Провалявшись в постели «положенные» три дня, а потом еще два – «сверхурочно», я, наконец, вышла на работу, попутно и постепенно выкарабкиваясь из гриппа. Моему выздоровлению во многом способствовал Султан. Ящик апельсинов, из которых он периодически выжимал мне свежий сок, постепенно таял, а витамин С в моем ослабленном организме, соответственно, прибавлялся. Не последнюю роль сыграло и то, что у нас сломался телевизор. Пришедший мастер заверил, что нам будет дешевле купить новый, чем ремонтировать свой. Я, собственно говоря, и не особенно расстроилась: без слез, крови и громких патриотических песен, сопровождавших теперь почти все местные программы, я чувствовала себя намного спокойнее и увереннее.
Но действительность от этого никуда не делась. В первый же день после возвращения в школу я застала в учительской переполох.
- Слышали, что вчера израильтяне-поселенцы сделали? Скоты, не дай Бог им здоровья! – устаз Самир, пожилой учитель религии, гневно тряс развернутой газетой.
- Живого места на нем не оставили! – подхватила мисс Мага. - Все кости переломаны. Вчера по «Вотану» показали, в новостях. Весь в малиновых кровоподтеках – видели?
- На машине, говорят, один вечером ехал. Ну, те и напали…
- Это не из того поселения, где на прошлой неделе кого-то убили?
- Нет, то было под Дженином.
Шла большая перемена, и учителя взволнованно переговаривались, обсуждая вчерашнее событие – зверское убийство поселенцами пятидесятилетнего араба, отца восьмерых детей. Я об этом ничего не знала и теперь по отдельным репликам догадывалась о том, что случилось. Впрочем, такие случаи бывали и раньше. Система «око за око» набирала обороты.
- Сегодня после молитвы будут хоронить – вот, в газете написано, - снова поднял голову от газеты учитель религии.
- Убереги бог – весь город кипит! У меня второго урока не было, так я домой сбегала, белье повесила, - подхватила мисс Ранда, жившая недалеко от школы. – По дороге видела: шабаб уже сейчас собираются. После похорон снова на «Сити-Инн» демонстрация пойдет…
«Бедная Оксанка!» - подумала я.
Новая квартира была головной болью подруги. Этот район города лежал на окраине, и недалеко от него, за махсумом, располагался израильский военный городок. Не успели они с Надимом переехать, немного обустроиться, порадоваться, как грянула беда – израильские солдаты заняли десятиэтажную гостиницу «Сити-Инн», стоявшую как раз напротив их здания. Во дворе гостиницы, дразня шабаб и вызывая всеобщую ненависть и негодование местного населения, стояли теперь танки и БТРы. Время от времени они проносились мимо Оксаниного дома, громко лязгая гусеницами и оставляя белые вмятины на асфальте.
Каждую пятницу возле этого «Сити-Инн» шла война, похороны шахидов или демонстрации протеста – все оканчивалось опять же там метанием камней. Между Оксаниным зданием и гостиницей лежало небольшое отрытое поле, и если начиналась стрельба, пули летели через их квартал. Уже несколько раз за эти пару месяцев им пришлось поменять баки с водой на крыше – их пробивало пулей, и вся вода вытекала. А солнечные батареи ремонтировать вообще не стали – дорогое удовольствие, к тому же - бесполезное. Ждали, пока израильские «постояльцы» съедут из гостиницы.
- Лена, ты чего примолкла? – вывела меня из задумчивости учительница музыки.
- А что тут скажешь? – пожала я плечами. – У меня подруга в том районе живет, как раз напротив «Сити-Инн»…
- Да, не повезло! Каждый выходной там перестрелка. Да и все демонстрации туда идут…
- Кстати, о демонстрациях, - вдруг вспомнил устаз Валид. - А кто видел вчера по Израилю передачу о мустаарибин*? (*переодетые «под арабов» израильские бойцы спецподразделения – арабск.)
- Мне муж переводил, - закивала учительница английского. – На иврите же.
- Ага, - подтвердил Валид. – Вы видели, как они работают? Выбирают туда таких, чтобы по-арабски без акцента, да еще и переодевают их во все арабского производства, нигде ни буквы на иврите! Тренированные, конечно – стрелять там, драться. Приезжают такие на форде с палестинским номером вроде наших маршруток, высаживаются прямо посреди города, и оттуда – пешочком между людьми в самую гущу демонстрации. В программе даже несколько интервью брали – все со смазанными лицами, чтобы не рассекречивать. Они делились секретами своей "специальности". Вычисляют активистов, пистолет незаметно в спину (или к виску) и – под прикрытием своих – к машине. Если что, у них еще несколько машин со спецназовцами на подстраховке стоят…
- А некоторых, говорят, прямо на месте убивают…
- Запросто. Пока толпа разберется, что да как, их уже и след простыл! А вы думаете, как тогда Ахмада Хишама из ХАМАСа убили? Так и пристрелили в упор. Нашли? Не нашли! Такая у них работа.
- А тут еще и поселенцы обнаглели – проходу не дают!
- Мы им тоже не даем. Их только и спасает, что под охраной ездят: целая колонна, а впереди и сзади – по БТРу. И то шабаб умудряются камнями забросать.
- У них хоть охрана есть. А нам как по дорогам этим мимо поселений ездить?
- Господи, как у нас с ними тут все переплетено!
Прозвенел звонок, и учителя стали нехотя расходиться по классам, на ходу продолжая обсуждать вчерашнее убийство. Я поплелась следом, все еще слабая после болезни. Или это новости так на меня подействовали? «Приду домой, выпью большую чашку зеленого чая и сразу завалюсь спать!» - пообещала я себе, раскрывая очередной учебник.
Но где-то около часу дня в школе началась паника. Все произошло быстро и неожиданно. Я как раз начала урок в третьем классе, когда услышала торопливую дробь каблуков по коридору. Дверь класса без стука раскрылась, на пороге встала молодая женщина с растрепанными черными волосами. Глаза ее возбужденно горели.
- Я – мама Амаль, - забыв поздороваться, сказала она скороговоркой и с трудом перевела дыхание. – Я пришла ее забрать!
- Извини, - как можно вежливее ответила я, недоуменно пожав плечами. – Но я не могу ее отпустить. Занятия заканчиваются в полтретьего…
- Знаю, - перебила она, машинально вытирая тыльной стороной ладони вспотевший лоб. – Но после случившегося в Рамалла… Мы живем далеко, понимаешь, нам еще домой добираться!
Я удивленно вскинула брови – что там еще такое? Но, услышав взволнованный шепот детей за спиной, решила дальше не тянуть и попросила нервную мамашу выйти и сходить за разрешением директора.
Мне пришлось потратить несколько минут, чтобы успокоить класс. Но скоро вернулась мама Амаль, а с ней - еще двое родителей: всем им директор разрешил забрать своих детей. «Наверное, что-то серьезное произошло», - подумала я. Ученики возбужденно зашевелились.
- В чем дело? – спросила я в коридоре родителей, пока их дети собирали в классе свои вещи. – Что произошло?
- Точно не знаю, но в городе – паника, - выдохнула мама Амалии, торопливо оглядываясь на дверь класса. - Говорят, ожидают ввода израильских войск.
- Я слышал, убили двух израильских солдат.
- Да? А мне говорили, что прямо посреди Рамалла наша полиция поймала нескольких Мустаарибин, и евреи требуют их немедленно вернуть…
- Как бы там ни было, всех служащих распускают по домам. У меня племянники в соседней школе, так их всех отпустили. А наши вот – учатся.
За этими родителями пришли другие. Дети в классе испуганно загудели.
- Мисс, что случилось? – тревожно глядя мне в глаза, спросила маленькая большеглазая Далия. – Евреи вошли, да?
- Подумаешь – евреи! – тут же отозвался забияка Юсеф. – Ты что, евреев никогда не видела?
И тут заговорили все одновременно:
- У меня мама на Ирсале работает. Пока еще доедет…
- А если солдаты сейчас в школу зайдут – что мы тогда делать будем?
- Ой, господи, помоги!
- Я боюсь…
Пришла очередная партия родителей. Ученики в классе повскакивали с мест и боязливо выглядывали в окна и в настежь раскрытую дверь, за которой происходило оживленное движение: то и дело где-то хлопали двери, кто-то кого-то звал, приглушенно переговаривались взволнованными голосами родители.
Продолжать урок в такой обстановке было совершенно невозможно. Почему директор тянет? Нужно было срочно что-то делать. И, уняв мелкую противную дрожь в коленках, я решительно заявила:
- Сейчас же всем сесть по местам! Слушайте меня внимательно: мы будем играть в очень интересную игру под названием «крокодил»…
- Уррра! – закричали некоторые, мигом позабыв о страхе.
- А если мой папа приедет? – все еще испуганным голоском спросила Далия.
- А мы уложим сейчас свои вещи. За кем придут – тот возьмет сумку и тихонько выйдет из класса, чтобы не мешать остальным. Всем все понятно? Тогда - собираемся!
Потом мы играли. Я шутила, развлекала, отвлекала, а про себя все время думала о том, что же могло произойти во время похорон убитого, и о Ромке, за которым мне еще предстояло бежать в ясли. Многие школьники так вошли во вкус игры, что даже не хотели уходить, когда за ними являлись родители. Скоро пришел посыльной от директора – один из старшеклассников – и сообщил, что всем учителям поручено оставаться на своих рабочих местах до последнего ученика. Ясное дело, разве мы их бросим?
Но вот постепенно мой класс растаял; осталось всего трое учеников. Мы вместе вышли в коридор. Мимо торопливо сновали родители и дети. Из первого класса напротив вышла мисс Ранда. С ней было двое настороженно ожидавших своих родителей первоклашек.
- Что, уходишь? – спросила она.
- Вообще то да, мне нужно идти, - кивнула я. – У меня Ромка в яслях.
- Ну так иди. Я за твоими присмотрю.
- А ты?
- Ты что, забыла, где я живу? Мне до дома - три минуты…
- А у меня муж в Иерусалиме сегодня работает, - холодея внутри, вдруг вспомнила я.
- Это плохо, - сочувственно посмотрела на меня Ранда. – Скорей всего, ему сегодня там ночевать придется – наверняка все Махсумы перекрыты.
- Где он там будет ночевать? И если бы только сегодня...
Максим ждал меня на первом этаже возле своего второго класса.
- Мам, что случилось? – его большие светло-коричневые глаза от волнения казались еще больше.
- Не знаю, сынок, - я положила руку ему на плечо. – Кажется, какого-то израильского солдата убили… Ты не бойся, все будет хорошо. Сейчас мы с тобой заберем Ромку и – домой. Он там, наверное, уже заждался.
- А завтра школа будет?
- А вот этого я тебе сказать не могу.
Мы вышли на улицу и по тротуару заспешили вдвоем в сторону яслей. Вокруг стоял неимоверный хаос: машины, застряв в пробке, нервно сигналили; пешеходы же передвигались почти бегом, взволнованно обмениваясь на ходу с незнакомыми встречными скудной информацией. Я достала из сумки мобильник и, не сбавляя темпа, привычно набрала номер Султана – никакого ответа. Повторила звонок – и снова длинные гудки. Мне стало не по себе.
Уже подходя к яслям, мы издалека увидели нашего Ромашку. Как я и предполагала, он одиноко стоял возле няньки на тротуаре перед уже закрытой дверью.
- Всех детей уже полчаса как поразбирали, - испуганной скороговоркой сообщила молодая няня, завидев меня. – Говорят, израильская армия уже входит в город со стороны Бетунии… Ну, я побежала! Нужно еще продуктами запастись.
Я взяла обоих сыновей за руки, и мы быстрым шагом направились к остановке маршрутки. Дорога все время шла под гору, и скоро Ромка заартачился:
- Уста-ал! У меня ножки болят!
- Ничего, скоро дома отдохнем.
И с удвоенной скоростью (откуда только силы взялись?) я потянула обоих за руки вверх по подъему. Виски громко пульсировали, по спине побежала мелкая противная дрожь. Больше всего я сейчас переживала за Султана: надо же было такому случиться, что как раз сегодня он, решив немного подзаработать, взял на работе неделю за свой счет поехал с братом в Израиль. Вот и подработал. Что за невезение! И ведь не в первый же раз что-нибудь случается. Так и не верь после этого в приметы!
Я снова набрала номер мужа – ничего. Тогда позвонила его брату Халеду – тот же результат. Я почувствовала, как меня начинает трясти, и изо всех сил постаралась взять себя в руки, чтобы не пугать детей. Мне их еще домой везти!
Центр города быстро пустел. Стуча железом, один за другим закрывались магазины. На нашей всегда многолюдной остановке маршруток сейчас сиротливо жались пятеро, дожидаясь такси. У их ног стояли огромные черные пакеты: наученные горьким опытом закрытых деревень, люди запасались продуктами впрок. Ни одной маршрутки не было видно, да и обычные машины все реже проходили мимо.
Прождав минут пятнадцать, я не на шутку обеспокоилась. Наша линия была очень оживленной, и мне еще ни разу не приходилось стоять хоть пять минут. Наоборот: обычно маршрутки выстраивались в очередь, так их было много. А тут – как вымерло все. Один раз мимо остановки проехало битком набитое такси, и мы все с завистью проводили его взглядом.
Быстрым ковыляющим шагом подошли еще три пожилых женщины, груженные множеством кульков. Они громко переговаривались на ходу:
- Я тебе говорила – нужно было хлеб купить! А теперь? Все уже закрыто.
- А ты видела, какая там очередь? Пока дождешься, уже никуда не уедешь.
- А ты и так не уедешь – машин ни одной не видно.
- Послушайте, у меня дома мешок муки есть. Если что – буду лепешки печь. И вам снесу. Если дойти можно будет, конечно.
Выглядывая машину, я вышла на середину опустевшей улицы. Мои мальчишки поплелись следом. В этой всеобщей панике и неразберихе они инстинктивно жались ко мне, надеясь, что мама сможет, если что, их защитить. Мимо пробегали какие-то парни. У одного из них в руках был автомат Калашникова – такие мы когда-то на оценку разбирали в школе на уроках гражданской обороны.
- Ты что, с ума сошла, посреди дороги с детьми бродишь?! – крикнул он мне на ходу, бешено сверкая глазами. – По городу Мустаарибин ездят, стрельнут – и знать не будешь, откуда пуля прилетела! Идите куда-нибудь поближе к зданию! – И он побежал догонять своих товарищей.
Я испугано попятилась обратно – к людям, жмущимся к стеночке рано закрывшегося супермаркета. Максим вдруг беззвучно заплакал, вытирая глаза пальцами.
- Не плачь, Максимка, - обняла я его, унимая собственную дрожь. – Сейчас уже поедем домой…
Ничего не понимающий Рома начал было успокаивать брата, гладя его по ноге, но скоро и сам громко заревел. Я присела и обняла их обоих.
- Ну что вы, а? Не бойтесь, я же с вами!
А у самой сердце выскакивало из груди, и в ушах громко шумела кровь.
- Такси!!! – раздались вдруг истошные крики у меня за спиной.
Люди похватали свои авоськи и бросились к подъезжавшему желтому микроавтобусу-маршрутке, в котором уже сидело несколько человек. Я тоже судорожно рванула за всеми, крепко держа детей за руки. «Нельзя оставаться! Нужно обязательно попасть в машину!» Я была готова толкаться, лезть напролом – вспомнился опыт переполненных автобусов советского времени.
Впрочем, «напролом» не пришлось: мужчины вдруг расступились по обеим сторонам дверцы, давая возможность женщинам войти первыми. Все понимали, что другой машины уже может не быть, поэтому, усаживаясь, жались сколько могли, чтобы поместились остальные.
Остановка быстро опустела. На каждом сидении было по два а то и три человека, остальные, как изогнутые кильки, жались в проходе. Но никто не возмущался. Наоборот, все вздохнули с облегчением – уедем! На моих коленях сидели Ромка и Максим. Они больше не плакали, а только молча жались друг к другу. С трудом вытащив из стиснутой сумки мобильник, я снова набрала номер мужа. «Ну ответь же, ответь!»
Чуда не произошло.