Голубая мечта

 


 Помнят, наверно, люди то время, что называлось: «Великие Стройки Коммунизма». Весь «Великий и Могучий» тогда энтузиазился и я, конечно, в том числе. И поехал я на Север, рассказать, чем страна наша дышит, с голубой мечтой, конечно, построить колхоз и научить людей тамошних картошку выращивать. Сам то я вот уж второй год как освоил этот «фрукт». В детстве не пришлось, не знали мы этого. Ну, и рванул я по дальним и ближним стойбищам да поселкам. Лекции читал о великих стройках, рассказывал как люди на «Большой земле» живут. Мне, к сожалению, бывать там не пришлось, все мои познания из средств массовой информации. Как немец на Россию напал, долго не могли с ним сладить, а как стал он евреев обижать, так обозлился народ Российский и разбил их всех. Ну конечно, сразу вопрос: А кто ж это такие, евреи? Долго объяснял и рассказывал о самом лучшем и самом умном народе. Ничего не поняли. Чего ж, однако, не понятно? Это такие же Чукчи, только живете вы здесь, у моря, а они там, на «Большой Земле».- Вот я еврей, хожу с вами на охоту, говорю с вами на чукотском языке, ем то, что едите вы, вот только живу я в деревянном доме, а вы в яранге из оленьих шкур. Вот теперь, понятно? Тут шаман знаменитый с чудным именем, Чанг Абрамович и говорит: Спать сегодня с моей дочкой, однако, ляжешь, пусть нам самого лучшего и самого умного еврея родит. Нет, говорю, никак нельзя. У евреев закон такой, что до женитьбы спать с женщиной запрещено, а жениться, по чукотским законам нельзя. Я не совершеннолетний. Вот так и отвертелся. Задумался старый шаман, а потом и говорит: - Однако если ты ребенка сделать женщине не хочешь, значит не чукча ты.
 Ездил я так и застал меня месяц май в стойбище. Тундра в это время водой затоплена, а мне надо было в поселок возвращаться, учителем я там работал. В шестнадцать лет дури много, однако, было. Одел я эти самые сапоги-чулки, что из моржового пузыря шьются, а чуть забрезжил рассвет пошел я с ориентиром на ближайшую погранзаставу. На одном плече, сумка с сушенной
олениной, на другом, винчестер. Долго шел, сутки, однако, а присесть нельзя, воды в тундре на полметра. Пришел на побережье, когда светать стало.
 Проснулся я в охотничьем шалаше на вторые сутки, гляжу, а у постели моей, из оленьих шкур, фляжка с молоком (из сухого конечно) и буханка пахучего, солдатского хлеба. Подарок от пограничников. Ну, а дальше, недалеко и рыбокомбинат, всего-то километров двадцать. Пришел я к закату.
 В заводской столовой, девчата вербованные, только чай и смогли предложить. Одна, шустрая такая, со шрамом на шее и говорит: - Пойдем ко мне, накормлю. Ну и пошел. Ужин, однако, царским был. Пельмени из чавычи, крабы жаренные, даже огурцом соленым пыталась накормить с луком. Ну, лук я понимаю, пищей богов пацаны называли, а вот соленую траву, что вы огурцом называете, кто ж ест? – У нас на Украине только травой и питаются. Помидоры, баклажаны, тыква, и еще там разное, слышал? А когда немец был, так и траве была рада. Этот шрам на шее моя вечная память о той године. Когда евреев из города немцы вывозили, меня, девчушку одна украинка спрятала. Сын то её в полицаях ходил, думала, однако, безопаснее. Пришел он как-то ночью пьяный и надругался. А утром сказал своим дружкам, что жидовочку поймал. Схватили, привели в какую-то избу. Жди, говорят, вечером гулять будем. Вот и порешила я себя. А эти звери выбросили меня в овраг, думали мертвая. Нашлись люди добрые, хотя и украинцы, выходили. Вот, после войны и завербовалась к вам. Здесь то жизнь у вас райская, небось, слово жид никогда не слышал? А дальше.… Положила она меня на белые простыни, и я тут же отключился.
 Проснулся я от громоподобного хохота. Это девчата со смены пришли. И слышу: - Фирунька то наша негра привела, где ж ты его, сердешного, поймала, неужели по тундре шастают? Сам я глазами хлопаю. – Глядите, у него морда то белая! И опять громовой хохот. А сами на ноги показывают. Глянул я и обомлел. Ноги мои цвета голландской сажи. Я ж свою чукотскую обувку трое суток не снимал. Когда спать ложился, свет, то моя подружка вырубила. Не растерялась девчонка, я говорит, вот такого полюбила потому, как родня мы с ним. А мне стыдно донельзя стало, так она меня до утра и успокаивала. А после, после долго смеялись на том и другом побережье, от мыса Лопатки до мыса Дежнева, как молодой учитель с черными ногами у вербованной девчонки на белых простынях спал.

 P.S. А картошку выращивать научил, правда, кушать не стали, возили к вербованным на побережье, вместо валюты была, спирт за нее давали. И хотя валютой всегда бисер был, так ведь за него спирта не дадут. И колхоз организовал у оленеводов. Так что с «голубой мечтой» все в порядке. Но, об этом другой рассказ.