ТОЧКА С ЗАПЯТОЙ
Пьеса-пролог
Действующие лица:
Девушка
Попутчик
Директор театра
Молодой человек
Господин
Лионелла Викторовна
Треплев
Сорин
Женщина
Проводница
Начальник поезда
Милиционер
Матрона
Зрительный зал. На сцене занавес. За ним явно что-то происходит: время от времени кто-то задевает его с той стороны, за ним что-то двигается и т.д. Молодой человек, сидящий в третьем ряду на седьмом месте, начинает нетерпеливо аплодировать. Он оборачивается к другим зрителям и просит последовать его примеру.
Молодой человек: Театр уж полон, ложи плещут… Господа актёры! Давно пора начинать! Ну, что же вы?
Часть зрителей поддерживает его. Особенно старается девушка в пятом ряду. Она как-то необычно одета: голубое платье со старомодными рюшечками, яркая шляпка с искусственными цветами, нитка искусственного жемчуга.
Девушка (насмешливо): А ещё говорят: театр – это храм культуры! Никакой культуры! Вот кино – другое дело, его всегда вовремя начинают показывать. Особенно по телевизору. Но, боже, почему же, почему мне нужен именно театр?
Молодой человек: Сударыня, какой, помилуй бог, телевизор? Вот уж где полное бескультурье… (обращаясь к залу) Господа, давайте попросим артистов начинать. Аплодисменты!
Девушка: (про себя) Я – непредсказуемая, двойственная, какая-то неожиданная… Ляпну что-нибудь, через минуту - подумаю. Нет, даже через секунду! Неужели это только у меня так бывает: одна мысль догоняет другую, а к ним ещё и третья подбегает – роятся, роятся, как комары. Какая вперёд укусит - ту и подумаю… Как это называется? (смущается) Нет, уж лучше помолчу. Молчать иногда полезно. Но, в самом деле, это же неприлично: настолько спектакль задерживать!
Занавес вздрагивает, но не раскрывается. Из-за него выходит Директор театра.
Директор театра: Добрый вечер, уважаемые дамы и господа! Вынужден от лица труппы принести извинения…
Молодой человек: (вскакивает) Да что вы! Какие извинения? Мы понимаем: у вас премьера, новое прочтение, всякое такое. Артисты волнуются, режиссёр перенервничал, сценограф наверняка последние штрихи только-только закончил наводить… Ах, это так волнительно! Мы ждём! (спохватывается) За всех сказал. (оглядывает зрительный зал) Но все меня поддержат. Не так ли? Ап-ло-дис-мен-ты!
Директор театра: (продолжает) … извинения за то, что, вероятно, не сможем показать объявленный на сегодня спектакль.
Девушка: Вот те раз!
Молодой человек: Не может быть! Я шёл сюда как на праздник…
Директор театра: Во всяком случае, вовремя начать спектакль никак не получится. Возникли совершенно непредвиденные…э… трудности, вернее, обстоятельства так сложились… Не уверен, что великодушные господа зрители согласятся подождать ещё, допустим, минут тридцать… э… впрочем, не смею даже намекать на это…
Господин в сером костюме решительно поднимается со своего места в четвёртом ряду. В руках он держит букет.
Господин: Позвольте! Это как же вас понимать? Я тут, понимаешь, пришёл с букетом для одной актрисы. Заслуженной, любимой зрителями! Хотел её честь по чести после спектакля поздравить. Куда ж я цветы-то теперь дену? Обратно в киоск не возьмут.
Девушка: Дома в вазу поставите!
Господин: О чём вы говорите, девушка? Какая ваза?! Да жена мне до серванта дойти не даст. Ваза-то в нём стоит. Жена сразу букет из рук выхватит и… (спохватывается и садится на место)… А, не всё ли вам равно, что она сделает!
Девушка: Ну, а что тут такого? Скажите ей всю правду. Главное – ничего не придумывать. А то, представляете, что иногда бывает, если мужчина что-то придумывать начинает? Ой, что бывает!
Директор театра: (обращаясь к девушке) Уважаемая, извините… э… тут не коммунальная кухня. Тут – театр, смею вам напомнить. Дайте мне закончить обращение к господам зрителям…
Девушка: Нет уж! Вы мне рот не затыкайте. Я, может, сама в театрах играю, вот! А коли начала говорить, так до конца доскажу. Хоть что вы со мной делайте…
Молодой человек: Сударыня, что вы себе позволяете? Демонстрируйте свой характер в другом месте. Хотя бы и в том, на которое вам уважаемый господин директор театра намекнул. Некрасиво себя ведёте!
Девушка: А тебя не спрашивают! Нет уж, начала, так выскажусь!
Господин: Ё-калэ-менэ… И дёрнул же меня чёрт…
Директор театра: Господа! Тут уже балаган какой-то начинается. Прошу прощения…
Девушка: А как ему с цветами быть? (показывает в сторону Господина) Вот однажды мой брат в пятницу пиво пил. Они с друзьями всегда по пятницам пиво пьют. Обычное дело: тяпница! А его жена каждый раз думает: всё, пошёл Миша налево, с какой-нибудь, извиняюсь, профурсеткой развлекается, типа: пятница-развратница… Он пиво пьёт, а она дома сидит и злобой наливается. Ну, в общем, представляете, да? Обычное дело. А Мише в компании хорошо, он за часами-то и не наблюдает. Вроде, недолго сидят, думает. Спохватился: уже первый час ночи!
Молодой человек: И кому это интересно? Кто бы её остановил!
Господин: ( с неожиданным интересом) Нет-нет, пусть продолжает! Мужики-то, когда компанией сидят, и вправду о времени забывают. Всякие из-за этого неприятности потом случаются.
Девушка: Вот я и говорю: первый час ночи, автобусы уже не ходят, а денег на такси, считай, нет. В тот район, где Миша живёт, меньше, чем за двести рублей, ни один водила не повезёт. А у него – сотня, и хоть волком вой! Ладно. Он за сто рублей проехал полпути, а дальше – пешочком. Пока дотопал до дома, уже почти три часа ночи. Ох, как нехорошо получается! Люська-то, жена, не спит, вон и окно на кухне светится, переживает, сердится…
Молодой человек: Можно подумать, мобильника у него нет. Позвонил бы ещё из кафе, всё объяснил. Всякое в жизни бывает.
Девушка: Батарея у телефона села, вот! А Люська-то, как ни позвонит, слышит: «Абонент временно недоступен». Представляете? У неё фантазии от этого - одна интереснее другой!
Господин: Женщинам иногда полезно не думать. Совсем! А то они не в ту сторону начинают мыслить!
Девушка: Вот Люся и мыслила, как ей хотелось. Миша жёнушку, конечно, хорошо знал. Как представил её прищуренные глазки, поджатые губки, а главное, что она при этом кричать ему станет, а может, и за сковородку возьмётся – такая вредная привычка у неё, - в общем, представил - и пиво-то из него в момент выветрилось. Надо, думает, как-то её обезоружить. А чем можно нормальную женщину взять? Ну, не поцелуем же! Пока-то он до её губ доберётся, Люська его уже раза два-три шваркнет сковородкой. И никаких нежностей даже не услышит. Потому что когда она орёт, только себя слышит. Нужно нечто такое, что она увидит – и сразу подобреет…
Господин: Знакомая, однако, ситуация.
Молодой человек: Господа, я на возвышенное настроился, а приходится какие-то анекдоты, право, выслушивать. Ощущение не из самых приятных. Я не для этого сюда пришёл. Театра, дайте театра нам!
Господин: А ты где?.. Крикун несчастный!
Директор театра: (поглядывая на часы, как бы про себя) А время, однако, идёт. Может, и к лучшему. Ещё бы эта штучка (кивок в сторону Девушки) потянула кота за хвост… Может, всё и образуется? (подходит к занавесу и заглядывает за него)
Девушка: И тут взгляд брата упал на клумбу. Её одна старуха разбила, цветочками засадила, и за теми цветочками как за родными внуками ухаживала. Холила, лелеяла, посторонние травинки каждый день выщипывала. Георгины у неё – во, по размеру что-те шляпы подсолнуха. Гладиолусы – метра по два, да такие крупные! Ну, ещё всякие тагетесы, астрочки, календулы, прочая мелочь… «То, что надо, - подумал брат. – Женщины цветы любят. Люся не исключение. За цветы она мне всё простит…»
Молодой человек: Кошмар! Рвать цветы с клумбы – как это низко!
Господин: (в сторону) Бывают же такие зануды. Помолчал бы… эстет! Идёт по жизни с инструкцией в руках: то нельзя, этого берегись, не влезай – убьёт, по газонам не ходить, этого не ешь, из-под крана не пей…Эх, блин, а если хочется, да так, что спасу нет? Меня, к примеру, так и тянет, куда посторонним вход запрещён, и если указатель велит идти направо – я всегда пойду налево. Не люблю, когда мной ещё и указатели руководят. И без них командиров хватает...
Девушка: В общем, перелез он через оградку и давай гладиолусы рвать. А они какие-то странные: вроде, сломит стебель, вот он, в руках, но что-то держит его, какая-то жилка, что ли… Ну, он тогда давай зубами помогать. Ещё удивляется: что за гладиолусы такие? А бабка-то, оказывается, обвязала каждый цветок бечевкой, веревочки подсоединила к леске, а ту леску через форточку к себе в комнату протянула, колокольчик повесила. Если кто тронет её зеленых питомцев, он и зазвенит.
Директор театра: (восхищённо) Во, бабка даёт! Рационализаторша!
Девушка: Миша, в конце концов, догадался о бабусином изобретении. Схватил то, что удалось сорвать, - и в подъезд. Однако старуха его из окна видела. Вычислила: сосед Миша! В ментовку позвонила. Обворовали, мол, приезжайте спасать! А брат, ничего о том не зная, с букетом наперевес явился к Люсе. Та, как он и предполагал, дара речи лишилась. Но не потому, что пришла в восхищение от махровых гладиолусов. Она решила, что эта тварь – значит, брат мой – таким образом решил искупить свои грехи. А что ещё она могла подумать? Он и вправду два раза в год с букетом являлся: на её день рождения и пятого марта. За три дня до праздника цветы покупал, пока они ещё не очень дорогие были. Потом-то, сами знаете, каждая розочка – на вес золота. Урон семейному бюджету, да и только! Люся всё понимала, и заранее подаренным цветочкам всегда радовалась. Внимание всё-таки.
Молодой человек: Порядочный человек всегда имеет заначку. Праздник есть праздник. Как можно заранее что-то дарить? Неприлично!
Директор театра: (про себя) Резонёр! Такой приличный молодой человек, но, боже, как скучен… (заглядывает снова за кулисы) Однако! Спектакль по-прежнему под вопросом… мда!
Девушка: Миша протянул Люсе букет, а она ласково так улыбнулась, да как хряснет его по лицу. Гладиолусами! И раз, и другой. «Такой-сякой, - кричит, - за кого ты меня принимаешь? В гробу я твои цветочки видела!» Быстренько к окну подбежала и вышвырнула их в форточку. А тут – звонок в дверь. Миша открыл, а там – два мента, и бабка из-за их спин выглядывает. «Вот он, - говорит, - и своровал моих красавиц, и-и-и-и!» В плач. Менты спрашивают: «Где вещественные улики?» А Люся, руки в боки, она ту бабку терпеть не могла: «Какие такие улики? Да как вы смеете к порядочным людям посередь ночи врываться?» И зырк-зырк глазами то на Мишу, то на бабку. Догадалась, где её муж цветочки-то взял. Но, как говорится, муж и жена – одна сатана. Ещё минуту назад сама на него наскакивала, а как опасность почуяла – горой встала! Да и старуха, кстати, первостатейная сплетница, всегда Люсю с другими бабками на лавочке обсуждала, ехидна. И что? Такой вот престарелой крысе сдать собственного мужика? Да ни за что!
Господин: Тем мы и спасаемся. Семейная солидарность, так сказать. Ну-ну, и что же дальше?
Девушка: А ничего! Люся дверь в комнату распахнула: «Ищите!» И на кухню повела ментов, и даже в ванную с туалетом. Бабуська тоже по всей квартире шныряет, вынюхивает, шмон наводит. «Не иначе, бабушке привиделось что-то, - сказала Люся. – Все во дворе знают: выдумщица она, как что придумает – хоть стой, хоть падай. Может, ей лечиться надо. Лучше бы скорую из психушки вызвала!» А бабка в ответ кричит: «А сама-то, сама! Сказала б спасибо, что Мишка тя замуж взял! Скока ты до него перебрала женихов, а? Строишь тут из себя цацу!» Ах, так! Люся чуть было с бабуськой не схватилась. Хорошо, менты их разняли. А Мише-то каково всё это было услышать? «Какие такие женихи? – спрашивает. – Кто это у тебя был?» Менты видят: дело семейным скандалом оборачивается, надо ноги делать, да и бабка – та ещё стерва: из-за их спин ругмя ругает Люську, всякими нехорошими словами обзывает. Ну, думают, может, и вправду ничего особенного. Неприязненные соседские отношения. Только и всего. Никакой кражи вовсе не было. «Извините, - говорят. – Мы пошли!» И старуху увели. Сказали ей, чтоб больше ночную тревогу не поднимала, а то к административной ответственности за клевету привлекут.
Молодой человек: (зевает) Скучная история. Обычная. Да и ладно… Всё равно как-то надо дождаться начала спектакля. Хоть эта девица развлекла как могла…
Директор театра: А ведь есть во всём этом какая-то правда жизни, есть! Сермяга, так сказать. Драматизм. Коллизия. Нужно будет пересказать историю драматургу знакомому. Может, комедию сочинит? А ещё лучше – трагикомедию. Нет! Сейчас фарс в ходу. Или… Или – экспериментальная драматургия. Как бы поток жизни на сцене… Что-то в этом есть… (снова заглядывает за занавес, с досадой) А там – свои игры… Видели бы зрители! И когда всё это кончится? О, господи, я до пенсии не доживу. А доживу – разве ж это жизнь будет?
Девушка: Получилось так: хотела Люся на Мишу налететь, задать ему жару, а вместо этого сама до утра оправдывалась перед ним. Старуха-то, рыбья кость ей в горло, брякнула про бывших жениных кавалеров, намекнула: дескать, та ещё оторва была. Вот Миша и проводил следствие. Он вообще-то мужик спокойный, но понял: не перехватит инициативу – придётся самому перед женой на коленях ползать. А что такого сделал-то? Пиво пил!
Молодой человек: А что, если не пиво? Сказать что угодно можно. А на самом деле, может, не с друзьями был, а с…
Господин: А вот это уже другой вопрос! Вам какое дело? Сидите и молчите! Оставьте свои догадки при себе. Хуже ревнивой жены думаете.
Молодой человек: Кажется, я вас не оскорблял…
Господин: Попробовал бы только!
Девушка: Чего вы распетушились? Успокойтесь! А вам (обращается к Господину) надо аккуратнее с букетиком-то… Мало ли. Вдруг жена что-нибудь не то подумает. Осторожнее с жёнами!
Молодой человек: (бурчит) Советы хороши, когда их просят. Советчица!
Директор театра: Барышня, извините, а у этой истории есть конец?
Молодой человек: (хихикает) Конец…гм!
Девушка: Есть у истории начало, нет у истории конца. Куда ж они друг от друга денутся? Люся и Миша то как кошка с собакой живут, то… как, опять же, собака с кошкой. Видели, наверное, таких? Если в квартире есть кошка и собака, то они порой даже спят на одной подстилке, играются, вылизывают друг друга. А то, бывает, что-то на эту дружную парочку найдёт: собака рычит, кот шипит, попробуй подойди!
Господин: У меня кошка Муся и пинчер Оскар живут. Даже если они вместе, то всё равно – как бы поотдельности. Независимые!
Директор театра: А может, просто одинокие? Одинокие люди тоже тянутся друг к другу, живут вместе, а на самом деле – врозь.
Молодой человек: Обычное дело! Тоже мне, удивила!
Девушка: А всё потому, что боимся.
Господин: Не понял. Чего боимся?
Девушка: Боимся самим себе поверить.
Господин: Что-то вы, девушка, непонятно говорите…
Девушка: А! Всё равно ещё ждать и ждать, когда этот спектакль начнётся. Хотите, ещё расскажу историю? Кому неинтересно, могут пока прогуляться…
Директор театра: Да-да! Господа зрители, прошу прощения. Разнервничался и совершенно забыл объявить: буфет открыт. Кто желает, может там отдохнуть.
Молодой человек: Спасибо. Там бутерброды с красной икрой по цене чёрной продаются.
Господин: Так, может, она с «чёрного» рынка? Ха-ха! (смущённо замолкает)
Девушка: Ну, почему всегда так? Говорим о каких-то пустяках, неудачно шутим, что-то делаем – лишь бы себя занять… А в это время что-то проходит мимо. Что-то такое, чему и названия-то сразу не придумаешь. Но это что-то – настоящее. Только не сразу соображаешь…
Молодой человек: А вы случайно не с философского факультета? Чувствуется, обожаете наивный примитивизм в философии…
Девушка: Помолчал бы лучше! Я вас, между прочим, и не замечаю даже. (передразнивает) Примитивизм… Ещё бы киников со стоиками приплёл. Всякая мышка просится на вышку. Образованность негде, что ли, показать?
Молодой человек: Парадокс: в упор не видит, зато слышит. Так и возникают звуковые галлюцинации. Диагноз.
Господин: Не обращайте внимания, девушка. Человеку, может, поговорить не с кем. Вот и льют из него слова как из канализации…
Молодой человек: Поосторожнее с выражениями, пожалуйста!
Господин: Ха! Если я выражусь, у тебя уши трубочками осторожно завернутся.
Молодой человек: (отворачивается от Господина, говорит сам себе) Спокойно! Хам – находка для скандалиста. А я всё-таки приличный человек (продолжает как заклинание), вполне толерантный, выдержанный, воспитанный, с дураками не связываюсь, и провоцировать меня бесполезно…
Девушка: А! Ладно! Была – не была! Расскажу я вам кое-что…
Свет гаснет. В левом углу сцены вспыхивают какие-то огоньки. Постепенно становится понятным: это окно пассажирского поезда. Мимо проносятся какие-то станции. Когда становится достаточно светло, зрители видят: коридор вагона, одно купе полуоткрыто, другие закрыты. На откидном стульчике у окна сидит Девушка и смотрит в окно.
Девушка: Ночь, звёзды, Луна… Наш поезд поднимает ветер – деревья вдоль пути заламывают ветви, будто заслоняются от него ладонями… А может, это и не от поезда? Наверное, на самом деле – ветер. Вон, фонарь на столбе раскачивается (напевает в ритме вальса, без слов)… Так странно: фонарь танцует вальс, а вокруг него кружатся бабочки. Они напоминают … что же они напоминают? Да, обрывки письма. Письма, порванного на мелкие-мелкие части и брошенного вверх. Из него получились такие легкие, красивые мотыльки! Только ради этого надо было его порвать…
Попутчик (сонный, выходит из купе, оставляет его полуоткрытым и, не обращая внимания на Девушку, удаляется в конец коридора – может, покурить, а может, в туалет)
Девушка: Не спится… Может, ещё роль повторить? Говорят, в этом институте есть одна старая грымза. Просит прочитать монолог со знаками препинания, а потом требует изобразить, например, запятую. Или тире. Или двоеточие. Интонацией изобразить… А если точка становится запятой или, допустим, тире, то она ухмыляется и говорит: «Вы не осмыслили текст, деточка!» (передразнивает) «Деточка»… А может, наша режиссёрка попугала меня? Специально. Чтобы я никуда не ездила поступать, а осталась бы в её театре. Он всё-таки народный, и спектакли хорошие ставит. Нет, с чего бы это Галина Николаевна пугала и врала? Она, наоборот, твердила: попытка – не пытка, поезжай… А возьму-ка я книгу, посмотрю на знаки препинания. В монологе и точка с запятой даже есть… (задумчиво повторяет) Точка с запятой… (осторожно входит в то купе, которое было полуоткрыто с самого начала действия, берёт книгу и выходит обратно)
Вот сейчас и найдём это место… (листает книгу, но её внимание что-то привлекает за окном) Ещё кому-то не спится… Вон окно светится, и вон ещё одно… А там, на втором этаже, горит зелёный ночник… Так красиво. Может, двое никак не могут уснуть? А может, свет оставили для ребёнка, который боится спать в темноте… Когда я была маленькая, то просила не выключать лампочку. Мама сшила на неё специальный абажур. В темноте я боялась встать на пол, казалось: под кроватью кто-то сидит, только коснусь ногами коврика – он цап меня за пятку… А при свете можно было смело подойти к окну и посмотреть, что там делается.
Попутчик (идёт назад, всё ещё не до конца проснувшийся; Девушка смотрит в окно и не видит, как он входит в её купе и закрывает дверь)
Девушка: А за окном была жизнь. По дороге всё так же ехали машины, меньше, чем днём, но это даже и хорошо: каждую можно было рассмотреть в подробностях. Особенно мне нравился поливальщик: впереди – стена дождя, за ним – мохнатые валики катка (или как это называется?), потом – кабина, а в ней дедушка с усами… Какой, впрочем, дедушка! Это мне он дедушкой казался, а на самом деле – может, лет за сорок мужчина, ещё молодой, и во-о-от с такими усами! Поливальщик складывался из отдельных частиц как пазл – получалась движущаяся картинка… (листает книгу) Что-то расхотелось заниматься… Лучше я завтра с утра почитаю…
Девушка идёт к полуоткрытому купе (чужому), входит в него и закрывает дверь. Почти в ту же самую минуту из соседнего купе выглядывает Попутчик. Видно, что он в некотором смущении.
Попутчик: Кажется, попал не в свою кровать. Откуда бы под подушкой взяться журналу? (в руках у него журнал) «Театр». Надо же! И такие журналы бывают.
Соседнее купе также отворяется, из него спиной к Попутчику осторожно выходит Девушка. Она тоже смущена, но Попутчик пока этого не видит.
Попутчик: Ба! Кажется, она вышла из моего купе. Наверху было свободное место. Наверное, где-то на промежуточной станции села.
Девушка: (оборачивается и натыкается взглядом на журнал) Зачем вы без спроса взяли мой «Театр»? (поднимает глаза) Ах, это вы…
Попутчик: (готов от растерянности бросить журнал на пол, словно он ему руки жжёт) Я… Я не хотел…Я удивился, откуда у меня «Театр» взялся… (спохватывается) Возьмите! Я нечаянно…
Девушка: Сами перепутали купе, ещё и журнал взяли! Ничего нельзя оставлять без присмотра ни на минуту. Ну, что за люди? Ещё и путаники!
Попутчик: Так получилось… (явно расстроен) Я машинально его взял – посмотреть, что это шею колет…
Девушка: (с подозрением) А вы, наверное, выпивши? Трезвый человек ничего бы не перепутал!
Попутчик: (с вызовом) Тогда и вы тоже пьяны!
Девушка: Да как вы смеете? Я и шампанское-то всего два раза в год пью…
Попутчик: Тем не менее, вошли в моё купе. Значит, по вашей же логике, заложили за воротник. Кстати, я вас первым не оскорблял и ни в чём не подозревал.
Девушка: (в растерянности садится на откидной стул у окна) В самом деле… Что-то я не то сделала… Но представьте: в купе темно, легла, знаю, что у меня под подушкой «Театр», а его нет… Что такое? Конечно, всполошилась…
Попутчик: Извините. Я почти с закрытыми глазами шёл. Сонный. Виноват!
Девушка: Я тоже извиняюсь. Напустилась на вас… Ну, вот. Хотела спать. И ни в одном глазу опять!
Попутчик: И у меня то же самое… (смущённо улыбается) Когда шёл назад, то одним глазом глядел, и то в полудрёме, хоть спичку вставляй!
Девушка: А вы ложитесь, руки за голову, глаза закройте и посчитайте стадо своих слонов – и уснёте.
Попутчик: Нет, слоны – не мои любимые животные. Моё любимое животное Винни-Пух!
Девушка: Разве он животное?
Попутчик: А разве Винни-Пух не медведь?
Девушка: Но Винни-Пухов много не бывает!
Попутчик: А я их клонирую. Обычно двадцати трёх хватает.
Девушка: Двадцать три медвежонка, и каждый – Винни-Пух… Целый отряд! Они ж такого натворят, мало не покажется (смеётся)…
Попутчик: Ага. Представляете, какие мне снятся сны? Одно плохо: я их забываю. Проснусь – и не помню.
Девушка: А я знала одного человека, которому вообще никогда ничего не снилось. Спит как убитый. Хоть из пушки над ухом пали – не пошевелится.
Попутчик: Хорошо ему. Высыпается! Крепкий сон свидетельствует о крепких нервах…
Девушка: А вы тоже, кажется, любите поспать. (смеётся) Даже на ходу дремлете. Я так не умею.
Попутчик: Наверное, устал. Чтобы попасть на этот поезд, мне сначала нужно было приехать со своей станции в районный центр, оттуда – в город, на автовокзал, а от него до железнодорожного вокзала – ещё полчаса езды. Ну, и по магазинам побегал. Не с пустыми же руками к родственникам являться. Как-никак, придётся жить у них целых пять дней.
Девушка: А разве на вашей станции поезд не останавливается? Станции для того и существуют, чтобы поезда останавливались. Иначе какие ж они станции?
Попутчик: Это не станция даже, а маленький полустанок. Называется разъезд номер… А, впрочем, какая вам разница, какой у него номер! Все поезда – и товарные, и пассажирские, и почтово-багажные - проходят мимо. Когда я был маленьким, то любил бегать на косогор. С него хорошо было видно, как шёл скорый поезд «Россия». Вагоны чистенькие, на окнах – веселые занавески, в вагоне-ресторане сидят красивые женщины и сильные мужчины… Мне казалось: в этом поезде – большая жизнь, которая проходит мимо. Ни разу не притормозила!
Девушка: Я смотрела в окно и думала: вот, какая-то деревушка, тут живут люди, есть платформа, маленький вокзальчик, дежурная выходит с флажком – они никогда не спят, дежурные, кто-то же должен не спать и показывать путь… Хотя, с другой стороны, машинист и так его видит, путь у него один. Ой, нет, вообще-то я сидела и думала не об этом …
Попутчик: Кажется, я угадал, о чём вы думали.
Девушка: Может быть. Я думала о людях, у которых своя жизнь. Они живут на этих тихих станциях, чему-то радуются, огорчаются, ссорятся, любят… Наверное, хорошо вернуться вечером домой, там жарко топится печь, пахнет сухими травами, мурлычет кот, а в холодное окно стучится ветер и слышно, как скрипит у калитки старое дерево…
Попутчик: А кто-то является домой пьяным. Вы не представляете, как мужики пьют в таких вот маленьких сёлах. Работы нет, заняться нечем, а на бутылку деньги откуда-то всегда берутся. На нашем разъезде уже весь металлолом собрали, и даже провода со столбом срезали, даже высокое напряжение не испугало. Сдадут цветмет – и за бутылкой в продмаг! А насчёт жарко натопленной печи… (вздыхает)… вот что я вам скажу: для неё дрова нужны или уголь. Тоже денег стоят. А где их взять, если работать неохота?
Девушка: Ну вот. Взяли и добавили капельку реализма в мой романтизм… А из окна вагона всё кажется таким красивым!
Попутчик: Извините. Больше не буду. И я не угадал. Мне казалось: вы думаете о людях, которые тоже хотят большой жизни. Тоска, серость, однообразие, всех знаешь, как облупленных, и даже разговоры – одни и те же: о погоде, об огороде, больной с похмелья голове…У нас, знаете, что интересно. Полустанок находится на границе двух областей: у нас – свой временной пояс, а в соседнем селе – уже другой, на час позже. Так что мужики из того села делают? Чтобы похмелиться, с утра летят к нам: тётя Шура открывает лавку в восемь ноль ноль, они возьмут беленькую, тут же выпьют-закусят и обратно, аккурат к девяти на работу поспевают. А наши, наоборот, вечером к ним ползут: лавка уже закрыта, трубы горят, у соседей магазин ещё работает. Так и живём.
Девушка: А вы как же? Если такая жизнь не нравится, то почему остаётесь там?
Попутчик: Причины есть. После школы мне дали целевое направление в институт. Мать выхлопотала: она всю жизнь путевым обходчиком проработала, ветеран и всякое такое. Ну, выучился, вернулся обратно – поставили начальником участка, прежний совсем спился. Вообще-то, положенный срок я уже отработал. Вот, еду на семинар, первый раз за три года – в большой город, и то наполовину за свой счёт: дорога бесплатная, суточные выписали, а с гостиницей, говорят, не обессудь, ничем помочь не можем – дорого, плати сам… Хорошо, родственники есть. Согласились приютить.
Девушка: А я еду в театральный поступать. У нас есть народный театр. Я в нём с восьмого класса занимаюсь. Уже пять ролей сыграла. Все говорят: Нина, у тебя талант!
Попутчик: (повторяет) Талант…
Девушка: Ну, говорят так. Разве я виновата? Я после школы первый раз поступала – не прошла: оказывается, им и спеть, и станцевать, и сценку надо было показать, а я, честно, не знала. Думала: только стихи нужно декламировать. Ну, и не прошла… Целый год готовилась. Теперь, может, поступлю.
Попутчик: Странно. Экзамены-то в вузы давно закончились. Осень уже.
Девушка: А я на подготовительный факультет! В газете прочитала: на него по конкурсу принимают и, если успешно закончишь, то возьмут на первый курс.
Попутчик: За учёбу платить нужно?
Девушка: А! Родители сказали: ничего не жалко, только учись. Они ради меня и Ночки не пожалели…
Попутчик: Что? При чём тут ночка?
Девушка: Ночка – это корова. Ещё не старая. Отец её на мясокомбинат сдал. Жалко, конечно. Но всё равно ей пастись уже негде было. Мы хоть и в городе живём, но на окраине: частный сектор. Сейчас там строительство везде, такой микрорайон возводят – сказка! Но перекопали всё, что могли, и того луга, на котором Ночка с другими коровами паслась, уже нет. Так и так пришлось бы её сдавать… Отец Ночку в шутку копилкой называл. Знали бы вы, сколько это стоит – держать корову! Ей комбикорм нужен, всякие минеральные добавки, сено, даже пойло по-особому готовят, и чего в нём только нет: и мука, и крупы всякие... Но деньги, которые на неё тратятся, всё равно что в копилку попадают – потом непременно возвращаются, и с процентами…
Попутчик: Уже как бы и не копилка, а банк «Бурёнка».
Девушка: Не смейтесь. Жалко Ночку. Ещё бы пожить могла, да и у мамы занятие было бы. Она такой вкусный творог делала! На рынке его враз с прилавка сметали. У мамы постоянные покупатели были, она этим гордилась. Ну, а деньги – это само собой. Небольшие, зато честно заработанные. Не думайте, моя мать не какая-нибудь барыга…
Попутчик: И совсем я так не думаю. Молодцы у вас родители! А вот на нашем полустанке даже кур не каждая семья держит. Разучились. А что вы думали? К примеру, соседка свою дочку на огород не пускала: «Анька, на солнце почернеешь, всех женихов распугаешь. Девочка должна быть нежная, а не какая-нибудь негра! Иди лучше свои цимбалы учи…» Ну, цимбалы – сами знаете, что: инструмент такой музыкальный, а у Аньки – баян. Она на нём училась играть. Её два раза в неделю в музыкальную школу возили в соседнее село.
Девушка: Молодец девчонка! Упорная!
Попутчик: На фиг этот баян Аньке сдался! Соседка мечтала: дочка выучится, станет в городе выступать, первостатейная невеста – не деревенщина какая-нибудь, культурная! Коза у них была, так девчонка, думаете, знала, с какой стороны её доят? Помидоры с огурцами только на столе видела, а как их садят – без понятия. «И знать не надо! – суетилась мать. – Погляди на меня, я старуха уже в свои-то сорок лет: то огород, то сенокос, то козу пасти, то кур-гусей кормить… Ещё успеешь наработаться! И голову-то шибко над учебниками не ломай. Баянистке главное – играть, людям радость доставлять…» Какая там радость! Как Анька начнёт задание по сольфеджио разучивать, вся улица уши затыкала, а собаки выть начинали. Ни в какой город она не попала, никуда не поступила, случайно от одного парня забеременела и, считай, замуж случайно вышла: у ребёнка должен быть отец. На огороде у них всё растёт плохо, и причина находится: то дожди, то засуха, то туман над грядками прошёл…
Девушка: Какой туман?
Попутчик: Ну, у нас считается: утренний холодный туман вреден для рассады. Пройдёт над ней – и она плохо развивается. Так ведь умные хозяева дымокур разводят… Аньке с её мужем лень этим заниматься. Как-то цыплят взяли – думали, к осени кур вырастят, а цыпушки сдохли. Ни козы, ни коровы Аньке и близко не надо. «Чего это, - говорит, - я буду в навозе копаться, да ни в жизнь!» Мечтает: может, когда-нибудь у нас клуб откроется, станет она в нём на баяне играть, а пока моет полы в конторе. Между прочим, одна девочка, с которой Анна в музыкалке училась, сначала на всяких детских конкурсах побеждала, потом её взяли на учёбу в Петербург, сейчас, говорят, с концертами ездит по стране…
Девушка: Не у всех же талант есть!
Попутчик: Увы, и талант жить - тоже не у всех… А может, он самое главное, от него всё остальное зависит.
Девушка: Я не задумывалась над этим…
Попутчик: Кстати, ваши родители не боялись отпускать вас на учёбу? Всё-таки одна – и в большом городе!
Девушка: Боятся, конечно. Только вида не показывают. А что, думаете, я за себя не постою, если что?
Попутчик: Такая красивая девушка…
Девушка: И покрасивее есть!
Попутчик: Красивой девушке, наверное, тяжело жить. Каждый хочет познакомиться и всякое такое…
Девушка: А вот насчёт всякого такого – мечтать не запрещается. Я не идиотка, чтоб верить каждому встречному-поперечнему.
Попутчик: Вы не знаете мужчин…
Девушка: А вы не знаете девушек!
Попутчик: (смущаясь) Я не в том смысле. Мужчине иногда кажется: встретил ту самую единственную, о которой всю жизнь мечтал, но проходит какое-то время, и он понимает: ошибся. А бывает ещё проще: женщина нравится как женщина… вы понимаете?.. а женщина думает: это любовь. На самом деле ему все нравятся…
Девушка: (обрывает) Прописные истины! Я об этом и без вас знаю.
Попутчик: Все знают, однако почему-то забывают…
Девушка: Можно подумать, у вас на вашем полустанке такой большой опыт был! Ну, с женщинами… С чего вы взяли, что они что-то забывают? Я так всегда помню об этом.
Попутчик: Кажется, мы не о том говорим…
Девушка: Сами завели!
Попутчик: Мы даже не познакомились…
Девушка: В самом деле? А я всё жду, когда вы скажете, что у вас такое чувство, будто вы знаете меня сто лет, только имя запамятовал…
Попутчик: Как это ни смешно, но у меня именно такое чувство. А зовут Андрей. Если что.
Девушка: Ну… Мы разговариваем …. как-то так…. особенно. Мне даже показалось: уже были знакомы, в какой-то другой жизни. С вами говорить просто … Напрягаться не надо.
Попутчик: Вы Нина?
Девушка: Да. А откуда вы знаете?
Попутчик: Да так… Догадался!
Постепенно сцена затемняется. Зрители видят только силуэты Попутчика и Девушки, о чём-то говорящих друг с другом. Директор театра, оглядываясь на них, снова подходит к занавесу и заглядывает за него.
Директор театра: Она и в самом деле не пошутила… Ах, Лионелла Викторовна, что за несносный характер! Прима… Лицо театра… Звезда … хм!... местной величины… Знали бы ваши поклонники, какая вы бываете по ту сторону кулис. Почему же, почему Бог порой даёт талант вздорным, невыносимым, скупым… Нет смысла продолжать. Такой человек обычно знает, насколько он отвратителен, и оттого творит полную противоположность себе – светлую, чистую, возвышенную, благородную личность. Психологический курьёз, как сказал Антон Павлович. Его Аркадина, бесспорно, талантлива, умна, способна рыдать над книжкой…хм… сейчас бы над сериалами взахлёб рыдала… Тонкая натура. Но попробуй при ней похвалить другую актрису – сейчас же обиды, злость, все – враги ей, кругом виноваты, только и знают, как плести интриги и не замечать её талантов. Лионелла Викторовна могла бы сыграть Аркадину. Она воплощённая Аркадина, ей-богу, ей и придумывать ничего не нужно: будь на сцене самой собой, и этого довольно. Подумать только, даже в мелочах они совпадают: у Аркадиной в банке семьдесят тысяч, а попроси взаймы, она станет плакать. Так же и Лионелла Викторовна: как начинаем вскладчину собирать, допустим, на чьи-то похороны, так у неё найдётся причина денег не дать, а на поминки обязательно придёт, выпить-закусить; денег у неё никто уже не занимает, знают: не даст. А сама в долг берёт, по десятке-другой… Десять рублей разве ж деньги? Нищему на паперти больше подают. Она и забывает эдакую мелочь возвращать, а напомнить – неловко как-то…
Молодой человек (всматривается) Что там господин директор театра бубнит? Надоело уже слушать эту… (смотрит в сторону Девушки)… Скучная история! Ну, подумаешь, перепутали купе в поезде. Смешно вообще-то. Но какую она развела тягомотину! Всё так подробно пересказывает, будто это кому-то интересно. Ну, встретились два человека, поговорили – что за история? Никакой истории! Она требует развития сюжета, а его вовсе нет… Не увлекает!
Господин: Кстати, у американских сценаристов, говорят, есть специальные разработки: на такой-то секунде герой должен попасть в комичную ситуацию, через столько-то секунд чихнуть, пукнуть, пардон, или выпучить глаза… У них всё по секундам рассчитывается, и даже предусмотрен смех за кадром – на тот случай, если зритель не знает, когда ему нужно хохотать.
Молодой человек: Вот и я говорю: скучно! Ну, что нового эта девица сказала? Разве что время протянуть… Чтобы ожидание не было таким унылым. Однако театральные пять минут неприлично долго затянулись…
Директор театра: Лионелла Викторовна считает: она не возрастная актриса, может любую роль сыграть, даже Джульетты! В её-то годы… Ни в какую не соглашалась на образ Аркадиной. Тут же – давление, мигрень, нервы, хондроз. Дайте ей быть Ниной Заречной – и всё тут! Мол, всю жизнь мечтала в «Чайке» сыграть, и непременно – главную героиню. До самого губернатора слухи дошли: притесняют, мол, его любимую актрису, не дают таланту выйти на сцену. Позвонили из приёмной губернатора: что там у вас творится, Иван Петрович недовольны-с и требуют восстановления справедливости… Куда деваться? Да ладно! Пусть Заречной будет, лишь бы скандал замять. А Лионелла Викторовна ведь что дальше-то учудила? Как увидела актрису Никитину в роли Аркадиной, так сразу бряк в обморок, мы думали: не иначе, инфаркт у старушенции. Очнулась, глаза вылупила да как заорёт: «Вы что себе позволяете? Карикатуру сочинили! Ваша Аркадина – пасквиль. Пасквиль на меня! Вы меня до инфаркта довели, так и знайте…»
Господин: Однако букетик вянет… Как такой Лионеле Викторовне дарить? Могучая актриса! В её возрасте – и роль Нины Заречной играть, это что-то! Волшебница. Однако, говорят, у неё что-то со здоровьем. Может, что-то серьёзное. Не из-за этого ли спектакль задерживают?
Директор театра: Ладно. Пошли ей навстречу. Хотя режиссёру даже и в голову не приходило, так сказать, лепить образ Аркадиной с Лионеллы Викторовны. У Никитиной это само собой получилось. Ничего, добавили комедийности, лёгкости – и, вроде, примадонна успокоилась. Так нет же, вчера, накануне премьеры, заявление мне на стол бросила: прошу, мол, прибавить к зарплате, за гроши работать роль не согласна. Уж мы все за ней чуть ли не на коленях ползали: не губите спектакль, зритель на вас придёт, это ж полный афронт при полном аншлаге. Ни в какую! Опять сказалась больной, голову полотенцем обмотала и из гримёрки не выходит, а как кто к ней постучит – тут же чем-то бросает, скоро дверь с петель слетит, попортила, можно сказать, казённое имущество. Но чу, кажется, что-то там происходит… (отодвигает занавес, зритель видит часть сцены – на ней Треплев и Сорин из пьесы А.П. Чехова «Чайка»)
Треплев: Если Заречная опоздает, то, конечно, пропадёт весь эффект… Кстати, если я всё-таки буду произносить «эффэкт» - это лучше, как ты думаешь?
Сорин: Не стоит, Вася. Не выламывайся!
Треплёв: Не даёшь сымпровизировать, однако. Ладно… Пора бы ей, то бишь Заречной, Лионеле Преподрбной, уж быть. Отец и мачеха стерегут её… Прикинь, брат: у нашей старушенции – отец и мачеха, ха-ха! … И вырваться ей из дому так же трудно, как из тюрьмы (поправляет Сорину галстук) Голова и борода у тебя взлохмачены. Кстати, вот тут усы уже отклеиваются. Набрали, блин, гримёров! (продолжает читать роль Треплева) Надо бы подстричься, что ли…
Сорин (расчёсывает бороду и прилаживает усы) Трагедия моей жизни. У меня и в молодости была такая наружность, будто я запоем пил и всё. Меня никогда не любили женщины.
Треплев: Это тебя-то? Ха! Ты у нас тот ещё сексозавр! Если составишь дон-жуанский список, бумаги в городе не хватит, чтоб напечатать!
Сорин: Вась, не мешай мне входить в роль… Дальше я спрашиваю тебя: отчего сестра не в духе?
Треплев: Отчего? Скучает. Ревнует. Она уже и против меня, и против спектакля, и против моей пьесы, потому что не она играет…
Сорин: А всё ж таки лучше бы Никитина играла Заречную, а Лионелла – Аркадину. Ох, провалим мы спектакль!
Треплев: Дай Бог ему начаться! (продолжает роль) … не она играет, а Заречная. Она не знает моей пьесы, но уже ненавидит её…
Сорин: Выдумаешь, право…
Треплев: Ей уже досадно, что вот на этой маленькой сцене будет иметь успех Заречная, а не она.
Лионелла Викторовна: (внезапно появляется на сцене) Не ждали?
Треплев (держит по роли ромашку в руках, с испугу начинает обрывать лепестки) Любит – не любит, любит – не любит, любит – не любит. Видишь, моя мать не любит меня… Лионелла Викторовна, дорогая вы наша, наконец-то!
Сорин: Мы тут текст прогоняем… Волнуемся… Директор зрителей успокаивает…Все вас ждут…
Треплев: Да, вас и только вас!
Лионелла Викторовна: (тихим, ласковым голосом) Мальчики, я много на своём веку повидала, но таких двурушников – первый раз вижу. Что ты, Вася, обо мне только что говорил? (грозно наступает на Треплева) Ну? Повторить сможешь?
Треплев: Моя мать не любит меня…
Лионелла Викторовна: Знала бы твоя мать, каким ты олухом вырастешь, в колыбельке б удавила! (гневно) Я, по-твоему, старуха? Ни на что не гожусь? Ну, повтори свои слова!
Треплев: Я не о вас говорил, Лио..
Лионелла Викторовна: Молчать! Я пока что слухом не страдаю. О, боги! С какими ничтожными людишками мне приходится работать! Низко, очень низко так гадко отзываться о ветеране сцены. Да знаешь ли ты, сколько обо мне рецензий написано? А наград сколько, и грамота от губернатора есть…
Сорин: Успокойтесь, Лионелла Викторовна. Вася ничего плохого не говорил. Это он о Никитиной так. Вам послышалось…
Лионелла Викторовна: Вы что, за дебилку меня держите? Только-только я пришла в себя, решила: ладно, хоть и плохое самочувствие, а выползу на сцену… И что слышу? Да я с вами на одном гектаре испражняться не сяду, не то что на одной сцене играть.
Треплев: Помилуй бог! О чём это вы? Да я ни сном, ни духом…Вы любите театр, служите человечеству, святому искусству…
Лионелла Викторовна: Хорошо выучил свою роль! (саркастически) Что ж, продолжай, как там дальше у Чехова: современный театр – это рутина, предрассудок. Когда поднимается занавес и при вечернем освещении, в комнате с тремя стенами, эти великие таланты, жрецы святого искусства изображают, как люди едят, пьют, любят, ходят, носят свои пиджаки; когда из пошлых картин и фраз стараются выудить мораль - мораль маленькую, удобопонятную, полезную в домашнем обиходе… (внезапно останавливается, закрывает лицо руками) Что ж ты, Вася, не говоришь этого мне? Я твой монолог лучше тебя знаю! Когда ты его читаешь, мне кажется: бросаешь упрёк мне, заслуженной артистке! Ты смотришь на меня как крыса из норы! И что? Я после этого должна с тобой играть? Да ни за что! Вы все тут против меня! Интриганы! (решительно уходит со сцены)
Сорин: Вася, что ты наделал? Чёрт тебя за язык дёрнул!
Треплев: Она просто бесится. Ей сейчас только дай повод – театр разнесёт по кирпичику. Климактеричка старая!
Сорин: Помилуй Бог! Ты забыл, как она тебя поддерживала? Тебе ни за что не дали бы роль Дон-Гуана, если бы не она.
Треплев: Да меня тошнит от неё! Тоже мне – Донна Анна… (хмыкает) Да знаешь ли ты, что потом, после спектакля, я непременно чищу зубы? Никому не говорил, а тебе скажу: Лионелла не поцелуй изображает – впивается, как вампир! Кажется: ещё чуть-чуть – изнасилует… Ах, чёрт! Она думает: так же молода и хороша, как двадцать лет назад… Если хочешь знать, я боюсь оставаться с ней наедине. Всегда нахожу повод, чтобы уйти или кого-нибудь позвать. Никакого тет-а-тет!
Сорин: Выдумываешь ты всё. Чего-чего, а уж поклонников у Лионеллы – пруд пруди. О ней, конечно, всякое говорят. Только сплетням я не верю. Она никогда не позволяла себе интрижек с актерами. Ни-ког-да! А то, что на стороне, - так это её дело. И пусть об этом Лионеллин муж думает.
Треплев: Который, кстати, по счёту? Третий, кажется?
Сорин: Вася, не будь пошлым. Ты на самом деле лучше, чем хочешь сейчас показаться.
Треплёв: А что? Никогда не слыхал о престарелых любительницах молодых мужчин?
Сорин: Она не престарелая. Это раз. И мы сейчас не об этом должны думать, а о том, как сыграть спектакль. Это два. Давай закроем тему, а?
Треплев: Что-то ты её слишком ретиво защищаешь… Нет ли чего между вами? С одним не получилось, так она на другого перекинулась…
Сорин: Заткнись, а? И без тебя нервы на пределе. Вон, директор уже который раз зрителей успокаивает. Почему он спектакль не отменяет? Значит, есть надежда…
Треплев: Как там у Данте? «Пока хоть листик у надежды бьётся…»
Директор театра: Опять ушла… Ох, уж этот герой-любовник! Не надо было ему роль Треплева давать… Циник! Обидел женщину ни за что… Как теперь с ней разговаривать? Вредная у меня профессия, однако. Попробуй-ка найди с этими талантами общий язык. Каждая мышка просится на вышку…
В зрительном зале высвечивается Господин. Он внимательно смотрит в тот угол сцены, где видны силуэты беседующих Девушки и Попутчика.
Господин: Вот уж правду говорят: девичья память… Сама же назвала ему имя, а потом удивляется, откуда он его знает. Однако они, кажется, понравились друг другу. Моя жена где-то прочитала легенду о чёртиках. У каждого человека есть свой чёртик. Не только ж с ангелом-хранителем ходить! Кто-то должен человека, так сказать, искушать, на всякие необдуманные поступки толкать, чтобы хранитель не дремал. А то совсем обленится! Так вот, когда встречаются два человека, то первыми, оказывается, знакомятся их чёртики. Один вылетает навстречу другому, принюхиваются, рожицы корчат, ужимки да прыжки, как это у них положено… И если они останутся друг другом довольны, то и люди найдут общий язык, понравятся один другому. Браки заключаются на небесах, но людей к ним чертенята ведут, во как! Никакие небеса со Змием-искусителем, выходит, сладить не могут. Впрочем, какой там Змий! Какие-то чертенята, всего-навсего… Мелюзга. Ангелы и внимания-то на них, наверное, обращают не больше, чем на мух. Ну, есть они, ну, досаждают. Отмахнёшься – и забудешь. А они-то, гляди, что вытворить могут!
Освещается часть сцены с Девушкой и Попутчиком. Они продолжаю разговор.
Попутчик: Я когда маленьким был, смотрел на горизонт и думал: а что за ним? Неужели там земля кончается? А если она кончается, то, значит, есть край земли, и с него можно упасть…
Девушка: А у нас горизонта нет. У нас вместо него – синие горы. Кажется: вот они, рядом, рукой подать. И очень хотелось на них подняться!
Попутчик: Представляете: край земли… Бросаешь с него камешки, а куда они попадают? Может, там вообще уже ничего нет? Пустота. А может, другой мир начинается? А мы не знаем…
Девушка: Знаете, а мне казалось: человек умеет летать, только забыл, как это делается. Я была уверена: лопатки – это крылья, только не проклюнувшиеся. Поднимаешься на вершину горы, взмахиваешь руками и, закрыв глаза, бросаешься вниз, ничего не боишься – и крылья сами вырастут. Представляете, какая сумасшедшая была?
Попутчик: Не одна вы. Однажды мы с пацанами - совсем маленькие были, лет по пять-шесть - задумались: откуда на горизонте радуга берётся? После дождичка она такая яркая, сияет всеми красками, переливается золотом и лазурью. Похожа на волшебные ворота в чудесную страну. А что, если она на самом деле находится за горизонтом? И решили мы это проверить. Уговорились встать рано утром, как только солнце начнёт всходить. Взрослые ещё спят, не смогут нам помешать. Никто из ребят не проспал, даже Лёнька, который был известный засоня. Прибежали мы на берег реки, сели в лодку… Эту лодку дед Кеша на привязи держал, без всяких замков. Сели мы в неё и поплыли. Нам казалось: река течёт за горизонт, и мы быстро на край земли доберёмся, постоим там, посмотрим, что к чему, а к обеду домой вернёмся…
Девушка: И не боялись? А вдруг перевернулись бы на лодке?
Попутчик: Об этом как-то не думали. В общем, мы с Павликом на вёслах сидим, а Лёнька у нас впередсмотрящий. Проплыли мы совсем немного, вдруг вижу: вода на днище плещется, и всё больше и больше её. Не заметили пробоину в лодке. Что делать? Я плавал только по-собачьи, а два моих друга вообще не умели. Представляете: лодка на середине реки, до берега метров пятьсот, и течением нас уносит всё дальше от полустанка. А ещё мы испугались: утопим лодку – вот уж попадёт и от родителей, и от старика. Страсть! О том, что сами можем ко дну пойти, об этом как-то не сразу подумали. В лодке было ведёрко.
Девушка: Надо же! Старик-то предусмотрительный какой! Ведёрко будто специально для тонущих ребятишек в лодку подложил (смеётся)…
Попутчик: Он в неё пойманную рыбу складывал, только и всего. Хорошо. Не унёс домой ведро. Павлик принялся вычерпывать им воду, мы с Лёнькой сложили ладошки ковшиком и тоже вычерпываем. А вода не убывает! И тут Павлик спрашивает меня: «Андрей, а если подгребать под себя руками и бултыхать ногами, то не утонешь?» А Лёнька вдруг серьёзно так говорит: «Если что, то я наберу воздуху побольше, нырну и побегу по дну, потом вынырну, снова глотну воздуха и опять побегу к берегу». Представляете? Успокаиваю пацанов: главное, мол, не бояться – плюхнешься в воду и хоть по-лягушачьи, хоть по-собачьи попробуй барахтаться. Меня-то самого отец как научил плавать? Взял на руки, я лежу на них животом и работаю руками-ногами, изображаю пловца. Отец меня время от времени отпускал, и я пугался, не чувствуя его поддержки, он снова подхватывал – от берега мы отплыли метров на пятьдесят, и вдруг он убрал руки, совсем! Я, конечно, испугался, а отец кричит: «Держись! Сам плыви! Что ты за мужик, если воды боишься?» Показать себя трусом? Да ни за что! Лучше утонуть. Не знаю, что откуда во мне взялось, но добултыхался я до берега, и как гордился этим!
Девушка: А я трусиха, так и не научилась плавать.
Попутчик: Ничего, научитесь. Просто надо очень захотеть. Вот и пацанов я успокаивал: главное – не бояться. А сам… Знаешь, что сам думал? Ничего, что я на «ты»?
Девушка: На брудершафт я всё равно не пью. Потому что не пью в принципе. Впрочем, разве что немножко шампанского… Но его нет. Значит…
Попутчик: (перебивает) А хотите? Говорят, у проводника можно раздобыть спиртное.
Девушка: Нет, что ты! На брудершафт положено целоваться. Уж лучше так – сразу на «ты»… Ой, кажется, у нас это само собой получилось… Даже странно. Меня ведь многие считают букой.
Попутчик: Да ну!
Девушка: Честно. Бывает, парень хочет познакомиться, он уж и так, и эдак, а я и сама не знаю, что со мной: не могу заставить себя говорить с ним, неинтересно мне, скучно… А с тобой почему-то легко. Чудно!
Попутчик: По правде, я завидую тем парням, которые запросто знакомятся. У меня так не получается…
Девушка: Вижу, как не получается. (смеётся) Ладно. Мы не о том говорили. И о чём же ты тогда на лодке думал?
Попутчик: А думал я, как пацанам помочь. Павлик самый младший, у него сил поменьше, чем у Лёньки. Значит, его в первую очередь нужно будет спасать. Я прикинул, как он уцепится за мою шею…Ну, поплывём…А если Павлик испугается и станет мешать мне плыть? Главное, чтобы он тоже работал ногами как рыба хвостом… А Лёньке что делать? Может, пусть снимет майку, завяжет лямки узлом, чтобы мешок получился. Если резко опустить его на воду, то он надуется – всё равно что спасательный круг получится. Мы ведь что делали? Тайком брали с собой на речку наволочки. И плавали на них! Воздух из такого «мешка» выходил быстро, но всё-таки… А вода в лодке прибывает и прибывает.
Девушка: Вот ужас-то!
Попутчик: Не то слово! Но на наше счастье, Лёнькина мать обнаружила: сына нет дома. Где он, что он? Поискала во дворе, вышла на косогор, смотрит: на реке лодка, а в ней – трое огольцов. В общем, мужики нас спасли, они же потом и ремешком поучили уму-разуму. Эх, до сих пор помню!
Девушка: А я хотела пойти к горам. Вот, думала, когда стану большая, то обязательно заберусь на вершину. Выросла – и пока, увы, не забралась. Может, ещё и потому, что поняла: это только кажется, что горы – вот они, близко-близко, а на самом деле до них идти и идти. Оказывается, больше ста километров! Я специально по карте высчитала. А потом – подъём, нужно хоть немного скалолазом и альпинистом быть… К тому же, одной идти страшно. А с кем? Подруги смеялись: «Нина, странная ты! Вот ещё, по горам лазить…Делать нам больше нечего!»
Попутчик: Знаешь, обязательно найдётся человек, который захочет пойти с тобой куда угодно, и в горы тоже. Если ты, конечно, сама не раздумаешь.
Девушка: А вот интересно: почему так получается – мечтаем о неведомых тропках, а сами ходим привычными дорогами? Знаешь, меня недавно одна глупая мысль посетила… Ты смеяться не станешь?
Попутчик: Я постараюсь… А знаешь что? Только ты тоже не смейся! Удивляюсь сам себе: так много говорю… Я ведь больше молчу. У наших пацанов разговоры совсем другие. Скажи им, о чём думаешь – засмеять могут. Лучше - молчать. Или: «да», «нет»… А с тобой всё как-то иначе…
Девушка: Это потому, что мы – попутчики. Случайные. Говорят, неслучайно люди в поездах откровенно говорят. Потому что больше никогда не встретятся. Можно всё сказать.
Попутчик: А если встретимся?
Девушка: (пожимает плечами) Маловероятно. Но лучше об этом не думать. Потом будет потом. Но, кажется, ты не хочешь знать, какая глупая мысль пришла мне в голову?
Попутчик: Не одному мне глупые мысли приходят в голову.
Девушка: Ну, не такие, как у меня. В общем, когда отправилась покупать билет на этот поезд, то вдруг подумала: а что, если бы сейчас возле меня плюхнулась «летающая тарелка», вышел бы из неё инопланетянин и сказал: Нина, садись в наш сверхзвуковой кабриолет – через пять минут будешь в Городе… Согласилась бы я? Скорее всего, нет. Потому что я подумала бы: это глюки, а если даже и не глюки, то кто его знает, не отвезёт ли он меня на какую-нибудь Альфу-Центавра для опытов. Потом я, наверное, передумала бы: надо же, какая удача – попасть на НЛО! Но тут же и остановила бы себя: тише-тише, не горячись, девочка – слишком уж всё фантастично, так не бывает, и почему, интересно, этот гуманоид такой добренький? Нет, тут что-то не так! Уж лучше – на поезд, так вернее. Купе оплачено, маршрут известен. Прости-прощай, зеленый человечек! Что же это такое получается? Слышишь зов неизвестного, хочется чуда, мечтаешь оказаться там, где ещё никто не бывал, но выбираешь привычную дорогу и пугаешься чего-то действительно необычного…
Попутчик: А может, всё очень просто? Нас долго убеждали: чудес не бывает. Это уже где-то на уровне подкорки сидит… Ну, не знаю, как объяснить… А! Попробую. Когда взрослые поняли, зачем мы стибрили лодку и куда отправились, то отец знаешь, что сделал? Взял длинный-предлинный прут…
Девушка: А прут, что, наготове был? (хмыкает) Интересно. Отцы обычно ремень снимают и… (смеётся). Мне, правда, только раз ремнём досталось от отца. Даже сейчас вспоминать стыдно. Представляешь, взяла родительскую заначку – она в банке с гречкой хранилась, и купила себе куклу. Ну, и попало под первое число.
Попутчик: Тоже, значит, хулиганила? А прут ивовый был… Мы из него хотели удочку сделать. А тут для воспитания пригодился (улыбается). Отец умудрился привязать его к ошейнику нашего Дружка – прут держался прочно, а на его конец батя привесил кусочек колбаски. Пёс, естественно, рванул к лакомству, но колбаса – сама понимаешь! – всё время находилась от него на одном и том же расстоянии. Дружок чуть с ума не сошёл. «Вот так же и твой горизонт, - сказал отец. – Сколько ты ни будешь идти, а он всегда останется недосягаемым!» Наглядно объяснил: чудо, кажется, вот оно, рядом, но на самом деле оно как бы есть и в то же время нет его. Обман зрения. Иллюзия. Шарада.
Девушка: (смеётся) Но колбаса-то была настоящая!
Попутчик: (тоже смеётся) Ага! Она, кстати, в конце концов отвязалась и упала на землю. О, с каким наслаждением Дружок ею полакомился. Я думал: он сразу проглотит этот кусочек. Нет, псина осторожно взяла её зубами, отнесла в сторонку, выплюнула на землю, поперекатывала лапами, порычала и только потом схавала.
Девушка: Вот видишь! Дружок всё же добился того, чего хотел. Пусть даже и случайно. Впрочем, ничего случайного в жизни не бывает. Это только кажется: ненароком…
Попутчик: Я тоже об этом подумал. Но всё равно мечта о путешествии к горизонту выветрилась из головы. Отец убедил: ничего особенно нового не обнаружишь.
Девушка: Так жить скучно.
Попутчик: Конечно. Потому мы и выдумываем что-то, фантазируем, мечтаем, не смотря ни на что. Пусть в результате получим тот же кусочек колбаски (смеётся), но зато какое это будет лакомство! Заслуженное. Долгожданное.
Девушка: А мне один человек сказал: горы могут быть … карманными, и они всегда с тобой. И в доказательство вытащил пачку «Казбека». Папиросы такие. А ещё, оказывается, сигареты «Памир» бывают.
Попутчик: Однако! Шутка хорошая…
Девушка: С чувством юмора у этого человека всё в порядке. А знаешь, для чего ему папиросы были нужны? Оказывается, он выбивал из них табак, смешивал с коноплёй и снова набивал… Курил – и казалось ему, наверное: вот он и на вершине Казбека. Впрочем, мне всё равно, что ему казалось…
Попутчик: У нас некоторые парни тоже балуются коноплёй. Бабки её садили, чтобы она своим запахом каких-то жучков от полезных растений отпугивала, а ещё её листьями лечились. Мало ли у старух болячек накопится за всю жизнь… И подумать не могли, что за выращивание конопли могут срок дать! У нас ведь теперь что делается? Приезжают менты, наркополицейские – и по огородам. У кого найдут коноплю – всё, готовься штраф платить. Но её умудряются выращивать в лесу, в укромных местах.
Девушка: Да ну её! Нашли, о чём говорить. А кстати, ты сам-то её куришь?
Попутчик: Одного раза на всю жизнь хватило! (смеётся) Затянулся – и, как говорится, всех святых увидел! В горле горький ком, перед глазами – тёмные круги, едва прокашлялся, а главное: никакого кайфа! Я и обычные-то сигареты не курю.
Девушка: Положительный какой! (грустно улыбается) Без вредных привычек… Тебе смело можно писать в объявлениях: без вэ пэ…
Попутчик: Это в «Знакомствах», что ли? (Девушка кивает) А я вот не пойму, как это: знакомиться по объявлениям… Ну, всё равно что, извини, кобеля для сучки ищут. Так то животные… У них всё проще. Хотя тоже нет. Могут друг другу не понравиться. А тут всё-таки – люди. И по объявлению.
Девушка: Всякое бывает. Чего ты напустился на эти объявления? Всё-таки они дают шанс.
Попутчик: Может быть. Не знаю. По мне, так всё должно быть по-другому: увидел, понравилась – попробуй познакомиться.
Девушка: А она тебе ответит: «Я не такая, я жду трамвая». (смеётся) Терпеть не могу, когда какой-нибудь придурок начинает приставать на улице…
Попутчик: Так то – придурок! А трамвай можно и вместе подождать (тоже смеётся)…
Девушка: Странный ты… Как отличить придурка от нормального человека? А может, я просто несовременная какая-то?
Попутчик: Наверное, я тоже. Потому что никогда не знаю, как заговорить с девушкой. Чувствую себя болван болваном.
Девушка: Да? Не со всякой, видать, девушкой ты теряешь дар речи…
Попутчик: Если ты имеешь в виду себя, то даже и не знаю, как это у меня получилось. Такое ощущение, будто мы уже были знакомы. Не знаю, как и объяснить. Удивительно…
Поезд останавливается. Девушка и Попутчик смотрят в окно. Там – большая станция. На перроне стоят торговцы всякой снедью, овощами, пивом. В вагон входит Господин, нагруженный чемоданами и большой коробкой, за ним движется живописная группа цыганок, предводительствуемая пожилой матроной.
Девушка: Уже утро. Надо же! (смотрит на часы) Шесть часов. А мы и спать не ложились…
Попутчик: Ну, я-то хоть немного покемарил. Чуть не проспал… (смущённо обрывает фразу) Мог бы никогда с тобой не познакомиться.
Девушка: Зато выспался бы!
Попутчик: Странно. Знаешь, что я больше всего не любил в детстве? Когда меня укладывали спать. Казалось: пока сплю, пропущу что-то очень интересное и важное. Взрослые-то спать не ложились, о чём-то говорили, смотрели телевизор, пили чай, читали… А ещё я не любил, когда меня будили. Мама тащила ещё сонного к умывальнику, потом впихивала кашу в меня, вливала теплое какао – она считала: в нём масса веществ, полезных для организма. Ну и что? Пенка от молока противная! Потом мама тащила меня в садик. Всё ещё полусонного. С тех пор у меня одно желание: наконец-то выспаться!
Девушка: А мне жалко тратить время на сон. И зачем человек спит? Столько всего можно сделать! Что-то прочитать, выучить стихи, сшить новое платье, помечтать, просто так смотреть в окно…
Господин (останавливаясь возле одного из купе): Так-с! Кажется, здесь…
Проводница (появляется внезапно, как чёртик из табакерки): Здрасьте, господин хороший! Что это за негабаритный груз вы тащите в культурное купе? Квитанция есть? Оплачивали груз?
Господин: Это не груз. Это микроволновка. Друзья подарили.
Проводница (небрежно кивая на какие-то бумажки, развешанные у окна): Вон, правила почитайте! Эта коробка по размерам больше чемодана – значит, её провоз нужно оплатить. Ну? Будем оформлять или как?
Господин: А я не знал…
Проводница: Будем платить или с поезда ссаживаемся?
Господин: Да я бы с радостью… Но, видите ли, у меня нет денег…
Проводница: Что? Короче! Не поняла! Или я милиционера зову, и бригадира поезда. Акт составим и всё такое.
В это время цыгане шумно двигаются по вагону: «А кому погадать? Всю правду скажу! Позолоти ручку, дорогой! Никакого обмана! Что ждёт впереди? Позолоти ручку – скажу!»
Матрона (подходит к Девушке): Ой, красавица, всё вижу: испытание тебя ждёт!
Девушка: И без вас знаю. (смеётся) Вся жизнь – испытание, для кого-то большое, для кого-то – маленькое.
Матрона: Всю правду скажу, ничего не утаю!
Девушка: А мне не интересно заранее знать, что будет.
Матрона: Покажи ручку, красавица… (почти силком берёт её руку) О! Жизнь у тебя длинная, интересная. И любовь будет. Только ты сначала потеряешь эту любовь, потом случайно её встретишь, уже навсегда.
Девушка: Так и я могу гадать…
Матрона: Хочешь, скажу правду? Только денежку мне дай, сколько не жалко. Мечта у тебя есть. Едешь за мечтой. Ничего не получится у тебя. Но ты не расстраивайся. Если обратно вернёшься, уже никогда мечта не исполнится. Выйдешь замуж за человека. Хороший человек, но любить его не будешь. Детей нарожаешь. Дом полная чаша. А счастья – нет. Ты, милая, назад не возвращайся. Голодная, холодная будешь – терпи! Оставайся там, куда едешь. Сначала ничего не будет, потом получится всё. Поняла? А мечта… (задумывается на секунду и смеётся) А! Чёрт! Заветная мечта двигает человека вперёд. Исполнится она, не исполнится – иногда, дорогая, это не важно. Всё – ничто, и ничто – всё.
Девушка: Не цыганка – прямо философ!
Матрона: Э, дорогая! Зачем обижаешь бедную женщину? Философы думают о смысле жизни, я не думаю – живу. Много ли смысла у этого цветка? (трогает розан в своих волосах) Это роза, просто роза, и она не знает, что может быть символом. (неожиданно красиво напевает) Чёрная роза – эмблема печали, красная роза – эмблема любви… Мы, люди, выдумываем символы. Да что там символы! Саму жизнь выдумываем. А жизнь – просто жизнь, и ничего больше.
Девушка: А как же ваши гадания-предсказания? Что-то я вас не пойму… Предсказание – это сценарий, разве не так? А сценарий – всегда выдумка…
Матрона: Не даёшь ты мне денежку. Ничего я тебе не скажу. Что хочешь, то и думай.
Господин и Проводница продолжают выяснять отношения.
Проводница: Превратили тут вагон в какой-то склад! И едут, и едут – покоя от вас нет. Каждый ещё норовит нахаляву провезти чёрт знает что! Ну, народ! Забьют купе – и сидят, точно бурундуки в норке. Платить за груз нужно!
Господин: Меня в кассе не предупредили…
Проводница: А мне – плевать. Незнание правил перевозки грузов не освобождает от ответственности. Я женщина исполнительная. Положено квитанцию проверить – проверяю. Нет квитанции – извольте: выпишу!
Господин: Вы не понимаете? Денег у меня нет…
Проводница: А мне без разницы! Всё! Иду за милиционером…
Девушка и цыганка в это время продолжают разговаривать.
Девушка: Совсем вы меня запутали.
Матрона: Линия у тебя есть…Вот, смотри! Талант. Но другие не сразу это поймут, постараться тебе придётся. Очень! Потом всё будет. Не пойму, кем ты станешь… Наверное, продавшицей. Многие люди знать тебя будут.
Попутчик: Не морочила б ты девушке голову!
Матрона: А ты молчи. Она тебе самому голову заморочит.
Девушка: Вот ещё!
Матрона: Э! Ничего-то вы не знаете… Дай денежку, всё скажу!
Попутчик: (дает деньги) Ну, скажи!
Слышится объявление: «Граждане провожающие, просьба выйти из вагонов. Поезд отправляется!»
Матрона: Не успела. Но одно скажу: вы ещё встретитесь. А ты, парень, зря не взял с собой зимние вещи. Останешься в городе. И не думал об этом, да? А вот попомнишь мои слова: останешься! Трудно будет, очень трудно. Но ты, парень, всё выдержишь… А девушка у тебя хорошая. Не теряй её…
Другие цыганки подхватывают матрону под руки и ведут к выходу. Она оборачивается, смеётся, звенит монистами, кричит: «Правду сказала! Ещё вспомните меня!»
Девушка: Тоже мне Кассандра!
Попутчик: Цыгане шумною толпой…. (смеётся) Откуда они тут взялись? (смотрит в окно) Какой-то маленький городок… Вот, уже и проехали его. Быстро он кончился!
Девушка: Ты так интересно говоришь. Надо же: город быстро кончился… (смеётся) Кажется, именно это называется метафорой?
Попутчик: Я ничего не понимаю в метафорах. Честно.
Снова – зрительный зал. В нём, кажется, ничего не изменилось. Разве что Господин как-то задумчив. Он встаёт, медленно, как сомнамбула, идёт к сцене. Оказывается в том месте, где сидят Попутчик и Девушка. Только теперь Господин – на месте Попутчика, а на месте Девушки – Женщина. Они продолжают начатый разговор.
Женщина: Давным-давно, так давно, что об этом пора бы уже и забыть, я ехала одна…
Господин: (повторяет) Я ехала одна… Как в романсе! Вы любите романсы?
Женщина: Много чего люблю, и романсы тоже. Но я вправду ехала одна. Первый раз в жизни. Обычно – с мамой, бабушкой, старшим братом. А тут – одна. Семнадцать лет. Ехала подавать документы в мединститут. От нашего посёлка до города всего-то час езды. Никто из взрослых сопровождать меня не мог: у всех работа, бабушка приболела; вот и решили: девочка уже не маленькая, дорогу к институту сама найдёт, а в поезде главное: ни с кем не знакомиться, от мужчин держаться подальше, сдашь документы – и обратно домой. Экзамены через неделю. Мать специально отпуск возьмёт, будет со мной ездить…
Господин: Наивно и трогательно. Провинциальная барышня. Трепет, волнения. Надежды и мечты. Всё ещё впереди, надейся и жди… (вздыхает) Впрочем, когда-то я тоже был эдаким розовощеким балбесом с широко открытыми голубыми глазами…
Женщина: Голубые глаза – злые, карие – лукавые… Бабушка так меня учила. Кстати, глаза у вас уже не голубые.
Господин: Правильно! Выгорели на солнце. Надо было тёмные очки носить.
Женщина: Агент 007… (смеётся) Стоит ли прятать взгляд? Пусть его прячут только шпионы. Мне нравятся открытые люди.
Господин: Однако вы начали говорить о другом… «Я ехала одна…» (напевает) Впрочем, кажется, всё по-другому: «Я ехала домой…»
Женщина: Да. И листала учебник химии. Очень боялась провалить экзамен. Я даже спала с этим проклятым учебником. Просыпалась – и снова за формулы, правила, законы… Ужас! Зубрилка по фамилии Зубрилкина, в общем.
Господин: И что? Так, с учебником в руках, и отправились в большую жизнь?
Женщина: Дорогой мой, вы ведь уже знаете: юные девушки считают, что большая жизнь Где-То-Там, впереди, и мальчик в ореоле кроличьей шапки – не принц, как бы преданно ни ходил за тобой по пятам. Принцы, они, знаете ли, носят совсем другие шапки и не ходят, а ездят, если не на «Ауди», то хотя бы на какой-нибудь «Тоёте»…
Господин: Наивная провинциальная барышня именно так рассуждала? Что-то я уже и не пойму ничего (иронично). А как же извечное народное правило: с милым рай и в шалаше? Ай-яй-яй! Неужели оно уже тогда подверглось ревизии?
Женщина: А всё просто. У девушки была аллергия на кроличий мех. Вот и всё! А в вагоне пригородной электрички она совершенно спокойно сидела у окна, ни о каких принцах не думала, никого не трогала и читала… А! Впрочем, какая разница, что она читала? Это не имеет никакого значения! А имеет значение – вы не поверите! – маленькая бабочка… Откуда она взялась, не знаю.
Господин: Бабочка залетела в открытое окно и, наверное, испугалась: куда, бедняжка, попала? А тут – розочка или ромашка… У вас ведь на кофточке были какие-то цветы? Провинциальные барышни любят такую… ну, скажем так, оригинальную… одежду. В толпе они всегда заметны: вязаные шапочки с помпончиками, или вообще – меховые шапки с хвостиками каких-то зверьков, платье – в горошек, блузки – белые и воздушные, как у примерных школьниц, и цветочки – непременные цветочки на кофточках, розаны такие…
Женщина: Сейчас в глубинке так не ходят. В чём, в чём, а уж в моде нынешние девушки смыслят не хуже столичных: и телевизор смотрят, и журнальчики гламурные листают, и книжки всяких Ксюш читают. А тогда… Да, тогда кофточка у меня была именно такая. Только не розочки, а василёчки (смеётся). Бабочка ошиблась!
Господин: Не буду спорить. Всё равно провинциальную девушку всегда отличу от городской! Они более открытые, что ли… Смотрят вокруг – и удивляются. Искренне так!
Женщина: И я не стану спорить. Полей с васильками вокруг нашего посёлка уже давно нет, а наивные деревенские девушки ходят на дискотеку, где устраивают друг с другом побоища. В наше время из-за парней не дрались.
Господин: Опа! «В наше время…» Можно подумать, что вам …. адцать лет, страшно вымолвить!
Женщина: Ясно, что уже не шестнадцать!
Господин: Понятно: у настоящей женщины возраста нет. Возраст – не тот мужчина, с которым дама хотела бы познакомиться.
Женщина: Но мы, кажется, говорили о другом… Бабочка… Мимо пробегают деревья…Нет, даже не пробегают – танцуют! Из окна поезда кажется: деревья хороводят. Смотрите!
Господин: У меня голова закружится. Может, я на вас хочу смотреть…
Женщина (словно не замечая его последней реплики) Не знаю, откуда та бабочка взялась. Я её сначала даже не заметила. Увлеклась книжкой (смеётся). А может, хотела сделать вид, что мне интереснее учебник, чем паренёк, который сидел напротив…
Господин: Но, тем не менее, вы его заметили? И он, конечно, сначала бросал на вас взгляды исподлобья, с эдаким интересом… Он тоже смущался…
Женщина: Почему «тоже»? А! Впрочем, вы угадали! Интересно, что же он сделал потом? Ваша версия?
Господин: Банальнее не бывает. Парень кашлянул и осторожно сказал, что-то вроде этого: у вас брошка ожила! Бабочка как брошь…
Женщина: Нет. Не угадали. Он сказал: «Бабочка вас не боится, надо же!» «А чего ей меня бояться? – сказала я. – Не съем!» И тогда он начал говорить…
Господин: Надеюсь, не о бабочке? Ему ведь был нужен повод для знакомства.
Женщина: Опять не угадали! Он, оказывается, был знаком почти со всеми бабочками мира. Знал их имена, особенности, где живут, что любят. Дома у него много всяких энциклопедий и справочников о бабочках. Фанат, в общем. Боже, как он говорил о них – глаза светились! Наверное, это и есть вдохновение…
Господин: И вы говорили только о бабочках?
Женщина: Сначала он говорил о них, но получалось: как бы обо мне. Мы с ним болтали обо всём на свете, и я даже подумала: такого быть не может, вижу человека первый и, может, последний раз в жизни, а чувство такое, будто знала его всегда, да разве так бывает? Не перебивайте меня, пожалуйста. Знаю, что вы сейчас скажете.
Господин: (усмехаясь) Попутчики всегда откровенны, потому что думают: никогда больше не встретятся.
Женщина: Я ведь просила вас не перебивать. Конечно, вы бесконечно правы. Но тут – другое дело… Вы будете смеяться, но мне показалось: это тот человек, которого можно считать своим. Я тогда делила людей на своих и других. Не чужих, а именно: других – тех, с кем мне просто неинтересно, или я им неинтересна, или они мне параллельны. Свои – это те, с кем себя чувствуешь самим собой, и не нужно лукавить, играть, казаться лучше, чем есть. Можно сказать о себе всё, даже самое гадкое, - и свой человек всё поймёт, ему и объяснять ничего не надо…
Господин: Бывает. Однажды я тоже говорил с девушкой в поезде. Но даже не успел узнать её имени. Как-то незаметно подъехали к моей станции. Я заспешил, выскочил из вагона и только когда поезд двинулся дальше, вспомнил: даже адреса не взял! Бывает и так…
Женщина: Вот так. Первая встреча – последняя встреча. А помню всю жизнь. И адреса тоже не знаю. Впрочем, это было давно – и неправда.
Господин: А мне почему-то больше везёт на проводниц. «Везёт» - так сказать, в кавычках.
Женщина: Проводница тоже женщина.
Господин: Кто бы спорил! Но, понимаете, дело в другом…
Перемена декораций. Попутчик, Девушка и Господин в коридоре поезда. Проводницы нет. Она ушла за подмогой.
Господин: Во, дела! Ума не приложу, что предпринять.
Попутчик: Надо было на лапу ей дать. Теперь ждите неприятностей.
Господин: Было б – дал! У меня кошелек вытащили из куртки. Всего-то десятка в кармане завалялась. Даже на автобус не хватит.
Девушка: Ужасно.
Попутчик: Тяжёлый случай. А коробка-то и вправду немаленькая. Наверное, придут сейчас с рулеткой, обмеряют - получится: надо платить, не отвертишься … Эх!
Девушка: Коробка - большая, но то, что в ней, всё равно меньше – значит, платить, как за негабаритный багаж, не нужно. Придумала! Давайте-ка быстренько распаковывайте, вытаскивайте микроволновку.
Господин: И куда я с ней?
Девушка: В купе, естественно! Завернёте её в куртку, положите на багажную полку. А картонную коробку легко свернуть…
Попутчик: О! Я, кажется, понял твою мысль!
Господин: Что вытащить? Что свернуть? Да разве коробку можно сложить?
Девушка: (смеётся) Мы в школе столько макулатуры собирали и сдавали – опыт есть! Картонная коробка легко складывается. Потом, когда надо, снова разворачиваете её, ставите микроволновку внутрь, перевязываете веревочкой – и вперёд!
Господин: А! (радостно) Недотёпа я! Мог бы и сам догадаться.
Они быстро производят с коробкой нужные манипуляции. Вносят микроволновку и свёрнутую коробку в купе. Снова выходят в коридор. Является Проводница, за ней – Милиционер и Начальник поезда, тоже женщина.
Проводница: Вот он!
Начальник поезда: Гражданин, что вы себе позволяете? Хотите груз провезти – пожалуйста, везите, но правила перевозки выполняйте: отменить их персонально для вас никто не позволит.
Милиционер (вид у него такой, будто его оторвали от очень важного дела; спешит, нервничает): Так-с! Разговаривать нам некогда. Есть дела и поважнее. Где коробка?
Господин: Какая коробка?
Проводница: Он ещё и придуряется. Она вот тут стояла… (смотрит на пол) А намусорили-то, намусорили. Ну, что за люди?
Начальник поезда: Показывайте коробку!
Господин: Где я вам её возьму?
Милиционер (нервно): Так мы долго ещё разбираться будем. Ты в каком купе расположился?
Господин: А мы, что, на брудершафт с вами пили? Что-то не припомню.
Проводница: Умный какой! Интеллигент, бл…
Начальник поезда (обращается к Девушке и Попутчику): Вы видели, куда он груз девал?
Милиционер: Ты у меня в камере всё припомнишь! Обещаю. Давай показывай, где твоё место…
Проводница: А вот тут (услужливо показывает купе), там его место…
Милиционер идёт в купе.
Девушка: А мы никакого груза не заметили. Чемоданы и микроволновку видели, а коробку – нет.
Попутчик: Ну, чемоданы-то у него маленькие. Этот товарищ что-то ещё нёс, но я бы не сказал, что это было огромным.
Проводница: Да как вам не совестно? Он весь проход занят! Чуть меня не придавил.
Девушка: А вот вы почему цыганок в вагон пустили? Они мне, можно сказать, всё настроение испортили…
Начальник поезда: Люся! (грозно) Опять цыгане тут были? Сколько можно талдычить одно и то же: гнать их поганой метлой! Одни неприятности от них, от этих цыганок…
Проводница: Разве? Что-то я не заметила их. И как это они в вагон прошмыгнули? Вот чертовки!
Попутчик: А вам они ничего не нагадали?
Проводница: Не ваше дело…
Начальник поезда: Люся, чтоб это было в последний раз. Заруби себе на носу!
Проводница (бормочет): И так весь нос в зарубках…
Милиционер (выходит из купе): Ничего не понимаю. Люся, никакого такого ящика там нет…
Проводница: Да не ящика! Коробка у него была, в-о-о-от такущая! С микроволновкой.
Милиционер: Всё осмотрел. Коробки нет. А микроволновка – что правда, то правда: есть! Но она небольшая, и грузом считать её нельзя.
Проводница: В коробке ж была… Застрелите меня на месте, если вру!
Начальник поезда: Люся, что с тобой? (принюхивается) Взбодрилась, что ли, с утра?
Проводница: Побойтесь Бога… Ни-ни!
Милиционер: Придётся извиниться перед гражданином. Люся, будь впредь повнимательнее. Оторвала всех от дел!
Проводница (бормочет): Знаю, какое у тебя дело – Настя из соседнего вагона…
Милиционер: Что ты сказала?
Проводница: А? Ничего. Не сказала – подумала. А думать не запретишь!
Начальник поезда: Я в Люсе не сомневаюсь. Напраслину она возводить не будет. Что-то тут не то.
Попутчик: Есть коробка – есть проблема, нет коробки – нет проблемы.
Девушка: А была ли коробка?
Проводница: Вот вам крест – была!
Милиционер: А теперь – нет. Твой крест к делу не подошьёшь. В общем, я пошёл. И чтоб больше меня не отвлекала!
Начальник поезда (Господину): Работа у проводников нервная, напряжённая… Всякое бывает… Не знаю, что и подумать… Люся добросовестная сотрудница…
Господин: Да ладно. Нет проблем! А чай есть?
Начальник поезда: Люся, организуй им чайку.
Милиционер: Так я пошёл? (выразительно смотрит на Проводницу) Сами тут справитесь. Ну, Люся! Не ожидал… (уходит)
Проводница: А что Люся? Ничто женское Люсе не чуждо… (спохватывается) А намусорили-то, намусорили! Не успеваю подметать… И откуда тут эти бумажки взялись? Ничего ж не было!
Начальник поезда: Не узнаю тебя. В твоём вагоне всегда чисто, аккуратно, и проблем с пассажирами не было. Что с тобой случилось?
Проводница (растерянно): Стараюсь исполнительной быть. Всё честь по чести. А тут… Не знаю. Может, мне в отпуск пойти?
Начальник поезда: По графику пойдёшь.
Господин: Чаю бы нам, а?
Попутчик (смотрит в окно): Скоро приедем.
Девушка: Да. Как быстро!
Проводница: Вам с сахаром, без сахара, с лимоном, без? (снова смотрит на мусор на полу) И откуда тут мусор взялся? Ну, люди. Так! (сурово) Что молчим? Какой чай пить будем?
Высвечивается снова та же сцена. Женщина и Господин.
Господин (продолжает): … особые у нас с проводницами отношения. Почему-то им всегда кажется: хочу обмануть – чужое место занять, проехать на остановку дальше, постельное бельё унести.
Женщина: Подозрительная, однако, личность! (смеётся) Кстати, я тоже вас подозреваю.
Господин: Ну, вот… А я-то льстил себе: человек вне всяких подозрений – обычный обыватель, особые приметы давно стёрты (притрагивается к голове), когда-то хоть шевелюрой выделялся, серенький такой, в глаза не бросаюсь.
Женщина: Да, подозреваю: где-то вас уже видела. Вспомнить не могу.
Господин: Сразу предупреждаю: кино исключается. И в телеящике не сижу. Не помещусь я туда! (улыбается иронично) И вообще, живём мы с вами в разных городах. А если б даже и в одном, то навряд ли где-то пересекались. Во-первых, я непременно запомнил бы такую привлекательную даму. Во-вторых, живу по кругу: дом-работа-дом, и почти нигде не бываю. Пришёл в контору - весь день в ней. Даже на обед не хожу. Так, что-нибудь перекушу, чаю выпью. Многие так живут. Или это уже и не жизнь, а так… существование?
Женщина: Жизнь по замкнутому кругу…. (задумчиво) Как лошадь на арене цирка. Мне всегда жалко дрессированных животных. Они делают то, что от них хотят. А сами, конечно, желают другого. Впрочем, я не об этом. Ощущение какое-то странное: вот, видела вас где-то, и всё тут. А может, вы просто на кого-то похожи…
Господин: Прохожий на кого-то похожий… (иронично кивает головой) Только и всего: похожий! Наверно, на ловца бабочек? Смахиваю?
Женщина: А он и не ловец! Он – коллекционер. А может, это ещё как-то называется. Он фотографирует бабочек. У него, наверное, тысячи их снимков. И ни одного засушенного мотылька. Ну, знаете, в таких красивых рамочках, под стеклом…Это сейчас модно. Он считает: нет ничего красивее живой бабочки, вольно порхающей в лугах, лесах, полях…
Господин: (подхватывает) … а также над грязными лужами. Однажды я ехал по проселочной дороге. Вдруг – стая махаонов. Красавцы! Бесподобно! Никогда не видел так много махаонов сразу. Это было сказочно. Но что бабочки делали в почти высохших лужах? Скорее всего, откладывали яйца. Великолепные, феерические существа – и в вонючей, отвратительной жиже…
Женщина: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…» Продолжать? Вы эти строки Анны Ахматовой знаете?
Господин: Анна Андреевна… (улыбается) А кто она?
Женщина: Всё шутите…
Господин: Она - поэт! А у поэтов особенный взгляд на мир. Слишком субъективный.
Женщина: Не хочется спорить. Слишком – не слишком … И чем будем мерить субъективность-объективность, а? Кажется, вам просто нравится говорить наперекосяк. (Господин отрицательно качает головой) Ладно. Замнём для ясности. Вы меня постоянно сбиваете … Так вот. Тот коллекционер считал: бабочка – чудо, а чудо препарировать нельзя: скальпель его погубит, и всё равно ничего не поймёшь. Разве можно что-нибудь осмыслить по отдельным частичкам? Анатомию – да, всякие внутренние органы – да, а вот душу – нет.
Господин: По-вашему, чудо и есть душа?
Женщина: Не знаю. Но чуда без неё наверняка не бывает.
Господин: Ну и дела! Знаете… (смущается) Нет, ничего вы не знаете. И знать не должны … А! Впрочем, какая разница? Я сойду на своей остановке, вы – на своей, и навряд ли ещё когда-нибудь пересечёмся. Потому скажу правду. Мне было просто скучно, а тут гляжу: вы! И разыгрался синдром командировочного.
Женщина: Это когда человек вырывается на три дня из привычного круга и пытается наверстать упущенное? Ну, скажем, завести стремительный роман? (смеётся) Впрочем, разве ж это роман… Тут другое слово просится.
Господин: Можно и по-другому назвать (тоже смеётся). Мужики, по крайней мере, с ума сходят: пьют, флиртуют, за каждой юбкой гоняются… Вот и я, грешный, подумал: а почему бы и нет? Говорят, есть особый шарм в спонтанном сексе, опять же, место непривычное, экстремальное: вагон, в купе – спящие попутчики, остаются тамбур и туалет. В последнем, кстати, защёлка есть…
Женщина: Ход ваших мыслей мне понятен (смеётся), экстремал!
Господин: Но стал говорить с вами, и вдруг понял: господи, какой я пошлый, и низкий, и … Э! (машет рукой) Вы что-то во мне перевернули. Ничего, кажется, не произошло: мы всего лишь говорили, а что-то изменилось…
Женщина: А ничего не изменилось. Всё это было при вас. Просто вдруг нашлось. Ну, знаете, как иногда бывает? Берёшь кофточку, которую сто лет в шкафу держала, нечаянно кладёшь в карман руку, а там – сто рублей! Очень приятно.
Господин: Хм! Ассоциация чудненькая! Порой мы находим в себе то, что, казалось бы, давно забыли, потеряли, а, может, даже и не хотели отыскать…
Сцена затемняется. Высвечивается занавес. Он отдёргивается. Из-за него выбегает Директор театра.
Директор театра: Чего хочет женщина, это она и сама чаще всего не знает, но чего желает Лионелла Викторовна – об этом, пожалуй, сам Господь Бог понятия не имеет… Ну и характер! Всех на уши поставила. Но, кажется, утихомирилась. Слава те, Господи!
Он, осторожно ступая по сцене, уходит. Занавес открывается. Сцена из «Чайки».
Лионелла Викторовна (в роли Нины Заречной – продолжает монолог): Но они вот плачут, удят рыбу, играют в карты, смеются и стреляются, как все. Сейчас, правда, не стреляются. Вышло из моды. Теперь анонимки пишут в налоговую…
Треплев (входит с ружьем и с убитой чайкой): Вы одни здесь?
Лионелла Викторовна: Одна. (Треплев кладёт у её ног чайку) Что это значит?
Треплев: Я имел подлость убить сегодня эту чайку. Кладу у ваших ног.
Лионелла Викторовна: Что с вами?
Треплев: Скоро таким же образом я убью самого себя.
Лионелла Викторовна: Я вас не узнаю. Кстати, это чучело плохо сделано (вертит чайку), перья осыпаются… Совсем реквизитом в театре не занимаются!
Треплев: (усмехается) Птичий грипп. Вы бы осторожнее птичку держали, Вирус может перескочить на вас! Но… Кажется, я должен сказать что-то другое. А! Вот. (продолжает роль) Да, после того, как я перестал узнавать вас. Вы изменились ко мне, ваш взгляд холоден, моё присутствие стесняет вас.
Лионелла Викторовна: В последнее время вы стали раздражительны, выражаетесь всё непонятно, какими-то символами. И вот эта чайка тоже, по-видимому, символ, но, простите, я не понимаю… (кладёт чайку на стул) Я слишком проста, чтобы понимать вас.
Треплёв: Это началось с того вечера, когда так глупо провалилась моя пьеса. Женщины не прощают неуспеха. Я всё сжёг, всё до последнего клочка. Если бы вы знали, как я несчастлив! Ваше охлаждение страшно, невероятно, точно я проснулся и вижу вот, будто это озеро вдруг высохло или утекло в землю. Вы только что сказали, что вы слишком просты, чтобы понимать меня. О, что тут понимать?! Пьеса не понравилась, вы презираете моё вдохновение, уже считаете меня заурядным ничтожеством, каких много… (Топнув ногой) Как это я хорошо понимаю, как понимаю! У меня в мозгу точно гвоздь, будь он проклят вместе с моим самолюбием, которое сосёт мою кровь, сосёт, как змея…
Лионелла Викторовна: (вглядываясь вглубь сцены) О, сейчас должен появиться Тригорин. Что-то он медлит… А вы, мой дорогой, говорите слишком пафосно. Добавьте чуть-чуть грустной иронии, Ну, пожалуйста! Ваш Треплёв всё-таки сочинитель, и он, на мой взгляд, должен понимать: всё – слова, и мы много чего выдумываем в жизни, даже самих себя… Ну, где же Тригорин? Кстати, я полна сил. Пора бы и спектакль начать. Пойдёмте поищем остальных...
Занавес задергивается. Высвечивается зрительный зал. Девушка стоит в своём ряду. Смотрит на пустую сцену и вдруг бежит к ней.
Девушка (на ходу): Зачем я всё это рассказывала вам? Глупая! Всё равно вы ничего не поймёте! Чтобы понять, нужно уметь слушать. А вы умеете слушать. Умеете? Многие привыкли слушать только себя. Их никто не слушает – и они никого! А человеку необходимо, чтобы хоть кто-то внял его словам… Это так просто: немного помолчать, пусть говорит другой. Ему, может, нужнее, чем тебе.
Молодой человек: Некоторые в глухую полночь набирают первый попавшийся телефонный номер: «Алло!» - «Алло?» - «Я, кажется, ошибся…» - «Смотри лучше, козёл, какие цифры нажимаешь!» Хлоп – трубка положена. И снова он набирает номер: «Алло!» - «Да, я вас слушаю» - «Я ошибся ?» - «Не знаю…» Иногда получается разговор. А может, монолог. Не знаю. Человек хочет, чтобы его просто выслушали.
Господин: А телефон доверия для чего? Там психологи сидят. Им по должности положено всяких психов-одиночек выслушивать. Зачем тревожить нормальных людей? Они ночью спать хотят!
Молодой человек: Некоторые и днём спят. А есть люди, которые спят всегда. Кажется: человек сидит на работе, разговаривает, что-то делает, но всё – на автопилоте, машинально, не задумываясь. Он и сам не знает: отключён! Всё равно что во сне.
Господин: Что вы такое несёте? (смеётся) Типа, сон разума… А может, ещё хуже: насмотрелись всяких «Матриц» - и теперь человек для вас вроде управляемого робота. Эдакая машина, которую можно включить в режим «бодрствование» и забыть задать функцию «контакт с себе подобными», или что-то в этом роде.
Молодой человек: Не думаю об этом. Мне даже думать об этом страшно. Обязательно захочется найти в себе пульт управления и … И поломать его!
Господин: (шепчет) Господи, ещё один сумасшедший. Или не сумасшедший? (совсем тихо) Мне тоже иногда хочется что-то в себе разломать. Или не разломать, а, скажем, переделать. Нет, тоже неточно. Удалить? Вот, есть у компьютера такая функция – «Delit»: выделил фрагмент, нажал на клавишу, чик – и готово: ничего нет. Ни зависти, ни лжи, ни тёмных мыслей, ни этого проклятого вожделения, ни желания большого хапка, ни… В общем, чист, светел и безмятежен. (иронично качает головой) Как китайский болванчик. Или эдакий идиотик со сладкой улыбочкой. Но почему-то очень не хочется выглядеть блаженным…
Девушка: (поднялась на сцену) Странно. Всегда мне это удивительно: со сцены зал не виден. Нет-нет, первые ряды партера ещё можно рассмотреть, а дальше – темнота, совсем никого не видишь. Но это даже хорошо. Потому что можно не стесняться. Хотя я всё равно стесняюсь…
Директор театра (появляясь из-за кулис): Барышня, сюда нельзя! Попрошу вас вернуться в зал. Что за безобразие? Самодеятельность какая-то! У каждого должно быть своё место. Где ваше? Попрошу его занять.
Девушка: А я всего лишь хотела сказать…
Директор театра: Вы уже и так много сказали! Нам пора начинать спектакль. Слава Богу, актёры готовы. Оркестр! Увертюру!
Девушка: Всего несколько слов. Ну, пожалуйста!
Молодой человек: Если каждый захочет сказать со сцены несколько слов, то и суток не хватит. (Оглядывает зал) У каждого – своя история, и каждый может что-то рассказать. Может, поинтереснее, чем вы.
Девушка: Хотите поинтереснее – читайте детективы или любовные романы. А ещё – сериалы смотрите!
Директор театра: Попрошу вас… Покиньте сцену.
Девушка: Когда встречаются и разговаривают двое, кажется: ничего особенного не происходит. Подумаешь, говорят о том - о сём, а в общем – ни о чём. Но потом оказывается: эта случайная встреча, быть может, самое важное, что у них в жизни было. Не знаю, как это объяснить. Вы всё равно не поймёте! И не почувствуете…
Господин: (иронично) Где уж нам, людям с кожей носорога?
Девушка: Как много хотела я сказать! Знать бы секрет порядка слов: как выстроить их друг за другом, да так, чтоб каждому понятен был их смысл. Мы думаем одно, говорим другое, а слышат нас – каждый по-своему.
Директор театра: Знаем мы это, сто лет знаем! (деликатно подталкивает её к ступенькам, ведущим со сцены в зрительный зал) Философствовать в другом месте будете. Например, в своей альма-матер на коллоквиуме… Попрошу вас… Народ желает слушать совсем другое… Вот, здесь выход, вернее – спуск… Народ ждёт. Нам пора спектакль работать.
Девушка: А вы в курсе, чего желает народ? Все всё за этот народ знают! А он, может, и знать ничего не хочет.
Господин: Интересно, сама-то она знает, чего хочет?
Девушка: Хочу найти своего попутчика! Я даже объявления в газеты посылала. Ну, знаете, есть такие купончики. Заполняешь их, вырезаешь и посылаешь в редакцию. Ищу, мол, человека. Ехала с ним в поезде, случайный знакомый, всё такое… Наверное, это глупо выглядит: ищу того, не знаю кого… Но, самое интересное, мне отвечали. Семь, нет, восемь мужчин написали, будто под копирку: «Девушка, а я тоже ехал. И тоже ищу. Давайте познакомимся, если не найдём тех, кого ищем…» Какие, право, глупости! Может, он тоже хочет увидеть меня снова. А я буду с кем-то знакомиться… Нет уж!
Директор театра: Пройдите на своё место! Попрошу вас. Нам пора!
Девушка: Я сама – сплошное представление! Не находите? (смеётся) Настоящий театр, он вон там (кивает в сторону зала)… А тут (легонько притопывает ногой по сцене) – всего лишь зеркальное отражение. А что, если это комната кривых зеркал? О, нет! Не хочу угодить в такую комнату. Извините. Я пошла.
Директор театра: (про себя) Будто я просил её остаться… Ну и люди! (обращается к залу) Дамы и господа, прошу прощения! Спектакль задерживался…э..э…э… по техническим причинам. Несколько секунд – и представление начнётся…
Угол сцены (там, где проходили «вагонные сцены») освещается. Это купе пассажирского поезда. Включено радио. Передают последние известия (можно использовать любую запись самых последних известий: взрывы в Ираке, о готовящейся войне в Иране, с заседания Госдумы РФ и т.д.) Девушка и Попутчик, Женщина и Господин – в купе. Судя по всему, они едут вместе давно, продолжают начатый разговор.
Попутчик: А я не ожидал её увидеть (кивает в сторону Девушки). Смотрю – и глазам не верю! Так бывает только в кино.
Девушка: А в кино - как в жизни (смеётся). Представляете, несусь по перрону, язык на плече, поезд через три минуты отходит, опаздываю как всегда… Это моя мать обычно за час приходит – хоть на автобус, хоть на поезд, хоть в очередь в поликлинику, и всё боится: кто-нибудь займёт её место. А я тяну до последнего. Так уж получается.
Попутчик: И я тоже бегу. Ничего и никого не вижу, только номер вагона – седьмой. Одна цель – добежать, успеть.
Девушка: Тоже всегда опаздываешь, Андрей?
Попутчик: Опаздывая, пытаюсь не опаздывать. (смеётся) Но чаще всего получается так: когда спешу, обязательно что-нибудь случится. Ну, к примеру, вспомню: блин, утюг не выключил – приходится возвращаться. Или разные носки надел, или кошелёк забыл… То, что свитер задом наперёд напялю, - это ерунда, можно на ходу переодеться. А вот если транспорт…
Девушка: (иронично) Шофер автобуса – не твой лучший друг?
Попутчик: Я на трамвае ехал. А он остановился. Электричество отключилось. И в таком неудобном месте это случилось: рядом ни одной автобусной остановки, пешкодралом до вокзала – полчаса, не меньше. Но попал-таки на проходившую мимо «маршрутку»… И, сломя голову, несусь по перрону. Вдруг натыкаюсь на Нину.
Девушка: Ничего себе – «натыкаюсь»! Да ты мне ногу чуть не отдавил, медвед! (довольная, смеётся) Превед, медвед!
Попутчик: Ага. Неуклюжий я… Столкнулись. Глаза в глаза. Говорю же: никого не видел, только – номер вагона. А тут, гляжу: она! Нина, я ведь о тебе часто вспоминал… (смущаясь) Ну, это к делу не относится. Не верю глазам. Даже зажмурился, открыл: нет, не глюк!
Девушка: И при этом с моей ноги не сходишь. А я тоже остолбенела. Проводница, слышу, кричит: «Граждане пассажиры, минута осталась!» Ты хватаешь меня - и мы оказываемся в вагоне номер семь. Всё – по билету, и места наши – в одном купе. Такая вот игра судьбы…
Попутчик: А мы решили поиграть с ней. Если встретились во второй раз, то почему бы не предположить: возможен и третий! Как говорится, Бог троицу любит.
Девушка: Нормальные люди оставляют друг другу номера телефонов, адреса. А мы… (разводит руками) Снова проговорили всю ночь, а утром: «О, моя станция. Я пошёл. Счастливо!» Я в ответ: «Пока!» Как будто завтра снова встретимся. А завтра не наступает никогда. Мы живём сегодня. Оказывается, вся жизнь – это сегодня.
Попутчик: Спешка. Проклятая спешка! Не живёшь – торопишься жить. Кажется: ещё успеешь обменяться адресами, а потом – пора, надо снова куда-то бежать, и тот человек, которого хочешь всегда видеть, никуда не денется…
Девушка: Оказывается, недостаточно знать: где-то на этом свете живёт твой попутчик. Его хочется увидеть снова.
Попутчик: И не расставаться?
Девушка: И не расставаться. Может быть. А если разлучаться, то знать, как потом найтись.
Попутчик: Глупые. Какие мы глупые. И желания – глупые. И слова – глупые.
Девушка: А умные… Они порой такие скучные!
Попутчик: Зато всё ясно и понятно. А ты… А я… В общем, не знаю, что такое правильно.
Девушка: И теперь не знаешь?
Попутчик качает головой. Тишина. Свет гаснет. Зритель видит Женщину, но одновременно она Девушка: когда стоит в профиль правым боком – Женщина, повернется левым боком – Девушка. (Эта двойственная трансформация потребует, естественно, от гримера и костюмера особенного мастерства).
Девушка: Мы с ним пока так и не встретились. Наверное, он думает: я стала актрисой и, может, ходит по театрам, чтобы увидеть меня. А я веду театральный кружок в клубе для подростков. Мне нравится! (убеждённо) Да, нравится! Мы с ребятами такие спектакли ставим! Один даже премию получил…
Женщина: Но об этом ли ты мечтала, дорогая?
Девушка: А знаешь, всё ещё впереди. По большому счёту, я мечтала жить интересно. И живу. Мне дня не хватает, чтобы успеть сделать всё, что хочу. Кажется: только-только утро началось, глядь – уже вечер. И почему время идёт так быстро?
Женщина: Если время остановится, то всё кончится. Ничего не будет. Ты когда-нибудь задумывалась об этом? «Мгновение, остановись!» Знаменитая фраза… Остановленное мгновение – это уже не жизнь, а её копия. Время прекрасно тем, что меняет мир каждую секунду, и мы меняемся вместе с ним: движение – это и есть жизнь.
Девушка: Всё слишком просто. Ты сама-то веришь в то, что говоришь сейчас?
Женщина: Можно я промолчу? Нет, впрочем. Скажу. Мне безумно жалко, что тот ловец бабочек не сфотографировал меня, вернее, не меня, а бабочку на моем плече. Живая брошь… (вздыхает) Иногда мне очень хочется, чтобы всё повторилось: тот старый вагон, открытое окно, солнечные блики на стекле, сумасшедшая бабочка – она влетела из другого мира, радостного, теплого и прекрасного… И этот фотограф, собирающий коллекцию, оказался без фотоаппарата. Единственный раз в жизни он не взял его с собой. Бывает же так!
Девушка: Какой пустяк… Подумаешь, фотограф. И бабочек ты потом тысячу раз видела…
Женщина: Но ни одна из них не садилась больше на блузку - доверчиво, без страха, и не становилась драгоценной брошью, да и коллекционеры бабочек почему-то перестали встречаться … (усмехается) Разве что коллекционеры женщин… Но это уже совсем другая тема.
Девушка: (не слушая Женщину, продолжает своё) Мне всегда казалось: большая жизнь где-то там, далеко-далеко. Она мчится - как пассажирский поезд мимо маленькой станции. (повторяет) Большая жизнь проходит мимо… Красивые, нарядные вагоны, беззаботные люди, смеющийся машинист, элегантные проводники, на окнах – веселые занавесочки, уютные лампочки под разноцветными абажурчиками, колёса выстукивают задорный ритм… О, как я хотела попасть на экспресс!
Женщина: Попала. И что же?
Девушка: А ничего. Большая жизнь, она не где-то там, она – в тебе самом: либо есть, либо нет. Простая, в сущности, мысль. До того простая, что даже как-то и неловко говорить вслух.
Женщина: Ждешь от жизни чего-то необычного, самого-самого, того, чего ни у кого никогда не было. Кажется: главное – ещё впереди, несбыточное – сбудется, только нужно немного подождать. А оно, оказывается, уже сбылось, только ты этого не заметил. Вот что странно!
Девушка: А может, и не странно. Очень даже обычная история.
Женщина: Но мы-то считаем себя необычными, правда? (печально смеётся) А на самом деле… (машет рукой и замолкает)
Девушка: Ты старше. Ты знаешь, можно ли говорить мужчине, какой он замечательный и всё такое…
Женщина: А почему ты это спрашиваешь? Мужчина – тоже человек. Любит, чтобы его считали самым-самым. Только врать не надо. Потому что если он не супер, а у тебя слишком богатое воображение, то он может поверить тебе. А поверив, пойдёт дальше: ему мало осчастливить одну… Впрочем, это неважно. Важна отвага - разжать пальцы и отпустить его. Знаешь, некоторые из них не хотят отпускаться… (смеётся) Они как мотыльки. Бывает, залетит мотылёк в комнату и начинает метаться, откроешь окно пошире и выпустишь его на волю, а он – возвращается, его манит свет ночника, как нас влечет свет далеких звёзд… Но зачем ты задала мне вопрос, на который у тебя всё равно уже есть ответ?
Девушка: А что, если он неправильный? Почему-то я не решилась сказать одному человеку, что он хороший. Очень хороший. И я думаю о нём. Мне казалось: девушке не полагается первой говорить об этом молодому человеку.
Женщина: Что полагается или не полагается – выдумывает сам человек. Иногда он измышляет несуразности, которые становятся правилами.
Девушка: И я тоже выдумываю?
Женщина: Конечно. На то ты и человек.
Девушка: Я думала: поставлена точка. И нового предложения уже не будет.
Женщина: А точка легко превращается в запятую. Это так просто!
Девушка: Но ещё есть непростой знак пунктуации: точка с запятой. Я никогда не знала, как его использовать. Точка с запятой… (задумчиво) Проще простого: этот знак соединяет два предложения. Два предложения – две судьбы. Каждая отдельно – и всё-таки вместе…
Свет гаснет, а когда загорается вновь, - видим: занавес раздвинут, на сцене - Девушка, но она уже – Нина Заречная. Напротив неё – Треплёв.
Девушка (продолжает монолог Заречной из пьесы А.П. Чехова «Чайка»): Я теперь знаю, понимаю, Костя, что в нашем деле – всё равно, играем мы на сцене или пишем – главное не слава, не блеск, не то, о чём я мечтала, а умение терпеть. Умей нести свой крест и веруй. Я верую, и мне не так больно, и когда я думаю о своём призвании, то не боюсь жизни.
Треплёв: (печально) Вы нашли свою дорогу, вы знаете, куда идёте, а я всё ношусь в хаосе грёз и образов, не зная, для чего и кому это нужно. Я не верую и не знаю, в чём моё призвание.
Девушка: (прислушиваясь) Тсс…Я пойду. Прощайте. Когда я стану большой актрисой, приезжайте взглянуть на меня. Обещаете? А теперь… (Жмёт ему руку) Уже поздно. Я еле на ногах стою…я истощена, мне хочется есть…
Треплев: Останьтесь, я дам вам поужинать…
Девушка: Нет, нет… Не провожайте, я сама дойду… Лошади мои близко… Когда увидите Тригорина, то не говорите ему ничего. … Я люблю его. Я люблю его даже сильнее, чем прежде… Сюжет для небольшого рассказа… Люблю, люблю страстно, до отчаяния люблю. Хорошо было прежде, Костя! Помните? Какая ясная, тёплая, радостная, чистая жизнь, всякие чувства – чувства, похожие на нежные, изящные цветы… Помните? (читает) «Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени, гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде, морские звёзды, и те, которых нельзя было видеть глазом, - словом, вся жизнь, все жизни, все жизни, свершив печальный круг, угасли. Уже тысячи веков, как земля не носит на себе ни одного живого существа, и эта бедная луна напрасно зажигает свой фонарь. На лугу уже не просыпаются с криком журавли, и майских жуков не бывает слышно в липовых рощах…» (Обнимает порывисто Треплева и убегает в стеклянную дверь)
Треплёв: (после паузы) Нехорошо, если кто-нибудь встретит её в саду и потом скажет маме. Это может огорчить маму…(начинает рвать бумаги) Всё – ерунда. И на что я гроблю свою жизнь?
Лионелла Викторовна (входит, внимательно вглядываясь в дверь, которая закрылась за Девушкой) Дорогой, кто это тут только что читал мой монолог? «Люди, львы, орлы и куропатки, рогатые олени…»
Треплев: (продолжает) «…гуси, пауки, молчаливые рыбы, обитавшие в воде…» Будто рыбы где-то ещё обитать могут! Тебе показалось. Никто этот монолог лучше тебя не прочитает… Господи, я, кажется, совсем с ума сошёл, Лионелла Викторовна! Извините. Я уже в роли Треплева. Потому и на «ты» с вами…
Лионелла Викторовна: И прекрасно! Я даже рада. Говорят, сейчас начнём спектакль. Пойдём же! Я специально тебя отправилась искать.
Директор театра (торопливо вбегает): Господа, всё готово. Медведенко уже приготовился спрашивать: «Отчего вы всегда ходите в чёрном?»
Лионелла Викторовна: А Маша ему ответит: «Это траур по моей жизни. Я несчастна». Боже мой, как я люблю это! Чехов – гений…Пойдёмте же, пойдёмте, господа…
Лионелла Викторовна и Треплев уходят. Остается Директор театра.
Директор театра: Занавес! (занавес закрывается) Не волнуйтесь! Спектакль сейчас начнётся. Слава Богу!
Откуда-то из-за кулис появляется Попутчик, озирается и, скромно пригнувшись, чтобы не мешать никому, спускается в зал. Он явно опоздал на спектакль и пытается найти своё место.
Попутчик: Опаздываю… Вечно опаздываю… Думал, что только на второе действие попаду, а тут ничего ещё и не начиналось… Меня, что ли, ждали? (смущенно улыбается) Где же моё место? Как плохо видно…
Девушка сидит на своём месте. Попутчик пробирается в её ряде и вдруг видит Девушку. Вспыхивает яркий свет. Занавес открывается. На фоне декораций первого действия пьесы А.П. Чехова «Чайка» - все актёры, занятые в этом спектакле. Попутчик берёт Девушку за руку и, поднявшись на сцену, присоединяется к труппе.