Холодный осенний ветер закрадывается в душу с каждым новым вздохом, с каждой
секундой, которую я провожу, глядя сверху на этот древний город с высокими серыми башнями. И не страшно смотреть вниз, даже, если знаешь, что упадёшь и растворишься в пустоте. Никто не бросится за мной. По-прежнему равнодушными останутся серые башни и их жители.
Летом у подножья обрыва стелется изумрудный ковёр, а порывистый тёплый ветер трепал волосы и кроны деревьев. И, наверное, давным-давно было то время, когда река была прозрачной и чистой. Но теперь русалки умерли, – они не могут жить в такой воде. А ветер срывает коричневые листья и смешивает их с рваными, забрызганными грязью тучами. Солнце почти село, и в серых башнях начали загораться огни. Как сильно всё изменилось! Просыпаются в памяти когда-то заученные строки Гумилёва:
Горе! Умерли русалки,
Удалились короли,
Я, беспомощный и жалкий,
Стал властителем земли.
Только на самом старом кладбище города с тяжёлыми могильными плитами, поросшими мхом, бродит каждую ночь не нашедший покоя призрак. И крик его сливается со стоном ветра и деревьев, и пронизывает дождь рваный саван. А он всё смотрит сквозь железные прутья ограды на далёкие огни древнего города, смотрит и протягивает в мольбе свои сухие костлявые руки. И призыв его растворяется в пустоте, что окутала собой его вечную обитель. Никто не откликнется, никто не придёт. И с первыми лучами солнца, проснувшегося под пенье дождя, он в тысячный раз вернётся в свою сырую гробницу.
Одни проходят мимо этого склона, ничего не замечая, другие остановятся и просто смотрят, и у совсем немногих на натянутых струнах нервов осенний ветер играет свою мелодию.
Я не знаю, что ты почувствовал, когда стоял здесь и смотрел, как медленно умирает день на твоей ладони. Но ты сказал: «Как это нет Бога? Что тогда делать?». И мысленно прозвучал вопрос: « Зачем тогда ты каждый день возвращаешься в свою серую безликую башню? Для чего в твоём окне загорается свет, лишь затухает день?».
И я возвращаюсь, и сегодня вернусь, и зажгу свет. И задам вопрос: «Зачем?», и не смогу на него ответить. Тогда чем я лучше этих жителей серых башен древнего города?
Я не могу их ненавидеть. Ненавидеть, но уважать можно лишь опытного умного врага, который знает, что делает, а не этих… Я не могу их любить, - внутри лишь холодный ветер, который высушил до дна моё сердце, и я больше не умею плакать. Ведь что может быть тяжелее мысли о том, что Бог забыл о тебе? И не остаётся ничего другого, как только удалиться в свою конуру, которую я ненавижу за то, что так мало в ней солнца и воздуха. Удалиться и ждать, пока о тебе все забудут. А ты о них. И когда мне захочется окончательно убить последние чувства, я снова приду сюда слушать пение ветра. Как и сейчас острый клинок в моей руке будет поблёскивать голубой сталью. И снова память пробудит когда-то прочитанные строки: «Один в поле воин, если он знает, что он один».
И пусть нет здесь больше русалок и злобных троллей, умерли единороги, пусть только ветер со мной разговаривает! Но когда-нибудь у меня будет свой корабль, на котором я вернусь к себе на остров, где вместо песка золотые крупицы и много всяких чудес. И крылья у меня тоже будут. Пусть даже они расплавятся, как у Икара, но хоть мгновение мне не придётся чувствовать под ногами тяжесть этой земли. А ещё я построю огромный дворец…
Но всё это будет завтра. А пока внутри только холодный ветер. Тот самый, что дует в переулках между серыми башнями древнего города.
1 ноября, 2004