ОЖИВШИЕ ОБРАЗЫ МАТЕРИ И ОТЦА.
Порок – не блажь. Его не ценят.
Но ныне главы двух на сцене,
Лучи от перст соизмерять.
Ключи в простом и очень сложном.
Прочесть судьбу в писаньи этом можно.
Поймешь ее, узнав, что значит ЯТЬ.
Мне очень трудно вспоминать и тем более писать правду о своих родителях. Но я обязана сделать это. Я не люблю прозу. Это не мой язык. Мне надо говорить прозой, чтобы быть понятной всем. Кто-то может осудить меня за то, что я не любила и отрицала мать. Но так было! Сегодня многое изменилось. Ведь это путь эволюции души. И чувства растут и изменяют свое качество. Внимай и прости меня, друг.
Итак…
В те детские годы я не подозревала, что отец, и только отец был моим великим учителем и Бога Совести подарил мне он.
С самых ранних лет он говорил со мной на равных. Мать любил снисходительной любовью; наверное, поэтому она и ненавидела меня.
Мир, который подарил мне отец, был для нее недоступен. Попробуем вместе найти ответ: почему?
Отец никогда не изменял матери. Он был одинок, он был одинаково строг как с детьми, так и с нею. Я никогда не чувствовала в нем признака зверя, в нем жило что-то или кто-то, про кого я могла бы сказать – это была высоко-человечная внутренняя организация души. Обращение с матерью исключительно ласковое. Он называл ее Танюшей. Танюша, по какой-то неизвестной мне причине вызывало в ней скрытую агрессию. Я думаю, это происходило только по одной причине – она ему была чужая.
Она всегда обманывала его, во всяких мелочах врала, и он, как будто не замечал.
Отец всегда был занят каким - нибудь делом, и любил свой труд.
Мать не любила труд вообще, она старалась найти любую отговорку, любой повод, только бы не работать.
Отец никогда не говорил ни о ком, ни плохо, ни хорошо. Он испытывал физическое отвращение к пересудам, слухам, сплетням о ком бы то ни было. Он мог только анализировать поступки людей с одной целью: для того, чтобы увидеть через анализ какое-то начинающее или происходящее явление, событие и через него открыть новый закон эволюции души.
Мать же обожала обсуждать поступки людей, сплетни были любимым ее занятием, она без них не могла жить. Пожалуй, это и была ее любимая работа: посплетничать, осудить, вынести свой приговор, рассказать соседям, а затем устроить скандал тем, кого осудила. Она вела с ними свои диалоги, и когда являлась в дом тех, кого осудила, разговаривала с ними с позиций судьи. И тогда ее язык не знал пределов, она могла работать им бесконечно. Речь изливалась грязным бурным потоком на головы ее жертв. Заканчивались такие излияния крупными и грязными скандалами, и даже драками. Она могла показать зад, задрав юбку, или броситься на свою жертву с кулаками. Если жертва оказывалась сильнее ее, ей доставалось, она плакала и пыталась жаловаться отцу. Но у нее исчезали слова рядом с ним, и только невнятное бормотание, которое отец завершал словом: « Танюша, опять ты. Ну что же это?» Она убегала и шипела долго себе под нос, потом всех проклинала. Такое создавалось впечатление, что она находилась в постоянной войне с самой собой и эта война переносилась на соседей, дальних знакомых, детей, природу.
Отец никогда ни с кем не ругался. Он был поглощен своей работой с раннего утра до позднего вечера.
Если появлялись богомольные люди, и пытались меня увести в какую-то подпольную церковь, а то и просто хотели поговорить со мной о Боге, отец прерывал такие беседы, и предлагал мне и тем, кто говорит, пойти и поработать. Он не уставал повторять:
- БОГ БОЛЬШЕ ЛЮБИТ ТРУДЯЩЕГОСЯ, ЧЕМ МОЛЯЩЕГОСЯ.
- Запомни Маша, о Боге не говорят, и молиться тебе незачем… ДЕЛАЙ ТАК, ЧТОБЫ ЛЮБОЙ ТВОЙ ТРУД БЫЛ В РАДОСТИ И ВО БЛАГО ЛЮДЯМ.
- Пап, ну почему же я не могу молиться? Почему не могу порассуждать о Боге?
- ТВОЕЙ МОЛИТВОЙ ПУСТЬ БУДЕТ ТРУД В РАДОСТИ ДЛЯ ЛЮДЕЙ! О БОГЕ РАССУЖДАЮТ ТОЛЬКО ЛОДЫРИ.
Эти слова он говорил с такой силой и убедительностью, что у меня по спине бегали мурашки, а слушающие его люди молча растворялись в воздухе, не возражая его словам даже взглядом. Опускали глаза и, стыдливо прячась от его глаз, тихо уходили.
Через много лет, когда приехала в родные края, проверила – и в деревне и в городе об отце никто никогда не сказал ни одного плохого слова. Его уважали, к нему приходили за помощью. Люди говорили мне, что он никогда не отказывал, если его просили помочь. Очень был добрый, но строгий и недоступный. Ни у кого не поднимался язык сказать о нем что-то нелицеприятное, за ним ничего не водилось из того, что называют грехами или грешками. Он редко общался, мало разговаривал с людьми, только по делу.
Мать проводила все свое время в разговорах с соседями и полу знакомыми людьми. С ней общались охотно, но вскоре обязательно возникал скандал, и она разбегалась. Но потом снова возвращалась и, как ни в чем не бывало, продолжала свои разговоры. Я думала, что у нее короткая память, и она просто забывает, что было несколько дней назад. Но нет. Она все помнила. Просто заходила к людям с другой стороны, чтобы отомстить или ужалить тех, с кем общалась. Они все для нее были враги. Ей прощали, но ее не уважали.
Когда отец в присутствии матери однажды наставлял меня и говорил о совести, я помню, что она потом больше месяца разговаривала сама с собой и бурчала под нос:
- Совесть, совесть, совесть… Вот дурь. Что мне та совесть? Что она? Прокормит нас или гроши большие даст? Я эту совесть за копейку в церкви продам!
А я думала: «Ну, зачем мой отец живет с этой? Какая она ему жена? Это же исчадье ада. Что он нашел в ней? Взял бы и бросил».
Этот вопрос волновал меня много лет. Как могли уживаться такие две противоположных личности, почему они стали мужем и женой? Ответ нашла не так давно, когда узнала о своем роде и о плане Бога.
Но тогда сравнивала отца с ласточкой, а себя с Дюймовочкой. Помнишь, сказку о Дюймовочке? Представь, дорогой друг, что ласточка, которая умеет летать и живет в небе, вместе с Дюймовочкой добровольно соглашается жить под землей, в норе крота, слепого и агрессивного. Зачем? Как этой птице, которою был мой отец, удавалось творить мир, и по -своему, любить мать? Может это добровольная жертва? Тогда кому и зачем? Позже ты узнаешь ответ. Я его нашла.
А я возвращаюсь к анализу двух глав, что были на сцене моей жизни в детстве.
Мать часто притворялась больной, чтобы не работать по дому. Объявив о плохом самочувствии, она лежала в постели, пока отец был дома и выполнял за нее домашнюю работу. Как только он уходил, она вставала, наряжалась, глаза блестели, пригрозив нам и загрузив работой, она бежала в гости. Будучи совсем маленькой, я сначала верила, что мать смертельно больна. С годами сомнения закрались в мою душу. Я попробовала доложить отцу. Он нахмурился, махнул рукой и сказал: « Мария, следи за собой, только за собой. Она только и жаждет, чтобы ты поняла это. Сомнения будут мешать тебе развивать свой ум правильно. Забудь, не замечай ее поведения. Думай о ее душе. Я все вижу и знаю. Не волнуйся».
Но мне было трудно не замечать то, что было слишком видно и навязчиво лезло в мои глаза и уши.
Помню, я вышла замуж и приехала в гости. Мать посмотрела на мое отношение к мужу, и когда мы остались одни, она возопила:
- Ну дура! Форменная дура! Ты еще ноги ему случайно не моешь? Я всю жизнь только себя берегла. А твоему отцу правду никогда не говорила! Притворюсь, что больная и лежу. А как он на работу уходит, я делаю, что мне хочется. А ты, совсем полудурочная! Не протянешь ты долго! Сдохнешь. И нищая будешь всегда, как твой полудурочный отец. Будешь пахать, как лошадь и жить в нищете. А надо по-другому! Кто ж тебя такую дуру любить будет? Мужик твой? Да он сам только о себе и думает. Это ты будешь свою силу тратить на его, а он на тебя – шиш, слышишь, шиш. Поняла, дура. Волос у тебя шибко длинный, а ум короткий. Совести она у отца учиться. Да где эта совесть живет? Бог – это совесть? Нету ни Бога этого, ни совести. Они все сдохли, а я жить буду».
- Да живи ты, как хочешь. Только не смей вмешиваться в мою жизнь, иначе я тебя зашибу. Ты даже не представляешь, насколько ты мне противна, какое отвращение вызываешь во мне.
Так закончился мой разговор с матерью. Я намеренно убрала диалект и нецензурные слова, которыми она разговаривала. Это не читать, не слушать невозможно. Ее монолог длился минут тридцать, и я из него выбросила брань и ставила только саму суть.
Прошло много лет, прежде чем я поняла, почему мать вела себя так подло даже по отношению к отцу и детям. Она ненавидела жизнь. Постоянное притворство и мелкая ложь обокрали ее душу, эти качества опостылели ей самой, и весь мир для нее был пустым и ненавистным. Она не могла простить кому-то свое голодное детство, она ненавидела и боялась своего отца, она не верила никому. Мне хочется задать вопрос женщинам, что рожают много детей, не задумываясь об их будущем: зачем плодить несчастных зверюшек, вместо человеков, и умножать на земле горе и ненависть? Как бы мне хотелось остановить этот процесс.
Но вернусь вновь к сравнительному анализу характеров и поступков моих родителей.
Отец никогда не употреблял спиртное. Он не позволял никогда ни с кем из женщин заигрывания. Его натура требовала другого: ясности и чистоты в отношениях, словах и мыслях. Он открывал это во мне. Когда приходили гости к нам дом, на стол ставили спиртные напитки, гости выпивали, отец не пил, и мать тоже не пила. Но я то видела, как часто она уходила на кухню, якобы что-то там забыла. А сама, втихую, жадно выпивала стакан за стаканом. Странно, ведь отец не запрещал матери ничего. Он даже спрашивал ее о том, что может ей, хочется выпить вместе со всеми? Но она в его присутствии и гостей громко отказывалась. Почему она пила втихую? Это было похоже на месть. Изрядно подвыпив, она становилась кокетливой с мужчинами, но глаза отца останавливали ее. Тогда она старалась выйти с кем-нибудь из мужчин во двор, а там ее пощипывали, и она как-то гаденько хихикала, воровато смотрела на дверь, чтобы не вышел отец.
Мне становилось от этого противно на душе и обидно за отца. Вообще у матери всегда был какой-то вороватый бегающий взгляд. Этот взгляд и это хихиканье так врезались в память мою, что если я бывала в какой-нибудь компании, и видела это у кого-то из знакомых, к горлу подступала тошнота, а к человеку появлялось чувство брезгливости. Это чувство было постоянным спутником моей жизни. Конечно, пыталась скрыть его, перебороть в себе. Ведь это часто обнаруживала у тех, кого считала своими подругами. Чувства удавалось побороть, но, оставшись наедине с собой, испытывала приступы тошноты, меня рвало, и я плакала от бессилия. Я не могла и не могу полюбить это, сколько не старалась. Часто я вижу эти качества, что были присущи моей матери, в маленьких детях, и ничего не могу поделать с собой. Я отворачиваюсь от таких детей. Ненавижу эти качества в человеке!
Я это – никогда не полюблю! На этом я стояла и стою. Мне ненавистна ложь и суета.
Прошу, мой Бог, пусть зверя дух падет в лета!
И вот я хочу подвести черту. Много чего можно вспоминать о матери и отце, это вся их жизнь. Но самое главное я подметила. И сама сделала вывод: в моем отце не было никаких слабостей, он был свободен от всяких грехов, он был добр, честен, мудр. В нем не было изъянов. Каким-то волшебным образом его рождение произошло без участия семени зла, или как его называют евреи, без йцехоре он родился. Но почему тогда ушел, передав свою силу и жизнь мне? Я пока не имею ответа.
Мать – была рождена и выращена из семени зла. В ней не было ни одного положительного качества. Я специально однажды размышляла несколько дней, пытаясь найти в ней что-нибудь хорошее. Ну, ничего! Это удивительно! Ни одного положительного качества. Хозяйка плохая, работница – никакая, талантов нет, души нет, вместо разума – животные инстинкты и хитрость, очень примитивная. Полный минус. Вся ее жизненная философия заключалась в нескольких постулатах, основываясь на которых, она жила.
Эти постулаты, ее библия звучат так:
Душа человеческая – потемки.
Если лежит плохо – своруй.
Если хочешь жить – ври всем и не верь никому.
Никакой любви и дружбы не существует.
Бога нет, совести нет. Она не стоит и копейки.
Счастье – это деньги.
Мир – это курятник, в котором каждый старается взлететь как можно выше, столкнуть ближнего и обгадить нижнего.
Человек человеку – волк.
Все люди сволочи, и пусть они хоть все передохнут. Никому помогать не надо.
Жить надо только для себя, чтобы сладко есть и спать, чтобы не работать вообще.
Родина – это жулики придумали, чтобы лапошить таких дур, как я.
Правительство – чхать она хотела на правительство.
Книги – даром они не нужны, чтоб только мозги засорять.
Природа – а что в ней хорошего, чего ее любить, ее надо использовать.
Смысл жизни – а никакого смысла нет
Дети – это сволочи, которых родишь, мучаешься, а потом они тебе все равно кинут.
Муж – это враг, от которого надо все скрывать и извлекать для себя выгоду.
Любить надо себя и деньги. Тогда долго проживешь.
Страна – да стране той я могу заголить свою задницу.
Люди – это инструмент, чтобы забавляться и ругаться.
Вот и вся ее библия жизни. Она строго ей следует. И сегодня, спаивая самогоном весь город Брянск, она процветает. Ей стало после ухода отца мало своего провинциального городка, она продала дом моего отца, нашла себе мужа, которого держит как инструмент для выполнения своих замыслов, и уже завоевала город, численностью триста тысяч человек. И днем и ночью варится самогон рядом с ментовкой, и продается бутылками, рюмками, в любое время дня и ночи. Над теми, кого она опаивает, она имеет абсолютную власть. И когда я побывала у нее в последний раз, пыталась усовестить, она, нагло ухмыльнувшись, сказала: « Пришло мое времечко. Я теперь варю вар для грешников. К последней встрече с матерью я еще вернусь. Она владычествует на земле. Ее философия победила в России. Мы с отцом проиграли нашу битву за человечество. Это глава у меня самая печальная. Но более я не хочу говорить о зле.
Я хочу говорить об отце, его уроках и обо мне. Как получилась вот такая Мария, от соединения добра и зла. Можно предположить, что сам Бог в образе моего отца спустился на землю, и соединился с сатаной. И я родилась на лезвии бритвы зла и добра. Что же должно произойти и происходило с моей душой от такого соединения духа и антидуха.
Я хочу знать о своем рождении, хочу знать, от какого рода и племени появилась и какими силами формируется моя личность. Корабль, мой призрачный друг, появись!
Встань передо мной, как лист перед травой. Отнеси меня по нити рода, и покажи, сильнее, чья природа?
В воздухе появилась ладья. В нее ступила я. Мой стих опять звучит как песня, мои родные, скоро будем вместе. Полдня и день. И в день восьмой – положит время на весы. Тогда пробьют и нам часы. Умрет в рожденьи слово: стой. Мой древний, славный, добрый род – ты скоро будешь весь, со мной, о мой народ! Мы встанем в цепь, соединим все части, получим силу вечной власти. На берегах мечты, рожденных снов, от сути вечной до порога славы – не вознесем слепой отравы. Дадим всем первую любовь!
http://www.lilit12.ru - Личный сайт Марии Карпинской