Президент выглядел свежо, был подтянут и строг.
- Неужто и впрямь шесть бутылок выпил?
Подумалось Никифору и он невольно стал приглядываться к Самому. От Первого не ускользнуло внимание к собственной персоне, но он отнес это к проявлению нормального человеческого любопытства. Президент вспомнил, как будучи еще простым подполковником, терялся в присутствии первого лица государства, как с замиранием сердца являлся к нему в кабинет.
- Господа, давайте, не откладывая, наметим дальнейший план нашей операции, - начал Президент с дела, - думаю, что нужно дать пару выступлений. Вы согласны на это, Никифор Кузьмич?
Президент внимательно посмотрел в глаза полковнику, тот глаз не отвел и простодушно кивнул:
- Надо так надо, если партия прикажет, то я со всей душой, - по-привычке приплел партию Тапочкин.
- Ну вот и хорошо. Теперь нужно выбрать места для выступлений. Это вопрос важный. Николай Семенович, - обратился Первый к генералу, - я готов выслушать ваши соображения на этот счет.
Генерал откашлялся, выдержал небольшую паузу и со значением в голосе стал рассуждать:
- Я думаю, что первое выступление должно состояться в Москве. А там уже видно будет, хотя наметки имеются. Все будет зависеть от этого главного выступления. Москва - не Америка, народ здесь злой, кусучий, им палец в рот не клади - отхватят... - Генерал печально призадумался и завершил свою нехитрую мысль, - если все пройдет более-менее успешно, пойду в Храм и свечку поставлю Николаю-угоднику...
- Значит, нам нужно хорошенько продумать организационные вопросы этой встречи, - продолжил мысль генерала Президент, - Мы сделаем вот как. Мы пригласим на встречу Веллера, Проханова, Немцова, Хакамаду, Соловьева и Жириновского, посадим их в первом ряду, дадим им микрофоны. Зал выберем небольшой, мест на тысячу, не больше. Пусть будут пресса и телевидение, это не страшно. В зале разместим наших людей вперемежку с писателями, которых сегодня никто не знает. Все-таки, издание серьезных книг и журналов тиражами от 300 до двух-трех тысяч экземпляров оправдало себя. Люди, слава Богу, стали потихоньку отвыкать от чтения, а то шибко грамотные все у нас в стране, чересчур умные да образованные. Ну да ничего, лет десять еще пройдет и думать уже будет некому. Незачем им думать вовсе!!!
С чувством выразил глубокую мысль свою Президент. Обратился к Генералу:
- Николай Семенович, вы уж не подкачайте, окажите максимальное содействие Никифору Кузьмичу. Просьбы, пожелания есть?
Окинул гостей внимательным взглядом Первый. Никифор замялся было, но генерал толкнул его плечом - "Давай, мол!" Полковник приободрился, осмелел и спросил напрямую:
- Мне бы на ваш заводик хоть одним глазком взглянуть и с ребятами там погутарить, я бы тогда век вам благодарен был. И если что от меня потребуется когда, то завсегда исполню. А то ботвиновка-то моя хороша, спору нет, но ваша водочка... - Закатил глаза от восторга, - просто жуть как хороша! Мне бы одним глазком, - заканючил, - а там я и сам догадаюсь из чего и как...
Президент ошарашенно взглянул на генерала, потом на полковника, потом снова на генерала, потом выдохнул:
- Ну вы, братцы, и даете! А впрочем, черт с вами! Дам распоряжение, пусть вас пропустят. А чтобы не случилось чего, вы, Николай Семенович, будете сопровождать Никифора Кузьмича. Сейчас же и распоряжусь. Вы, генерал, останьтесь-ка на минутку, а вы, полковник, подождите генерала в приемной, и распорядился по селекторной, - Дима, Тапочкин пока в приемной побудет, а потом проводите их с генералом к лифту на объект "Крутка".
Никифор Кузьмич вышел в приемную Президента. Секретарь Дима любезно указал на одно из мягких, коричневой кожи, кресел и полковник с удовольствием расположился в нем. В это время в кабинете продолжился разговор, не предназначенный для ушей Никифора Кузьмича.
- Вы с ума сошли! - негромко выговаривал Президент генералу, - зачем вы его посвятили в тайну объекта "Крутка"?
На что генерал спокойно отвечал:
- Вы же сами понимаете, Владимир Владимирович, что, учитывая степень важности и секретности операции "В качель!", мы просто обязаны будем, по завершении операции, (а я думаю, что до завершения операции осталось не больше месяца), подчистить все концы, то есть убрать нашего псевдописаку. С ним после второго выступления случится несчастье. А второе выступление мы ему назначим в городе Нукусе, это в Каракалпакии, так сказать с целью укрепления российско-узбекских отношений.
Заметив, как вытянулось в недоумении лицо Президента, генерал решил пояснить свою мысль:
- Каракалпаки народ гостеприимный, непременно повезут его в кишлак какой-нибудь, для ознакомления с жизнью народа, с традициями... Вот тут с писателем нашим и произойдет несчастье. Скажем, верблюд понесет в пески, сбросит нашего наездника и затопчет-заплюет его. Такое иногда случается с верблюдами, строптивые животные они, я вам скажу, особенно дромадеры. И никто к нам не подкопается, а на каракалпаков тем более не подумают, что они это смогли устроить специально. А если акцию в России организовать, с вертолетом или с машиной, или с хулиганами драку подстроить, или еще что, то обязательно нам припишут, моему ведомству. Не отмоемся потом вовеки...
Печально заключил генерал цепочку своих рассуждений.
- Гмм... Резонно, а после останки Совкофилова со всеми почестями и похоронить... Очень недурственный план. А как с Глафирой думаете поступить? Не поднимет она шум? - Забеспокоился Первый.
- За Глафиру не беспокойтесь. Она наш проверенный агент. Мы ее давно завербовали, еще до замужества ее. Да и замужество ей, честно говоря, тоже мы организовали. Мы этих староверов тогда разрабатывали и агентуру повсюду свою внедряли. Папаша ее тогда уже подполковником действующего резерва числился. А Глафире лейтенанта тогда дали. В самом деле, не оставлять же нам было банду староверов этих без присмотра. А молиться... Долго ли обучить? Дело нехитрое...
Усмехнулся генерал. Президент удивился прозорливости и хватке генерала и подумал про себя:
- Нет, не зря Аполлов в генералах ходит, ох не зря...
А вслух произнес с улыбкой:
- Ну вот и нам остается только помолиться, чтобы операция закончилась по плану... А что о Петрове слышно? - перескочил внезапно мыслью.
- Петров ликвидирован.
Сдержанно и сухо доложил генерал. Потеря двух ценнейших агентов, У-2 и Самоходной мины, скорбью истязала душу Николая Семеновича. Этих агентов Аполлов ценил гораздо выше бестолкового Петрова, и потерю переживал необыкновенно болезненно. Президент по-своему расценил печаль генерала и, не заостряя внимания на этом вопросе, лишь понимающе и сочувственно кивнул.
- Ну, коли так, то и заводик мы можем показать полковнику нашему без боязни. - А про себя подумал, - Не хотел бы я сейчас поменяться местами с Тапочкиным.
Вспомнились стихи его. Подумалось с грустью о годах безупречной службы, о блестяще сыгранной роли писателя в Америке... Зародившееся чувство симпатии к полковнику всячески противилось жестокой необходимости ликвидации Никифора Кузьмича. Президенту не давала покоя одна и та же мысль:
- Неужели не все в моей власти? Неужели этот генерал будет и далее управлять событиями, подчиняя все вокруг своим желаниям? Аполлов, конечно, могуч и опасен и, по всей видимости, меня ни в грош не ставит... И ведь все вроде у него правильно, но правильность эта какая-то жестокая, прямолинейная и тупая, как солдатский кирзовый сапог. Прощу ли я себе когда-нибудь Петрова? А теперь вот и Тапочкин... Словно в болоте вязну, в уголовщине... Нет, надо выползать из этой преисподней, нам это наследие ни к чему, сегодня мир уже не тот и жить в нем по меркам и стандартам прошлого невыносимо позорно.
А где-то, в самом краешке сознания Президента, уже зарождался план сокрушительной мести генералу.
Дмитрий провел генерала с Никифором к обыкновенному с виду лифту, набрал на пульте ряд цифр и гости вошли в открывшуюся кабинку. Лифт помчал экскурсантов вниз, на табло замелькали метры отсчитываемой глубины. Остановились на первом уровне, счетчик показал цифру 2845 метров. Глубже располагались второй и третий уровни. Из раскрывшихся дверей вышли в просторный холл, одна стена которого зияла бойницами, было ясно, что там располагалось подразделение охраны.
Прохладный и чистый воздух радовал легкие, слегка отдавал винным запахом. Экскурсантов встретил экскурсовод в белом халате и в белой шапочке. Экскурсоводу на вид было не больше 60, мясистый пористый нос с фиолетовым оттенком вызывал мысли о тяготах специфики производства.
- Павел Иванович Кусакин, начальник отдела реализации, - представился экскурсовод, и протянул гостям белые, жесткие от крахмала, халаты. Генерал и Никифор халаты надели безропотно, проявив дисциплину и понимание.
Сразу за холлом во все стороны расходились высокие и широкие коридоры. По ним, как по улицам, носились груженые металлическими двадцатиячеечными ящиками с водкой отечественные грузовики ЗИЛ-53 с открытыми кузовами. Экскурсантам подали легковой автомобиль ГАЗ-21. По пути к производственным помещениям Павел Иванович объяснял:
- Заказов очень много, работаем в три смены. Продукцию сгружаем прямо в грузовые лифты, оттуда же забираем тару. Каждая машина берет 200 - 220 ящиков, с дополнительным ременным креплением можно загрузить в кузов 240 ящиков. Экипаж машины укомплектован водителем, экспедитором, иногда - грузчиком. За смену экипаж обязан сделать два рейса с продукцией, обратно, строго по числу ящиков с продукцией, привезти тару. - Павел Иванович внезапно замолк, мимо с сиреной пронесся милицейский газик, - ОБХЭСЭСники за нашими гонятся.
Генерал с полковником удивленно переглянулись, никак не могли они предположить, что под трехкилометровой толщей земли, могут быть востребованы услуги доблестного отдела по борьбе с хищением социалистической собственности. Павел Иванович, между тем, недовольно высказывал свои соображения:
- Скорее всего это за Ларионовым с Кутько увязались, опять ребята левак прихватили. Сколько раз их предупреждал! И зарплата у них хорошая, и пить на месте разрешено вволю, но... - сделал досадливую мину, - не могут, чтобы не украсть, в крови это у них. И ведь нашли кому сбывать украденный товар - 41-му, 105-му, 123-му, 4-му и 92-му лифтам сдают. Те им деликатесы из закуски с тарой опускают в обмен. Бизнесмены хреновы, - мягко, по-отечески, посетовал. - Ну да ничего, ОБЭХЭСЭСники эти свои ребята, столкуемся как-нибудь.
Подъехали к воротам, пожилой вахтер угодливо улыбнулся начальству с гостями и поднял шлагбаум. Цех рОзлива большого интереса у Никифора не вызвал, обычная линия, вдоль которой, от подачи бутылок из огромной мойки до клейки этикеток и фасовки в ящики, стояли рабочие, в основном, женщины, каждый человек производил нехитрые операции. Никифору понравилась этикетка - на золоченом фоне красовалась рубиновая звезда, по диагонали шла темно-бардовым надпись - "Крутка".
В купажном цехе Никифор с интересом слушал главного технолога, женщину средних лет, ухоженную и приятную во всех отношениях:
- Наша продукция отличается от обычной. ГОСТ продукции разработан еще в 1942-м году, с тех пор мы не отступаем от технологии ее производства.
Никифор достал купленный в Нью Йорке блокнот, авторучку и вознамерился было записывать за главным технологом, но, увидев округлившиеся от ужаса ее глаза, негодующе протестующие жесты, тут же спрятал блокнот подальше от греха.
- Ни в коем случае нельзя!!! Это секретнейшая информация, разглашение приравнивается к измене Родине!
Чуть успокоившись, женщина продолжала:
- Хотя и особых-то секретов тут нету. Вода да процент добавок - вот и все секреты. Воду мы берем прямо из Москвы-реки, сама по трубе вниз течет, через марлю процеживаем, от песка и примесей. А в водку добавляем кроме спирта картофельного еще 2 процента фенола и 1,5 процента метанола. Вот и все наши секреты. А эффект просто потрясающий! Вы, наверное, в курсе?
Спросила больше для порядку, прекрасно знала, что в курсе. Гости закивали воодушевленно.
- А теперь мне нужно с вами прощаться, я должна присутствовать при купажировании, - дама мило улыбнулась и удалилась.
Павел Иванович привел гостей к себе в кабинет, который располагался по соседству с проходной. Рядом с дверью в кабинет имелось окошко, через которое экспедиторы и водители общались с диспетчершей. Диспетчерша выписывала накладные и распределяла маршруты. У окошка терпеливо дожидались экспедиторы и водители, стоящие в очереди на погрузку товара.
В кабинете стояли два старых письменных стола, за одним сидела диспетчерша и строчила на пишущей машинке "Оптима" накладные под копирки, другой принадлежал Павлу Ивановичу. Прежде чем сесть за стол, он предложил гостям обшарпанные стулья, которых стояло множество вдоль стен и по углам (ногда Павел Иванович проводил у себя в кабинете планерки с подчиненным персоналом).
Павел Иванович подошел к встроенному стенному шкафчику и, выразительно глянув на гостей и в ответ получив утверждающие кивки, разлил водку по рюмкам. Подал, как положено - сперва генералу, потом полковнику. Достал блюдце с порезанным тонко розоватым соленым салом, произнес тост:
- Ну, за то, чтобы все! - Выпил, смачно крякнул, - Ну чисто хрустиянская!, - и закусил салом. Пока жевали сало, объяснил гостям:
- Сало домашнее, вон Леньке мать с Белоруссии прислала, - Ленька-диспетчерша зарделась, столь высокие чины не часто отведывали ее сала.
- Да, сало знатное, - похвалил генерал и обратился к полковнику, - Ну а тебе как?
Никифор, жуя, как бы примеряясь к собственным вкусовым ощущениям, и, с видом знатока, глядя на Леньку-диспетчершу, авторитетно оценил:
- Чеснок ваша матушка в рассол кладет, а моя Глафира сало зубками чеснока шпигует, тогда нежнее выходит.
Ленька от такого внимания к себе высоких чинов совсем потерялась, и понаделала ошибок. Выхватила недопечатанные накладные, ловко переложила копирками новые, и опять проворно застучала по клавиатуре.
- Не смущай девку, - обратился к Никифору Павел Иванович и вновь предложил, - ну что, еще по одной?
Генерал с полковником согласно закивали, и процедуру повторили. Потом повторили еще, потом еще, и пошел меж ними простецкий мужицкий разговор, без всяких там вывертов и сюсюканий интеллигентских. Каждый вспоминал свое. Наконец, разговор вышел на удобную для Никифора тему, о самогонке. Генерал припомнил, как делали самогон в его родной деревне Ипатьевке:
- У нас самогон варили в сенокос, - вспоминал умильно размягчевший Николай Семенович, - по лугам трава хорошая в основном была, на сено годилась, а вокруг болотца все больше полынь росла да осока, к топи ближе. Так вот наши деревенские из осоки этой с полынью такой самогонище приловчились делать - с ног сшибало со второго стакана! Во как!
Тему подхватывал Павел Иванович:
- А у нас на Орловщине из куриного помету варили. Иногда конского туда добавляли. Ээх, скажу я вам, ядреная была самогоночка! - вспоминал, аж причмокивая.
Своего слова дождался и Никифор:
- А я варю из картофельной ботвы. Как отцветет, так и срезаю сразу, а потом клубни вымахивают - во! - Показал размер, на который генерал и Павел Иванович покосились с сомнением, - А вот скажи мне, Павел Иванович, - продолжал гнуть свое дотошный полковник, - где можно найти этот самый фенол и... - чуть замешкался, вспоминая, - метанол?, - смущаясь, добавил, - хочу попробовать водочку сделать такую же, как и у вас... - раскрыл все карты.
- И искать не надобно, - заверил Павел Иванович, взял трубку и ласково в нее попросил, - Ириша, девочка моя хорошая, принеси-ка мне пару посудин с компонентами, - спросил у Никифора, - тебе по три литра хватит? - Никифор радостно закивал, а Павел Иванович уже в трубку - Хватит, голубушка моя, хватит, - и положил трубку.
Не прошло и пяти минут, как в кабинет вбежала распаренная работой девица, крепкая, кровь с молоком, поставила на стол две трехлитровые стеклянные банки с приклееными бумажками, на которых неровным почерком было выведено "ФЕНОЛ" и "МЕТАНОЛ", и умчалась, не став выслушивать благодарственные слова - некогда.
- Ишь, огонь девка, - одобрительно, вслед проговорил Павел Иванович. А Никифор уже вожделенно оглаживал банки, норовя открыть крышки.
- Не трожь пока, там все без обману. Жидкости эти шибко ядовитые, на ведро водки надобно чуть на донышке стакана. Тебе этого надолго хватит теперь, - порадовался Павел Иванович за Никифора.
Выпили еще за мир во всем мире и стали собираться. Павел Иванович вызвал шофера, попрощался и напутствовал:
- Доберетесь уже без меня, устал я сегодня чтой-то, - и, уже усаживая гостей в машину, добавил, - Ежели что надо будет, заходите, милости просим.
Машина тронула с места, вахтер помахал рукой и оба, Никифор и Николай Семенович, уже через двадцать минут, поднимались на лифте. До приемной Первого не докатили, вышли на первом этаже, сели в генеральскую "Волгу".
- Поживешь у меня на даче пока, - бесцеремонно распорядился Николай Семенович, - все равно пустует. К выступлению подготовишься, да и мне веселей будет, - заключил генерал.
- А чего к нему готовиться, - не стал возражать Никифор Кузьмич, в этот час ему море было по колено. И то сказать, изрядно они "посидели" у гостеприимного Павла Ивановича, никак не меньше двух литров водочки выкушали под Ленькино сало, - Я и в Америке не готовился. Молол, что ни попадя, что в голову взбредало, а они и рады хлопать были. Ведь у писателей этих, у интеллигентов замороженных, мозгов-то совсем нету, - сделал досадливый жест рукой, - ни выпить с ними, ни закусить, ни поговорить по-людски, - хотел сплюнуть, но в машине сдержался. Николай Семенович с готовностью подхватил дельную мысль бравого полковника:
- Во-во, правильно говоришь. Они у меня, Никифор, за всю мою службу, уже вот где, - приставил ребро ладони к горлу генерал, - не поверишь, я всю жизнь с ними бьюсь, с этими бестолочами упрямыми. Враги трудового народа они, Никифор, все как один! - уверенно и горячо заключил.
Так, за обсуждением насущного классового вопроса "Как нам реорганизовать рабкрин?", прибыли на дачу. К машине вышел Василий, подхватил полковничьи банки и унес в дом. Николай Семенович успокоил явно переживающего за свои драгоценные "компоненты" Никифора:
- Пусть пока здесь побудут, у меня. Ничего с ними не случится. Я еще Василию дам задание пару бочек воды, которая почище, с Москвы-реки привести для тебя, а потом все вместе доставим по месту назначения, к Глафире твоей, в целости и сохранности, - потрепал Никифора по плечу, успокаивая, - Эх, устал я что-то сегодня, - и распорядился, - Василий, баньку нам истопи.
После бани и легкого ужина Никифор заснул сном младенца. Спал долго, сказалось напряжение последних дней. К завтраку, около 10 часов, его разбудил Василий.
- А где генерал? - спросил, едва разлепив глаза.
- Уехал на службу, будет только к вечеру. Завтрак подать сюда или на террассе будете? - поинтересовался равнодушно.
- На воздухе, Василий, на воздухе. Мне и дома Глафира моя, под яблонькой накрывала стол... - взгрустнул слегка.
К завтраку Никифор вышел в майке, пижамных брюках и в тапочках. Эту амуницию предоставил ему Василий, из генеральских запасов. За завтраком для бодрости и для аппетита выпил несколько рюмок целебной, общеукрепляющей водки. Позавтракав, решил прогуляться по территории. За огромным домом с колоннами, бывшей усадьбой князя Голицына, раскинулся лесопарк. Среди деревьев преобладали вековые дубы и мрачные высокие ели. В парке, не смотря на солнечный день, было темно, сыро и прохладно. Всюду чернели шляпки грибов, но грибы почему-то не радовали, словно сырость и мрак одичавшего парка окутали душу.
Никифор давно потерял тропку и плутал, продираясь сквозь плотные заросли ежевичника и малинника. Наконец, впереди посветлело и показалась полянка. Ровная земля кое-где просела, образуя длинные и широкие ровные прогалы, расположенные как бы параллельно друг другу. На дне одного из прогалов, в небольшой вымоине белели кости. Никифор пригляделся и понял, что это были кости человеческой руки.
По спине пробежали мурашки от ужаса, и Никифор, не разбирая пути, ломанулся сквозь чащу. Вскоре вышел на тропку, которая вывела его к усадьбе. До самого вечера полковник сидел, подавленный, на террассе, невидящими глазами смотрел на фонтан и пил водку. Впервые Никифор пожалел о том, что этой водкой нельзя упиться, чем больше он пил, тем бодрее и трезвее становился.
Никифор понял, что представляли собой эти таинственные прогалы на поляне. Он явственнно представил себе людей стоящих вдоль вырытых могил, ожидающих мгновения, когда плоть начнет рвать горячий свинец, и толпы, стоящих неподалеку, ожидающих своей участи... Он словно видел шевелящиеся в яме тела еще живых и забрасывающих могилу землей людей, для которых уготован следующий ров...
В эти мучительные часы с глаз Никифора словно спала пелена, он наконец осознал всю серьезность ситуации, в которой он очутился по недоброй воле сложившихся обстоятельств. Полковнику Тапочкину стал понятен демарш Петрова, на который он смотрел ранее сквозь розовые очки беспечного и смешливого обывателя.
2007.04.18.