Нина

Гингемма
Нина стояла на берегу Москвы-реки, и ветер играл ее каштановыми волосами. А она смотрела на бегущую под пригорком воду и мечтала. Мечтала о том, что всё будет хорошо. Да всё и было неплохо… В свои 34 у нее была прекрасная семья: дочь-отличница, пионерка, любимый красавец-муж, работа в Академии наук. Здоровье вот только. Ну да ничего. Лишь бы они были здоровы. Она поправила на шее узел косынки, чтобы не натирал незаживший ещё шов от щитовидки. Пошла к санаторию – обед скоро, опаздывать нехорошо. Люди-то здесь отдыхают все сплошь академики, заслуженные. И чудо какое, дружат с ней как со своей. Хотя ничего чудесного в этом не было. Как им, старикам, не радоваться было молодой, доброй и бесконечно отзывчивой собеседнице? А Нина была счастлива. Могла ли она мечтать, что окажется за одним столом с такими людьми. Простая девочка из простой семьи. В войну жили в бараке в Филях, тоже на берегу Москвы-реки. В школу с братом ходили по очереди - только одни валенки были. Потом на курсы кройки и шитья пошла, но тут не повезло: холодно было, отец кроликов на ночь в дом взял, а они дипломное платье сжевали. Два дня проплакала. Потом на курсы бухгалтеров пошла, и сложилось всё как нельзя лучше. Рая, сестра двоюродная, устроила кассиром в банк работать. Она же и с Сашей познакомила. Поженились быстро. Там и Иринка родилась, а когда в школу пошла, квартиру дали. Новую, свою, в Черемушках. Саша-то строитель был, ему полагалась. Вот радость-то! А ещё и на работу в Академию перевели, бухгалтером. А теперь вот и в санаторий пристроили, лечиться. Не без добрых людей мир.

Нина сидела у окна в своей крохотной кухоньке. Это ж она тогда из-за нервов заболела. Переживала уж очень. Позвонила какая-то женщина и говорит: «передайте Саше, что у него сын заболел». То-то Иринка рыдала… А Саша что – он видный был, на него все внимание обращали. Теперь Саше-маленькому должно быть за сорок уже, почти как Иринке. Мать его тут недавно звонила, прости говорит. А Нина простила давно. И ее, и Сашу. Как было не простить? Умирал-то как тяжело. Почти уж двадцать лет как одна, а всё перед глазами стоит. Господи, помяни во царствии своем…и маму, и отца… Нина вздохнула и перекрестилась. Закрыла форточку, чтобы не трепал сквозняк поседевшие кудри. Продует ещё, а болеть-то сейчас нельзя, говорят, операцию нужно делать. Вот бы до правнуков дожить, Машенька-то, внученька золотая, совсем большая уже. Господи, дай им счастья всем…