Собачья жизнь

 
Протяжно свистнула в ночи последняя электричка, и, поезд, набирая обороты, стуча на рельсовых стыках, проскочил мимо домика стрелочников.

Сооружение это дощатое, крашенное «веселенькой» зеленой краской, железнодорожники именуют «будкой», видимо из-за размеров: ну ни дать, ни взять – собачья конура. Собака там, кстати, тоже проживает: пожилая брехливая Сильва – шлюха из шлюх собачьего племени.

Два раза в год приходится скидываться на бутылку для дяди Саши – кочегара из депо, который хоть и плачет, но топит силькин выводок, оставляя одного четвероного пацанчика.
Сильва шлялась неизвестно где уже четвертые сутки, стало быть, не за горами день, когда опять ощенится.

Искать ее не было никакого смысла – сама явится, как нагуляется. Поэтому Катерина Ивановна, проводив электричку, и, крикнув пару раз в темноту собаку, больше для порядка, заперлась на засов. Плотно задернув ситцевые цветастые занавески, чтоб какой придурок не напугал, женщина устроилась на колченогом табурете у стола.

Неспешно заварила свежий чай, намазала кусок батона вареньем, и полистала новый детектив, который предусмотрительно захватила с собой в ночную смену.

На экране крошечного телевизора, пристроившегося на тумбочке, выгибались под дикую музыку всенародные новоиспеченные артисты. Зрелище не захватывало, но телевизор не выключила, чтоб не чувствовать себя оторванной от мира.

 Дома бы в это время с детективчиком на диване перед телевизором не дали б вытянуться детки, которыми бог Катерину Ивановну не обидел. Мало того, что две своих девки еще сопли соплями, так умудрились сделать ее бабкой в неполный сороковник. Теперь в голову все больше мысли домашние лезли. Как там Ванька малОй? Накормлен ли? В сухих ли ползунках? И старшенькая Танька приболела, растемпературилась как раз тогда, когда ей, Кате, на работу собираться.

Так с мыслями о внуках, она незаметно задремала, опустив голову на руки. Разбудил ее резкий голос дежурной, взорвавший тишину:

- Семенова?! Дрыхнешь что ли?! – прогремело по громкой связи.

- Ау, дежурненькая, слушаю! – тут же откликнулась Катерина Ивановна. Слово это противное – «дежурненькая» - она терпеть не могла, да как-то привыкла и сама нет-нет, да и вворачивала его в разговоре.

- Кончай ночевать,- весело проорала дежурная.- Третью стрелку надо почистить – состав ждем туда к утру.

«Будь ты трижды неладна!» подумала про себя Катерина Ивановна, и нехотя начала собираться.

Третья стрелка – это ж даль несусветная! Не на главном пути, а на ветке, выползающей из леса. И шлепать до этой стрелки верных полчаса. Вот тебе и детективчик, вот тебе и ночка спокойная. Да еще мороз трещит так, что уши отвалятся, если оголить.

Собралась налегке: лопата, скребок и метелка у третьей стрелки были припрятаны в кустах, чтоб за собой их всякий раз не носить. Сунула ноги в шерстяных носках в большие утоптанные валенки, на плечи полушубок овчинный, дверь заперла на большой висячий замок и отправилась по шпалам.

Занятие не из приятных: если ступать на каждую, то семенишь, как жучка, если перешагивать через одну, то выдыхаешься на третьем десятке. Вот и приходится скакать то на шпалу, то мимо. Темнота – глаз выколи! От мороза небо звездами расшито, да свету от них, как от свечного огарка. Ну, правда, красиво.

Не заметила, как осталась позади станция, как лес обступил ее со всех сторон. Страха не было. Место хоть и пустое, но в стороне: кому надо тут шастать по ночам? Да и не так уж далеко от платформы. Ни разу не слышала, чтобы кого обидели хулиганы тут. Скорее на огонек в будку придут какие оглоеды, да будут стучать по пьянке, пока милицию на них не позовешь.

…Стрелка внезапно показалась в темноте, так, что Катерина едва не грохнулась, зацепившись валенком за кусок толстой проволоки. Скребок, лопата и веник тоже быстро нашлись. И работа закипела. Минут через десять жарко стало так, что она расстегнула полушубок и еще более сноровисто замахала поочередно лопатой и метлой.

 А уж когда разгребла стрелку от большого снега, взялась откалывать лед вокруг. Пот застилал глаза, и Катерина разогнулась, чтобы стереть его. В ту же минуту она увидела на рельсах вдалеке светящиеся огоньки. Они цепочкой тянулись вдоль железнодорожного полотна.

«Волки!» - мелькнуло в голове у стрелочницы, и в ту же секунду она сорвалась с места, и побежала, что есть мочи к станции.

В голове кровь билась горячим ключом, дыхание перехватило от мороза и от бега, а ноги налились тяжестью чугунной.

«Ну вот,- неслись в голове мысли, - и пожила!» А всего-то и пожила с ноготок – четыре неполных десятка. Только-только из курицы ощипанной превращаться в бабу стала. Мужики, вон, заглядываются побольше, чем в молодости. Свой мужик, сбежавший лет 15 назад, тоже объявился и облизывался, поглядывая на статную Катину фигурку. Да только хрен ему с прованским маслом. И без него было с кем время провести.

Только-только любовь нагрянула, как обухом по голове. Девки-поганки, конечно, жизнь изрядно отравляли, зато красавец Ираклий баловал Катю подарками, и даже замуж звал. Но какой там замуж! Вертихвостки ее друг за другом наградили внучкой и внуком, и теперь норовили чуть-что на Катю отпрысков спихнуть. Маленьких, конечно, жалко. Как они без бабки! Мамки молодые, им еще на дискотеки бегать хочется, а бабка, хоть и молодая, но бабушкины обязанности с радостью выполняла.

«Как теперь они?»,- с ужасом думала Катя. Она бежала, не оборачиваясь, чувствовала, что стая вот она, на пятки наступает. И тут за поворотом мелькнули первые станционные огни.

«Господи, помоги добежать!- взмолилась Катя. – Я тогда что хочешь для тебя сделаю! Что я сделаю?! Ну курить брошу – точно! Если б не курила, сейчас бы бежала, а не тащилась! Потом Ираклия брошу. Ну его к черту, детей не любит. За девок, Господи, тебя молить буду каждую субботу! Что еще-то, Господи?!».

 Катя была готова пообещать все что угодно. И станция была уже так близка. Но в это время она споткнулась и рухнула между рельсов.

Закрыв голову руками, Катерина приготовилась к самому страшному. Через минуту она почувствовала, что ее обнюхивают. В висок ей ткнулся холодный нос. Катерина зажмурилась. И в тот же момент услышала радостное поскуливание.

- Сильва!- выдохнула Катя и подняла голову. Блудная псина скребла лапой мерзлую шпалу и вертела радостно хвостом. Неподалеку маялась, изнывая от любви, «волчья стая» - десяток разнокалиберных псов.

Слезы покатились из глаз Катерины Ивановны. Она издала утробный вой, попыталась из положения лежа треснуть четвероногую щляндру по морде. Собака приняла ее выпад за игру, и, припадая на передние лапы, запрыгала вокруг.

- Сука!!! – крикнула ей в морду Катерина. Встала на четвереньки, с трудом поднялась на трясущихся ногах, и побрела к станции.

«Ну и сука! – думала Катя про Сильву уже без злости.- Это ведь как надо напугать, что вся жизнь в башке пронеслась за пять минут! И как пронеслась…Это что ж я наобещала-то от страха тебе, Господи?!».

Сильву на ночлег в домик стрелочников Катя все же пустила. А «волчья стая» караулила подружку на морозе.

Катя смотрела на собак сквозь замерзшее оконное стекло, радовала душу свежим крепким чаем и думала о том, как все у них, у собак, просто. Ощенится вот шляндра, дядя Саша от выводка ее только одного сосунка оставит, остальных в ведерко. И никаких проблем!

 А тут Танька с Ванькой, памперсов на них не напастись, и две кобылы, которым еще самим бы в куклы играть. И Ираклий, который детей не любит. И третья стрелка в занесенном снегом лесу. Ну, жизнь собачья!