Сэр Форестер был крайне огорчен.
Хозяин постоялого двора советовал ехать по другой дороге, но сэр Форестер высокомерно заявил, что дорогу до Маасхаля знает, как свои пять пальцев и завел их отряд в какую-то глушь, из которой они выбрались на тракт лишь под вечер. Явно, явно он был чем-то огорчен. Вот только чем? Что могло расстроить доблестного рыцаря до такой степени, что он сбился с дороги? Камертон терялся в догадках. На участливые вопросы о самочувствии, боевой товарищ бурчал в ответ что-то невнятное и еще больше темнел лицом.
Маасхаль хоть и именовал себя городом, но был лишь большим поселком. Даже крепостной стены и той не было. Какой там город - пара захудалых постоялых дворов да кузница, которая по рассказам проводников уже месяц не работала. Местный кузнец завел шашни с лесной колдуньей и увел ее прямо из под носа Инквизиции. Две недели их искали по всему Кардомскому лесу, но так и не нашли. А в прошлый четверг над поселком...пардон, над городом Маасхалем... прошел дождь из лягушек. Местный трактирщик Тумикс как раз обедал во дворе, и ему огромная жаба в кастрюлю супа упала. Ходили слухи, что Тумикс на Инквизицию работает - вот ведьма и отомстила. Урону, конечно, никакого, но перепугались все здорово. Где ж это видано, чтобы с неба заместо дождя лягушки да жабы падали?
Ни веселое солнышко, проглянувшее сквозь облака на закате, ни занятная история о жабе не развеселили сэра Форестера. Он по-прежнему был хмур и печален. Даже с хозяином постоялого двора не стал спорить насчет оплаты. Не заехать в ухо в ответ на предложение заплатить вперед...да что же это такое творится с сэром Форестером?!
Нет, такого Камертон стерпеть не мог. Будь что будет, решил он, но я докопаюсь до правды! И он решительно направился в комнату товарища.
- Сэр Форестер! - официальным тоном начал Джеймс, хотя они давно уже называли друг друга по именам. - Бок о бок мы сражались два года, спасая жизни друг друга. И ты, и я могли пасть от сарацинского меча, но мы выжили и возвращаемся домой. И что я вижу? Ты перестал быть собой! Ты мрачен и хмур, словно проглотил жабу, упавшую в суп презренного Тумикса. Ты спускаешь слугам слова, за который раньше убил бы на месте и терпишь наглое поведение трактирщика. Ты уходишь из-за стола, не разделив трапезу со своим лучшим другом. Я не могу больше смотреть на это. Как друг, как боевой товарищ, я требую внятного ответа. Скажи, ты чем-то болен?
- Эх, Джеймс, друг мой, - тихим потерянным голосом ответил сэр Форестер, - Скажи, ты никогда не подозревал свою Лукрецию?
- Подозревал в чем? - не понял вопрос сэр Камертон.
- В измене, - еще тише прошептал сэр Форестер.
- Я всецело доверяю своей жене. Но причем тут... А! Милый мой друг, ты ревнуешь! Брось, это никуда не годное чувство, не достойное мужчины. Вспомни, кто ты! Ни одна женщина в здравом уме не откажется от столь славного рыцаря ради мимолетной связи.
- Да ты романтик, Джеймс, - вздохнул сэр Форестер. - А я вот нет... Печален я вовсе не оттого, что ревную свою Розалинду. Этот вопрос я решил, еще отправляясь в Палестину: надел на неё самый надежный пояс верности, который только могла сотворить рука мастера. И открою тебе тайну - я совершил великий грех. Разыскал колдуна и щедро заплатил ему, чтобы он наложил на пояс заклятие. Снять замок невозможно.
Сэр Камертон посмотрел на печальное лицо своего друга и осторожно заметил:
- Тебя мучает совесть? Это справедливо... Подозрения не делают тебе честь, не говоря уже об обращении к колдуну. Возможно, тебе придется принять обет и усердно замаливать свой грех.
- Причем тут совесть?! - взорвался сэр Форестер. - Причем тут обеты?! Я ключ от пояса потерял!