Аркадий широко открыл стеклянную дверь перед Анной и, убедительно улыбнувшись, галантно произнес:
- Прошу вас, мадмуазель! Карета подана...
Анна поджала губы и скорчила неуловимую дразнящую гримаску.
- Тоже мне, каретник!
И тут же пошла, не оборачиваясь. Вся ее походка говорила о полной и безоговорочной независимости положения.
- Аня- Анечка! - Аркадий вмиг сбросил с себя тон и манеру офранцуженного щеголя и учащенно задышал: - Ну, почему ты не хочешь, чтобы мы дружили? Ведь нас всего только двое русских в классе. Разве это тебе не близко?
- Аркаша, - жестко перебила она. - При чем здесь русские? И почему мы должны сближаться? Мне никто не нужен. Вообще... Ни друзья, ни подружки. Никто!..
- Но почему?
- Потому что у меня недавно умерла мать! - отчеканила она и замолчала.
Аркадий озадаченно остановился, но потом заговорил снова:
- Да, конечно... но тогда тем более тебе нужна моя поддержка. Я знаю, что такое - терять своих близких. У меня умер отец. Еще там... Он не дожил. Не успел... Сердце не выдержало...
Анна внимательно посмотрела на него прямо в упор, будто изучая, отчего Аркадию стало жутко.
- Ну, что ты так на меня смотришь? Скажи что-нибудь! - потребовал он.
- Зачем я тебе, Аркашка? - вымученно улыбаясь, спросила Анна и слегка потрепала его черные колючие волосы. - И что ты имеешь в виду под своей поддержкой?
Очкарик Аркадий был долговязым парнем и оттого, вероятно, постоянно сутулился. Это выглядело смешно и несуразно. Он, чувствуя это, втайне комплексовал и досадовал.
- Ну... я хотел,- Аркадий слегка помедлил. - Я хотел, чтобы мы... чтобы...
- Посидим в кафе, что ли, - пришла ему на помощь Анна. - Ты ведь этого хотел?
- Да-да, конечно! - обрадовался он и засуетился...
Спустя десять минут они уже сидели за столиком в небольшой кафешке напротив школы. Заказав нехитрый десерт, Аркадий попытался умно порассуждать об американской системе образования, и как он ей, этой системе, симпатизирует, и как ему трудно даже сравнивать с тем, что он, так сказать, имел в России, и вообще, он так доволен, так доволен.
Анна слушала его, неторопливо жуя мороженое и улыбаясь.
Он неплохой парень, в самом деле, и совершенно одинокий. А что он всем доволен, так это просто его глупая бравада. Гёл-фрэнд у него никогда не было и в ближайшей перспективе не предвидится, а природа уже требует, или просит, это уж зависит от эмоционального контекста. Она улыбнулась, но уже по-другому, от своих далеко не девичьих мыслей...
Он созревает - нервно листает журналы в поисках хоть какого-нибудь сексуального намека, слышит украдкой взрослые разговоры и делает собственные выводы, мнется от тугого белья, натирает твердеющие соски, и, как Нарцисс, часами разглядывает свою плоть, немея от восторга и гордости, а ночами плавает в топких болотах поллюций, доводя себя до экстаза ночными сновидениями-оргиями со всеми возможными и призрачными наложницами.
Бедный, бедный Аркашка! Ему бы сейчас найти какую-нибудь умудренную сексуальным опытом женщину, которая одарила бы его всем имеющимся любовным арсеналом, да так, чтобы с него сбилась накопившаяся отроческая пенка, вырвались наружу застоявшиеся невыносимые желания, хлынули, брызнули естественным ручьем размазанные водопады, плывущие по клейким трубам в одну глубокую, жадно глотающую помпу таинственного женского естества.
А он выбрал ее, идя по пути своего глупого мальчишеского созерцания, смутно понимая, что ему придется долго за ней ухаживать и терпеть, терпеть, пока это не станет невыносимо. Потом когда-нибудь он набросится на нее, придумав или спроектировав малейший сексуальный повод, или толкнув ее на неосторожный поступок, приступая к неумелому и глупому насилию.
Анна все это уже представляла себе, как на картинке. И снова молча улыбалась, моделируя различные Аркашкины действия. Сейчас она сама казалась себе той опытной, придуманной ею женщиной. Анна не имела никакого сексуального опыта, поэтому ее фантазии не приобретали реальных очертаний, а были расплывчаты и буйны. Но не так, как у Аркадия. И направлены они были совсем на другой объект. Поэтому любой порыв ее знакомого не казался ей опасным и агрессивным. Она была защищена, твердо уверенная в этом.
А что, если?.. Что если попробовать? Увлечься этим долговязым очкариком и выбить клин клином? Ведь это же реальный выход. Ей плохо. Очень плохо... Она мучается в своем душевном лабиринте. И вот он - клубок. Катится и доводит ее к месту. Ну и что, что не мил. Он ведь тоже из России, и они могут легко общаться. Аркадий ее наверняка любит, или желает, что у него наверняка сейчас одно и то же. А она сумеет вырвать то противоестественное чувство, которое спонтанно зародилось в ней после смерти матери...
- Ты не слушаешь меня, Анечка? Тебе не интересно? - внезапно спросил Аркадий.
- Нет-нет, очень интересно! - посерьезнела Анна. - И я с тобой во многом согласна.
- Правда?
- Ну, конечно!.. Разве мы могли думать о такой жизни там?..
- Вот видишь! Вот видишь!.. Я же говорил, говорил! - разгорячился он.
- А что, Аркаша, у тебя раньше была девушка?..
Он тут же смутился и невольно покраснел.
- Н-нет... Видишь ли... Нет, нет, конечно, нет.
- А почему? - коварно наседала Анна. - Ты же такой умница!
- Правда? - Аркадий доверчиво улыбнулся и покраснел еще сильнее. - Значит, я тебе нравлюсь?
- Арка-а-шка! - протянула она и опять в упор посмотрела на него...
У них получалась какая-то странная игра в кошки-мышки, где Анна предвосхищала любое его действие или слово. Но она уже решилась идти напролом. Будь что будет, а там - посмотрим...
Потом они зашли "на минуту" домой к Аркадию: он очень хотел познакомить Аню со своей мамой. Но той дома не оказалось. И они остались наедине.
Четко следя за пульсом надвигающейся атаки, кошка забавлялась. Она даже не удивилась, когда вместо обещанного кофе запыхавшийся и вконец сбитый с толку Аркадий принес шампанское.
Стрелка индикатора начала шкалить, но игра шла по-прежнему. На какую-то минуту Анне стало все безразлично, и она готова была сорвать с себя одежду и, стоя в своей ослепительной наготе, произнести какой-нибудь обличительный монолог перед этим сопляком.
Но потом ей стало жаль его, просто по-бабьи жаль. Он, неприкаянный взрослый мальчик, несет какую-то ахинею, причем считает это чем-то важным и глубокомысленным. А может быть, это его торжественный концерт перед единственным слушателем, где он дирижирует, солирует на скрипке и бьет в литавры. Впрочем, нет, вести партию должна она...
- Хочешь, я поставлю "видик"? - неожиданно спросил Аркадий.
- Поставь, - коротко уронила Анна. Шампанское потихоньку ударяло в голову. Становилось тепло и легко. И не хотелось думать о недавней утрате и обо всем прочем. Только плыть и плыть по реке без остановок...
... На экране - море ослепительно голубого цвета. Желтый гладкий песок. Экзотические пальмы. Бронзовые атлетические тела юношей и девушек. Они танцуют, смеются и наслаждаются беззаботной жизнью. Одна из них, вероятно, героиня, выходит из общей группы. Ей хочется побыть наедине с самой собой. Вот она проходит узкими улочками, где на нее заглядываются прохожие. Вот она минует какой-то торговый ряд. Вот пересекает площадь, вдоль которой шумно проносятся машины. Наконец она заходит в большой дом.
Этот напоминает музей антикварных вещей. Быстро сменяют друг друга старинные картины и гобелены, восточные ковры и хрустальные люстры. Девушка, не останавливаясь, идет мимо картинной галереи, слегка улыбаясь и кивая портретам приветственным кивком королевы своим подданным.
Она выглядит взволнованной. Свежий ветер, море, обилие полуобнаженных тел возбудили ее, и она стремится отдаться каким-то своим, интимным, чарам.
Зал выводит ее на широкую веранду. И здесь она замедляет шаг, поправляет прическу, оглядываясь вокруг. Но там все как и прежде для нее. Пятеро громадных скульптур, изображающих обнаженных юношей, уставились на нее.
Героиня быстро сбрасывает с себя легкое платьице и нагая устремляется в объятия первого юноши, широко раздвинувшим руки и ноги. Его древко быстро вонзилось в ее недра, и она застонала от невыносимой сладостной боли каменного изваяния...
- Я не должна смотреть... Выключи эту гадость! - резко бросила Анна и попыталась встать. Но что-то удерживало ее: любопытство или робость.
- Посиди еще немного. Я прошу тебя, - томно проговорил Аркадий. Тембр его голоса странно изменился. Он учащенно задышал, а глаза сделались огненными.
На какой-то миг Анне стало страшно.
"Боже мой, что я делаю? Что я позволяю ему с собой вытворять?"
Руки Аркадия устремились к ее блузке и стали отчаянно пытаться расстегнуть пуговицы. Но его чрезмерное волнение мешало ему это сделать.
Анна постаралась взять себя в руки и успокоиться.
- Перестань, - сказала она сухо. - Иначе я уйду.
Он, казалось, успокоился и смирился, как покорный барашек.
А на экране героиня входила в сексуальный раж. Она повернулась спиной к другому титану и стала методично и грубо вталкивать в себя его огромный заколдованный гигант. Действие, казалось, напоминало какой-то древний языческий ритуал.
Анна тяжело задышала и, закрыв глаза, откинула голову назад, крепко сжав подлокотники кресла. Аркадий, как степной беркут, стерегущий свою добычу, вновь набросился на нее, покрывая бледное лицо быстрыми неумелыми поцелуями. Анна попыталась что-то сказать, но ее вмиг захлестнула необратимая волна, и она застонала то ли от стыда, то ли от неожиданного наслаждения.
- Анечка, Анечка, ну... милая! - заверещал Аркадий, резким движением расстегнул ее блузку и потянул вверх непослушный лиф. Белоснежные груди, налитые, словно спелые яблоки, выскользнули наружу, и он поспешно прильнул к ним губами, кусая алые соски.
Ей стало непривычно больно и досадно. Она старалась сделать какое-то защитное движение, но Аркадий все еще держал ее цепко. Правда, одержав определенную тактическую победу, он понял, что не способен продолжать свой неподготовленный штурм, а на дальнейшую длительную осаду уже не было сил. Как-то конвульсивно дернувшись, Аркадий неожиданно замер. Он просто не знал, что делать дальше в подобных случаях и быстро отстранился от нее. Пока до него дошло, что случилось, хитроумная Анна уже догадалась.
И тогда неожиданный нервный смех овладел ею, как будто насильник. Пелена спала с ее глаз, и она увидела перед собой неуклюжего головастика, раздувающего щеки. Его брюки стали мокрыми, как описанные кальсоны младенца.
- Ну, что ты смеешься? - спросил он, краснея и переминаясь.
- Ха-ха-ха-ха! Я... Я просто... ой, не могу! - закатывалась Анна, раскачиваясь на кресле. Яблоки тряслись от ее конвульсивных движений. - Ну, ты маньяк, Аркашка, сексуальный маньяк! Ха-ха-ха-ха!..
- Ну, перестань, слышишь? - теперь Аркадий, путаясь и смущаясь, повторял ее слова. Но, не выдержав напряжения, он потихоньку стал вторить ей, и вскоре они оба хохотали до коликов, с надрывом и присвистом. Мокрый Аркадий катался на полу, а Анна находилась в нелепой позе - на карачках.
Наконец, нахохотавшись чуть не до истерики, она успокоилась и застегнула блузку. Потом каким-то новым для нее материнским движением потрепала Аркадия по волосам.
- Я буду с тобой дружить, Аркашка! Но с одним условием...
- С каким? - недоуменно произнес он.
- Никогда больше не повторяй того, что ты пытался сделать сегодня!.. И выключи наконец это!
Он понуро опустил голову, кивнув в знак согласия, и выключил злополучный "видик".
- Ты ведь этого не хотел? Это у тебя случилось как бы из-за спортивного интереса, правда?..
- Правда! - удивленно повторил Аркадий. - Но откуда ты?..
- Я знаю, знаю! - уверенно произнесла Анна. - Я это чувствую. Вообще женщины чувствуют сильнее мужчин. И не возражай, хорошо?..
Он смешно округлил свои губы, словно его только сейчас отшлепали по попке, и смирился.
- Ну, вот и отлично! Иди прими душ и выброси все из головы! - подытожила она, поправив блузку. - Спасибо за все и гуд бай!..
Только придя домой, Анна осознала происшедшее, сидя перед зеркалом в своей комнате. Но теперь ей было не до смеха...
(Продолжение следует)