один из дней приехали мы  в город - герой и пошли на Мамаев курган, а потом и на диораму « Сталинградская битва».
День был воскресный, диорама уже работала лишний час, местные делегации отправлялись обратно, но как отказать людям приехавшим издалека.
 – Американцы! – вдруг зашумело в толпе.  В порядке исключения их подвели прямо к входу, где уже стояли и мы. Некоторые из пожилых мужчин были в невероятной одежде для того времени – в шортах. К отцу, который, несмотря на жару, стоял в пиджаке с воинскими наградами, неожиданно подошла одна из американок, миловидная женщина лет пятидесяти, завязался разговор, который поддержала переводчица. Американка в конце беседы достала из сумочки ручку и подарила ее отцу, но мы в долгу не остались, особых ручек тогда у нас не изготавливали, но у меня была новая деревянная ручка с изображением  фигуры Родины-матери и отец  подарил ее американке.
В тот приезд я показал отцу металлический знак овальной формы, на нем были изображены немецкие буквы и цифры. Отец подержал его в руках и предположил, что это опознавательный знак, тот самый солдатский медальон, только немецкий.
В 1978 году на станции Петров Вал Волгоградской области копали котлован под пятиэтажный дом, нашли в воронке трупы пяти немецких солдат, в одежде одного из них и был этот знак, впоследствии попавший ко мне. В самом Петровом Валу боев не велось, но бывало, что хоронили умерших пленных из составов, идущих от Сталинграда.
И долго еще я, перебирая документы в ящичке шифоньера, порою натыкался на этот знак и однажды, не выдержав, направил письмо в Москву в германское посольство.
И как-то жена, удивленно всматриваясь в меня, сообщила: « Вам письмо, господин Петров».
В письме действительно было написано - господину Петрову.
Мне сообщали о существовании в Германии народного союза по уходу за солдатскими могилами. Так завязалась переписка и через некоторое время я держал в руках письмо о принадлежности опознавательного знака Бетценхоферу Себастьяну, родившегося в 1911 году и пропавшего без вести 6 января 1943 года под Сталинградом.
На душе стало неожиданно легче, словно с нее упал тяжелый камень. Меня благодарили за прояснение еще одной солдаткой судьбы. Да это враг, пришедший на нашу землю с оружием в руках, но пусть и он имеет свое имя.
Ведь и его, старшего ефрейтора Себастьяна,  конечно же, ждали домой и родители, и родственники.
В звании старшего сержанта мой отец закончил войну, но поезда  летом 1945 года неожиданно пошли на дальний восток  и еще долгих пять лет отец служил на острове Шикотан.
На долгие годы в его речи остались немецкие и японские словечки.
"Фатер,муттер, сайнара,мы построим в Бакчаре коммунизм, а потом улетим на Луну", - если я услышу эти слова,это значит я попал на родину...
Нет, не уходит та, теперь уже далекая война.
С приходом горбачевской гласности подробно станут известны трагические события августа 1931 года на моей родине в Крыловке. Доведенные до отчаяния положением фактически рабов, тогда восстали сотни переселенцев, захватившие несколько ближайших деревень, территорию, равную некоторым европейским государствам и на моей любимой речке моего детства приняли они, безоружные, свой последний бой.
Так кто вез сюда и зачем тот самый автомат?
Та война приходит и взрывами найденных и в самом Волгограде и в области то гранат, то мин. Кинут дети такую штуковину в костер и поминай, как звали… Трагический счет погибших становится все больше и кажется, что он будет бесконечным. Та война вглядывается в меня сотнями погибших и без вести пропавших из того же Бакчарского района…
Один из них – Андросов Петр Афанасьевич погиб 15 сентября 1942 года под Ближней Перекопкой Клетского района Сталинградской области.
Именно в этих местах шли жесточайшие бои и здесь снимался знаменитый фильм « Они сражались за родину» и именно здесь скончался выдающийся писатель и киноартист Василий Шукшин, игравший в этом фильме роль одного из солдат той войны.
Умер от ран 27 декабря 1942 года в госпитале поселка Красный Яр Жирновского района Сталинградской области земляк Баранов Роман Никитович…
В Томске в Лагерном саду воздвигнут памятник павшим за родину,на стелах списки погибших,их более шестидесяти тысяч, есть там и мои родственники Петровы.
Проходя мимо церкви или храма, зайди, поставь свечу в память о павших…


P. S. В дни написания рассказа как раз пришло письмо из Германии с просьбой более точного указания места захоронения умерших немецких солдат и я подумал – отправлю с письмом этот рассказ. В душе правда кольнуло, может я зря про Крыловку на краю земли, про войну и папу с наколками, про баню с зеками, может, я чего перегнул?
Я отправил письмо с рассказом в Берлин и затем, в пришедшем ответе меня еще раз благодарили за сведения о павших солдатах, правда, недоумевали, почему рассказ выслан в их адрес…
Под станицей Клетской недавно снят фильм о любви « Эйфория», завоеваший в 2006 году приз « Молодой Золотой Лев» Веницианского кинофестиваля, но это уже кино из другой жизни…