Признаться, меня всегда смешило, что многие господа, знакомые с моей писаниной, считали меня «либералом» и «демократом». Это очень превратное представление о моих истинных ценностях.
Нет, в действительности мне, как русскому князю и французскому графу в одном гульфике, демократия глубоко и органически противна. И я вовсе не считаю «народовластие» справедливым устройством. Потому что подлинная социальная справедливость – она была лет пятьсот назад. Когда я жил в замке, красивом и каменном, развлекался турнирами и баллами, а всякое вонючее мужичьё делало, что ему положено. Пахало мою землю, отстёгивало оброк и поставляло девственниц для забавы мне и моим благородным друзьям. А ежели какое неудовольствие выйдет – мои ландскнехты, рейтары и прочие нукеры живо объяснят, что пахать землю – всё-таки лучше, чем болтаться на дыбе. Вот и всё «эгалитэ».
Тем не менее, лет триста назад мне стали твердить, что феодализм выходит из моды. А новая прогрессивная фишечка – та самая «буржуазная демократия». Мол, нужно создавать какие-то «механизмы для мирного достижения согласия между различными общественными группами с их заведомо антагонистическими интересами». Договариваться, говорят, надо. В рамках особых «легитимных институтов», вроде выборов-шмыборов. А если, говорят, не создать систему «предохранительных клапанов» и «взаимных рычагов» - такие благородные парни, как я, слишком часто заканчивают жизнь на вилах.
Я сначала не очень «догонял» всю эту ересь. За каким моржовым мне о чём-то договариваться с мужиками, когда проще – плетей всыпать? Но, говорят, «плетью обуха не перешибёшь», особенно когда все эти сиволапые за топоры возьмутся. А коль даже их всех развешать вдоль дорог – кто работать будет? Да и на трактах лошади пугаться станут, от вида покойничков, – торговля скиснет.
Так что, говорят, «демократия» обходится дешевле массовых колесований, и без неё никуда.
В конце концов – убедили. Ладно, чёрт с ним. Пусть будет «демократия» и всякая там «защита прав насекомых». Личные свободы, туда-сюда, все дела. Либерализм, короче. Ладно, пусть будет.
В конце концов, по-человечески я это дело хорошо понимаю. Когда с утра до ночи горбатишься, а ночуешь в халупе на соломе, – только и остаётся, что тешиться мечтой, будто когда-нибудь тоже сумеешь приподняться и прописаться в собственном замке. Типа, «равные возможности, не ограниченные сословиями-родословиями». Ну да и хрен: мечтать-то не вредно, а вредно - мечту отбирать.
И пусть лохи думают, будто за их вшивые интересы впрямь кто-то впрячься готов. Оно – приятственно им так думать, «душегрейно».
Опять же – и «свобода слова» штука утешительная, умиротворяющая. Когда жрать тебе особо не дают – так хоть почирикать вволю. И то – отрада и отдушина. Трындеть всем вокруг, без опаски, про то, какое мы бессовестное говно, «правящие элиты». Ах, повторяйте, повторяйте!
Сами-то промеж собой мы, элитарные ребята, конечно, договоримся, в каких позициях склонять «электорат», как его делить и как уделывать. В конце концов, его ж подкупать можно – а бабки у нас. Просто немножко иные правила игры: теперь не рейтары и батоги, а рейтинги и баксы рулят.
Этим вопросом я тоже конкретно озаботился лет сто назад. Открыл фабрику, чтоб, значит, сок из лохов выжимать и в денежную массу его перегонять. И всё ништяк было.
Но тут как-то заявляется эдакая делегация «тред-юнионская», чтоб хлеще не сказать. И предъявляют: «Хотим работать меньше, бабла получать больше! И чтоб ещё лечили нас!»
Я отвечаю: «Ну, блин, это ж свободная страна. Хотите – чего хотите. Брысь за ворота – и хотите там на здоровье! Вольному – воля. В смысле, все уволены, козлы!»
А они: «Ваша жлобская буржуйская позиция понятна, да только ведь новых работников не наберёте вы. Все как есть в нашем Штате – опутаны тлетворным нашим влиянием».
Я немножко огорчился, звоню шерифу, который давно уж на подсосе у меня был, говорю:
«Вот тут лохи чего-то совсем оборзели. Хотят, чтобы лечили их задарма. Мутят их всякие… элементы. Так может, и полечим? Для начала, скажем… повесить?»
Шериф этак смутился, слышно, как в ладошке пальчиком ковыряет. Говорит:
«Да пробовали… Но только хуже выходит. Массы, в смысле, на улицы выходят. Манифестуют, сволочи».
Я хмурюсь: «А чего, пулемёты у вас – все поржавели?»
Шериф ещё больше смутился. Отвечает этак застенчиво:
«Да пробовали и пулемётами… Только – ещё поганей получается… Мы их перешмаляем – а ваши ж друзья-либералы на нас всех дохлых собак и вешают. За голоса, лицемеры, борются. Неприятно, знаете ли. Уж и в армии многие… морщатся. А тут и левые всякие экстремисты возбухают, как на дрожжах. Того гляди – лопнет кастрюля».
Звоню своим элитарным дружкам. За советом, чтобы скоординировать действия. А они как один отвечают:
«Знаешь, я вот у себя решил поднять ставки и сократить день. Типа, договорился. Убыток, конечно, но есть и плюсы: на выборах, мож, пройду. Как друг трудящихся…»
Плюнул я в сердцах от такого малодушного фарисейства – но и сам «договорился» с делегацией лохов. А чего делать? Всюду – позорный конформизм, устоять невозможно.
Дальше – больше. И такой вот дрек – целый век. А теперь – и вовсе вилы, сродни тем, на которые феодальных благородных пацанов поднимали, только ещё железней.
У меня-то самого – бабла выше крыши. Причём – крыши моего скайскрепера, которую только в погожий день и увидишь с земли. В смысле, очень дофига у меня бабла. Но толку-то?
Прилетаю как-то на днях в эту самую Пиндосию (ненавижу!) Подают мне карету, длинную, чёрную, с тонированными стеклами. Кучер дверцу, конечно, распахивает – но и только. И я ему выговариваю, в понятном недоумении:
«А почему ты мне не кланяешься? Почему ботинок мой не целуешь, тля?»
А он, прохвост этот:
«А не шли бы вы нахер, мистер? Я вот сейчас в суд на вас подам, за оскорбление личности, – тогда посмотрим, кто кому чего поцелует».
Я малость прифигел от такой непочтительности. Хотел уж рассказать ему, что с ним было бы лет пятьсот назад, во времена истинной социальной справедливости. Но тут адвокат мой вмешался, тронул за плечо и прошептал: «Если вы, мессир, не скажете, будто пошутили, – он реально миллионов несколько с вас стрясёт по суду».
Я поначалу не поверил – а потом удостоверился. Помнится, на суде, принимая новые правила игры, поинтересовался: «Нет, а вот сколько нужно заплатить, чтобы всыпать этому оборзевшему илоту полста плетей?»
Мне на вопрос так толком и не ответили – но стрясли с меня ещё десять миллионов за одну только постановку. Я этой тарифной политики наглухо не понимаю. В одном согласен: весь нынешний Запад – абсолютно иррациональное и бездуховное надувалово.
Радует, правда, что есть страны, которые покамест не окончательно растленные этим нездоровым культом личных свобод и достоинств. Страны, где, значит, в почёте истинные духовные ценности, которые превыше всяких персональных выгод. И где всякую эту гнилую демократию – воспринимают, как должно.
Вот, например, Россия. Тут водится много сознательных человечков, в том числе профессоров и академиков, которые понимают: не созрел российский народ для демократии. Чужеродное это понятие для него, даже – ругательное. Когда я встречаюсь с носителями такого очень правильного разумения – я обычно умиляюсь сердцем и закидываю их в багажник. Потом отвожу на свои плантации, и там они вкушают исконную, не замутнённую наносными влияниями историческую ценность бытия. И все счастливы.
Иногда, правда, и эти лохи малость ропщут. Подходят ко мне и говорят:
«Мы имели в виду, что лишь державные, патриотические ценности превыше личных прав и свобод. А вы – какой-то, как нам кажется, частный эксплуататор».
Тут я усмехаюсь от такой их несмышлёности. Распахиваю рубашку, показываю на груди наколку в виде Двуглавого Орла и говорю:
«Да ты чё, зёма, не признал меня? Я ж – и есть твоя Родина-Мама! Только вот сиська у меня одна, потому - сосать по очереди!».
Потом киваю ландскнехтам-надсмотрщикам: «Всыпьте им там малешко, за недомыслие. Чтоб дурными вопросами не задавались».
И – обратно все счастливы.
Поэтому я люблю Россию, когда такие полезные люди в ней есть. С таким вот правильным пониманием правовых приоритетов и социальной справедливости.
God Bless «сувьеренная дьемократия»!