Рукопись. Часть третья

Клуб Эксперимента В Творчестве
«Чужие люди»

«В продаже поступила новая модель телефонов от компании Ansim. Основным отличием данного вида телефонов является возможность их использования как кипятильник» - прозвучало тихим женским голосом из радиоприёмника, стоявшего на подоконнике. Юрий Сергеевич, мужчина лет сорока, сидел за своим рабочим столом и выжидательным взглядом смотрел на двери. Послышались быстрые шаги, и он приподнял голову. Постучались.
- Войдите – громко крикнул Юрий Сергеевич.
Дверь приоткрылась, и в образовавшейся щели появилось довольное лицо Нового. На нём был строгий чёрный костюм, а на шее высели серебристые наушники.
- Что за внешний вид, Новый? Что за дикость? Зачем ты слушаешь всякую дрянь, тем более в рабочее время? Это пагубно отзывается на твоём неокрепшем сознании, - улыбка на лице Нового исчезла. Он виновато опустил голову.
- Юрий Сергеевич, это в целях эксперимента. Вы же знаете, «генератор исчерпывающей музыки» молчит уже которые сутки. У них поломка. А я анализирую музыку тёмных времён. Тем более такой успех, Юрий Сергеевич, такой грандиозный успех, я хотел просто перевести своё внимание на что-то другое.
- Ладно, хорошо. Тебе удалось что-нибудь найти об этих троих?
- Троих? Странно, но за последние десять лет нет вообще никакой информации. Ни доходов, ни расходов, ни места жительства, ничего. Родители информации о них не имеют, говорят, что не общаются давным-давно. Все они закончили наш радиотехнический и всё, канули в лету.
- Радиоэлектроники? Уже неплохо.
- Зря. Абсолютные бездари – не было замечено ни склонностей к самосовершенствованию, ни порывов в какую-нибудь область деятельности. Кира, правда, рисовать, кажется, умела, но это ж ничего не значит. Пустышки.
- М-м-да… знакомая история для тех времён.
- А зачем вам эти трое? Ликвидируем и всё, никаких следов, никакого разглашения.
- Не всё так просто. Мы перерыли все развалины ада вдоль и поперёк в поисках Адраила, а он почему-то пил кофе тут, на земле, у этих. Мефистофель погиб в последние часы боёв, но его бесстрашный любимец Адраил не мог ведь просто испугаться и убежать. Наверняка сатана предугадывал свой исход, и послал своего главного защитника на землю, дабы найти что-то, что могло бы их всех спасти или дать им силу. Тем более, спрашивается, что было нужно убийце Адраилу от этих троих? Я уверен, что они каким-то непонятным пока мне образом замешаны в его не осуществлённых планах.
- Хм… согласен, это не спроста.
- Где сейчас эти трое?
- Каждый в отдельной камере. Кира и Максим зажались по углам, а Андрей спит, тоже в углу.
- Спит, говоришь? Ну, тогда буди, и веди его сюда.
- Слушаюсь.
Через пять минут привели Андрея. Юрий Сергеевич встретил его улыбкой и дружески похлопал по плечу.
- Заходи, присаживайся. – Сказал он, и указал Андрею на кресло перед столом.
- Извини, за то, что держали тебя в камере. Но теперь всё улажено, - добавил он, присев на своё место. У парня было заспанное лицо. Глаза, под действием солнечного света, жмурились и слезились. Андрей вытер выступившую из них влагу и отвернул голову от окна, чуть пригнув её вниз. В кабинете не было предметов, которые могли заинтересовать взор незнакомца. Гладкие голые стены светло зелёного цвета, чтобы не утомлять глаза. Стол, папки с бумагами – всё сложено и упорядоченно. За столом небольшая книжная полочка. На полке серия незнакомых Андрею книг без указания на авторов и ещё несколько, со страшными техническими названиями.
- Теперь ты можешь не бояться, здесь ты в безопасности. Нам удалось поймать это дьявольское отродье, он получит по заслугам. К тому же, я могу тебе сказать, что ни ад, ни рай с ангелами нам уже не страшен. Мы одолели их, и обрели человечеству полную свободу. Настоящую свободу. Теперь мы сами боги. А главное – мы уже лучше, чем они когда-либо. – глядя на сонного парня продолжал Юрий Сергеевич.
- Отродье? … Та не, чё? Всё норм… свой пацык. Таких бы побольше. Только шумный малёка, - тихо пробормотал «в себя» Андрей, и поднял свои глаза на собеседника. Добродушие на лице того как ветром сдуло.
- Я знаю, Андрюш, тебе сейчас нелегко. Ты уже смог ощутить на себе все те перемены, которые произошли под влиянием теории Апроксемического сна. Это дело рук человека. Ты странным образом потерялся в последние годы, когда и произошёл решающий скачёк в человеческом прогрессе. Не беспокойся. Ты найдёшь себя в этом новом, совершенном мире. Мы поможем тебе избавиться от предрассудков, ненужных страхов, остальной шелухи, и ты сможешь получить рациональный разум, полезный социуму и, конечно же, тебе самому. Я хочу тебя кое о чём спросить.
- Где мои друзья?
- С ними всё в порядке. Что от вас было нужно этому извергу, Адраилу? Нам необходимо знать, что бы помочь вам пережить эту ситуацию как можно легче.
- Помочь… хм. Что-то ты не договариваешь, начальничек.
- Мне нечего недоговаривать.
- Лжёшь, сука! Я те чё, лох? Чем больше ты врёшь, тем больше я тебя ненавижу.
- Не ломай комедии. Ты же взрослый человек. Одной своей росписью я могу перечеркнуть все твои планы на будущее.
- Что, убьёшь? Ой, дяденька, не надо, прошу вас, я больше не буду.
- Тебе самому от себя не противно? Ты прожил абсолютно ненужную жизнь: ни семьи, ни профессии. Только двое таких же конченных друзей. Чем ты занимался?
- Я писал, я придумывал.
- Ха. – злобно восторжествовал Юрий Сергеевич, - Как, ты не знаешь? Ни десять лет назад, ни сейчас это не нужно. Писателей нет. Они не нужны. Сила человеческого разума, пока ты неизвестно где спал, достигла таких высот, что этим ненужным делом занимаются машины. Каждый месяц выходит гениальное произведение в серии книг «Гениальные произведения». Каждая из книг отвечает на сотни поставленных вопросов. Та же самая история и с музыкой, и с живописью. В общем, со всем, что называется искусством. Мы научили машины эмитировать его. Но и это ещё не всё. Искусство – это ошибка прошлого времени, а будущее – за наукой. Человеку будущего не нужно будет искусство, потому что он целесообразен и рационален. В нём не будет лишней шелухи, как у вас, людей прошлого.
- Сотни вопросов, говоришь? А наши не отвечают, наши способны их поставить.
* * *
Адраил чувствовал смертельную усталость. Его постоянно пичкали какой-то дрянью. А хуже всего было то, что тепло ада не грело его, будто забыв о его существовании. Он постоянно просыпался в незнакомых местах. Люди в белых халатах и масках, белый потолок, постоянные расспросы. Хотелось просто молчать, но за молчание Адраила награждали порцией электрического разряда.
Открыв глаза на этот раз, Адраил почувствовал на себе множество взглядов. За толстым стеклом копошилось множество людей, громко звучала странная музыка, светило яркое солнце. Вокруг разноцветные стяги и возгласы. Это была огромная площадь, а его стеклянная коробка стояла посередине. Не было того угла, в котором можно не боятся хотя бы за свою спину.
Адраила обступили со всех сторон: женщины в красивых платьях, дети с едой, бабушки со злобой, мужчины с очками и пивом, - впритык подошедшие и всецело довольные собой. «Что такое человек?» - подумал Адраил. «Уши, ноги, хвост» - отвечал тут же. «Отпустите» - шептал он расплывшейся по стеклу морде. Люди веселились и радовались. «Победа» - яркими красными большими буквами было написано на одном из зданий. «Человечество навсегда избавилось от сил тьмы, и обрело свободу» - красовалось на другом, и подпись внизу: «Партия силы разума». Прейдя поглазеть на последнего из поверженных, люди хотели пиршества и торжества, но, подневольно, привели с собою и маленькую опаску. «Что такое человек?» - задавал себе один и тот же вопрос Адраил. «Радость, страх и бутылка пива». – снова ответил он, ощупывая свою голову. «Рога, красное уродливое рыло, что же ещё?» - Адраил постучал ногой об пол, и узнал цокот копыта. Всё это время он сидел, вытянувши ноги вперёд. Адраил встал и медленно подошёл к одной из стенок. Люди, стоявшие у неё, отшатнулись, отойдя на несколько шагов. Остался стоять на месте лишь один паренёк, не то слишком смелый, не то самый злой. Адраил заглянул в его широко раскрытые глаза и, не обращая внимания на пылающую в них дикую ненависть, узрел отражение себя самого: чёрные бычьи рога, чёрные глаза без зрачков, бледно красное лицо, покрытое глубокими бороздами шрамов, копыта, мохнатое тело и громадные чёрные вороньи крылья. На шею ему повесили переломанную трубу, символизирующую несбыточность Судного Дня.
К стеклянной клетке Адраила поспешно подошла, держась за руки, молодая парочка: красивый перепуганный мальчик с блуждающим взглядом, и весёлая симпатичная девочка. Картинно глянувши на заключённого, она прижала к себе спутника и начала целовать его. Их тела извивались и горели страстью, словно красивые и гладкие болотные пиявки. Присутствующие рядом поняли задумку, и, торжествующе поглядывая на заключённого, захлопали в ладоши, выкрикивая: «Мы умеем любить. Мы умеем любить!». «Разве это та любовь, которую воспевали ваши же поэты прошлого?» - подумал Адраил, и в этот момент он вспомнил очень старую и всеми забытую легенду ада, которую услышал в детстве.
 В камере было ужасно жарко, солнце палило его тело, ручьями стекал пот. Чуть дальше, на месте стоявшего там когда-то памятника Ленину, сооружали совсем иной памятник. Отовсюду к тому месту приходили люди, держа в руках книги, в большинстве своём чёрные, с золотистым крестом посередине. Их навалом сбрасывали в шарообразную форму. Рядом стояла палатка, где подсчитывалось количество принесённых книг и огромная бетономешалка. До краю оставалось совсем немного. Адраил закрыл глаза и начал шептать:
Мефистол, виир даасрнаа
даадсирене нурм.
Мефистол, виир аснрад
Катсигул.
Мефистол, энаатсро наи
риисисрене эурн.
Авасрих ней,
Мефист Катсигул
Это и была эта древняя легенда, смысл которой сводился к тому, что тело, потерявшее надежду, теряло своё предназначение и обретало свободу, воплотившись в слова.
Девушка, привселюдно целовавшаяся с парнем, не отрываясь от его губ, открыла глаза и взглянула на стеклянную камеру. Заключённого не было. На полу камеры были разбросаны копыта, хвост, бычьи глаза, куча чёрных перьев и ещё много чего. Она слегка оттолкнула от себя парня, вытерла рукавом влажные губы и отшатнулась. Людей, заметивших пропажу, охватил дикий и цепенящий ужас. Та маленькая крупица опаски, пришедшая вместе с людьми, переросла сейчас в нечто, от чего закипала кровь и становились дыба волосы на голове.
Площадь мгновенно умокла. Ни один из присутствующих там не смел пошевелиться. Стояла гробовая тишина.
«ВАША ЛЮБОВЬ – ОДНОНОГАЯ, СЛЕПАЯ И БЕЗРУКАЯ ЖЕНЩИНА С ПЫШНОЙ ГРУДЬЮ. ВЫ УБИЛИ ЕЁ, КОГДА ПРИШЫВАЛИ ПРОТЕЗ. НО ЭТО НИЧЕГО, ВЕДЬ ВЫ МОЖЕТЕ ТРАХАТСЯ И С ТРУПОМ.» - громыхнул неизвестно откуда страшной силы голос. Звук охватил всё, что было в округе: в зданиях повылетали стёкла, хлопали двери, лопались бутылки, глохли и седели люди, уносило ветром яркие воздушные шары.
- Здравствуй сонный город. Здравствуй, здравствуй. Боюсь, как бы я не нарушила твою тишину ударами своего сердца. Здравствуй, мой дорогой. Да Здравствуй! Здравствуй небо. Здравствуйте редкие ночные тусклые звёзды. Ах, как много теряют не видящие вас, ищущие поводы для оптимизма совсем в другом, там где эти поводы так и останутся поводами, иллюзиями, розовыми бликами глупых очков. Здравствуйте окна, окна за окнами. Спите, спите. Я немножко. – нарушая тишину, царившую в комнате, произнесла Кира. На её побритую наголо голову был одет железный ободок, всё тело было покрыто проводками, кожаными ремешками и железками. Кира распласталась в горизонтальном положении на столе, напоминавшем операционный. Молодой парень, сидевший у монитора рядом, удивлённо посмотрел на неё.
- Что это с ней? – спросил он своего старшего товарища.
- Не обращай внимания. Скорее всего, это как условный рефлекс. Неизвестно, что будет с тобой, если у тебя начать выкачивать душу.
- Ха-а-а-а-а-а-и-и-и-и-и-я-я-я-я-я-я-я-я-я-я-г-х-й-а-а-а, - ели слышно доносились из соседней комнаты вопли Андрея.
- Что это у них? – спросил тот же парень в белом халате, кивнув на стену, из-за которой слышались эти звуки.
- Кажется, что такой же пациент.
- Наверняка мои мысли слегка будоражат вас во сне. Мелкий шрифт моей усопшей ярости и обид на вас, лежащих под моими ногами. Мои ноги. Здравствуйте. Руки. Озябшие. Веки. Кожа. Пальцы. Ног. Рук. Здравствуйте. Ещё раз. Не грех повторится. Я снова не буду услышана. Никто не будет матерится снизу вверх на меня. Мои слова улетят с резким тёплым ветерком куда-либо. Снова. На юг или север. Колебания, вызванные им рассеяться. Память о моих словах стёрлась бы, будь она. А я всё равно не промолчу. Хоть я и останусь для вас всех, спящих, глухих, пустых сердец лишь крохотным молчаливым карликом, так беспечно свесившим ноги с открытого окна, что-то привычно бубня себе под свой угрюмый насупленный нос.
Из глаз Киры – крокодиловы слёзы … Двумя извивающимися бороздами по краям своего лица на целлофановое покрытие операционного стола образуя маленькие лужицы у своего тела.
- Скоооооооооооооооооооооооооооооооооооользииииииииит душа – кричал из соседней комнаты из другой комнаты из иной комнаты и звук по коридорам по закоулочкам в редкие ушки ушицы.
- Ах, простите вы меня, закоренелую эгоистку. Я ведь не хотела расстраивать душу. Где-то в глубине самой себя я вас всех ужасно люблю. Эх, спите, спите. Пусть это будет хотя бы колыбельная. Закрывайте глаза. Спите. Спите, как и спали, солнценатики. Ставни прикройте. Закройте уши толстым слоем белоснежной ваты. Прикройте лицо одеялом. Прижмитесь к бездыханному телу рядом. Холодному. Вы слышите музыку ночи? Ах да, я забыла… про белоснежную вату и включённый телевизор. А так бы услышали? Хоть что-нибудь? Пение ваших немых и глухих соседей за стеной. Что-то непрерывно где-то стучится в ваши разбитые, заклеенные скотчем окна. Из глубин земли, из пространства космоса. Казалось бы из бездыханного, но но… . Оно ведь есть, есть этот звук, одинокий, мелочный, пугающий. Далеко правда!... А помните: «тому, кто стучится, - откроют!»? Ах, мудрые сони, я забыла, сонная, что вы не читаете. Тоже. Ещё и…
- Её сердце может не выдержать.
- Немного осталось.
- Работаем.
Почернелая кожица трясущиеся ручечки ещё две капли из глаз ещё и ещё две три четыре. Лилось две лиловые тучи из глаз не оставляя по себе и следа. Трое слепых на коридор научного здания два вопля и одно прощание режет щёки, влага, разбавляющая воздух в помещениях. Становясь тучками тучечками. Улетая ввысь, там где НИКОГО УЖЕ НЕТ. Выпадая дождями и впитываясь землёй и проскальзывая туда где тоже НИКОГО УЖЕ НЕТ. Глаза ставшие лужицами и тучечками.
- А может вы бы и прислушались, ори вам на ушко колыбельную из открытого окна? Непременно… возможно даже некрещеные вы бы перекрестились бы, не будь на улице ночь. Не свети бы с неба глаза-звёзды. Не молчи бы, немой. Расскажи им ещё раз, расскажи им, глухонемой. Ещё. Ещё. Ещё раз. Напоследок. А потом ещё один напоследок и на ушко. Им, с ватой в ушах, с холодным телом в обнимку, с включённым телевизором, с порнографией на экране, с попсой по радио, со ставнями на сердце, с замками на душе, с закрывшимися веками, с сопливыми ноздрями, с забитыми мозгами, с немытыми ногами, с бритыми женскими руками, с засохшей кровью под ногтями. Им. Ещё. Через. Барьеры стен, километры воздуха, дождя, холода мрака, мимо жёлтых уличных фонарей. И пусть они ещё раз сквозь сон подумают о том, что это толкает их в спину земля, что дышит космос. Что это им снова кажется. Что это им снится. И пусть, мгновение спустя, забудут, пустое. Пусть, некрещеные, перекрестятся и посмотрят на небо. Пусть небо ослепит их солнцем в зените. Ах, ведь только была ночь и луна на небе, - ослеплённые пусть подумают они, но небо облачно. Пуска себе. Пускай обнимут холодное бездыханное тело, идущее рядом. Пускай себе. Думают. Яко бы. Не мешайте себе плакать и кричать, не мешайте себе, немым, орать песни мёртвых поэтов прошлого. Продолжайте. Так и надо. Вас не услышат. Никто не будет матерится на вас снизу вверх. А если да, то не слышьте их. Скиньте им что-нибудь на голову, спящим. Кричите, кричите. Я вам буду подпевать. Пускай себе махнут рукой в вашу сторону сквозь сон. Пускай спят. Пусть думают, что вы немые. Пускай не ошибаются. Пусть знают, что немые не умеют кричать. А вы знайте своё. Кричите им дальше на ушко.
- Сколько осталось?
- Минута, не больше.
- Лоооооооооооошь. Виноваты. Всеееееееееееееееееееееееееееееееееггееееее. За то, что солнце снова взойдёт.
- Эх, натянутая струна. Здравствуй! Здравствуй и прости меня, прощающая. Я буду петь без тебя. Порвись! Порвалась. Порвалась, брынькнув на прощанье. Порвала кожу руки, здравствуй кровь. Твоё тепло греет и жжёт мне мои мутные стеклянные глаза. Ах, сколько же я повторяюсь. Рано порвались все шесть. Рано. Рано крови струится. Ведь рано умолкнуть и не мешать? Рано. Рана. В сердце, в душе, на руке. Эх, здравствуй. Больно-то как, трусишка. Больно говорить это «здравствуй», ещё раз, напоследок… ЭЭЭЭх… зззз…. . Слёзы ведь душат. Ведь голосовые связки не порваны ещё. Орать бы, надрываясь. Устали. Шепчите же! Устали. Ээээх… мычите? Повторюсь, повторюсь, вы простите. Простите ведь? Выыыыы… ноздри сопливые. Эх, ладно, трусишка. Я . Здравствуй я! Здравствуй. Здравствуй…. Эх. Здравствуйте, уставшие, заждавшиеся, натянутые вены… Здравствуйте. Здравствуйте. Порвитесь! Порвитесь! Порвитесь! Холодный блик лезвия ножа под светом молчаливой музыки. Порвитесь, вены! Порежьтесь…Порвались. Порезались. Об острие лезвия бликов. Теперь уж. Теперь уж ещё раз здравствуй кровь. Одна струна. Помните? Одна. Вена. Здравствуй! Вторая. Здравствуй! Третья. Здравствуй больная моя фантазия. Моя никому не нужная. Здравствуй ещё способное кричать горло и сердце. Кому то на ушко. Вам. На ушко. Больно-то как. Ах, трусишка. Ах, вы, слышите? Нет. Хорошо-то как. Здорово. Здравствуйте. Здравствуй бред, рождённый моей больной фантазией. Ну и пускай. Лишь бы вам хорошо спалось вечным сном и прекрасно дремалось вечной дремотой. Пускай это будет хотя бы колыбельная. Кому вы поёте? Кому вы играете? Ради чего, ради кого? Кому пели мёртвые поэты прошлого? Кому? Наверняка не мёртвому будущему. Ах, пойте, хоть не легче, так тяжче. Здравствуйте. Здравствуй, больной спящий город. Здравствуй. Ах, не умеете вы кричать, пьяницы и агитаторы. Ах, не умеете. Не умеете. Не умеете. Не умеете вы плясать, пьяницы и танцовщицы. Не умеете вы ничего. Спите. Эх, что ж так долг, серденько? Что стучишься ты, глупое? Зачем? Эээх… кому? Разбудишь ведь, спящих… Не орать тебе, горлышко. Не ори. Здравствуй. Не шепчи! Здравствуй лезвие! Здравствуйте. Горло. Нож. Рвись ты, кожица! Лейся, кровушка. Ещёёё…. Здравствуй утихшая музыка ночи. Здравствуй…. Город под ногами!
Кап. Кап. Кап. …
- Накрой его.
- Открывай двери. К анатомам её.
- Воды то сколько.
- А что у него с глазами?
- Дай погляжу… Фуууу, их нет. Ужас. Вээ.
- Куда же они делись?
- А хрен его знает.
«Отче наш…еже еси на небеси…да святится Имя твоё…да придет Царствие Твое…да будет воля Твоя…яко же на небеси…так и на земли…хлеб наш насущный даждь нам днесь…и остави нам долги наши яко же и мы…оставляем должникам нашим…но не введи нас во искушение…но избави нас от лукавого… АМИНЬ» - шептал чей-то голос в кромешной тьме.
В ведре кровавая вата и стриженый седой волос. Таких три. У трёх вёдер три влажные половые тряпки, пропитанные глазами. Три. Аминь.
* * *
- Совершенно излишне наполнять людей национальным самосознанием, по причине часто встречающегося отсутствия всякого сознания. Достаточно убедить их в том, что их нация самая весёлая. Смех – лучший из способов не задумываться, даже если он сквозь слёзы. Посмотри, ведь каждая нация считает себя самой весёлой и самой задорной, а потому самой лучшей. А если самой лучшей, значит, всё ничё так, жить можно. Друг мой, если в среднем на каждого индивидуума будет припадать в день хотя бы минута смеха – то мы не потеряем над ними контроль. Все эти пословицы: «минута смеха продляет жизнь человека на одну минуту» придуманы не с пустого места, - твердил Юрий Сергеевич своему младшему ученику, стоя под зонтиком в парке. Шёл дождь.
- Ты любишь дождь? – спросил он Нового.
- Да что-то изголодался по нему. Тут, кстати, каждый день с трёх до четырёх дают дождь. Мне нравится, я свою девушку сюда привожу. Влага на неё странно действует, и она начинает целоваться вдвое лучше.
- Глупости.
- Юрий Сергеевич, а из тех троих удалось что-либо вытрясти? Интересно…
- А-а, ничего интересного. Обработали мы этих троих… Потом проанализировали… Всей сменой потом смеялись. Представляешь, извели всю бумагу, что была у нас в институте и… 45 334 страницы результата. И знаешь, что на них было? «Тоска»
- В смысле?
- Все листочки исписаны словом «тоска», ничего более.
- Мда…смешно получилось.
- Жаль, мы думали, что найдём ответ на скребущий меня в последнее время вопрос.
Бог всё равно остался, лишившись всех своих оболочек. Мы думали, что главная наша задача – ликвидировать его, а оказалось наоборот. Что если ему взбредёт в голову покончить с собой?
- И что же?
- Тогда человечества не станет.
-…
- …
«Мы – обычная семья. Отец и два брата. Младший постоянно жаловался Отцу на своего брата, молил помочь, уберечь, спасти от его злобы. И Отец гневился на своего старшего сына, - из-за того, что когда-то раньше сын не оправдал Его надежд. …так было до тех пор, пока младший не подрос. Пока не окрепли его руки, пока не поседел раньше самого отца. Пока не убил брата. Пока Отец не зажался, беспомощно плача, в угол…»
- Как Вы думаете, если конец света всё-таки настанет и точно известно, что это будет сопровождаться музыкой. Что это будет за музыка? Или звуки?
 - Хм… Знаешь, когда-то в моей далёкой молодости я услышал одну песню, «Welcome To The Machine». Когда я её слушал, то думал, что это случится именно под эту музыку. А ты как считаешь?
- Не знаю. Наверное, это будут звуки завершения работы Windows.

 Я ЗАКОНЧИЛСЯ

21 апреля 2006 – 20 апреля 2007(никогда)
Левченко

Спасибо Рикки, с подзатыльника которой всё и началось.
И ещё Одной, на которой всё закончилось.