Стихия

 
 1
 Зима выдалась снежная. Был октябрь тысяча девятьсот пятьдесят второго года. Снег, сверкая белизной, огромными сугробами лежал под ярким солнцем. Михаил, облокотясь на фальшборт с тоской и болью смотрел на такой желанный и дорогой ему берег, где над сопками величественно возвышался вулкан, ровным столбом выпуская в лазурное небо клубы белого дыма. Только вчерашней ночью он, возвращаясь после полугодового рейса, не чувствуя под собой ног, ринулся к родному дому. Там его ждала любимая жена и трёхлетняя дочь Катюша. Дрожащими руками, кое-как вставил ключ в замочную скважину. Тихо, чтобы, не дай Бог, не напугать ни жену, ни ребёнка, сняв в прихожей ботинки, осторожно открыл дверь супружеской спальни. От увиденного он чуть не лишился сознания. В матовом свете зимней ночи на его супружеской постели бились в любовных конвульсиях тела. Его горячо любимая Светлана, обхватив ногами лежащее на ней тело и сжав
 чью то рыжую голову, зажмурив глаза, издавала рычащие и свистящие нечленораздельные звуки, а лежащий на ней рыжий человек, дрыгая голой задницей, сопел как паровоз. Михаил включил свет. В одно мгновение мужчина оказался в противоположном углу спальни, а Светлана так и осталась лежать с разверзнутой плотью. Михаил, преодолевая вялость непослушных ног, подошел к постели и, чтобы не видеть этого позора, прикрыл тело. Но жена не реагировала. Она лежала, будто бы окаменев, с побелевшим лицом и посиневшими губами. Как сквозь туман происшедшего, его сознание отметило, наконец, что Светлана потеряла сознание. Михаил без сил опустился на пол. Он очнулся от крика из детской комнаты: - Мама! Мамочка! Я писать хочу, проводи меня. Он с трудом поднялся и пошел в комнату дочери, даже не взглянув в сторону постели. Вернувшись от дочери, он подошел к Светлане. Она лежала все в том же положении. Михаил испугался. Он почему-то сейчас совсем не думал о происшедшем. Вызвав скорую, он осторожно дотронулся до жены. Она не проявляла даже признаков жизни. Он в изнеможении опять опустился на пол. Бригаду скорой помощи ждать долго не пришлось. Врачи долго возились, прежде чем забрать в больницу Светлану, которую поразил тяжелейший инфаркт.
 Папа, а куда мы на пароходике поедем? – Катюша стояла рядом на палубе и смотрела на него ясными ярко-голубыми глазами. – К бабушке доченька, в город Петропавловск. Давай спустимся в каюту, здесь ветрено становится. – А мама скоро к нам приедет? – Ты же знаешь, мама болеет, и я не знаю, когда она приедет и когда поправится. Снова горло сжал комок обиды. Перед глазами встал вчерашний кошмар. Михаил действительно не знал, чем все это кончится. Злость и какая-то необъяснимая ненависть не покидали его. Он постоянно задавал себе вопрос: - а правильно ли он поступил, оставив больную, беспомощную, так горячо любимую им женщину, на грани жизни, на произвол судьбы, и не находил ответа. 2
 Город встретил его в предпраздничной суете. Военные корабли, стоящие на рейде, расцвечивались сигнальными флажками и гирляндами лампочек. Народ куда-то спешил озабоченный предстоящим торжеством Октябрьских праздников. Мама Михаила не на шутку встревожилась, узнав о болезни Светланы. Она настойчиво требовала, чтобы Михаил вернулся к жене и был с ней рядом.
Она никак не могла понять происшедшего и, взяв короткий отпуск, с первым самолётом вылетела к Светлане.
 Была тихая, светлая, морозная ночь. Михаил долго не мог заснуть, его одолевали тяжелые думы. Он погрузился в забытьё уже перед рассветом, но его разбудили толчки землетрясения. Он быстро оделся, завернул в одеяло Катюшу и вышел из дома. На улице творилась паника. Люди выскакивали раздетыми, сонными, в большинстве не соображая, что происходит. Дул холодный, пронизывающий ветер.
 Петропавловск расположен огромным котловинным ландшафтом среди окружающих его сопок. Внизу, как бы, на дне «котла» раскинулось небольшое озеро, отделенное от Авачинского залива нешироким перешейком. Улицы же города расположились по склону сопок. Домик, где родился и вырос Михаил, располагался на вершине одной из сопок, и от сюда виден был весь город с его бухтами и портами. Он с ужасом наблюдал как огромная волна, беспрепятственно пройдя через перешеек и смыв стоящие на нем пакгаузы, склады и небольшой судоремонтный завод, с бешеной скоростью обрушилась на спящий город. Люди в панике бежали на вершины сопок, давя друг друга. На его глазах, обезумевшая толпа затоптала пятилетнего ребенка.
Рушились дома. Над истерзанным городом поднимались языки пожаров. Внизу волна поглощала все, что ей попадалось на пути. В портах творилось невообразимое: Портальные краны, пакгаузы и портовая техника исчезли под водой. А суда стоящие у причалов выбросило на берег. Вот исчезла школа, в которой учились они со Светланой. Вот обрушилось здание пединститута, в котором она училась. А стихия продолжала свирепствовать. Над городом стоял истошный крик и плач. Единственной мыслью Михаила сейчас была судьба матери и жены. – Хотя бы живы были – думал он – все, что случилось между ним и женой, было сейчас незначительно. Хотя бы живы были. Неизвестно, сколько еще продолжался разгул стихии. В сознании потерялся счет времени. Наконец волна утихомирилась и спокойно отошла, оставив на земле трофеи. Михаил не чувствовал холода. Он крепче прижимал к себе дочь, которая даже не плакала, настолько она была потрясена увиденным. Вернувшись в дом, они застали полный разгром. На полу лежал упавший сервант и книжный шкаф. Пол был усеян осколками посуды. Но дом выдержал это стихийное бедствие.
 Постепенно жизнь в городе налаживалась. Город залечивал тяжелые раны, нанесенные необузданной стихией, которая называлась – Цунами. В порт то и дело входили корабли, груженные трупами. Прибрежные воды океана покрывали замерзшие тела. Трупы вылавливали рыболовными тралами и грузили прямо на палубу. За городом экскаваторы рыли огромные братские могилы. «Наших» хоронили в гробах, окрашенных в красный цвет. В основном трупы различали по военной форме. «Чужих» укладывали в огромные белые ящики и хоронили за кладбищем. Михаил целыми днями простаивал в огромной массе горожан на причале в надежде увидеть труп матери или жены. Но все его надежды были тщетными.
 3
 Михаил поднялся в ходовую рубку. Судно уже качали волны Океана. Оставив за кормой порт и залив Авача, взяли курс на South. Справа по борту высилась громада острова Дедушка. Еще совсем недавно его семидесятиметровую вершину покрывала яркая растительность. Теперь вершина острова чернела в лучах неяркого предутреннего солнца. На душе сразу как-то стало нехорошо. Вспомнился ужас Цунами. Защемила тоска по невозвратной потере дорогих и близких ему людей. Вот показалась на траверзе бухта Вилюча. На отлогом берегу здесь располагались икорный и крабовый заводы. Рыбоконсервный комбинат и жиротопни. Пройдя между высоких скал, зашли в бухту. Вид пустынного берега являл ужасное впечатление. Спустили шлюпку и Михаил сел на вёсла. Под прозрачной толщей воды видны были предметы человеческой цивилизации. Машины и станки, подъемные краны и заводское оборудование. А ближе к берегу, среди всего этого хлама, кучи человеческих костей, густо усеянные ненасытными крабами.
Берег был чист и гладок, сверкая на солнце голубым песком. Михаил развернул шлюпку и изо всех сил погрёб к судну. Поднявшись на борт, он ни на кого не глядя и не отвечая на вопросы, пошел в свою каюту. Его душили слезы. Ему казалось, что среди этих останков он видел кости близких ему людей. На вторые сутки показались берега острова Шумшу, где на берегу располагалась пограничная застава. Но от заставы не осталось даже следа. Высоко, на вершине одной из скал, на высоте не менее ста метров, лежал рыболовецкий траулер, заброшенный туда гигантской волной. А дальше были острова, заливы и берега, с детства знакомые Михаилу, на которых жили люди, работали на заводах и рыбоконсервных комбинатах, ловили рыбу и растили детей, Несли свою нелёгкую службу солдаты. Но, сатанинской силой Цунами все это превратилось в безжизненную пустыню.
 Переживания Михаила достигли предела. Он лишился сна, он не мог есть. Ему мерещились человеческие останки под водой, он боялся сойти с ума. На третьи сутки пути, по курсу должен быть «его» остров. Но в пределах видимости было только море, и экраны радаров были чисты. Остров исчез. От нервного переутомления Михаил слег и уже не мог стоять вахту. Вертолётом он был отправлен в Петропавловск.
 4
 Михаил все еще был в госпитале. Медленно, очень медленно возвращалось к нему утраченное здоровье. Время близилось к обеду, когда в палату улыбаясь, вошел его брат Юлий, ведя за руку Катюшу. – Ну как, больной? Пора бы уже и выздороветь. Дочь вон как соскучилась! Катюша подбежала к отцу и, обхватив его за шею, прошептала ему – Ты скорей, папа, приходи, я жду тебя, а то и мама приедет, а тебя нет. Вовка – дурак сказал, что маму Цунами забрал. Он врун, папа, он всегда врет. Скажи папа, ведь она приедет? Ты же мне говорил. - Вовкой звали соседского мальчика. – Миша, а тебе письмо из Хабаровска, не знаю от кого.
На конверте незнакомый подчерк и в обратном адресе только номер больницы. Михаил вскрыл конверт, и все поплыло перед глазами, Он ничего не видел, кроме расплывающихся строк размытых слезами. Он узнал почерк жены. – Что случилось Миша, от кого письмо? - От Светланы. На, читай. – Хриплым голосом, еле слышно произнес Михаил. – С того света что ли, – прошептал Юлий, беря письмо.
 « Миша! Мой единственный! Умоляю, не рви и дочитай до конца. Я виновата. Я испачкала нашу светлую жизнь. Я поломала то, что десять долгих лет берегла. Прости меня ради бога, если можешь. Я не хочу жить без тебя, без нашей доченьки. Позволь мне хотя бы быть с вами рядом. Когда прилетела твоя мама, меня уже готовили к отправке в Хабаровск. Я умоляла ее уговорить тебя, и она обещала. Но, как видно, ей это не удалось. Она обещала дождаться меня в нашей квартире. Где она сейчас? Ходят слухи, что у Вас был сильный шторм, но в печати нигде ни слова не пишут об этом. Сейчас я себя чувствую лучше, и если ты разрешишь, я тотчас же прилечу к Вам. Большой привет маме. Постарайся меня простить. Я люблю только тебя и никто другой мне не нужен. Без вас мне жизнь не нужна».
 Михаил вырвал из рук Юлия письмо. - Чего стоишь? Беги, давай срочную радиограмму. Зови медсестру. Пусть одежду несут. Я выписываюсь. - Папа, скоро мама приедет? Урра!