О любви
- Я тебя люблю, - сказали они почти одновременно, слова их слились в один сгусток желания, веры и бесконечной нежности. Глаза мерцали как звезды, а тела сливались в одно молодое, сильное, трепетное и желанное. Они были прекрасны, и все вокруг замерло от восторга ожидания чуда. Птицы запели свои лучшие песни, кузнечики и цикады застрекотали гигантским хором симфонию чувственной страсти, ручеек журчал от счастья, а листва деревьев перешептывалась с травами и желала им любви навсегда. Светлячки освещали их красивые тела, чтобы весь мир мог наслаждаться сбывшейся гармонией душ, сердец и тел.
Боже мой, как мы мечтаем именно об этом, чтобы найти ту или того, без которых мир, конечно, не полон. И завидуем счастью двоих и хотим себе такого же огромного, светлого и долгожданного. И оно иногда приходит, а иногда нет. Любовь ведь не озаряет по расписанию и не приходит за заслуги. И она очень странная. Ее почти невозможно точно описать, и она не точно такая же, всегда другая для счастливчиков, испытавших, что это такое. К кому-то приходит не раз, а ко многим никогда.
И если кто-то испытал только кусочек ее - это уже великое счастье. И мы часто ошибаемся, принимая за нее то, что совсем не любовь. И она нередко бывает трудной, но несчастной никогда. Несчастным может быть только тот, кто хотя бы чуть-чуть понимает, что это такое, ждет ее и... не может полюбить, у него ничего не получается. Почему? Никто не знает.
Когда двое любят друг друга так, как никто и никогда - это конечно чудо. Именно это случилось вдруг, и природа ликовала. Когда это было, вчера, пять лет назад или, может быть сто, никто не знает, потому что... Я не знаю почему. Забыли. Может быть потому, что кому-то хочется, чтобы никто не узнал правды, а стал принимать за любовь, например, желание испытать только чувственное наслаждение для себя от слияния с ней или с ним. И тогда это просто можно или купить за деньги, или может быть за какое-то даже доброе дело или в благодарность за заботу и поддержку. Кому-то и это хорошо, но к любви отношения не имеет.
Я не помню, кто мне рассказал эту историю, когда и зачем. Может быть, на самом деле все было совсем по-другому. Но я расскажу так, как запомнил. Итак...
Жила-была девушка. Самая обыкновенная. Роста небольшого, чуть-чуть полненькая, без длинных ног, высокой упругой груди и удлиненной гибкой шеи, перламутровых глаз с длиннющими невинно-скромными ресницами, которые так трепетно закрываются - открываются, заставляя останавливаться, а потом бешено колотиться юношеские сердца. Ничего этого не было.
Зато были проворные руки с натруженными пальцами, чистый взор, умная речь, сильное тело, привыкшее к труду и природе, умеющее бегать, лазить, прыгать, плыть, ошибаться, набивать себе шишки и получать царапины.
И она очень хотела жить чисто, честно, весело, с огромными приключениями и дождаться необыкновенной любви. И у нее все получалось. Она так и жила. И вокруг нее всегда были очень хорошие люди. То есть, плохими она не интересовалась и они ею тоже. Плохие ведь не глупые, они прекрасно знают с кем можно иметь дело, а с кем нет. С ней плохим людям встречаться было бесполезно, все равно ничего не получится для их выгоды.
А вот с другими странно. Они были самые обыкновенные, но вот только они с ней встретятся, как сразу же становятся лучше и чище. И встреча с ней становится для них, может быть, самой светлой страничкой в их жизни, ну, по крайней мере, совсем не темной и, главное, не серенькой!
А где-то в другом месте, может быть далеко, а может быть в соседнем подъезде их дома жил он.
Он был высокий, сильный, красивый, добрый и смелый. Наверное, в нем было еще очень много чего замечательного, но об этом я рассказать не могу. Я его никогда не видел, а рассказывали мне про него совсем обычные люди. А они многого не видят. Это у любящих есть особое зрение, которое помогает им видеть то, что другим не подвластно. И это неправда, что любовь застилает глаза. Любящие видят все, и не самое хорошее тоже, но уж как с этим со всем быть, они решают сами.
Как они встретились и где, я тоже не знаю. Может, это было на дружеской пирушке, а может он ей наступил случайно на ногу в трамвае или как еще.
Но они встретились. Глянули друг в друга их глаза, прошел трепет по случайно соприкоснувшимся пальцам, так интересно, ново и до глубины понятно соприкоснулись их слова о чем-то, их мысли, желания и нежелания, их вера и надежды. И поняли они, что некуда им деваться, да и зачем. Не могут они друг без друга - значит вместе. И выросла в их огромном, теперь уже общем сердце, большая-пребольшая любовь. Никогда такой не было. И пошли они рука об руку, и случилось между ними то, что вы уже знаете.
Но когда все хорошо, кому-то от этого очень плохо. И вот в этот самый миг, когда они стали вместе, налетело что-то серое, страшное, мерзкое и ненасытное, схватило его жуткими лапами и унесло совсем в другой мир, где вроде бы тоже есть солнце, люди ходят обыкновенные, даже смеются и пируют иногда, и работа есть, море, телевизор и интернет, но это совсем другой мир. И попасть из одного в другой невозможно. И телефон есть, но по нему как бы в пустоту - нет никого, даже эхо нет.
И когда мы идем сквозь их обеденный стол, они, живущие Там, нас не замечают, а мы их.
Все. Закончилось сразу и навсегда.
А ей ничего не сделали. Не ударили, не запугали, не соблазнили сокровищами. Оставили в тот миг, когда она поверила и открылась своему счастью, и земля уплывала под ее ногами, и было так хорошо. И нет больше ничего. И что теперь делать? Ну, конечно, она плакала от боли и несбывшихся желаний. Страдала ее душа, страшно ныло и пылало разгоряченное тело. Разбило ее горе, и упала она в беспамятстве.
И приснился ей сон. Будто горюет она. Сидит на большом камне, ветер обдувает ее лицо, а глаза устремлены вдаль, туда, где далеко в море садится красное солнце. И подсаживается к ней старуха, вся в лохмотьях, скрюченная, глаза потухшие и тихо так говорит: "У меня тоже много лет назад украли моего возлюбленного. Нигде не могла я его найти, никак. Померк свет мира в моих очах, когда-то прекрасных, сгорбилось мое тело, когда-то пленявшее лучших юношей, ушла от меня любовь и вот я здесь. Что тебе делать я не знаю. И не найдешь ты его никогда. Прощай". И исчезла, будто ее и не было.
Проснулась она. Ветер обдувает ее лицо. Далеко в море садится красное солнце. Нет никого рядом. И вдруг подумала она, что есть у нее ее душа, ничуть не изменившаяся, только ран на ней прибавилось, есть ее горящие глаза, проворные руки и ее любовь. Которая у нее никуда не делась. И которую так хочется сохранить и донести тому, кого любишь. И пусть говорят, что это невозможно, и пусть шепчут, что стоит только хлопнуть в ладоши и сотни лучших мужчин усладят ее тело необыкновенными ласками и осыпят бриллиантами, что наверно его никто не похищал, а он сам сбежал, испугавшись чего-то, и теперь все видит, все знает, но никогда не придет. Но не это главное. Ну не хочет она сгорбиться от тяжелой боли, не хочет дать потухнуть свету в своих глазах. Не хочет в лохмотьях умирать на холодном камне без солнца и не продаст себя за любые сокровища, сладкие речи и, может даже, не пустые обещания. Не хочет забыть себя и свою любовь, а совсем наоборот, хочет снова найти. Это она решила без всяких клятв, которых она не любила.
Высохли у нее глаза. Стало теплее на холодном ветру. Различила чуть заметную тропинку и пошла. И снова она увидела мир вокруг, различила деревья и ручей, снова зазвучала музыка листьев, птиц, ветра. Вдоль тропинки спешили ежи куда-то, совсем не страшно ухала сова, воздух стал теплее и радость жизни начала возвращаться к ней. А когда утром выскочили из-под куста 38 воробышков, загалдели теплому солнышку - ушла печаль. Вернее, спряталась в самом дальнем уголке сердца и затихла.
Куда она пришла и что стала делать, мне не рассказали. Знаю только, что искала она своего возлюбленного, где только могла: и письма писала, и звонила, и знакомых-незнакомых спрашивала - никто ничего не знал, а если кто и знал, то почему-то молчал. Не было ей ответа. Но она не унывала, продолжала надеяться и ждать, а еще шить, стирать, ходить на работу, помогать старым-малым и больным, родным и совсем незнакомым, бродить по лесу, купаться в море, дружить, встречаться, заигрывать, терять голову, но не продавать свою веру и надежду. И все, кто ее знал, говорили, что она сама и есть любовь. Ведь так светились ее глаза, и она сама и ночью, и днем.
Но никто не знал, какая боль и печаль живет в самом ее дальнем уголке, многими днями ничем себя не проявляя, а потом, потихоньку выползая и пытаясь заморозить ее жаркое сердце.
Однажды ей стало совсем худо, уж очень много захотели печаль и боль. Тут она вспомнила о камне у моря и решила пойти туда, чтобы остудить свой лоб морским ветром и согреть тело солнечными лучами и воспоминанием о принятом Решении.
Пришла она к морю, села на свой камень, подставила лоб ветру, а тело солнцу и закрыла глаза, как делает сильный человек, когда приходит в свою комнату, закрывает дверь и прикрывает глаза, погружаясь на несколько мгновений в свою боль. Ведь его теперь никто не видит, и он может дать себе право на миг быть слабым. А тут миг продлился очень долго. Очнулась она от забытья, когда кто-то стал гладить ее по голове и плечам. Открыла она глаза и видит, что рядом сидит сухонький такой, добренький старичок. И ласково так ее поглаживает. Хорошо ей стало на минутку. А старичок обрадовался и еще ласковее ее поглаживать стал, волосики на голове перебирает и шейку стал легонько так ласкать, того и гляди за грудку примется.
Вздохнула она, сбросила с себя грусть и печаль, а заодно и руки старичка и тихо так сказала, что спасибо тебе, мол, за ласку и заботу, помог ты в трудную минуту, а теперь ей уже ничего не надо.
А старичок теперь вроде и не совсем уж сухонький и старенький. Смотрит на нее внимательными глазами и говорит: "Вот я тебя чуть-чуть приласкал, а тебе уж легче стало. А ты приходи сюда каждый день, я тебя приголублю, приласкаю, отогрею - совсем твои боль и печаль уйдут, а может, потом ты и сама захочешь меня приласкать. Вот мы друг дружке и поможем".
- А как же я тебе это позволю, да и сама тебя приголублю, если нет между нами любви?
- Да так, как все люди - за кусок хлеба с маслом и ветчиной, за наряд красивый, за сережки с изумрудом, да тройку лошадей. А ведь и тело просит.
- Нет, дедушка. Не могу я так, хоть ты видно и добрый. А и молодой бы был - один ответ. Люблю я его. Греет меня эта любовь, хоть иногда и сжигает, и буду я верна ей.
- Ну, спасибо тебе дочка, - говорит старичок и помолодел сразу лет этак на сто. Хоть и остался старым-престарым. - Легко злу отказать, а всего труднее добру. Но знаешь ты твердо, что любовь твоя тебе одной подвластна, да, может быть, времени сколько-нибудь. Спасибо тебе за правильный путь твой. Не зря птицы, да звери, да травы за тебя просили. Я и, правда, могу тебе помочь, да только тем, что поддержать в трудную минуту, а дальше ты сама справишься. И дорогу сама найдешь, и пройдешь ее до конца, и счастье тебе будет. Где и когда - никто не знает, а только сказано: "Дорогу осилит идущий". Доброго тебе пути.
И пропал.
Осталась она одна на камне. И никто ей не сказал куда идти. Да только казалось ей, что оттого, куда она пойдет, как и зачем, что-то случится в этом огромном мире. И мера всему добру и злу на Земле - она одна. Не короли и пушки, не злато и могучая наука, не машины умные и космические ракеты, а ее любовь, ее слабенькая сила в тонких руках и совсем обыкновенном девичьем теле.
И она нашла. Где, когда и в ком - я не знаю. И все сделало Зло, чтобы ей помешать - ничего не получилось. Вот с памятью нашей - это да. Наплели нам с три короба, затуманили туманом, сказали, что все это враки. Да нет. Правда. Нашла она свое счастье, и были у нее дети, много и все просто замечательные. И тот, кто разделил с ней ее любовь, был и похож вроде на того, а может совсем другой, но это не так уж важно. Главное, что они нашли друг друга и больше никогда не расставались.
А правда - она пробилась. Я вот вам рассказал, а вы кому-то другому перескажете. И жить этой любви вечно. И она всегда победит.