- Ты какой-то женский. Нет в тебе внутреннего Бандераса.
- Я просто рано встал сегодня. Не было времени отдохнуть после сна.
Вялые и немощные подростки, как два не выспавшихся мертвеца, прошагали перед лицом Егора. Они натолкнулись на отупевшую от зноя бездомную собаку и скрылись в метро. Егор зачем-то смотрел им в спины, как четки, перебирая слова о "внутреннем Бандерасе". Внимание, весь день кормившееся одним только образом встречи с Полиной, в конце пути уснуло в анабиозе. От фантастического напряжения Егору хотелось зевать.
В реальность стоявшей перед ним Полины он не верил. Бес полуденный, демон сиесты, подземный шаман - во что угодно мог поверить Егор, но только не в Полину. От недостаточной резкости изображения она расплывалась в облачко. Егор заморгал и осторожно отклеил потную майку от жаркого, истощенного жаждой тела.
- Эй! Ты меня не узнал? - спросило видение.
- Узнал, - пошевелил потрескавшимися губами Егор.
- Тебе нравится этот цветок?
Между Егором и Полиной беспрестанно ходили мокрые, полуобнаженные люди. Цветок был при смерти, жара почти высушила всю жидкость в его стебле и листьях.
- Нравится. Люблю белый цвет.
- Возьми.
Полина протянула ему цветок. Выйдя из тени, она зажмурилась и чуть наклонила голову.
Егор сделал глубокий вдох, сердце ёкнуло и опять начало биться.
- Я опоздал, извини.
- Я тоже опоздала.
- Тебе можно. Ты дама.
- Очень жарко сегодня.
Они шли по проспекту, все качалось и дымилось. Жара давно достигла своего пика. Солнце садилось, но воздух, как огненный репейник, по-прежнему прилипал горючей тяжестью к легким. Егор отметил про себя, что в другой ситуации он давно бы уже лежал в обмороке.
- Я не отвлекла тебя от дел?
- Нет. Я опоздал, - зачем-то повторил Егор.
- Ясно.
Егор шел спиной вперед. Он смотрел на лицо девушки, о которой думал всю свою жизнь. Полина, как будто понимая его состояние, ничего не говорила, а просто улыбалась, прикрывая лицо от остроконечных солнечных зайчиков.
- Спасибо.
- За что?
- За цветок.
- На здоровье!
Невозможно было думать о том, что дождь обычно оставляет после себя черные следы на разрисованном детьми асфальте.
Вспомнились все слова, которые он мог бы сказать. Все слова оказались ненастоящими.
- Вообще-то я звонил. Очень хотелось встретиться еще раз.
- У меня телефон украли.
- И письма писал.
- Вот я и ответила.
- Почему ты написала, что сегодняшняя встреча это наш последний шанс?
- Мне приснился сон. Там был ты. Ты и я. Я проснулась и поняла, что время против нас.
С закрытыми глазами Егор шел также уверено как с открытыми. Они присели на скамейке среди осоловевших пенсионерок.
- В принципе я не верю в то, что происходит.
- А что происходит?
- Вот мы сидим, разговариваем, ты здесь, и я тоже здесь. Я думал все будет по-другому. Но хотел именно этого.
- Пластинки послушал? Как тебе? Понравились?
Он сжимал в руках шипы и размахивал цветком, отмечая ритмы прогулки.
Егор с Полиной прошли мимо воды. Вода зеленела, у берегов барахтались пластмассовые емкости. Купаться не хотелось.
Когда он заговорил про её дачу, Полина нахмурилась и поджала губы. Егору захотелось нажать кнопку Reset - уж слишком не кстати были эти грустные оттенки. В лучах солнца Полина напоминала ему момент собственного рождения, начальный миг, когда он впервые увидел мир и закричал от радости и ужаса. Мысль о том, что он влюблен в самую прекрасную девушку на планете, расплавляла душу светом магической новизны. Купаться не хотелось. Хотелось плакать, как это делают счастливые люди.
- Андрей Филиппович преувеличил. Для меня скопчество это тема для курсовика. Мне всегда нравились обособленные люди. И так получилось, что я встретила Нила Олеговича, когда он снимал дачу по соседству.
- По-моему, он опасный человек.
- Неправда! Ты его не знаешь. Он чудесный. Замороченный немного на своих темах, но в целом чудесный.
Как только они сели за столик, к ним подошла официантка. Егор выбрал две порции мороженого, шампанское с ледышками, и еще две порции мороженого. Заказ принесли мгновенно. Мороженое пришлось есть крупными кусками, чтобы они не растаяло прежде времени. Ледышки цокали в бокалах и молниеносно таяли.
- Я думал, ты одна из них.
- Какое-то время я чувствовала, что я одна из них. То есть я понимала все, что говорит Нил Олегович, и не только понимала, но как будто слушала его самим сердцем. Я относилась к его словам как к поэзии, не размышляла, а вдохновлено наслаждалась стилем. И потом они ведь и не скопцы вовсе. Если их сравнивать с теми скопцами, что описываются в дореволюционных источниках, это совершенно другое направление. Нил Олегович, по сути дела, создал свое собственное учение и свою религию. Он очень талантливый человек. Конечно, таким людям как я легко попасть под чье-то влияние.
- Почему?
- Меня легко увлечь. Особенно если это человек, в котором есть те качества, которых мне не хватает. Я начинаю копировать его. Ну, или её, если этот человек женщина. Сама не замечаю, как я повторяю чужие слова, жесты, поведение. Это не сознательное подражание, это как-то само собой происходит.
Вторую порцию мороженого съесть не удалось. Оно растаяло, оставив после себя розоватые лужицы. Облизав ложечку Егор полез в карман за деньгами. Денег не было. Об этом он помнил всегда кроме того момента, когда заказывал мороженое и шампанское.
Красный и обалдевший Егор от растерянности проколол себя палец цветочным шипом. Прижимая розу к груди, он долго извинялся перед Полиной. Она заплатила, и они пошли гулять дальше.
- Выходит, что для тебя это было совсем не важно?
- Сначала я была потрясена и шокирована. Это совсем другие люди, в них есть что-то сказочное. То, что я читала о скопцах, мне показалось банальным и неинтересным после того, как я пообщалась с Нилом и его последователями. У тех скопцов все было по-деревенски просто и наивно. А здесь я увидела городских людей, очень образованных и вежливых людей. С ними интересно.
- Что может быть интересного в таком общении? Они же все как зомби.
- Чепуха. Никакие они не зомби. Это обычный страх, который испытывает нормальный человек перед чужим стилем жизни. Боязнь сектантов это разновидность ксенофобии.
В зеркальной витрине Егор увидел себя с розой в руке. Если вспомнить все, что ему пришлось пережить за этот день, он выглядел вполне удовлетворительно. Только волосы дыбом стоят. А в остальном все в порядке.
Правда, через секунду все изменилось. В Егора на полной скорости въехал мальчик на роликах. Он уцепился за рекламный столбик и мягко соскользнул на колени, защищенные специальными щитками. Егору не повезло, он упал, расставив руки и ноги в стороны, как мультипликационный телёнок. Роза выпала из рук и сломалась в трёх местах. По асфальту посыпались шелковые лепестки. "Ой!" - услышал Егор.
Полина помогла встать и отряхнуться. На широких летних штанах осталась серая дуга городской пыли. Штаны порвались.
- Козёл! - сказал мальчик на роликах.
- Сам козёл! - ответил Егор.
- Не ссорьтесь! - сказала Полина.
Егор предложил найти место, где есть кондиционер. Полина согласилась.
Они почему-то свернули в тенистый узкий переулок. В подворотнях было тоже жарко. Замедлив ход, почти остановившись, Егор опять начал вглядываться в лицо Полины. К расцарапанной ладони прилип лепесток.
Настроение было такое, как будто они вдвоем в южном городе. Вокруг белые дома, пяти-шестиэтажные, с широкими балконами, заставленными всякой мелочью и с окнами, завешенными чулками и майками. Издалека звучит мелодия, но её не слышно. Из ближних окон тоже слышна музыка, иногда прорывается ворчание телевизора. И очень много детей! На велосипедах, с мячиками, с надувными дельфинами. Моря не видно, потому что это не приморский город. Небо последовательно краснеет, у горизонта пенится темными разливами, розовеет над кронами пышных, шумных деревьев. В воздухе застыло предчувствие заката, но все знают, что закат это не порог ночи – ночи злой и жадной, как на Севере. Все чувствуют, как вечное равновесие сторожит этот мир. Все чувствуют, но не говорят об этом. Дети играют. Бегают собаки. Красивые мамы ждут красивых мужей. Все друг друга знают, всех объединяет игра в мяч, прятки и догонялки.
И еще Егору привиделось, что они стоят с Полиной чуть поодаль. Они здесь проездом, у них всего лишь миг, чтобы запомнить эти розовые акварели. Егор уверен, что Полина видит то же самое. Она знает, что Егор слышит ту же песню.
С таким настроением Егору не хотелось думать о грязных, порванных штанах, и о падении прямо на глазах у толпы зевак. Юг далеко, сумерки еще не начинались.
Город пыхтел. Детей увозили к бабушке.
Зато Полина была точно такой же как в мечтах.
- Зачем же тогда людей калечить, если ты такой добрый, умный и вежливый? Я, когда понял, что этот Нил делает, чуть с ума не сошел от страха.
- Во-первых, он никого не принуждает. За всю историю общины, или корабля, как обычно называются скопческие и хлыстовские общины, Нил кастрировал только троих человек.
- Полина, я хочу тебе кое-что сказать, - перебил ее Егор.
Они остановились в тени забора. Между стареньких домиков с наивной лепкой на фасаде строили большой стеклянный торговый центр. На заборе было написано "Бей хачей".
- Полина, я хочу тебе кое-что сказать.
На другой стороне улицы девочка выгуливала полосатого кота. Кот то и дело падал под грузом собственного отвисшего пуза. "Пупик! иди на травку!" - девочка хотела загнать кота на крохотный зеленый островок, затесавшийся между угрюмыми серыми домами.
- Хочу, кое-что сказать.
Кот Пупик вяло переполз на тротуар и отправился гулять, вихляя жирными боками. Девочка достала мобильный телефон и включила какую-то космическую мелодию. "Иди на травку, Пупик! иди на травку и не балуйся!" - кот послушно дошел до травки и уткнулся мордой в одуванчик.
- Так вот. Честно говоря, я думал, то есть я был просто уверен, что тебе грозит опасность. Я думал, что ты попала в эту секту, и тебе там сделают клитороэктомию.
Пупик чихнул.
- Как это?
- Ну, это как обрезание у женщины, - Егор пожалел, что он сейчас не пьяный. Тогда было бы хоть какое-то прикрытие, хоть какое-то оправдание этой ужасной неловкости.
Они пошли в сторону островов. С деревьев сыпались мошки, пару раз подул ветер и поднял кучу пыли и песка.
- Не все так страшно. Я уже сказала, что там все добровольно. Во-вторых, я не собиралась вступать в их общину.
- Что они делали на твоей даче? Я не понимаю.
- А что нельзя добрым людям дачу сдать на месяц?
- Добрые люди? Ты знаешь, что они с молодежью делают?
- Это смешно. То, что ты говоришь, это очень смешно. Молодым полезно иметь учителей, разве не так? Нил очень хорошо разбирается в людях, он умеет заразить идеей.
- Запудрить мозги, я бы так это назвал.
- Пудра для мозгов нужна тем, кто хочет извлечь какую-то цель, обмануть кого-то.
- Разве это не обман? Взять человека, воспользоваться тем, что он в кризисе, и сделать его своим слугой?
- Егор, ты повторяешь газетные штампы. Нилу не нужны слуги. Это очень примитивный взгляд на подобные религиозные группы - думать, что их создают какие-то монстры для реализации своих невротических потребностей во власти. В случае с Нилом это не так. Ему власть совершенно не важна.
- Так можно говорить только если очень хорошо знаешь человека. Чужая душа - потёмки.
- Я согласна. Но я верю, что он искренен. Понимаешь?
- Понимаю.
Под мостом проплыли мужчины на байдарках. Голые по пояс, с прекрасно развитыми дельтовидными мышцами и бицепсами, они синхронно погружали весла в застывшую воду, улыбались и рассматривали загорающих девушек. Девушки уткнулись в полотенца, подставив под лучи заката спины с белыми полосками от купальника.
- Глаза устали. Надо очки надеть, - Полина сняла со спины рюкзачок. Молния не открывалась.
- Я помогу.
Егор схватился за молнию и, сделав два резких непродуманных движения, порвал молнию и ткань вокруг нее. Из рюкзака, как воробей, выпорхнула упаковка бумажных платочков.
- Вот такой у меня сегодня день.
- Нормальный день! Не переживай.
- Тебе неудобно, давай я понесу.
На полянах лежали мужчины, женщины и дети. Рядом фыркали выхлопные трубы гигантских джипов. У метро что-то жарили, вероятно, шашлыки.
Егор с Полиной прошли мимо аттракционов, съели еще по мороженому, посмотрели на скачущую белую лошадь и присели у воды.
В солнцезащитных очках Полина была похожа на спецагента.
- У Нила все особенное. Понимаешь, в таких сектах в принципе должно существовать определенное отношение к культуре, к обществу, к политике, ну и вообще к миру вокруг. Это отношение, как правило, радикально негативное. Культура отрицается - это такая антикультурная религиозность. Нил часто говорил, что в идеале они должны перебраться в лес. Там не будет всего того, что мешает спастись, всех соблазнов и искушений. И вместе с этим он лично и члены его общины занимаются какими-то непонятными проектами, которыми не всякий мирской человек стал бы заниматься.
На пальцах Егора остались сладкие капли крем-брюле.
- Я не думаю, что религиозному человеку необходимо убегать из мира в лес или в пустыню. Это, как ты сказала, газетный штамп.
- Не обязательно, это правда. Но здесь особый тип религиозности. Здесь сектанты, которые очень боятся всего мирского, и не просто осуждают, а боятся.
- Ну и что?
С треском и грохотом пронесся катер. Затем еще один. По воде растеклись волнистые полосы.
- Нил содержит приют для неизлечимо больных людей. Мне об этом по секрету рассказала Света. Её там Фотиньей зовут. Это один из секретных проектов Нила.
- Почему секретный? Добрые дела не скрывают.
- В том-то и дело, что кто-то не скрывает и демонстрирует, а кто-то скрывает, чтобы правая рука не знала о том, что делает левая. Люди разные, Егор. Не надо обобщать.
- Хорошо. Не буду обобщать.
Егору требовался шанс пообещать что-нибудь более конкретное. Например, простоять по уши в воде, беспрерывно повторяя "Полина, ты царица!" И сквозь пузыри и побулькивания улыбаться и петь. Или, например, не прыгать с моста, как это часто делают герои фильмов и мемуаров о послевоенном детстве, а наоборот, залезть из воды на мост. Перескакивая с выступа на выступ, цепляясь за обсиженные утками бревна, забраться на мост и только потом, если захочется ощутить радость полета, незаметно спрыгнуть с другой стороны. Так можно повторить сто раз. Пока не станет темно и дама сердца не захочет спать.
На другом берегу лаяла овчарка. В траве шевелились конфетные обертки. За спиной бибикала машина, мальчик громко жаловался маме на Ленку, шипела газировка, смеялись смуглые девушки.
Единственное, что мешало Егору дотронуться до Полины, это слишком серьезная тема их беседы.
- Я был уверен, что ты одна из них.
- Забавно.
- Я думал, что тебя надо спасать.
- Да? И как?
- Разгромить секту и вызволить несчастных.
Полина засмеялась. Они встали и пошли вдоль берега. Егор решил рассказать о своей встрече с Эльфандом, обеспокоенным судьбой сына.
- И ты думаешь, это правильно?
- Что? - переспросил Егор.
- Вмешиваться в чужую жизнь, запрещать людям думать то, что они хотят думать, запрещать им верить в то, во что они хотят верить.
- Я знаю, что сектантство это неправильно.
- Что такое сектантство?
Полина купила огромную бутыль воды и вручила её Егору. Он совершенно не чувствовал ни усталости, ни неудобства. С рюкзаком в одной руке и бутылью в другой он приплясывал вокруг Полины, пытаясь объяснить то, что он чувствовал.
- Нормальный человек, который всем доволен, у которого есть цели в жизни, хорошая работа, семья, никогда не вляпается в такое. Это компенсация неудовлетворенности. Бегство. Эскапизм. Понимаешь?
Полина покачала головой.
- Дай попить.
Егор протянул бутыль. Она сделала пару глотков, а затем полила водой голову. Егор сделал точно так же.
- Иногда приятно быть мокрым.
- Ага.
Сначала они пошли по широкой аллее, уворачиваясь от роллеров и велосипедистов, потом свернули на тропинку и шли, подбрасывая ногами веточки и шишки. Навстречу им шли пенсионеры и молодые мамы с колясками. Пенсионеры пересказывали друг другу новости из жизни родственников. Один, проходя мимо Егора с Полиной, произнес фразу: "Зря Костя обижается, однокомнатная в центре это не так уж плохо".
Под высокими голубыми ёлками прыгали щенята. Рядом медитировал толстопузый мужчинка в тренировочном костюме с эмблемой летних олимпийских игр 1980 года. Пробежали девочки с полотенцами.
- Я вообще не понимаю, что значит эскапизм. Нил Олегович не говорит о том, что нужно уклоняться от проблем и затруднений.
- Он говорит, что жизнь за пределами его общины это не жизнь, - Егор возбужденно затряс бутылкой, - Это значит, что все вещи, которые ценятся здесь, не имеют для него никакого значения. Этому он учит своих последователей. Его слушают и в итоге бросают семьи, работу и бегут от нормальной жизни.
- А что для тебя имеет значение, Егор?
Впереди на постаменте стоял Сергей Миронович Киров. На него никто не обращал внимания. Рядом с памятником Кирову лежал забытый самокат.
Егор зачарованно смотрел на небо. Небо тоже устало от жары, оно расширялось и становилось прозрачным. В кудрявых облаках отражался пар от асфальта, блеск воды и переливы завтрашней росы. Только это имело значение.
Не задумываясь о направлении, они шли вокруг стадиона. Егор пытался подобрать нужные слова, но получалось смешно и неубедительно. Все значительное из того, что он знал, при первом же словесном прикосновении рассыпалось как старая паутина под кроватью.
Её мокрые волосы, походка, сгиб локтя, поддакивания "я понимаю, Егор", камешки под её ногами - только это не потеряло смысл в долгожданный летний вечер.
Они перелезли через заграждение и спустились к воде. Берег был усеян кусками арматуры, камнями, сгустками цемента и асфальта, корягами и россыпями мусора. Там и сям сидели задумчивые люди с пивными бутылками в руках. Перепрыгивая с камня на камень, Егор с Полиной добрались до безлюдного клочка побережья и уселись на массивный пень, украшенный гирляндой жестяных банок из-под слабоалкогольных напитков.
Впереди было море. Обычно в Петербурге употребляют слово залив, стесняясь признать, что город стоит на берегу полноценного моря. Под морем в Петербурге понимается исключительно южная курортная местность, с медузами и кипарисами. Это парадокс.
- Не знаю... - Полина вздохнула, села, обняв колени, и приготовилась долго рассматривать спокойные волны.
- Я тоже в этой теме не силен, - добавил Егор.
- Там очень хорошие люди. Они добрые, за это многое можно простить.
- Может, они только на первый взгляд добрые, а на самом деле, они жулики.
- Нет. Я точно знаю, что это не так.
Спорить было невозможно, потому что прямо на линии горизонта появился белый парус. Яхта проплыла справа налево, на несколько минут примагнитив внимание затаившихся Егора и Полины. Вода в это время облизывала обломки кирпичей, хлюпала и оставляла мокрые пятна на камнях и бетонных плитах. Хотелось молчать.
- А как?
- Что как?
- Если не так, то как?
- В каком смысле как?
- Ну, ты сказала, что это точно не так. Если не так, то как?
- Это?
- Это?
- Ты о чем? - Полина рассмеялась.
Егор подумал о том, что поцелуй на первом свидании это проблема не столько морального порядка, сколько организационного. Если он сейчас попытается её поцеловать, они оба непременно упадут со своего деревянного сиденья. Она даже и не поймет, что он хотел её поцеловать. Но если сказать об этом вслух, ему придется тут же испариться или превратиться в микроскопического гномика с колокольчиком на колпаке. И оттуда, с самого низу смотреть, как грациозно и утешительно порхает воздушный поцелуй.
- Чемодан.
- Я вижу, - Егор соскочил с пня и побежал к воде. Волна вынесла на берег большой, квадратный чемодан. Егор стряхнул зеленые стебли с ручки чемодана, с трудом поднял его и понес показать Полине.
- Там сокровища? - спросила она.
- Думаю, да.
- Нет. Там старые фотографии.
- Почему?
- Кто-то собрал все свои старые фотографии, все семейные альбомы, засунул их в чемодан и выкинул за борт.
- Вряд ли. Там может быть коллекция портсигаров. Кто-то собирал их всю жизнь, а сегодня ему все надоело и он выкинул их в море.
- А в каждом портсигаре спрятана папироска! А в каждой папироске скрученная банкнота!
- Нет! Денег там точно нет. Там пластинки для патефона. Сейчас пластинки никому не нужны. Даже с автографами суперзвезд.
- Зачем же их в море бросать?
- Весь вопрос в том, откуда сбросили этот чемодан. Скорее всего, с пиратской шхуны. Одноногие пираты обычно так и поступают.
- Сбрасывают пластинки за борт?
- Да.
- Если бы все было так просто. Подожди! Не открывай!
Полина вскочила на ноги. Чемодан лежал между ними на пне. Один замок был сломан, другой закрыт. Когда-то это был очень полезный предмет - квадратный, прочный и вместительный.
- Там подстаканники.
- Что?
- Подстаканники. Кто-то ограбил поезд и унес все подстаканники. Но по дороге выронил чемодан в реку.
- Нет, Егор. Там не подстаканники. Знаешь, что там?
- Ну?
- Там письма.
- Письма из Лиссабона?
- Скорее всего. Их писала мечтательная девушка с колечком на мизинце. Но он их не читал и складывал в чемодан.
- А ведь мог бы сжечь.
- Нет. Он не сжег. Огонь это страшно. Он пустил свои воспоминания в бесконечное морское путешествие.
Егор постучал по замку острым камнем. Внутри замка разжалась пружина, чемодан можно было открывать.
- Подожди! - Полина зажала рот рукой.
- Не бойся. Если письма окажутся слишком грустными, мы их не будем читать.
- А вдруг там пробирка со смертельным вирусом? И когда мы откроем чемодан, вирус вылетит наружу и заразит весь город?
- Хорошо, - Егор серьезно посмотрел на Полину, - если там пробирка, я быстро закрываю чемодан, и мы тут же топим его в море.
- Ты успеешь?
- Успею.
Егор резким рывком открыл чемодан. Там было пусто.
Они закинули чемодан в кусты, и пошли в обратный путь. Егор помогал Полине перебираться с камня на камень.
- Ты не устала?
- Нет. Неплохо погуляли.
- Мне тоже понравилось.
В тени стало прохладно, подул ветер. Они пошли в сторону станции метро. Перед глазами Егора по-прежнему плавали яхты и летали белые птицы. От всего пережитого приятно заболело сердце.
- Ты про приют говорила. Что за приют?
- Я не знаю. Вроде бы какой-то благотворительный проект Нила. Но мне в это не верится. Захотелось съездить туда, разузнать, что это такое. Я же хочу диплом писать о них.
- Давай вместе съездим?
- Давай. Если жары не будет.
- Что мы будем там делать?
- Просто посмотрим.
У входа в метро Егор с Полиной натолкнулись на группу людей одетых в нереальные одежды русалок и единорогов. Рядом, на ступеньках сидели непричесанные парни и стучали в бонги. Рыжеволосая, худенькая девочка с венком из ромашек на голове танцевала и звенела бубном. Полина остановилась и показала Егору на девушку с головы до ног увешанную полосочками из бисера. Это была одноклассница Полины.
Они стояли, смотрели на сказочных существ, а Егор думал о том, как сложно будет удержать в памяти все, что он увидел и узнал за этот день. В детстве он удивлял родителей и учителей своей отличной памятью, без труда вспоминал имена, лица, события даже тогда, когда взрослые не могли этого сделать. "Феномен!" - говорил папа. Егор мечтал, что, когда он подрастет, он сможет вспомнить все события своего детства, запишет их в большую черную книгу и когда захочется пережить что-нибудь еще раз, он будет открывать книгу и перечитывать. С возрастом память и отношение к памяти меняются. Какие-то вещи врываются в сознание с заднего плана, влетают как ракета, ошарашивают своей скандальной невероятностью - "Неужели это было со мной?" С другой стороны, часто кажется, что самое важное и значительное из того, что происходило в прошлом, вспомнить никогда не удастся. Если верить фрейдистам, то в этой амнезии спрятаны ключевые факторы, управляющие всей биографией. Наверное, не так важно помнить всё, важнее не забывать о самом существенном.
Постоянно подходили люди в зажеванных майках и просили "мелочь на метро". Егор пожимал плечами, как деревянная кукла, а Полина пару раз вознаградила наиболее настойчивых горсткой монет. В метро было малолюдно. Егор понял, что очень устал.
- В общем созвонимся тогда.
- Созвонимся! - в надписи "Не прислоняться" отражалось что-то бесформенное и глазастое. Егор обернулся. Сзади стояли тоскливые парни в подтяжках, натянутых на обнаженные, бронзовые тела. На предплечьях у них были наколки в виде двух знаков бесконечности, повернутых на девяносто градусов. В вагоне замелькал свет. Поезд заскрипел, засвистел и остановился у мраморного перрона. Парни, опустив лбы и расталкивая несуществующую толпу, выбрались наружу. Егор с Полиной остались одни.
- Ты извини, что сегодня все как-то не так.
- Ты о чем?
- Ну, вот сумку тебе порвал.
- Брось. Ерунда.
- С цветком тоже глупо получилось. Я бы хотел его домой принести.
- В вазу поставить?
- У меня нет вазы. Я бы что-нибудь оригинальнее придумал.
- Моей подруге однажды подарили букет сушеных цветов.
- Для них сушеная ваза нужна.
- Может быть.
На улице толпились собиратели пустых бутылок и продавцы цветов. Егор задержался, отстал от Полины и оказался лицом к лицу с морщинистой бабушкой, упаковывавшей свои букетики.
- Простите, а вы не могли бы подарить мне этот букет? - Егор указал на аккуратный кустик из полевых цветов.
Бабушка, не секунды не размышляя, ответила:
- Бери. Пусть барышня порадуется.
Егор догнал Полину и испуганно дотронулся до ее плеча.
- Спасибо! - Полина покраснела. Егор тоже покраснел, причем настолько сильно, что даже в кончиках ушей закололо. Так и шел красный до самого дома Полины.
- Значит, созвонимся?
- Созвонимся.
- Ты здесь живешь?
- Ага.
- Неплохо.
- Смотря с чем сравнивать.
- Я в этом районе редко бываю.
- Здесь много бродячих кошек.
- Надо было чемодан с собой взять.
- Зачем?
- В качестве сувенира.
- Тяжеловатый сувенир.
- Извини, что я сегодня опоздал.
- Я уже извинила.
- Я рад, что все оказалось не так страшно, как я думал.
- Ты о моей внешности?
- Нет. Я о секте.
- Секта плохое слово.
- Ну, а как их еще называть?
- Не знаю. Община.
- Можно я с тобой туда поеду?
- Я же сказала, да! Созвонимся и поедем.
- Там что-то вроде интерната, да?
- Да. Приют.
- Это машины соседей стоят?
- Ну, да. Обычно их еще больше.
- Может, я починю молнию?
- На сумке? Не надо. Мне она не нравится, я другую хочу.
- С колокольчиками?
- Колокольчики - дело наживное.
- Может, еще как-нибудь погуляем?
- Конечно! Было здорово.
- Да!
- Мне пора. Беги, а то опоздаешь на метро.
- Погода хорошая, могу и прогуляться.
- Тебе же далеко идти.
- Полина.
- Что?
- Это хорошо, что мы встретились.
- Я тоже так думаю.
- И еще. Еще кое-что.
Егор встал на ступеньку ниже, расправил плечи и как солдат в почетном карауле высоко поднял подбородок.
- Полина. Знаешь.
- Егор, посмотри на меня.
- И значит вот.
- Посмотри на меня, пожалуйста.
- Так что вот значит вот.
- Егор.
Полина закрыла глаза и поцеловала Егора в губы. Метро закрылось. Бродячие кошки расползлись по подвалам. Ослабевший город заснул. Запутавшись в липких простынях, храпел милиционер, забравший Егора в отделение. Накачанный аминазином лежал на больничной койке Трисмегист. Из окна его палаты не было видно абсолютно ничего. Яхтсмен, весь день паривший, как райская птица, над волнами Финского залива, ехал домой по проспекту Энгельса. Мальчик, больно толкнувший Егора на Большом проспекте Петроградской стороны, курил с друзьями сальвию. Бисерная одноклассница Полины всю ночь лежала на полу где-то в Петергофе и пыталась не слушать, как кто-то спорит о гностицизме. Девочки, купавшиеся рядом со стадионом имени Кирова, приняли душ и посылали друг другу эсэмэски. Бабушка, подарившая Егору букет для Полины, шептала что-то сама себе и проверяла нет ли дырки в кармане. Сосед Егора Крюк пил чай. К утру жара должна была вернуться.