Семья

 Я не знаю, когда и как это началось, но только к некоторому моменту времени я вдруг поняла, что вроде бы влюблена и скоро должна выйти замуж. Не скажу, чтобы мой избранник был особенно красив. Лицо самое обыкновенное, ростом невысок, но... Наверное, он покорил меня своим обаянием, которое шло у него из глубины глаз в виде особенного света. И этот свет завораживал меня и лишал сна и памяти.
 По своей природе я достаточно скромна и рассудительна. Но с момента знакомства с моим избранником моя прошлая жизнь покрылась плотным туманом. Я не задумывалась о будущем и не помнила практически ничего из своего прошлого. В настоящем же я видела свет, льющийся из глубины его глаз и завораживающий меня. Рядом с ним я была спокойна и весела, задумчива и рассеяна. Можно было сказать и так, что сейчас время для меня перестало существовать. Прошлое свернулось в маленькую точку, которую не хотелось расковыривать, будущее же плавно пульсировало вместе с настоящим, на волнах которого можно было раскачиваться легко и спокойно. Просто пребывать в тихой уютной радости без наслаждения и неги.
 
Как-то я обнаружила себя проходящей мимо школы. Дети открылись мне с внутренней стороны здания. Просто стены сделались для меня прозрачными, и я увидела детей, которые резвились на перемене. Тогда я вспомнила удивленно, что кажется когда-то давно, я была учительницей. А впрочем, может быть, это было совсем недавно. Потому что рефлексивный холодок пробежал у меня по спине при виде вышедшей неизвестно откуда, высушенной от забот, завучихи. Её спина, вопросительно изогнутая сверху, совсем расстроила меня, я всегда раздражалась от вида скрюченных спин. Моя гордая и царственная осанка, может быть, была моим самым большим достоинством.
Вдруг остро и тоскливо резанув душу, мне вспомнились дети, тетрадки, мои не выспавшиеся глаза, страхи и обязанности. Всё это серой кристаллической массой навалилось на меня, пытаясь утрамбовать меня на свой лад , разложить мои составляющие по своим осям. Я ощутила привычную тоску по брошенным мной детям, кажется, они тоже почувствовали что-то и, даже не видя меня, уже вдруг начали искать меня глазами.
Но как-то внезапно это всё опять покрылось туманом и уплыло в даль. Он снова стоял передо мной, тихонько развернув меня за плечи лицом к себе. И в свете его глаз я опять забыла о том, что я - измученная, заполошная учительница. Нет, я снова была светла и царственна, мои волосы откинулись за плечи золотистым огнем.
-Я подарю тебе новую жизнь, - сказал он с нежной улыбкой.
-Но твои родители... Они смущают меня, - ответила я ему.
Он промолчал.
Жажда перемен, именно она разжигала внутри меня золотистый огонь, рождающий вихри нетерпения.
-Скажи, почему мы должны жить вместе с твоими родителями?
Он не ответил, отвернув свой взгляд от меня. И я вдруг ощутила бессмысленность своего вопроса, словно бы я спросила его:
-Почему мы должны быть вместе?
 Я пыталась разглядеть его в деталях. На нем были обычные брюки, серая рубашка, темные полуботинки. Волосы он аккуратно зачесал назад. Больше ни слова не говоря, он взял меня за руку, и мы пошли к нему домой.

Все его милое семейство было в полном составе. Сразу за коридором начиналась маленькая кухня, заваленная грудой грязной посуды. Его мать копошилась в холодильнике. Увидев нас, она повернула к нам свою голову с пережженными от перекиси волосами, с огромными глазами, густо разрисованными черной и синей тушью, и невнятно промычала что-то недовольное. Его отец источал злость, которую можно было уловить даже стоя на пороге комнаты. Он был давно болен и парализован. Пальцы его неподвижных рук висели сморщенными высохшими коричневыми бананами. Его глаза всегда сверкали остро и не добро. Все они здесь были с глазами. Семейка ведьмаков.
 
О том, что мой будущий муж тоже ведьмак, я старалась не думать. Всегда, когда он приходил домой, он начинал трудолюбиво копошиться, что-то подкручивая, меняя, прибивая. Это был его дом, а не мой. И я никак не могла принять его чуждость. Меня приводили в отчаяние длинный темный коридор и комнатки, отходящие от него, которые были забиты всяким хламом.

Обычно мой будущий муж приводил меня в такой же тесный, тёмный, неказистый зал. Откуда-то с затхлых антресолей он доставал синие фарфоровые чашки с треснутыми блюдцами и поил меня крепким кофе. За чайником он бегал на кухню, и всё то время, пока его не было со мной, я пыталась вспомнить, где же я живу. Вспомнить я не то чтобы не могла, но как-то не хотела. Получалось и выходило так, будто бы я нигде и не живу, только здесь. Но я не могла припомнить ни одной ночи, проведенной в этом доме. Я вообще не могла припомнить ни одной ночи в таком, иссушающем душу беспорядке. Все, что могло быть захламлено, было захламлено. Книжки, перья, тряпочки, клубочки, дощечки, разбитые вазочки, позеленевшие ложки - все это было свалено в беспорядочные кучки. Все уголки и щели были заткнуты разнообразнейшей ветошью. Облупившиеся дверцы ящиков, комодов, шкафов натужно выпирали , пытаясь удержать в себе ребристые куски пластмассы, провода, записные книжки, перекидные календари, рваные носки, клубки колготок, старые куртки, кофты и всякую другую дребедень, наводившую на меня острую тоску. Вся мебель казалась покрытой слоем пыли, затем жира и снова пыли, а из сырых углов еще веяло и запахом плесени.
 Его мать и отец, казалось, ничего вокруг не замечали. Кроме них у моего будущего мужа была родная сестра, но она была молода и появлялась здесь очень редко.

Жить среди хлама я не могла и сказала своему будущему мужу:
-Давай, наведем порядок.
 Он быстро согласился со мной и, подхватив меня под руку, увлек в большой магазин. Я, придирчиво и дотошно перелистав каталоги, пересмотрев сияющие витрины, выбрала обои на все комнаты и заказала недорогую, уютную ореховую мебель в зал. Мой будущий муж почему-то удвоил заказ. Я удивилась, но не стала с ним спорить, хотя мне было совершенно непонятно , как можно втиснуть столько мебели в маленькую, задушенную стенами квартирку.
Так или иначе, но полдела было уже сделано. И моя будущая свекровь, сверкая накрашенными глазами с сине- черными стрелками ресниц, впивающимися ей в набрякшие веки, ворчала, но под моим натиском постепенно уходила в глубь квартиры.

Я решила начать с кухни, а потом взяться за зал. А спальню и комнату его сестры оставить на потом. Ума не приложу, где мой избранник хотел поселить меня. Но он казался таким милым, таким любимым и предусмотрительным, что задавать вопрос об этом было бы кощунственно.

Я срывала со стен кухни старые обои вдохновенно и решительно. На кухне становилось светлее, воздух прозрачно и ярко обрисовывал все линии предметов. Контуры окружающего меня мира проступали все отчетливей, и туман, обступавший меня, исчезал, клубился уже где-то в коридоре. Мой будущий муж разводил моментальный клей, попутно стремительно грунтовал серые стены. Обои, весело шурша, светлыми волнами накатывались на них, застывали прорезиненной кожицей. Я развела в тазике мыльной воды, и моя тряпка яростно обрушилась на холодильник, буфет и стол. Теперь я поняла, почему мой будущий муж заказывал так много и всего в двойном размере. Я явно недооценила размеры кухни. Кухня оказалась шире, длиннее, светлее. Из одного угла кухни можно было сделать десять или даже двадцать больших шагов, чтобы дойти до другого.
 Пока мой избранник клеил обои, привезли мебель для зала. Его мать всклокоченной ночной птицей вспорхнула с насиженного места. Ее глаза-блюдца пугливо встретились с моими. Под непрекращающиеся, тихие ругательства своего парализованного мужа она отвезла его скрипучее инвалидное кресло в спальню. А мой будущий муж уже лихо ломал и бросал в бесформенную кучу старую, ветхую мебель.
Работа у него спорилась. Моя будущая свекровь упорхнула в чистую, просторную кухню. И там она уже прихорашивалась перед зеркалом, расправляя на себе бархатный бордовый халат с позолоченным кистями на широком поясе. Из зала слышался уверенный стук молотка.

Я опять вспомнила своих брошенных детей и, движимая порывом грусти, тихонько выскользнула на улицу.

Дети уже давно отучились в школе, и гоняли мяч в придорожной пыли. Я вспомнила о том, что скоро будет лето, и у них начнутся каникулы. А когда они уйдут на каникулах, они уже не будут нуждаться во мне. От этой мысли мне стало немножечко легче. Я стояла перед детьми и боялась, что они меня не узнают. Мои золотистые волосы я попыталась пригладить и спрятать за спину.
Я была довольно таки далеко от дома, но мой будущий муж- ведьмак краем своего всевидящего глаза наблюдал за мной , и я тоже видела всё, что происходит с ним.
Он уже очистил весь зал от хлама и расставил в нем новую мебель. Странно, но цвет мебели изменился, она потемнела, витиевато изогнулась, заблестела многочисленными зеркалами. Зал увеличился в размерах так, что стало не видно торцевую стену, она пропала в полутьме, едва освещаемой свечами, совсем как в средневековом замке.
 Прорезалась все-таки их ведьмаческая натура, и я увидела, что они, приободрившись от первых успехов, решили вылечить отца. Мать моего будущего мужа накинула на плечи черный платок с огненными розами, мой будущий муж сел за рояль. Их взгляд был устремлен в большое овальное зеркало, висящее на стене. Они решили колдовать.
Я увидела это ясно внутренним зрением.

Мой будущий муж играл что-то необыкновенное на рояле. Его мать, слегка подавшись вперед, подпевала, торжественно расправив плечи, едва раскачиваясь и полностью уйдя в ритм. Отец, закрытый темным, болотным, мохнатым пледом бессильно свесил голову в своем инвалидном кресле. Создаваемый ими всепоглощающий ритм завораживал меня, я знала, что скоро появлюсь в их зеркале как потусторонняя, потому что этот ритм звал меня.
Я продолжала стоять на улице, и не могла сделать ни шага.
А дети мои, наконец, узнав меня, весело облепили меня, слетелись ко мне, как снегири слетаются к яркой ветке рябины.
Музыка наполняла пространство вокруг меня, входила внутрь, растекалась по венам, артериям, нервам. Я сделала первые шаги

Я шла к зеркалу, и мои дети, смеясь, бежали за мной. Темная влажная стрела улицы и нежный тягучий запах молодой листвы вселяли в меня незнакомую уверенность. Я шла, повинуясь властному всепобеждающему ритму музыки, больше похожей на гимн.
Семья колдовала впервые за много лет. Я гордилась своим мужем. Он был очень красив за роялем, он откинул полы черного фрака, и взгляд его был полон незнакомой мне высшей решимости.
 
 Я шла, вытянув вперед руки. На моих ладонях, облекаясь в едва видимую, миниатюрную форму бестелесно возникало нечто в виде танцующей феи, совсем молоденькой, еще девочки. Она хохотала, сверкая светлыми кудрями, она подпрыгивала на моих ладонях, весело щебеча, готовая к тому, чтобы излечить больного от всех недугов. Она сама была лучом света. Кто-то шепнул мне, что нельзя оглядываться, но я оглянулась.
Не стоило мне этого делать, я совсем забыла про стражей порядка, а ведь я явно создавала непорядок с танцующей феей на руках и со свитой детей. Милиционер, приметив наше необычное шествие, прицелился прямо по танцующей фее и… Хлоп! Она, деструктурировано расплылась в темное слякотное пятно, падая уже там за зеркалом, в комнате, где был больной отец моего будущего мужа.
 Я, переполненная энергией созидания, тоже перепрыгнула этот зеркальный барьер и хотела было броситься в объятия моего будущего мужа, сверкая золотом волос. Но тут, наконец-то, почуяв неладное, появилась его сестра, та самая, в которой было сосредоточие ведьмачества всей их семьи, та, в черных глазах которой, таилась сила, высасывающая соки из этого загибающегося семейства.
Ей было от чего придти в ярость. Она оставила больного отца, бестолковую мать и скромного старательного брата в тёмной, заколоченной квартирке, а теперь они бесстрашно и гордо смотрели на неё, находясь в огромном зале, с потолком , уходящим ввысь. Они были полны решимости. Решимости, но не силы! Силу она умело забирала у них все это время. У них... Но не у меня.
 Но я не была ведьмой!
Я не была ей сейчас, но в будущем... В будущем я жаждала гармонии и равновесия и я готова была сразиться с ней за это.
Мы сошлись с ней в едином порыве борьбы. Ее глаза чёрные, мои - цвета бушующего моря. Мы взвились вверх, и я, ликуя, ощутила в себе простоту полета и легко перешла границу ведьмачества. Мы сцепили крепко руки. Я представила себя солнцем и морем, я увидела себя золотой лисицей. Она была как ночь и водопад, как темная рычащая волчица. Она шипела, извиваясь, а я подчинялась ритмам музыки, которая рвалась с клавиш рояля, Я слилась с этими ритмами всепобеждающего гимна созидания.

Моя противница неожиданно быстро сдулась в моих руках серым воздушным шариком, и пшикнув, исчезла, превратилась в обычную вздорную девицу на многоярусных каблуках. Она убежала с позором назад , в свою комнату, где еще не было ремонта.
А её отец уже тянул ко мне свои ожившие пальцы, и его лицо исказила забытая гримаса счастья. Он беззвучно шептал мне что-то, и слезы радости лились по его щекам.
 Мой будущий муж подошел ко мне и как всегда нежно и застенчиво сказал:
- Я же говорил тебе, что ты будешь здесь хозяйкой.