Номинации ушедшей недели по версии конферансье

Копирайт
Здравствуйте, уважаемые читатели, вы присутствуете на церемонии награждения Прозы.ру.

Вы сидите за красными столиками в огромном зале и внимаете конферансье. Он, весь в поту, волосы его взъерошены, но, тем не менее, он стоит здесь, смотрит на вас и держит в руках девять конвертов. В каждом конверте своя номинация и свой победитель.

Конферансье зубочисткой вскрывает первый конверт. Вы замираете. Сейчас могут назвать Ваше имя...


ПЕРВАЯ НОМИНАЦИЯ


Недоумением недели, по версии конферансье, становится рассказ Миллы Синиярви "Сука ревнивая".

Открыв этот рассказ, конферансье думал, что поступает правильно, ему очень хотелось верить, что рассказ хорош. Но рассказ не хорош, именно потому, что очень неграмотно написан. Множество стилистических ошибок, например, в одном и том же предложении вы можете встретить и настоящее время и прошедшее:

"Оказывается, солдат подошел к немцу, обнимающему плачущую женщину, спрашивает", что, в переводе на русский язык, значит:
"Оказывается, солдат подошёл к обнимающему плачущую женщину немцу и спросил".

Сюжет рассказа избит, а его перипетии оставляют желать лучшего. Попытки найти фабулу увенчались полным фиаско. У редакторов сложилось такое ощущение, что автор не знаком ни с основой поэтики Аристотеля: "Завязка, Кульминация, Развязка", ни с теорией литературы.

Рассказ выделяется полным отсутствием реалистичных диалогов и никому ненужными размышлениями о жизни. Автор часто уходит в размышления, когда необходима динамика.

Так же, очень много графоманских нелепостей и штампов. Например:

"В дверь постучали. И Сергей впервые за многие годы смутился. Открыл дверь дрожащей рукой. На пороге полная молодуха с раскосыми и блудливыми глазами, очень развратная"

Сергей за многие годы смутился - отвратительная конструкция. Да и причём здесь многие годы? Раз вы не затрагиваете ретроспективу жизни Сергея полностью, то нельзя и мельком. Можно было написать просто - "Сергей смутился", рассказ вызвал бы меньше отвращения.
"Открыл дверь дрожащей рукой" - дрожащая рука штамп. Когда человек боится, у него дрожит рука, это понятно. Но это штамп. Кстати, причём здесь дрожащая рука (испуг) и смущение (неловкость)?
Следующее предложение просто бесит стилистической неграмотностью и незнанием родного языка.

На пороге (если вы не используете глаголов связок, как то: был, стал, начал, - нужно непременно ставить тире) - полная молодуха с раскосыми (раскосые очи это самый что ни на есть штамп) и блудливыми (блудливые глаза? Пошлость какая), очень развратная (тавтология, нужно ли вообще повторять после "блудливых глаз" развратная, да ещё и усиливать очень?

Редакция думает, что дальнейшие комментарии излишни.

--

Конферансье дурно посмеивается. Он подходит к жёлтому столику, похожему на таблетку аспирина и берёт графин с водой. До краёв заполняет стакан, подносит ко рту и пьёт. Выпив, он снова берёт конверт и открывает ему. Стоящие сзади опоры мешают конферансье упасть в обморок.


ВТОРАЯ НОМИНАЦИЯ


Флудом недели, по версии конферансье, становится работа Фёдора Мрачного, названная "Экзотическая литература как средство для похудания".

Начался рассказ с никому не нужных и детских ассоциаций. Конферансье, конечно, понимает, что "Памук… из жопы пук…" и "Спиноза… в паху заноза…" это очень смешно, но всё же, до её (редакции) ума никак не может дойти, что древнегреческий философ делал вместе с Ричардом Бахом на одной полке.
Ладно, начался рассказ по-детски и вовсе не смешно, конферансье это пропустил, ведь юморески должны добивать концом.

Кончается произведение сакраментальной фразой: "Почему же нет… Есть, – сказал продавец и показал женщине книгу. – Вот, пожалуйста. То, что вы ищите. Лев Каневский «Каннибализм»", - которая является ужасно глупым и пошлым анекдотом.

--

- Комментировать текст далее? Зачем? Текста ведь как такого нет, - в пылу речи произносит конферансье и берёт следующий конверт.


ТРЕТЬЯ НОМИНАЦИЯ


Самым оригинальным текстом недели, по версии конферансье, стал рассказ Чухлебова Сергея "Грёзы или незабвенной Лизе".

Построение текста довольно оригинально. Правда, диалоги проработаны нечётко, но от этого отдаёт каким-то особым шармом, как будто поднимает картину в глазах читателя.

Сюжета как такового нет. Рассказ являет собой очень хорошую миниатюру, но произведение незаконченное. Что, опять же, идёт в плюс, поскольку, чем больше объёма в "потоке сознания", тем меньше шансов читателю дойди до конца рассказа.

Авторский замысел убедить читателя в том, что он (автор) графоман - верен и себя оправдывает.

--

На сцену выходит Чухлебов Сергей. На его губах ехидная улыбочка, краем глаза вы замечаете, как Чухлебов кладёт конверт с неизвестным содержимым в карман конферансье. Уходя, Сергей жмёт критику руку, после чего ведущий открывает следующий конверт.


ЧЕТВЁРТАЯ НОМИНАЦИЯ


Лучшим шизофреническим рассказом, по версии конферансье, стало стихотворение Вожина Кована "Исповедь вещи".

Такой милой бессвязной тягомотины редакция ещё не видела. Если речь идёт о стихах Вожина Кована и первая их строфа начинается строчкой "Не жалею, не зову, не плачу...", тогда последней будет непременно "Я ездил на динозавре в холодную осеннюю пору".

Забавно и бессвязно, не более.

--

Конферансье отпивает из графина и начинает пошатываться. До Вас доходит, что в графине вовсе не вода.


ПЯТАЯ НОМИНАЦИЯ


По версии конферансье, "открытием" недели стала работа Андрея Пухова "Новеллы живых".

Работа блещет своей несуразностью и глупостью, о чём автор заявляет в первом же предложении:
"Коньяк уже переполнил меня, выдержкой залежавшихся ароматных чувств, различных оттенков и марок".

Стиль автора ужасен, все красивости насквозь пропахли штампами, а композиция текста это и впрямь что-то несуразное.

Редакция ознакомилась с другими текстами автора, неудивительно, что он (автор) не растёт. Ведь ему пишут только хвалебные рецензии люди сомнительной натуры и сомнительного же литературного вкуса.

"Сейчас мы в ссоре (автор имеет в виду тень лир. героя). Уже несколько месяцев я с ней не разговариваю. А она вообще со мной никогда не разговаривала. Она не умеет разговаривать. Она же тень. Но я люблю её. Моя тень – это мой единственный друг. Я ей не доверяю. Я не доверяю собственной тени".

В этих девяти последовательных предложениях не только нет логики, но и присутствует тавтология, не несущая за собой ничего кроме адинамичности.

Напоследок, конферансье вынужден просить автора досконально проштудировать словарь Ожегова, особенно обратив внимание на слова "новелла", "брутальность" и, в первую очередь, слово "штамп".

..

В руках конферансье ещё конверты, но он, обессиленный, падает на пол, волосы его по-прежнему стоят дыбом, но в глазах уже нет жизни. Он шепчет что-то, но разобрать нельзя, поскольку микрофон упал в салатницу сидящего в первом ряду толстяка. Он пытается сказать и... умирает.