Плата за дар
Черные облака сомнительно быстро затягивают ночное небо. Миг и за непроглядной чернотой скрывается небосвод. Совсем недавно жители деревни, смеющиеся пары большеглазых парней и девчат, любовались полнолунием, романтическим блеском невероятно ясных звезд. Темнота окутывает деревню настолько стремительно, что даже самые смелые задергивают занавески плотнее и припадают к святым образам.
За мгновение ока, стянутое облаками деревня, погружается в мертвую тишину. Словно на зло слабонервным ночь терзает пронзительное верещание кошки. Во тьме сверкают бешеные, мечущиеся в поиске глаза. Зло фыркая, угрожающе выгнув спину, по улице бежит, сливаясь с тьмой, грязный, взъерошенный комок шерсти. Стрелой животное перебегает улицу, одним махом преодолевает забор, откуда доносятся обиженные протяжные звуки.
Какое то время тишина дает покой мирным горожанам. Но это длится не долго. Раздается сиплое, частое дыхание. За забор цепляются грязные пальцы с нестриженными ногтями. Медленно, опасливо озираясь, поднимается женская голова. Длинные пряди закрывают черты лица, на плечах не одежда, а непонятного происхождения лохмотья. Сутулясь, женщина или девушка, во тьме не разобрать, крадется из укрытия. По прежнему глаза мечутся, словно опасаясь удара в спину, частое дыхание превращается в сдавленный хрип, если не рык. Не выдерживая внутреннего напряжения, незнакомка, закрыв руками уши, падает на колени, из груди вырывается накопившийся от злости крик.
- Я голодна! – голос полон ужаса и злости. Злости ко всему живому только за то, что кто-то смеет жить без страха…или просто жить. – Слышишь, я хочу есть!
Вопль исчезает в темноте. Какое-то время женщина сидит тихо, словно наивно ожидая ответ на крик души. От отчаяния она более не в силах сдержаться. Сквозь крепко сжатые зубы вырывается тихий стон, по грязным щекам катятся слезы.
- Не молчи, не делай вид, что глухой! – это уже не крик – ор сумасшедшей. – Дай мне еды!
«Успокойся, Жанетта, - в сознании бьющейся в истерике всплывает успокаивающий голос, - тебе незачем беспокоится. Я рядом и готов помочь тебе. Успокойся и не шуми, крестьяне спят, и не следует зря беспокоить их.»
- Еда! Где еда?!
«Я дам тебе есть, милая моя. Неужели я могу посметь оставить мою маленькую Жанетту голодать?»
- Ты же знаешь, как мне плохо без пищи, - в голосе жалость и мольба. – Скорее, я долго не вынесу…
«Хорошо, хорошо. Забудь о голоде и сосредоточься. Ты должна чувствовать их. Они рядом, где-то в этих домах…Чувствуешь их силу?!»
Жанетта послушно кивает. Глубоко вздохнув, садится вертикально, выравнивает спину. Веки медленно закрываются, нос сипло тянет воздух, словно взявшая след ищейка…Есть, вот они! Попались, голубчики!
Не обманул, и впрямь невероятно близко от этого места. А что там? О, донельзя приятная картина. Забыв о давящем голоде, женщина расплывается в ухмылке. Давно она Пьера подозревала, но что бы к нему Шарлота сама бегала… Хотя, чего их винить. Шарлота и Пьер считай с пеленок друзья и любят друг друга по настоящему. Происходящее в сарае не просто страсть. Нет, эту парочку не только ложе объединяет, отнюдь не только. Ровно, как и не останавливает платок замужней женщины. С другой стороны, что было делать родителям бедной девочки, когда та достигла товарного возраста? Уж точно не за свинопаса Пьера отдавать.
Что поделать, где найти справедливость? И Пьер и Шарлота прекрасно понимают, что идут на прелюбодеяние. Грех сознательный, совесть мучит, точит их души методично, словно червь медленно и мучительно точащий могучее дерево. А от этого выброс негативной энергии вдвое ярче и сильнее.
«Ты просила еды, - напомнил о себе голос. – Вперед, милая, не забудь перед едой руки помыть.»
Противно рассмеявшись, голос, уползает в недра души.
Вам без сомнения знакомо чувство, когда после продолжительного голодания вы, наконец, добираетесь, до долгожданной трапезы. И кроме насыщения чрева нет никого и ничего.
Жанетта на четвереньках бросается к сараю. Скорее, еще скорее! Вот она, долгожданная пища, чистейшая энергия греха, совсем рядом. Женщина застывает в блаженстве, широко расставив руки и закрыв глаза. Ощущения, словно стоишь под горным водопадом. С такой неукротимой силой на нее обрушивается долгожданная энергия. Каждый сустав, каждая частичка тела чувствует теплое прикосновение греховной эманации, самой желанной пищи, единственное, что дает жизнь, наполняет ее смыслом.
- Именем святой Инквизиции!
- Попалась, ведьма!
Водопад резко прерывается. От удивления Жанетта широко распахивает глаза, тотчас щурясь от ударившего потока света факелов. Вмиг женщина становится маленьким, сжавшимся в окружении многолюдной толпы существом. Люди идут и идут. Мелькают однообразные монашеские сутаны с низко опущенными капюшонами, сверкающие наконечники алебард и арбалетных болтов, в уши ударяет злобный гомон крестьян.
- Сталь убрать! – верещит из задних рядов низкий доминиканец. – Живьем еретичку брать!
Первое оцепенение проходит. Очнувшись, ведьма стремглав бросается от нацеленной в грудь стали. Поздно. В густом кустарнике ее ждет засада. Несколько воинов и крестьян с простыми рыбацкими сетями. Жанетта чувствует, как теряет контроль над телом, как цепкие руки прижимают члены к земле, кто-то наваливается сверху. Из груди обреченной вырывается отчаянный крик души.
- Пре-едатель! Ты знал! Ты о всем знал и молчал!
«Это я то предал? – голос звучит с картинной обидой. – О нет, милая! Предположим, знал. Предположим, молчал. Но посуди сама, как мог предать тот, кто никогда и не при каких обстоятельствах не был верен?»
- Ты же обещал?!
«Ой, где-то я это слышал? Случайно не в Эдемском саду? Хотя Ева была поболе твоего удивлена.»
С нечеловеческой силой ведьма рвется в стороны, один или два крестьянина разлетаются в стороны. Сети, в которых вязнут крупные рыбы, рвутся по швам. Женщина верещит, злобно и протяжно, словно пытаясь напугать напавших.
- Будь ты проклят! Я отрекаюсь от тебя! Слышишь, отрекаюсь!
В ответ лишь низкий гортанный смех.
«Глупое человеческое дитя. Ты так и не можешь понять. Никогда, за все годы, никогда не нужна мне была ваша верность. Слуги, дети, верные чада…Разве я Бог? Оставьте эти сентиментальности Ему. Не стану спорить, ты была верной рабой. Но даже у самой трудоспособной лошади выходит срок годности. Прости, но твой уже вышел.»
Жанетта продолжает что-то выкрикивать, но шум сбежавшейся с окраин толпы заглушает вопли. Некоторое время она отчаянно отбивается, продолжая цепляться за жизнь. Но с каждым движение силы покидают, в глазах рябит от коричневых доминиканских сутан. Над ней склоняется один из солдат, занося широкую дубину…
Мир, такой жестокий и несправедливый, предавший, обманывающий на протяжении жизни и пришедший лишь торжествовать в час кончины меркнет.