В таверне было душно и темно. Пламя свечей, едва трепеща в спертом воздухе, освещало лишь центр низкого зала, и съедалось темными углами и крохотными черными оконцами, за которыми густо и плотно воссоздавался поздний вечер.
Винсент поднял голову и опять увидел ее. Казалось совершенно невозможным понять то, как и когда она успела войти. Но вид у нее был такой словно она уже давно сидит за этим столом. Опять он проглядел миг ее появления. Вот уже который раз Винсент садился за стол напротив двери, чтобы поймать то мгновение, когда она заходит в двери, и опять у него ничего не вышло.
Она сидела, как и всегда молчаливо, подперев подбородок тыльными сторонами ладоней. На ней было надето платье цвета фиалки, в кружевных капроновых оборках, сползающих с тонкой шеи и рук. На мизинце крохотный серебряный перстень с темным рубином.
Она приходила в таверну уже шестой день подряд. Сидела, молчала, ничего не пила и не ела. Потом она так же тихо уходила. Уходила тихо и незаметно, как и приходила. Почему-то никто не замечал ее. Мужчины пили пиво и даже не смотрели в ее сторону, хотя само появление ее в таком заведении и в столь поздний час было событием, выходящим за некоторые рамки нормы.
-Ты видишь, вон ту рыжую? - спросил как-то Винсент у Фабио.
-Вижу и что?
-Просто мне показалось, что ее никто не видит кроме меня.
-Я вижу… Какая-то городская сумасшедшая.
-Ты точно знаешь?
-Нет. Просто по виду.
-А что с ее видом?
-С глазами что-то не так. Сидит и смотрит.
-Может, подойдем к ней?
-Зачем? На кой она тебе нужна? Пригреешь, а она потом как уцепится, и волосы и куски мяса твоего начнет рвать. Сидит одна. Мужа у нее нет. Это точно.
Винсент отворачивался от стола, за которым сидела девушка, продолжал пить пиво, дымить трубкой. Иногда он косил взглядом в ту сторону, где за дымной кисеей вырисовывалась неподвижная фигурка. Почему-то ему казалось, что ее никто не видит. Только он и Фабио. Однажды он даже подошел к хозяину таверны, чтобы проверить свои предположения. Но хозяин только улыбнулся ему и сказал, что эта девушка-украшение таверны, и что она никому не мешает. Так в чем же вопрос? Пусть сидит себе.
-Уж не влюбился ли ты в нее? – спросил хозяин, подмигнув Винсенту глазом, прячущим в себе маслину зрачка.
После этого Винсент несколько дней заставлял себя не смотреть в сторону девушки. Но это только распалило его любопытство. Сегодня он попытался отметить миг ее прихода. Не получилось. Значит, надо было попробовать действовать.
Он встал со своего стола с расшатанными деревянными ножками и нарочито медленно пошел по направлению к ее столу.
-Добрый вечер, сеньорита.
Она взмахнула ресницами:
-Добрый.
-Вы совсем одна?
-Одна.
-Я- Винсент, а вас как зовут?
-Раная.
-Вы так поздно приходите сюда, и всегда одна.
-Всегда одна.
-Можно присесть к вашему столу?
-Можно.
-Вы ничего не едите, не пьете?
-Не пью.
-Почему?
-Ваш вопрос похож на крючок, которым вы ловите рыбу.
-Я уже давно не ловлю рыбу крючком, только сетью.
-Не ходи завтра в море.
-Почему?
-Не лови меня вопросами-крючками.
Она смотрела на него глазами с фиолетово-чернильной радужкой. Даже сейчас, в полутьме было видно, как ее глаза сияют приграничным цветом вечернего неба, готового перейти в ночь.
Он отвернулся, пытаясь поймать взглядом Фабио. Фабио сидел к нему боком, сосредоточенно потягивая трубку. Его профиль был похож на скалистый излом одного прибрежного ущелья.
-Как я могу не ходить в море? –спросил Винсент, поворачиваясь к новой знакомой.
Но ее уже не было.
Он выскочил из душного, плотного зева таверны в черный, разреженный воздух ночи, потом вернулся обратно.
-Ну что? –спросил его Фабио.
-Убежала. Сказала мне, что не надо в море завтра выходить.
-Встречу что ли назначила?
-Нет.
-Я говорю тебе, она сумасшедшая.
-Слушай, мне пора домой.
-Иди. А я еще посижу.
Через несколько минут Винсент стучался в двери свого дома. Скрип петель, полусонное бормотание жены, шаги до кровати- все слилось в одно неразличимое целое. И он, проваливаясь в сон, продолжал ощущать, как руки жены стаскивают с него, сапоги, и тяжелую, потную одежду.
Проснулся он от солнечного света, пробивающегося сквозь закрытые веки. Открывать глаза не хотелось. Все еще спали, и ощущалась странная шелестящая тишина. Он открыл глаза – солнечный свет исчез, вокруг была ночь, и жена спала рядом, уткнувшись в серую, смятую подушку. Шелестящий звук шел от дождя, стекавшего с крыши по крохотным окнам. Винсент закрыл глаза- снова солнце. Открыл- темнота. Тогда он снова закрыл глаза и лежал так долго в приятной расслабляющей пустоте солнца и не заметил, как заснул.
Проснулся он от бормотанья жены, она слегка трясла его за плечо. Ее глаза со светлыми ресницами, рыжие волосы, рассыпанные по плечам, мягкие веснушчатые руки возвращали его в действительность. На столе его уже ждала кружка молока, неровно отломанный кусок хлеба, печеные яйца, соль в глиняной чашке.
-Ты сегодня поздно вернешься?
Жена спросила его об этом, чтобы создать хоть какое-то подобие беседы.
-Как всегда, Софи, - отозвался он, натягивая штаны и рубашку на словно чужое тело.
В последние годы они совсем мало говорили. Да и о чем им было говорить? Она управлялась по дому и с детьми, он уходил в море на рыбацком баркасе, чтобы заработать своей семье на пропитание. Эта жизнь была серая как сегодняшнее утро за окном. Иногда ее можно было расцвечивать красками яркого гулянья или праздника. Но и гулянья и праздники казались ему искусственно радостными. Действительно, в них было больше
суеты, некоего расковыривания души, чем истинной радости. А что оно такое - истинная радость он не знал или забыл. Что-то похожее на нее он ощущал в море, когда их суденышко поднималось на волнах, вдавливающихся холодными брызгами в лицо, в глаза. Кажется, тогда он начинал лучше видеть или ощущать все повороты ветра, расположение камней на берегу и под водой. Это ощущение несло в себе эйфорическую радость, вырастало откуда-то изнутри живота, а потом само по себе угасало, и мир становился сразу плоским и туманно-серым.
Винсент с облегчением вышел из дома. До причала идти было совсем недалеко, но утренний, густой туман, съевший побережье, исказил расстояния. Винсенту казалось, что он идет целую вечность. Фабио был уже на месте. От моря шла давящая тишина, нарушаемая редким хлюпаньем воды о борта баркаса, покачивающегося от движений Фабио.
-Винсент. Не ходи сегодня в море, - сказал ему Фабио,- я хочу сына с собой взять, он просится.
Тут только Винсент заметил смышленую рожицу старшего сына Фабио. Он показался из-за спины своего отца.
-Нам же смена нужна? Надо ведь ее воспитывать. Пойди отдохни, Винсент, выспись. Вечером в таверне встретимся.
Винсент ничего не ответил, потому что ощутил, что Фабио прав. За последнюю неделю он очень сильно устал, может быть, и от осознания того, что скоро Софи родит еще одного ребенка и ему придется поднатужиться, чтобы прокормить их всех. Действительно, можно было сегодня и не ходить в море, навести кое-какой порядок во дворе, привезти из города угля для печки.
-До вечера, -сказал Винсент и пошел домой.
Уже подходя к дому, он ощутил непреодолимую усталость такую, какая бывает в позднее время перед сном.
-Я приболел. Полежу немного, - сказал он жене, обеспокоено выбежавшей навстречу.
Раздеваясь, Винсент пробормотал что-то вроде того, чтобы к обеду она его обязательно разбудила. Но как только его голова коснулась подушки, он провалился в беспамятство омута сна, не выплывая из него, даже когда рука жены тормошила его.
Проснулся он только к закату. Голова болела нестерпимо, боль билась острыми толчками пульса в висках. Толчки эти создавали полное ощущение того, что в его голове бьются тяжелые волны. Софи не было видно, видимо, она возилась по хозяйству где-то во дворе. На столе стояла кружка молока, рядом пирог, завернутый в капустные листья. Винсент тяжело поднял свое тело с кровати, оделся, отхлебнул немного из кружки, отщипнул кусок пирога и вышел из дома.
Красные закатные отблески сделали небо ниже, вдавили его в море. Сначала Винсент хотел пройти мимо причала, но потом передумал и сразу пошел в таверну. В таверне он сел за самый дальний стол, обхватив голову руками. Он уже знал, что сегодня Фабио не вернется. И не только сегодня. Из обрывков разговоров приходящих рыбаков, он понял, что случился шторм, баркас разбился вдребезги. Сына Фабио выловили недалеко от берега, он в забытьи, а Фабио выбросило на скалистый остров с пробитой головой. Кто-то подходил к Винсенту, сочувственно хлопал его по плечу. Он ничего не замечал, он ждал ее и боялся проглядеть. Глаза слезились то ли от напряжения, то ли от бессилия.
Она появилась как всегда незаметно. Просто в некоторое следующее мгновение времени она уже сидела за столом. Сегодня на ней было платье темного изумрудного шелка. Даже Винсенту, не сведущему в дамских нарядах было понятно, что это платье стоит безумных денег. Правда, оно не было новым, кое-где на складках и сгибах уже потемнело.
Он подошел к ней:
-Почему ты не предупредила его? Почему только меня?
Раная пожала плечами:
-Ты хотел жить, а он нет.
-Как это он не хотел жить?
-Он не видел смысла.
-А ты видишь? Откуда ты все знаешь?
-Я знаю не все. Я просто могу видеть время. Для меня все равно, что будущее, что прошлое. Я свободно перемещаюсь во времени.
-И что, можешь далеко в будущее заходить?
-Да, - сказала она.
-И там тоже есть рыбаки?
-Есть.
-И каждый день они ловят рыбу?
-Ловят.
-Это похоже на тюрьму.
-Похоже.
-Значит, Фабио хотел выйти из этого?
-Хотел.
-И он вышел?
-Вышел и снова скоро зайдет в новом теле. У твоей жены родится сын. Он станет рыбаком, таким же, как Фабио.
-Почему же он зайдет обратно, если он не хочет быть в этой тюрьме?
-Он не может быть там, где выход, он не готов к выходу из тюрьмы.
-А кто-то может стать готовым к выходу?
-Может.
-И что для этого нужно?
-Любовь, - ответила она, проникая взглядом в его взгляд.
«Она вырвет из тебя куски мяса» -вспомнил он слова Фабио.
-Твое тело можно потрогать?- спросил он у нее, грубоватыми нотками в голосе, пытаясь как-то прикрыть неведомое ему чувство.
-Можно, -ответила она ему, погрустнев.
Он прикоснулся к ее руке. Рука была живая, теплая, но не совсем твердая - как вода прогретого моря, только очень плотная вода.
-Уж не русалка ли ты?- усмехнулся он.
-В некотором смысле да. Но только в некотором.
-Ты сегодня опять исчезнешь?
-Можем исчезнуть вместе, -улыбнулась она ему.
-Пойдем, - сказала она, поднимаясь из-за стола.
Ее изумрудное платье заструилось оборками. Они вышли из таверны, и никто даже не повернул головы в их сторону.
На улице было темно. И она взяла его за руку. От ее руки шло странное приятное тепло, которое медленными потоками втекало в его тело, не отяжеляя его, а наоборот, наполняя некоей внутренней прозрачностью. Так, что казалось, будто бы внутри него исчезает тяжесть сердца, почек, желудка, мозга- что там еще? Внутри нет ничего кроме тепла, очерченного сверху по форме тела его кожей.
Он шел за ней, она вела его по темноте ночи, слабо расцвеченной звездами, вниз, к причалу. Там на приколе болтался их с Фабио баркас. Он был цел, и Винсент не удивился этому. Как и тому, что не нужны весла. Они с Ранаей просто сели на деревянные лавки, и большие, но тихие волны подхватили суденышко.
-Я не вижу ничего, - сказал он ей, - даже звезд не вижу. Дай мне руку, Раная. Где мы?
-Мы на выходе из тюрьмы, - ответила она ему, слабо сжимая его пальцы.- Если в сердце твоем родится любовь, мрак рассеется.
Было темно и совсем тихо, даже не слышно плеска волн о борта баркаса.
-Ты убила меня как и его, скажи, - дрогнувшим голосом сказал он.
-Глупый, я тебя люблю, - шепнула она, прижимаясь к нему теплым телом воды.
Он увидел ее нежные губы и глаза совсем близко от своего лица. Это не было поцелуем, это было просто тихим, едва уловимым шепотом:
-Люблю тебя.
Шептал он или шептала она, их тела переплетались как потоки, в слабо вспыхивающем свете неба, он видел то Ранаю, то Софии тоненькую и нежную как тогда, когда они только познакомились, то Фабио с обветренными руками, то самого себя, то просто волны моря зеленые и фиолетовые, они накатывали на него, не оставляя на нем следов , проникая в него. Рыжие волосы, девическая грудь, глаза радости, рыба, золотом блеснувшая на солнце…
Время исчезло в каком-то сладостном круговороте, его не стало. Или нет, наоборот стало… Время превратилось в волны, которые несли его в прошедший день.
Он открыл глаза. Баркас болтался на приколе. Туман вязкими струями поднимался в небо.
Фабио вместе с сыном шел со стороны города.
-Винсент, ты уже здесь?
-Здесь.
-А я хотел…
-В другой раз поучишь своего сына. Сейчас мне тебя кое-чему надо поучить.
-Чему? –спросил Фабио без удивления.
-Любви.
-Иди-ка сынок домой, - повернулся Фабио к сыну.
-Ну, Винсент, давай учи, - сказал он, залезая в баркас, - говорил я тебе, познакомишься с сумасшедшей, сам станешь сумасшедшим.
Винсент слушал ворчание Фабио, садясь за весла. В душе его поднималась волной та самая утерянная радость обретения смысла жизни. Вокруг них было море, оно звало их теплым зовом любви, звало их, истинных рыбаков, хранителей донных тайн. Оно ждало их восхищения, чтобы потом из этого восхищения родить в них новую жизнь, жизнь вне тюрьмы.
А двери тюрьмы открывались сейчас, здесь, в этом мире каждую секунду, каждое мгновение. Они открывались любовью. Да и какая это была тюрьма? Море дарило им истинную свободу. И сейчас Винсент любил весь мир и Фабио, и Софи, и хозяина таверны, и всех людей этого города, живущих в серой обыденной повторяемости мира, как серые корни. И эта реальность однажды станет иной, все корни превратятся в цветы новой жизни, и сейчас в этой жизни они уже начинают прорастать восхищением, радостью, силой любви.
Он наловит сегодня рыбы и купит на нее не еды, а красивый перстень для Софии, и скоро у него родится сын, которому он сможет передать это чувство жизни не тюрьмы, а жизни- истинной свободы.
Как никогда он был счастлив и сосредоточен одновременно. А море было лишь послушным инструментом в его руках, готовое играть музыку по его заказу. И не музыку тоски, а музыку радости.
Волшебное море.