Сцена 61
Полдень. Палата Ирмы в больнице. Ирма лежит на кровати. Входит Клара.
Ирма (увидев ее, приподнимается): Посмотрите-ка, кто пожаловал! Кого следующим можно ждать? Может, Ану? Или Марту? Или еще кого из вашей семейки? Понятно, пришла исполнить долг милосердия… у тебя вид монашки.
Клара: Ирма… я пришла просто поговорить. Но если ты хочешь, уйду. Я долго думала – идти, не идти… но не выдержала. Будь что будет.
Ирма (заинтересованная): Вот как? Ну-ну, говори, что случилось…
Клара (садится на стул): Знаешь, я бы могла войти в любую палату… я сейчас в таком состоянии, что мне просто нужно с кем-то поговорить… но не с тем, у кого все в порядке, а с тем, кто был на грани… кто мог бы сделать то, что сделала ты.
Ирма: Принять таблетки? Да знала я, что откачают… я знала.
Клара: А если серьезно… если…
Ирма: Чтобы убить себя… наверняка?
Клара: Ну да…
Ирма: Вот уж не знаю…
Клара: А мне бы смелости не хватило… да, даже так – несерьезно, как ты говоришь. Я бы и так не смогла.
Ирма: Да ну! Не преувеличивай… это не так уж и трудно. Но я сначала спиртным накачалась…
Клара: Я и об этом думала – может, напиться… что чувствуют люди, когда это делают? Даже попробовала – глоточек… но мне не понравилось. Просто сам вкус. Даже лекарство не такое противное.
Ирма (смеется): Вот уж не думала, что ты меня развеселишь, такая с виду благовоспитанная чистюля… (посерьезнев) Но ты же не собираешься сделать какую-нибудь глупость?
Клара: Ирма… скажи мне… (спохватившись) Нет, если не хочешь, не говори.
Ирма: Ты лучше спрашивай-спрашивай… а то я сейчас добрая.
Клара: Ты не боялась… страх смерти… ты не испытывала?
Ирма (задумчиво): Даже не знаю… понимаешь, я как будто сама перед собой сцену разыгрываю… даже думаю, что во мне умерла актриса. «На миру смерть красна» - есть же пословица. Мне всегда хочется всех поразить, удивить… чтобы все меня обсуждали… пусть даже плохо, пусть говорят, что я сумасшедшая или вздорная или еще что-нибудь… Но я не могу быть одна. Вот тогда я и чувствую, что умираю. Больше всего я боюсь именно этого – того, что до меня не будет никому дела. Мне лучше ругаться с кем-нибудь вроде Антониу, но только не быть одной.
Клара: Я до вчерашнего дня даже не знала, что значит – бояться… Понимаешь, я будто… я собрала вещи, из дома ушла… пока собирала, смотрела на свою комнату, на кровать, на стол, за которым я делала уроки, на пианино… смотрела и думала: все это потеряло смысл… стало совсем нереальным, я просто не верю, что я здесь жила, что я все это делала… Ушла вся моя прежняя жизнь. Наверное, так бывает с теми, кто память теряет, они забывают все, что было «до». А я помню… голова помнит, а чувства – их нет. Их нет не только к вещам и к дому… а к людям… и к ним. Все умерло, все исчезло, рассеялось как дым… а главное – я куда-то исчезла… Та Клара, которую знали все. Во мне будто другой человек, он родился и дает знать о себе… он полностью вытеснил прежнее «я».
Ирма: Во как! Но знаешь, такое бывает, когда ты влюбляешься… у меня было однажды, но я была моложе, чем ты… Будто заново родилась, все, как ты говоришь. Но потом… потом все возвращается. Эйфория пройдет, и все устаканится. Ты не бойся.
Клара (доверчиво): Правда? Пройдет? Ты так думаешь?
Ирма (грустно): Но, конечно, все уже будет не так… это вернется, но как-то иначе. Ты изменилась, и в этом все дело.
Клара: Обратно ребенком не станешь… как жаль.
Ирма: А мне не жаль, не очень-то нравилось мне мое детство.
Клара: Ирма, спасибо… ты очень мне помогла.
Ирма (удивленно, польщенная): Ну, надо же… меня благодарят… такого я не припомню.
Клара: Не буду тебе больше надоедать… до свидания. Поправляйся.
Ирма (кивает ей): Нос не вешай, все будет нормально.
Клара идет к двери.
Ирма (смущенно): Клара! (Клара оборачивается) Еще приходи…
Клара кивает и выходит.
Сцена 62
Больничный коридор. Феликс стоит около палаты Ирмы. Видит Клару.
Феликс: Как вам это удалось?
Клара: Что именно?
Феликс: Разговорить ее? Это чудо.
Клара: Да нет, я об этом не думала…
Феликс: То-то и оно… (указывая на диван) Присядем. (Клара и Феликс садятся на диван) Вы – Клара, я прав? Дочь Аны, племянница Марты…
Клара: Да, так. Ну а вы…
Феликс: Вы не помните? Я психиатр и психоаналитик, Феликс Грубер, друг Антониу, мы виделись в ресторане в день его приезда сюда.
Клара: Ах, да… да, вы правы.
Феликс: Я подслушал… да, знаю, все знаю, можете не комментировать мой поступок, но это во благо – Ирме, я хочу сказать… и, может быть, вам.
Клара: Вы, наверное, сейчас скажете, что мне нужна консультация…
Феликс: Да нет… все не так примитивно. Поверьте, клиентов у меня хватает. Я слышал то, что вы сказали: «Обратно ребенком не станешь…» Действительно, нет… Это потеря для человека, уход его детского «я», детских ценностей и предпочтений… только Ирма права, что уходят они на время, но не навсегда. Вы еще к ним вернетесь. Скажите-ка мне, вы учитесь? На каком факультете?
Клара: На юридическом.
Феликс: Как ваши успехи?
Клара: На третий курс перешла… все неплохо, оценки, я хочу сказать… но не очень мне это все интересно. Учусь я формально, думаю: это престижно и нужно сейчас, хорошая работа и зарплата… ну, вы понимаете. Только я это не люблю. А того, что люблю, не нашла. Не смогла сделать выбор.
Феликс: Понятно-понятно…
Клара: Вы так на меня смотрите, как будто знаете ответы на все мои вопросы…
Феликс: Клара, я не волшебник, я только учусь… шучу, конечно. Но вы о том, чем я занимаюсь, не думали?
Клара (нахмурившись): Нет… почему-то…
Феликс: А вы подумайте. Вот моя визитная карточка – тут все написано. Если решитесь, то я вас жду. И не как пациентку.
Клара (смотрит на него широко раскрытыми глазами): Психология… вы считаете, это мое?
Феликс: Попробовать можно. Получится ли – я не знаю. Попытка не пытка. Не стоит все драматизировать – бросать учебу, в корне менять свою жизнь… нет-нет-нет, вы спокойно учитесь, доучивайтесь. Второе образование – разве плохо? Я скажу вам, с каких начать книг, и если у вас «пойдет», если потянет, вы будете впитывать все как губка, процесс будет быстрым… И вы будете пробовать…
Клара (едва заметно улыбнувшись, ее глаза засверкали): Пробовать…
Феликс: Лечить душевные раны. А это – особый дар. Здесь надо звучать чисто-чисто… как скрипка Страдивари… душевно больные чувствуют фальшь. Нужна огромная работа над собой, чтобы достичь этой чистоты, этого уникального звучания. А иногда оно – от природы дано… только не развито и не отшлифовано. Потому что сам человек в себе это не видит, не ценит… Подумайте, Клара.
Сцена 63
Квартира Аны. Она на кухне. Раздается звонок в дверь, она открывает, на пороге – Антониу.
Ана: Входи. Клары нет, не волнуйся, никого нет, мы одни.
Антониу: Ты мне звонила.
Ана: Я все объясню… хотя вообще-то объяснять должен ты… разве нет?
Антониу: Да… да, конечно. Можно войти?
Ана (сухо): Да… проходи.
Антониу входит, Ана закрывает за ним дверь.
Антониу: Вчера я был не в себе… я знаю, ты волновалась, почему я не отвечал на твои звонки, не хотел разговаривать…
Ана: И тогда Клара поехала к тебе. Что же случилось? Почему после этого она вдруг решила собрать свои вещи и уйти из дома… вот так, на ночь глядя.
Антониу (вздрагивая): Она ушла? Но куда?
Ана: На счет этого не беспокойся. У нее есть квартира. Может, тебе дать и адрес?
Антониу: Ана, я соберусь с мыслями и объясню… я знаю, я должен.
Ана (жестко, но внешне спокойно): Антониу… скажи-ка мне, сколько тебе лет? Ну, сколько… ведь сорок уже… или больше… да, кажется, сорок два. Мне казалось, что с возрастом люди меняются… но, похоже, что ты стал не зрелым мужчиной, знающим, что ему нужно от жизни, а мальчиком… не подростком, не юношей, просто ребенком. Таким я тебя не ожидала увидеть спустя столько лет… Знаешь, что я тебе скажу? Если ты не знаешь, что тебе нужно, то я знаю. Я любила того Антониу, которого помню… того, а не этого… этот мне непонятен и чужд.
Антониу: Мне сейчас лучше уйти… мы потом с тобой поговорим.
Ана: Да о чем нам с тобой говорить? Я все эти годы мечтала о том, что тогда не сбылось, писала тебе такие откровенные письма, теперь-то ты их никогда не прочтешь, я их уничтожила… Подумать только, у меня даже чувство вины было – я же сама оттолкнула тебя… Я хотела все заново пережить, только острее, полнее, и мне показалось, что это возможно… (вздыхая) ну что ж, это были мгновения… были – и ладно. Такими они для меня и останутся. Ты не способен понять меня, оценить, чего мне стоило признать свою ошибку, сказать тебе те слова, которые ты услышал… ведь для меня это было совсем не легко.
Антониу (внимательно на нее смотрит): Ана, я слушаю, слушаю, вот смотрю на тебя и… мне кажется, ты будешь счастлива. Обязательно будешь. Ты обижена, злишься, но это пройдет… Ведь ты по-настоящему злиться и обижаться не можешь.
Ана (растерянно): Как это? Что ты имеешь в виду?
Антониу: Ты очень красивая, да, ты стала еще интереснее, чем была, тебе даже седина идет… теперь ты лучше знаешь себя, понимаешь… Так часто бывает, мы с возрастом прозреваем… вот и я тоже… мне кажется, что я прозрел. И ты права, я ребенок… какая-то часть меня так и не выросла, может быть, главная часть.
Ана: Ты так странно на меня смотришь…
Антониу: Как?
Ана: С жалостью… почему, Антониу?
Антониу: Нет, мне жаль не тебя, а всех этих лет слепоты… и моей, и твоей.
Ана (задетая): Не знаю, что ты имеешь в виду, но учти, это я бросаю тебя… это я говорю тебе: все, конец… это я, а не ты…
Антониу: Да, конечно… пускай будет так. Я все понял. Прости меня, Ана.
Антониу поворачивается и идет к входной двери. На пороге еще раз оглядывается, Ана вздрагивает. Они смотрят друг на друга – Антониу с печальной улыбкой, Ана, сдерживая слезы. Антониу уходит. Ана закрывает лицо руками.
Ана (одна): Господи, что это было… и все?
Сцена 64
Клара и Селестина в квартире Клары. Они сидят на диване в гостиной.
Селестина: Скажи мне, что все это несерьезно… ведь ты же вернешься?
Клара: Я не могу сейчас говорить. Бабушка, я не просила тебя приходить… извини, но я не хочу разговаривать ни с тобой, ни с мамой, ни с Мартой… да, даже с ней. Вы меня не поймете.
Селестина: А кто поймет? Он?
Клара: Возможно, никто.
Селестина (внимательно смотрит на нее): Ты вся как будто светишься… такой я тебя не видела. Что же он наговорил тебе?
Клара: Бабушка, я наизусть знаю все, что ты скажешь, все, что могут сказать мне мама и Марта.
Селестина: Знаешь… и что же?
Клара: Ты никогда не думала, что можно быть очень счастливой просто из-за того, что ты чувствуешь… Жить только этим, и все. Безо всяких мыслей о том, взаимно ли это, нужно ли… пусть не взаимно, не нужно… и пусть.
Селестина: О, Господи, Клара… но неужели настолько серьезно?
Клара: Мне кажется, что я всю свою жизнь проспала и только сейчас и проснулась. Только этот день, эта минута имеют значение.
Селестина: Ну, прямо как Спящая красавица… (тяжело вздыхая) Нет, я не понимаю. Можно надеяться на взаимность, на то, что когда-нибудь тебе это вернется сторицей… но иначе… вот так – просто так быть счастливой… нет, нет… я не смогла бы.
Клара: Я не должна так чувствовать, ведь мне нечему радоваться… а я рада и счастлива. Ты скажешь, что я разрушаю семью, для тебя это – самое главное… а я до вчерашнего дня и не подозревала, что самое главное для меня. Кто для меня всех важнее.
Селестина (сквозь слезы): И это не мать, и не я, и не Марта? И даже память о дедушке – даже это ничто?
Клара: Я не знаю… что я могу сказать, если все вдруг перевернулось с ног на голову? Нет меня прежней, нет девочки, которую вы все знали, любили, к которой привыкли… нет ее, нет!
Селестина: Как это – нет?
Клара: А вот так! Все потеряло значение, все! И я не знаю, что с этим делать. Как мне вести себя с вами, как разговаривать, что говорить… говорила же я, тебе лучше уйти. (закрывает лицо руками)
Селестина (стараясь сохранить спокойствие): Клара, послушай, я знаю… мне кажется, я понимаю… я тоже когда-то так чувствовала – познакомилась с Миру, и он заслонил для меня целый мир, стал всем, всем абсолютно… Но счастлива я не была, я страдала… И Марта страдала… это наш крест. Она в меня и, я боюсь, ты тоже… хотя… это странно, но, тем не менее… Девочка, дорогая, пойми, женщины только изводят себя. Такие, как мы. Мужчины не ценят этого. Можно жить ради них, а им наплевать… Твоя мама намного умнее нас всех. Она себя не изводила, жила в свое удовольствие, и знаешь что? Любили ее куда больше, чем нас с Мартой. Если бы я стала опять молодой, я вела бы себя, как она… это намного мудрее.
Клара (качая головой, твердо): Невозможно… ты не смогла бы стать мамой, а мама – тобой. Не бывает такого. Даже если ты очень захочешь и попытаешься сыграть ее роль, тебя надолго не хватит.
Селестина: Что ты нашла в нем?
Клара: Себя. Только с ним рядом я чувствую, что я есть, что я существую, что во всем, что я делаю и говорю, есть смысл, есть значение… Это и есть и счастье мое и несчастье, моя дорога, мой крест, моя жизнь… И у меня этого никто не отнимет. Можешь смеяться, не верить, но только… я чувствую – так суждено было…
Селестина: Как это возможно, если он в тебя не влюблен?
Клара: Он – часть меня… я даже не думаю о любви, эти слова не нужны мне… как ты не думаешь, любит тебя твоя рука или нога, или любишь ли ты их… Вот так я чувствую, что мы связаны – внутренне. И эта связь крепче других для меня… без нее я - ничто. Тогда я и жить не хочу.
Селестина: Вы познакомились-то совсем недавно… и ты это чувствуешь?
Клара: Да.
Селестина (поднимаясь с дивана): Наверно, мне лучше уйти… я сейчас не могу говорить…
Клара: И я тоже.
Селестина: У меня чувство, как будто я только сейчас с тобой познакомилась, смотрю на тебя – сидит взрослая девушка… я не знаю ее… а где Клара, где моя внучка?
Клара (сквозь слезы): Я же тебе говорила… не приходи. Будет хуже. И мне, и тебе.
Селестина (растерянно): Видишь ли… я теперь не представляю, как может быть лучше… такое возможно?
Клара (с трудом выговаривая слова): Пожалуйста, бабушка… больше не слова… сейчас… уходи.
Селестина (взяв себя в руки, решительно): Но я это так не оставлю.
Сцена 65
Сцена студенческого театра. Марселу в костюме Короля Лира репетирует. Рядом с ним – другие актеры. Режиссер сидит в зрительном зале.
Марселу (декламирует): «Ни слова, Кент! Не суйся меж драконом
И яростью его. – Я больше всех
Любил ее и думал дней остаток
Провесть у ней. – Ступай! Прочь с глаз моих!
Клянусь покоем будущим в могиле,
Я разрываю связь с ней навсегда…»
Режиссер (хлопает в ладоши): Стоп! Стоп! Стоп! Марселу, я понимаю, тебе немного смешно это произносить… говорил же я, роль не твоя, но ты меня не послушал, теперь пеняй на себя. Это серьезнейший текст, а ты смеешься внутри себя, это же видно…
Марселу: Да как это может быть видно? Я буду в гриме, глаз все равно никто не разглядит… другое дело – на телевидении, там все нюансы видны…
Режиссер: Интонация! Она у тебя не лировская, а шутовская… ты говоришь как бы серьезно, а подтекст такой – ты издеваешься, пародируешь Лира, а не играешь его.
Марселу: Боюсь, что вы правы… Наверное, надо мне было играть Шута, это моя роль. Как и в «Ромео и Джульетте» - роль Меркуцио. Это мой типаж – сатирический, злоязычный… Но в том-то и дело, что хочется пробовать что-то другое. Не хочу застрять в одном амплуа. А то мне начнут потом предлагать роли одного типа, я же умру от тоски…
Режиссер: Ну, как знаешь. Тогда постарайся настроить себя на серьезный лад, тебе это трудно, я знаю, так же, как другим, актерам романтического амплуа, сложно настроиться на Меркуцио или Шута, а для тебя это – не проблема, ты ведь и в жизни такой.
Марселу: Поэтому я и хочу поставить перед собой более сложную задачу – не быть самим собой на сцене, а научиться ломать себя, преодолевать…
Режиссер: Но тут важно тоже не перебарщивать… ведь твои интонации, твои краски имеют свою ценность. Может, как ты, мало кто сыграл бы Шута, а ты эту роль отдаешь, хочешь Лира… Сейчас уже поздно что-либо менять, завтра премьера, так что ты соберись. И настройся. Я знаю, ты это умеешь.
Марселу (вздыхая): Я постараюсь.
Режиссер: Пока перерыв. Отдохните.
Режиссер выходит из зала. Входит Бруну.
Марселу (бежит к нему): Папа! Вот это сюрприз!
Бруну (обнимая его): Нам надо поговорить, сынок. Деликатное дело… давай посидим на заднем ряду.
Актеры уходят со сцены. Бруну и Марселу садятся на задние места зрительного ряда.
Марселу: У тебя такой торжественный вид… что случилось?
Бруну: Я знаю, ты пригласил Марту, Ану и Клару… но, видишь ли, там проблемы… Изабел мне сказала, чтобы я предупредил тебя. Они могут и не прийти. Тяжело им сейчас видеть друг друга. Клара из дома ушла… ты знаешь?
Марселу (удивленно): Ушла? Нет, не знал… в чем там дело?
Бруну: Изабел и сама толком не знает… похоже, что Клара… ну, и Антониу, ухажер Аны… в общем, они… Даже не знаю, есть между ними что-нибудь или нет, может, и нет, даже скорее всего… Но есть чувства… то ли у них обоих, то ли лишь у нее… я не уверен. Ана и сама точно не может сказать. Она порвала с Антониу… или он с ней, не знаю… Изабел говорит, что сейчас Ана никого видеть не хочет. И Клара - тоже.
Марселу (вздыхая): Понятно… (декламирует)
«Ты лучше не являлась бы на свет,
Чем раздражать меня!»
Бруну (неодобрительно): Все шутишь… а дело серьезное. Пусть даже ничего нет у Клары с Антониу, все равно это плохо… когда такое в семье.
Марселу: Конечно, плохо… Я ее навещу.
Бруну: Кого – Марту?
Марселу: Возможно…
Бруну: У тебя такой вид, как будто ты знаешь что-то…
Марселу: Да нет, папа, нет… Вы с Диегу-то помирились? Давай я ему позвоню?
Бруну (радостно): Позвони, сынок! Я не решаюсь… хоть он и зануда, но я же его люблю, не нужна мне эта ссора. И позови на премьеру, он любит театр.
Марселу: Отец, ты смеешься?
Бруну: Нет, правда… он в детстве даже актером хотел стать, да, правда, потом передумал.
Марселу (достает мобильный, звонит Диегу): Дядя? Привет, это я, Марселу… Родители по тебе так соскучились, может, ты навестишь нас? Да, кстати, у меня завтра премьера – «Король Лир», серьезная пьеса, как раз в твоем вкусе. На какую-нибудь безделицу я бы тебя не позвал, ты же у нас человек солидный…
Бруну тихонько посмеивается.
Марселу (Бруну): Ну, все дело в шляпе. Он завтра придет.
Сцена 66
Вечер этого дня. Марта и Феликс обедают в ресторане.
Феликс: Тебя удивило, что я позвонил?
Марта: Если честно, то да. Хотя… если задуматься…
Феликс: Что же тогда?
Марта: Для тебя это… ну вроде как вызов… желание одержать победу в любой ситуации, даже самой что ни на есть незначительной…
Феликс (откровенно): Во мне это есть… наверное, эту черту можно назвать тщеславием… она не из самых приятных. Не скажу, что мне нравится быть таким. Но я такой.
Марта: Значит, не только это… что же еще?
Феликс: Мне хочется перемен… но каких? Я не знаю. Я очень устал от себя, варюсь в своем соку, делаю умозаключения… и чувствую, что тону в себе как в болоте. Устаешь закрываться от окружающих, надоедает эта профессиональная мягкость и обтекаемость…
Марта: Тебе не хватает эмоций?
Феликс: Да. Настоящих.
Марта: А мне – новизны. Я сейчас от эмоций устала… настолько испереживалась за Клару, за маму, за Ану, Антониу… Мне хочется как-то отвлечься… не столько чувствовать, сколько думать, анализировать… и так, чтобы это было что-то для меня новое…
Феликс: А новое – это я?
Марта: Почему бы и нет?
Феликс: Ну что ж, женщина, которая не собирается влюбляться в меня, это – что-то новое… любопытно.
Марта: А в тебя все влюбляются?
Феликс: Нет, дело не в этом… я не сердцеед, как Антониу, но обычно женщины руководствуются именно чувствами. Тем более женщина твоего темперамента.
Марта (вздыхая): Антониу – это взрослый мальчишка… а ты – действительно взрослый. Но ты прав – про меня говорили «настоящий огонь»… но я погасла… давно уже. Или, может быть, мне надоело искать только острые ощущения, адреналин… я устала. Мне нужно не ощущение молодости, не та энергия, которой я до сих пор питалась… Я переросла это. Или просто пресытилась. И тут появляешься ты… и мне просто становится интересно.
Феликс: Ну что ж, что бы там ни было, Марта, я рад, что ты есть.
Марта (смотрит на него заинтересованно): Так просто… хорошо звучит то, что просто высказано… откровенность… тебе очень идет.
Феликс (лукаво улыбаясь): Ну вот, я опять себе нравлюсь.
Сцена 67
Квартира Клары. Клара лежит на диване в гостиной, она дремлет. Входит Антониу. Он приближается к дивану, опускается на колени и смотрит на нее. Клара открывает глаза и вздрагивает.
Клара: Антониу… а как же дверь?
Антониу: Была не заперта. Знаешь, я удивился.
Клара: Это бабушка не закрыла… вылетела отсюда… а я… я просто забыла. Легла и уснула.
Антониу: Плакала?
Клара: Нет… почему ты спросил?
Антониу: Показалось… Я целый день пробродил по городу… собирался с духом… мне надо было принять решение. Я и так достаточно натворил. Клара… мне надо уехать, вернуться в Сан-Паулу… насовсем. Пока не случилось худшего, и вы с матерью не успели поссориться… ведь вы не успели?
Клара: Нет…
Антониу: Слава богу…
Клара (не глядя на него): Ну что ж… уезжай. Антониу, делай как знаешь.
Антониу (удивленно смотрит на нее): Ты так легко это говоришь… я думал…
Клара: Для меня ничего не изменится.
Антониу: Как это?
Клара: Тебе будет лучше, если уедешь?
Антониу: А разве не всем будет лучше? Я не успею сломать ни жизнь Аны, ни твою жизнь… с ней мы расстались, все кончено, с Ирмой тоже… она, говорят, пошла на поправку… а ты… все даже начаться еще не успело, а уже так запуталось… Но почему так должно быть? Почему ты – ее дочь? Если бы это было не так, насколько все было бы проще… яснее… я не бежал бы сейчас…
Клара (нахмурившись): А ты бежишь?
Антониу: Да… бегу.
Клара: Знаешь, я видела сон, нехороший… он хорошо начинался, но потом все вдруг оборвалось… Может, это уже и случается…
Антониу (дотрагивается до ее щеки): То, что я уезжаю… для тебя это так?
Клара (глядя в одну точку): Да… как подумаю, что это – все, становится нечем дышать… Но ты не исчезнешь, просто будешь жить в другом городе, будешь мне сниться… наверное… мне будет чем жить.
Антониу (изумленно): Ты так сможешь?
Клара: Если ты сможешь, и я смогу…
Антониу и Клара смотрят друг на друга, он обнимает ее, прижимает к себе и целует.
Антониу: Но я не хочу.
Клара: Не говори ничего…
Антониу: Это сон? Он тебя испугал?
Клара: Испугал… все, что сейчас происходит… я знаю, что мы должны заплатить, что это неправильно… но я не хочу, чтобы ты платил, только не ты. Лучше я.
Антониу: Я виноват больше. Я вдвое старше…
Клара: Не надо…
Антониу (взволнованно): Мне кажется, что я вдруг очутился в другом измерении… в новом мире, и в нем – только ты и я… и никого больше нет. Я только вступил в него, только увидел… и я не готов повернуть назад и отказаться… такое бывает раз в жизни. И это – дар.
Клара: Раньше я думала, что любовь – это симпатия или влечение… нет, это то, что ты говоришь – другой мир… его больше никто не видит, но ты в нем живешь… и уже не можешь иначе. Я не хочу возвращаться назад. Нет ни прошлого, нет ни будущего… все исчезло. Есть только – сегодня, сейчас. Как будто время вдруг остановилось. И я очутилась на острове, где нет ни времени, ни других людей, ни чужих мнений… а есть только ты… и я – совершенно другая, как будто я заново родилась и все вижу впервые.
Антониу: Все так запуталось… жить-то нам среди других людей, чужих мнений, всеобщего осуждения… дело даже не в этом…
Клара: Я все это знаю. Даже больше того, что ты говоришь. Антониу, если хочешь, иди.
Антониу: Не хочу. Но я думаю, что я должен…
Клара (сдержанно): Иди, если должен.
Антониу встает и медленно выходит из комнаты, ни разу не оглянувшись. Клара закрывает лицо руками.
Сцена 68
Утро следующего дня. Ана и Изабел в квартире Аны на кухне.
Изабел: Ана, я удивилась, когда ты позвонила… Ты выглядишь неплохо – наверно, выспалась… я-то думала, ты вся на нервах, глаз не сомкнешь… Я даже не представляю, чтобы со мной случилось такое – моя дочь влюбилась бы в того, с кем я встречаюсь… я бы не знала, что делать.
Ана: Подожди, Изабел… Я долго думала, а когда все поняла, то успокоилась и уснула.
Изабел: И что же ты поняла?
Ана: Их просто надо пожалеть, они же несчастные люди… в себе неуверенные… Антониу всегда боялся меня потерять, даже когда я признавалась ему в любви, он сомневался… откуда эта его ревность, упреки? Он слишком сильно любил меня и не надеялся удержать. Он понял, что просто не вынесет этого состояния неуверенности… А Клара… тут он достигает сразу двух целей – во-первых, она напоминает ему меня в молодости… мы похожи. Конечно, я была ярче и пользовалась куда большим успехом… но у нас один тип внешности. И характер у нее более мягкий, чем у моей сестры Марты, например. Этим она тоже в меня.
Изабел: Ты сказала, что он достигает двух целей? Какая вторая? Пока я поняла только то, что она – это молодая версия тебя самой.
Ана: А вторая – в этом он и самому себе не признается… он хочет меня уязвить… задеть. Это месть, понимаешь? Но я не поддамся. Я буду выше этого. Мелочность не в моем характере, ты же меня знаешь.
Изабел: Знаешь, что меня удивляет? Ты говоришь об Антониу и об Антониу… а как же Клара? Меня как мать волновала бы дочь куда больше любого мужчины, вообще всех мужчин на планете. Для меня главное – мой ребенок.
Ана: И для меня тоже, конечно… но с ней все просто, с бедняжкой. Я тебе все объясню.
Изабел (скептически): Интересно было бы послушать.
Ана: Она много слышала об этом романе, воображение у нее богатое… вот она и напридумывала себе бог знает что, ей стало жалко Антониу, он ведь страдал все эти годы… она захотела его утешить. С детства такая – если ей жалко кого-то, она горой за него стоит. Это может быть персонаж фильма, книги или живой человек… не важно… для нее главное – чтобы он вызывал у нее сочувствие, чтобы она могла сопереживать ему, проникаться его болью… И, может быть, сыграть мою роль… она же всю жизнь слышала, как нас сравнивают и не в ее пользу… моя дочь – не красавица… она, конечно же, милая, но…
Изабел: Но не ты.
Ана: Не смейся. Я же серьезно.
Изабел (пожимая плечами): Да нет, Ана… я не смеюсь. Продолжай.
Ана: Так вот… она не то чтобы завидовала мне… но мечтала стать на меня похожей. Оказаться на моем месте… вызывать такие же эмоции у окружающих… у мужчин.
Изабел: Понимаю. Ты думаешь, что она тоже подсознательно сводит с тобой счеты, как и Антониу?
Ана: Они оба любят меня, вот в чем дело… но чувствуют себя рядом со мной неуверенно. И бегут от меня. Но я должна быть великодушной… должна их понять и простить… от всего сердца… Я буду выше всего этого… ты еще увидишь, как я себя поведу…
Изабел: Так что ты задумала?
Ана: Начать новую жизнь. Позвоню Рикарду, схожу с ним в ресторан…
Изабел: В тот самый, куда Антониу тоже заглядывает?
Ана: Я этого не сказала.
Изабел: Но подумала…
Ана: Я не так примитивна, Бел, это не месть, не сведение счетов, пойми же… Это просто достойный выход – достойный меня и красивый.
Изабел: Так ты хочешь возобновить отношения с Рикарду… хотя о чем это я? У вас же ничего не было, но он питал какие-то надежды…
Ана: Он счастлив только от одного моего присутствия… так почему бы мне не порадовать его? Он такой милый.
Изабел: Да, конечно… Ана, наверное, ты права… я не знаю… Ты так спокойна, уверена… я не смогла бы держаться так в такой ситуации.
Ана: Нет, Бел, я пережила целую бурю… ты даже не представляешь, как мне было плохо… я даже гулять вчера не пошла… но потом взяла себя в руки. Посмотрелась в зеркало, увидела синяки под глазами и подумала: «Это не дело». Так не должно быть. Выпила снотворное, легла спать, и все как рукой сняло. Проснулась я совершенно другим человеком, и в голове ясность. Теперь я знаю, как мне реагировать на все это. Возьму паузу, чтобы они почувствовали себе еще более неуверенно… тогда им станет стыдно. Понимаешь, я им обоим дороже, чем они друг другу… я в этом уверена. Изабел, они оба придут.
Изабел: Мне бы твою уверенность…
Ана: Но ее я приму, а его… уже нет. Но он сам виноват, теперь пусть на себя пеняет. Ему придется остаток жизни прожить, так и не осуществив свою мечту, не женившись на мне… А все слабость его характера, нерешительность… он сам себе все испортил.
Сцена 69
Гостиничный номер. Феликс спит. Марта встает с постели, одевается.
Феликс (открывая глаза): Господи, уже утро…
Марта: Хорошо, что сегодня мне никуда не надо торопиться.
Феликс: А кем ты работаешь?
Марта (смеется): Кажется, мы говорили о чем угодно, но не об этом. Я продолжаю бизнес отца… это связано с лошадьми.
Феликс: Ах, да… Твой отец, Аржемиру Новелли… он в них разбирался, любил их, даже больше, чем людей…
Марта (присаживаясь на край кровати): Ты его знал?
Феликс: Нет, но слышал о нем. Лошадьми я не увлекался, а вот Антониу в юности много времени проводил на вашей фазенде.
Марта: Ты, наверное, знаешь, что в молодости он мне нравился…
Феликс: И даже больше того.
Марта: Значит, он проболтался… но это сейчас не важно. Только мне не хотелось бы, чтобы до Аны это дошло.
Феликс: Я и тебе бы не стал говорить, что-что, а хранить чужие секреты я умею.
Марта: Так почему же сказал?
Феликс: Не хотелось бы, чтобы у нас были какие-то недомолвки… Я тебе верю… вот почему – не знаю. Обычно я знаю ответ. Привык все анализировать.
Марта (улыбаясь): Не знаешь – и ладно… ведь так интереснее.
Феликс: Ну, как тебе удалось отвлечься от мыслей о Кларе, Антониу, Ане… о ком там еще?
Марта (вздыхая): Пожалуй… но ненадолго. Они возвращаются… и это тяжелые мысли.
Феликс: Но к ней идти ты не хочешь?
Марта (поежившись): Я не могу… не решаюсь.
Феликс (пристально смотря на нее): Надо же… ты – не решаешься… на тебя это не похоже – чего-то бояться.
Марта: Наверное, так… но это - мое самое уязвимое место… Я никого не люблю так, как Клару… она – ребенок, которого у меня не было, но которого я считала своим… я больше всего боюсь ее потерять. Боюсь, что я не нужна ей, что стала чужой. Мама вернулась вчера такая подавленная…
Феликс: Но ты не она. Не бойся. И твоя мама боится вовсе не этого…
Марта: Я понимаю.
Сцена 70
Квартира Клары. Она открывает входную дверь, на пороге – Марселу.
Клара: Марселу… ты здесь? Но откуда узнал…
Марселу: Конечно, от мамы… а она – от твоей мамы.
Клара (вздрагивая): И… как она?
Марселу (театрально): Что я вижу? Ты чувствуешь себя преступницей и прячешься здесь от праведного гнева… кого? Клара, чего ты боишься?
Клара: Всего… я всего боюсь… и чего в точности, даже сказать не могу… Заходи.
Марселу проходит в комнату, садится на диван. Клара стоит, прислонившись к стене.
Марселу: Знаешь, а Ана в хорошей форме… Сегодня с утра она просто сияла… мне мама сказала. Я теперь буду вроде как сплетницей – бегать туда-сюда, всем все рассказывать… как соседки Элены в лучших традициях Мануэля Карлоса.
Клара (невольно улыбается): Марселу…
Марселу: Что – не продолжать? Эти сведения должны тебя просто убить. Мать шепнула мне по секрету, что Ана собирается начать новую жизнь и забыть о старой любви. Похвально, ты не находишь? Совсем как Элена…
Клара (покраснев): Нет-нет… не сравнивай маму…
Марселу (пристально глядя на нее): А ты ведь сравниваешь… ну, признайся… сравниваешь, но гонишь от себя эти мысли… потому что ты и так чувствуешь себя виноватой.
Клара: Марселу, ты правда хочешь помочь? Для тебя это не развлечение?
Марселу: А что – похоже на то?
Клара (подходит к дивану, садится с ним рядом): Эту комнату я уже видеть не могу… я здесь как в клетке. И выхода нет. Да, я виню себя… и ее виню… и что делать, не знаю.
Марселу: Клара, ты так мало знаешь Антониу… больше всего меня удивляет именно это.
Клара: Я понимаю. Я не была влюбчивой, даже думала, что мне это не нужно… Мама в моем возрасте уже пережила не одно увлечение, я же – практически ни одного. Только фантазию, связанную с моим школьным учителем, мне тогда было пятнадцать лет… Марселу, я и себя-то толком не знала… и мучилась из-за этого. Чувствовала себя просто тенью какой-то, а не живым человеком… мне казалось, что в других есть жизнь, а во мне – нет. Иногда что-то вспыхивало… освещалось внутри крохотной свечкой… но ненадолго. По большей части мне просто казалось, что меня не существует. А когда он появился… все прояснилось. Мне кажется, я сразу все про него поняла – и как он жил, и как он рос… все-все-все. Его боль, неприкаянность… я это видела. Как будто это материально, и можно потрогать, пощупать страдание человека... до него дотянуться и разглядеть… как под лупой.
Марселу: И ты… ожила?
Клара: У меня открылись глаза, все внутри заболело и в то же время так радостно стало, светло… Появились откуда-то силы… вообще у меня их немного. Я не такая, как Марта, я слабая. Но это чувство питает меня, заряжает энергией… Он говорит, если бы я не была дочерью своей мамы… но мне-то вот кажется, что наше сходство тоже его привлекло…
Марселу: Как все сплелось. Врать не буду, не знаю я, как развязать этот узел. Но скажи честно, если бы Ана сейчас нашла себе кого-нибудь, и у нее все было бы хорошо, угрызения совести отступили бы… вы решились бы на какой-то поступок?
Клара (усмехнувшись, с горечью): Если так, то мы трусы… так получается?
Марселу: Ну… если сами решиться не можете.
Клара: В том-то и дело… не можем. Наверно, не сможем вообще.
Марселу: Даже зная, что Ана не очень-то и страдает…
Клара: Не надо о маме…
Марселу: Но ты же об этом думаешь.
Клара: Но не хочу говорить… не могу.
Марселу (вздыхая, обнимает Клару): Я намеренно все упрощаю, шучу… хотел даже прийти и спросить: как там роман века… трагическая запретная страсть отвергнутой дочери? Думал, тебе станет легче, похоже, не стало…
Клара (смотрит на него): Марселу, а что тебе до меня?
Марселу (внезапно смутившись): Не знаю… Но, если хочешь, уйду.
Клара: Нет, я не хочу… знаешь, рядом с тобой легче дышится… наверно, я слишком серьезная, до такой степени, что и сама от себя устаю… А ты… как солнечный зайчик – легкий, веселый… мне всегда этого не хватало. Когда ты появляешься, я оживаю. Но что я тебе могу дать?
Марселу (прежним легким тоном): Уж, конечно же, не сочувствие… я не герой дамского романа, и проливать слезы над моим разбитым сердцем никто не будет.
Клара (смеется, ее глаза как будто ожили): Я как раз собиралась в кафе позавтракать… не хочешь со мной?
Марселу (комически вытаращив глаза): Ты небось ничего не ела весь день? Я так и знал, то-то ты похожа на привидение. Но героине трагедии так положено, верно?
Клара (зажимает рот рукой): Ну, все… я сейчас лопну от смеха. Идем-ка лучше. (встает)
Марселу: Ну, хоть какую-то пользу принес. (поднимается, они берутся за руки и уходят)
Сцена 71
Полдень. Антониу идет по улице, видит кафе, заходит. За одним из столиков – Марселу и Клара. Он замечает их и сразу же выходит на улицу. Заворачивает за угол и ждет дальнейших событий. Через несколько минут Марселу и Клара выходят из кафе. Антониу наблюдает за ними из-за угла.
Марселу: Последую твоему совету, только не знаю, получится ли.
Клара: Какой же это совет, Марселу? Так – промелькнула мысль… даже не знаю, стоящая или нет.
Марселу: Я просто задумался – не так легко настроить себя на серьезный лад в роли Лира, если твоя природа не такова. Хочется смеяться над каждой строчкой, произносить все как бы в шутку… но это будет ошибкой, я погублю роль.
Клара: Для тебя это так важно – именно Лир?
Марселу (задумчиво): Наверное, да… потому что он не похож на меня.
Клара: Ведь ты что-то чувствуешь, когда говоришь это… шутить тебе вовсе не хочется… Представь себе, что тебе эта роль совсем не удалась, что ты превратил ее в фарс, в насмешку, и как – тебе весело?
Марселу: Нет. Для меня это – поражение, это значит, что я не справился, я не актер…
Клара: Если ты будешь держать это в голове – как картинку: вот, у меня не вышло… тогда и желания издеваться не будет. Тебе будет по-настоящему грустно.
Марселу (вздыхая): Боюсь, я уже загрустил…
Клара (улыбаясь): Вот что значит общение с кем-то вроде меня – ты меня веселишь, а я – вгоняю в тоску. Если захочешь испортить себе настроение, приходи снова.
Марселу (смеется): Ну, ладно, пойду репетировать, а не то серьезный настрой улетучится. (целует ее в щеку, уходит, Клара вслед машет ему рукой)
Клара медленно идет по улице в сторону дома, в котором сейчас живет. Антониу выходит из-за угла и следует за ней в течение некоторого времени. Останавливается и смотрит, как она удаляется.
В этот момент на противоположной стороне улицы останавливается машина, из нее выходят Ана и Рикарду (Тони Рамос). Ана нарядно одета, накрашена, Рикарду смотрит на нее с восторгом, он целует ее руку, Ана кокетливо улыбается.
Антониу поворачивается в их сторону, замечает эту картину. Несколько мгновений смотрит на них, затем поворачивается и уходит, не замеченный ими.
Сцена 72
Вечер. Квартира Феликса. Гостиная. Антониу стоит у окна, Феликс сидит на диване.
Феликс: Ты все время молчишь… о чем думаешь? И что такого случилось сегодня?
Антониу: Да ничего… Мне вдруг показалось, что я вообще сюда не приезжал… жизнь идет, как могла бы идти без меня.
Феликс: Но разве не этого ты хотел, решившись уехать? Чтобы тут без тебя все наладилось?
Антониу: Да.
Феликс: Но я чувствую, ты не рад… эгоистично с твоей стороны.
Антониу: Да, наверное… я никогда не был ангелом, даже не знаю, можно ли назвать меня неплохим человеком… не знаю. В молодости мне казалось, что у меня есть характер и воля… сейчас не уверен. Я как-то ослаб и обмяк… ни на что не решаюсь. И чувствую – все закончилось, не успев даже начаться, я теперь уже не узнаю, что могло быть… какое бы дерево выросло из этого семечка.
Феликс: Ты о ком говоришь? Об Ане… или о Кларе?
Антониу: Я видел сегодня обеих. Ана выглядит великолепно, мне всегда нравилось на нее любоваться… тут ничего не изменилось… Но я почему-то вспомнил ту книгу, которую читал в юности… тогда, мне кажется, я ее и не понял… а вот сейчас понимаю.
Феликс: Какую же?
Антониу: «Кукла»… роман Болеслава Пруса… ты знаешь, конечно…
Феликс: Да знаю… (удивленно) Антониу, ты изменился… мне почему-то казалось, что у тебя глаза на нее не откроются – на твою любимую Ану… Ты так и будешь видеть загадку, которую хочется разгадать, и не поймешь, что разгадка элементарна.
Антониу (подхватывая): Это был просто мираж, погоня за пустотой… вот как у Вокульского, героя той книги, а он был примерно моего возраста и, уж конечно, умнее, а извел себя, чуть с собой не покончил... И из-за кого? Что в ней есть – так это лишь нарциссизм… неотразимая самовлюбленность… и все. Видишь ли… это все.
Феликс: Я видел, Марта всегда это знала… но я не думал, что ты…
Антониу: Я чувствовал… еще некоторое время назад… но как-то смутно… мои ощущения были еще неокрепшими, они недозрели до того, чтобы облечься в слова… но сегодня – увидел все тот же взгляд… безмятежный, улыбку – самодовольную… и вдруг вспомнил ту книгу… Вокульский из-за своей куклы под поезд бросался… я в юности жить не хотел, потеряв ее… Прекрасная Изабелла… что ж, Ана тоже прекрасна. Снаружи.
Феликс (качая головой): Антониу, в книге не так все просто… она же решила уйти в монастырь.
Антониу (устало вздохнув): Всех подробностей я не помню… наверное…
Феликс: Увидеть бы Изабеллу спустя двадцать лет… возможно, она не казалась бы такой уж загадочной, неуловимой… с возрастом в людях проступает их суть – куда определенней, чем в юности.
Антониу: Клару я тоже видел… с ней был молодой человек. Кажется, он живет по соседству с Аной…
Феликс: Так вот в чем дело, Антониу! Ты поэтому в таком настроении целый день?
Антониу: Для нее будет лучше, если я навсегда исчезну… (взволнованно) Понимаешь, в чем разница? Я думаю не о том, что это даст мне, а о ней… что я могу дать ей? Поссорить ее с родными? Когда я был одержим Аной, таких вопросов не задавал… это и вправду была одержимость, болезнь… болезнь эгоистична, больной зациклен только на том, что он чувствует…
Феликс (скептически): Зная тебя, Антониу, я не верю, что ты теперь уж совсем альтруист. Все-таки что ты сам чувствуешь к этой девушке?
Антониу (отходит от окна и садится рядом с Феликсом): Что-то странное… я и слов не могу подобрать. Но мне кажется, передо мной – другая реальность… непознанная… незнакомая и пока непонятная… Это чувство совсем не похоже на то, что когда-либо было. Я сам другим становлюсь – как будто второе зрение открывается, обостряется слух, вырастают крылья… я вижу то, чего раньше не видел, не замечал… Весь мир изменился… смотрю на все с совершенно другой высоты.
Феликс: И ты теперь должен уйти, отвернуться, забыть… ведь это твой долг?
Антониу: Забыть невозможно… но вот уйти… или остаться… не знаю. Ни на то, ни на другое я не нахожу в себе сил.
Сцена 73
Вечер. Театр. В зрительном зале сидят на первом ряду Марта, Селестина, Изабел, Бруну, Диегу. Ана с Рикарду – во втором ряду. Клара – в середине зала. Спектакль окончен. Все аплодируют. Артисты кланяются. После ухода артистов со сцены зрители поднимаются со своих мест. Изабел замечает Клару.
Изабел (Марте): Смотри-ка, Клара пришла…
Марта (оглядывается): Да, действительно…
Селестина: Может, приходит в себя? Эта глупость у нее уже из головы выветрилась?
Марта: Не знаю-не знаю… Ане сказать?
Селестина: Она и сама увидела. (кивает в сторону Аны, застывшей на месте)
Клара видит Марту и Селестину. Останавливается. Они подходят к ней. За ними – Ана.
Марта (нерешительно): Клара… Марселу, наверно, сказал тебе, что после премьеры он приглашает всех в ресторан?
Клара: Да… но я его предупредила, что не останусь.
Ана (мягко): Дочка… но почему? Сходи, развеешься. Я тебя познакомлю с Рикарду… (спохватившись) Ах, да, вы ведь знакомы… просто он к нам давно уже не заходил…
Селестина: В самом деле, Кларинья, пойдем…
Клара: Хорошо.
Сцена 74
Ресторан. За столом – Марта, Селестина, Клара, Ана и Рикарду. За другим столом, который стоит рядом, – Марселу, Бруну, Изабел и Диегу.
Марселу (Диегу, шутливо): Я не разочаровал тебя, дядя?
Диегу (с важным видом): Ты не посрамил честь семьи.
Бруну (смеется): Да уж, нашу честь посрамишь… мы ведь Ротшильды.
Диегу: Не суди по себе, Брунинью, может быть, для тебя наша фамилия – набор букв, а для меня – нечто большее.
Изабел: Ты хотел бы прославить ее?
Диегу: Мне это УЖЕ удалось, Изабел, странно, что ты этого не заметила… впрочем… мы с тобой вращаемся в разных кругах.
Появляется Ирма. Видит Диегу и демонстративно отворачивается.
Диегу: Да что это такое! Стоит моей жизни хоть немного наладиться, как появляется эта девица…
Изабел: Ты знаешь, какие у нее были неприятности?
Диегу: Бруну мне рассказал. Только какое мне до этого дело? Строит из себя невесть что, нос задирает… а сама… неудачница. Ничего не добилась…
Марселу: Тогда как ты, дядя…
Диегу: Я – человек уважаемый. И не собираюсь опускаться до того, чтобы общаться с этой… на равных. Еще чего!
Изабел (не выдержав): Ты ведешь себя как подросток… У бедняжки проблемы… нет бы ей посочувствовать, а ты только злишься и припоминаешь свои обиды, высосанные из пальца… Диегу, нехорошо.
Диегу (поджав губы): Я, как видишь, молчу… А она на меня все таращится… Вот, поглядите-ка.
Сидящие за этим столиком оглядываются и видят Ирму, которая устроилась в дальнем конце зала. Она спокойно ужинает.
Марселу: Дядя, ты меня извини… но, по-моему, это ты за ней наблюдаешь.
Диегу (возмущенно): Да за кого ты меня принимаешь? Чтобы такой человек, как я, наблюдал… за кем? Да ты что?
Марселу: Я же не говорю, что она тебе нравится… но ты на нее смотришь… а почему, я не знаю.
Диегу: Нравится! Еще чего скажешь! Я что, идиот? Она скоро свалит отсюда в Сан-Паулу, здесь ей делать нечего.
Изабел: Похоже, что и там тоже. Она жила за счет Антониу, давно уже не работала… для модели старовата, а ничего другого она не умеет. Так что, если с ним не помирится, ей придется искать…
Диегу: Другой кошелек! Во-во… только я – не лопух, как ваш этот Антониу… мне не нужны какие-то взбалмошные аферистки… рядом со мной будет приличная женщина… или вообще никакой. Такую я и на порог не пущу.
Изабел (насмешливо): Да она к тебе на порог и не просится… в твою сторону даже не смотрит.
Диегу (быстро оборачиваясь): И, слава богу. Я не хотел бы стать очередной жертвой этой мошенницы. Разыграла номер с таблетками, думала, это подействует на того простофилю… но на меня – точно нет. Я не дурак.
Марселу (пряча улыбку): Да с этим никто и не спорит.
За другим столиком Селестина, выпив вина для храбрости, смотрит на Ану, Клару и Марту. В ее взгляде – вызов.
Марта: Мама… что ты молчишь весь вечер? Может, домой пойдем… поздно уже.
Селестина: Я долго молчала… думала, что и буду молчать, ведь не к чему вам знать это… но теперь я решилась. Ана, Клара… Марта… возможно, вы меня не простите, но так будет лучше.
Ана (растерянно): Мама… да что с тобой?
Селестина: Я не могу это видеть – как рушится наша семья, как мать, дочь, сестра избегают друг друга… не хотят друг на друга смотреть…
Ана (спокойно): Да нет… все не так… ты нагнетаешь…
Селестина: Ана, сейчас помолчи и послушай меня. Из всех нас только ты сейчас чувствуешь себя более или менее в своей тарелке… а остальные – нет. После того, что я вам скажу, станет хуже… но только на время. Потом вы поймете… поймете, что надо выбрать друг друга… а не его, не Антониу… он этого совершенно не стоит… Слава богу, что Марта забыла его, но я не ожидала, что Клара… что ты… спустя столько лет…
Клара (внимательно смотрит на нее): Ты что-то мне хочешь сказать… открыть какой-то секрет?
Рикарду (поднимается с места): Простите, мне кажется, что я здесь лишний.
Ана: Но ты позвонишь мне?
Рикарду: Конечно. (уходит)
Ана (раздраженно): И надо тебе было, мама, испортить весь вечер…
Марта (Селестине): Я знаю, что у тебя на уме… Но ты же сама не хотела ей говорить…
Селестина: Ей – это кому? Речь теперь о другой…
Ана: Да что происходит? Что вы темните?
Селестина: Ана, ты помнишь, Антониу нравился Марте… еще давно, в юности.
Ана: Помню, конечно.
Селестина: Когда ты его бросила, он решил отомстить тебе и пришел к ней… вот так появился однажды ночью. И она его не прогнала. Он ей предлагал даже выйти за него замуж, уехать с ним… и все это – тебе назло.
Марта: Он же был пьян…
Селестина: Но не настолько, чтобы совсем на ногах не держаться и не соображать, что он говорит… Ана, я знаю, тебе неприятно об этом узнать сейчас, но ведь между вами все кончено… и, слава богу, что ты и Марта – обе его разлюбили. Но Кларе полезно узнать это, пока он еще окончательно не заморочил ей голову.
Клара (Марте): Все это правда?
Марта (опуская голову): Да… правда. Как видишь, не мне учить тебя жить, я сама таких дров наломала.
Ана: Подумать только, а мне он ничего не сказал… значит, струсил… как гадить, так исподтишка, то с сестрой, то с дочерью… А ты, Марта, честная и прямая… ты тоже молчала… да как ты вообще могла мне в глаза смотреть, как на такое решилась? Пусть даже я с ним порвала… но… ты подумала, каково мне будет это узнать… ты, наверно, смеялась надо мной все эти годы, смеялась сейчас, когда видела, что мы встретились снова…
Марта: Нет, только не это… я не смеялась. Все что угодно… но этого не было.
Селестина: Это я запретила ей говорить, Ана… она бы сказала. И ничего хорошего бы из этого не получилось. Если бы не история с Кларой, я так и молчала бы…
Ана (закрывая глаза, вздыхает): Ну, все… помолчите… не дергайте меня больше. Я и так столько перенесла… Я, конечно, прощу их обоих, иначе это была бы не я… но мне нужно время… тебя-то я понимаю, мама, ты не хотела меня огорчать… это так мило с твоей стороны, ты меня берегла…
Селестина: Я старалась. Клара, ну, что ты молчишь… скажи что-нибудь…
Клара: Бабушка… (встает с места) Ты думала, что у меня это вызовет отвращение… нет, я рада, что все узнала, я рада…
Ана (в ужасе): Клара, да ты с ума сошла!
Клара: Мама… бабушка, Марта… Вы жили так, как хотели, совершали ошибки… Антониу совершал… И что из того? Разве жизнь идеальна, человек идеален? И можно прожить без ошибок? Нельзя. Они тоже что-то дают… иной раз очень многое.
Селестина (хватаясь за голову): Я не ожидала, что на тебя это так может подействовать…
Клара (решительно): Да, бабушка, ты ошиблась. Ты думала, что я приду в ужас и отшатнусь… нет, я не фарфоровая статуэтка, которая боится испачкаться.
Марта: Но ты же к нему не пойдешь…
Клара: Я не знаю. У вас обо всем свои представления… Бабушка мечтала об идеальной семье, Марта – об идеальном герое, мама… о том же, к тому же и об идеальной дочери. Что вам дороже – фантазии или реальность? Я не идеальна, Антониу тоже… И я могу это принять. Вы же исходите из того, как ДОЛЖНО БЫТЬ… в ваших мечтах. Какой я должна быть, каким он, какой – наша семья, и вы все друг для друга… Но, как должно быть, не знает никто. Я больше не буду бояться ошибки, бояться проступка… я буду такой, какая я есть… а иначе… я никогда не узнаю себя. (уходит)
Селестина (стонет): О, Господи…
Сцена 75
Ночь. Клара подходит к дому, в котором живет. Видит Антониу – он стоит и ждет ее.
Клара: Ты не уехал.
Антониу: Нет еще…
Клара (спокойно): Все никак не можешь решиться, куда повернуть – вперед, назад или влево…
Антониу: Я думал, увижу тебя и пойму, наконец…
Клара: Ты говоришь как ребенок…
Антониу обнимает ее и целует.
Антониу: Я не уйду.
Сцена 76
Ночь продолжается. Квартира Аны. Ана и Марта сидят на кухне.
Ана (устало): Знаешь, мне совершенно не хочется тебя упрекать… Проблема в том, что мы влюбились в неподходящего человека… и теперь Клара… она совершила ту же ошибку. Какие у него достоинства, ну скажи мне? Какие?
Марта: Я думала об этом.
Ана: Правда? Значит, ты тоже поняла, что он недостоин любви ни одной из нас?
Марта: Я в нем разочаровалась, но для себя лично… да, он не такой, каким я считала его… но все же… в нем много хорошего. Хотя оно и не лежит на поверхности. Ты говоришь, что Клара совершила ошибку… Ана, ты не понимаешь ее. И мама, и она тоже… Вы не понимаете, что Кларе не нужно то, что, возможно, так нужно вам и многим женщинам… Надежность, уверенность в завтрашнем дне, ощущение, что на этого человека можно положиться, сила характера… Ей не нужно все это в мужчине. Такой ее не привлечет, и, возможно, она его - тоже… Все очень сложно… Именно своей слабостью и ранимостью, неспособностью сделать правильный выбор, определиться в жизни… именно этой своей полудетской неприкаянностью он ее так зацепил. Кто знает, как это назвать? Материнский инстинкт? Потребность опекать, заботиться о более слабом? Возможно… как ни странно, но она в большей степени – мать для него… мать, которой у него не было. Хотя сам он мог этого не осознать.
Ана: Это он должен больше заботиться о ней… кто кого старше на двадцать лет, Марта?
Марта: Да, он – ее… но по характеру именно он – дитя. Благодаря ему, она почувствовала свою силу, расправила крылья… И теперь этого у нее не отнять.
Ана (вздыхая): Если бы я хоть на секунду предположила, что Антониу ищет в женщине мать… я бы забыла о нем очень давно.
Марта: В какой-то степени все ее ищут… я искала отца… но в какой-то момент поняла, что не хочу заменять его. И вообще – не стремлюсь к сильным чувствам, так, как я раньше их понимала… мне больше не нужен дух приключения или какой-то романтики… мне нужна правда. О жизни и о себе. Мне просто нужны откровенные отношения – безо всяких иллюзий. И в этом есть особая прелесть.
Ана: Хорошо хоть ты больше меня ни в чем не упрекаешь… я же чувствовала… тогда в молодости, что ты считаешь меня виноватой перед Антониу… ты сама видишь теперь, какой он. Я была права, выбрав Бету… какой глупостью было жалеть… нет-нет, я не жалею… Он никогда не доставлял мне хлопот, заботился и обо мне и о Кларе, о маме… конечно, бывало с ним скучно… но все же… я думаю, мама права. Я теперь понимаю, что мне нужен именно такой человек, как он. С ним можно быть совершенно спокойной. У него нет всех этих проблем, детских комплексов, неуверенности… я не хочу возиться с этим, я не собираюсь быть ничьей нянькой, мне это не нужно.
Марта: И ты права… для себя. Каждый вправе выбрать то, что нужно ему. Но, как правило, люди в штыки воспринимают чужой выбор приоритетов, им понятна только логика, совпадающая с их собственной. Ана, я знаю, что я – не та сестра, с которой тебе было бы комфортно общаться, у меня характер не сахар… странно, возможно, не будь мы сестрами, а просто знакомыми, мы не подружились бы… узы крови – случайность, люди не выбирают себе родственников.
Ана: Да… не выбирают. Иногда кажется, было бы проще, если бы выбирали… (вздыхает) Жизнь так запутана… хочется, чтобы все было яснее, светлее… красивее. Знаешь, Марта, твой взгляд изменился… он стал как-то мягче… когда мы были детьми, мне все время казалось, что ты смотришь на меня с какой-то враждебностью… неприязнью… даже презрением. Хотя я ничего плохого не делала. Я тебя не понимала.
Марта: Ана, ты ничего мне не сделала… и другим тоже… это я была виновата, я слишком нетерпимо относилась к людям, которые на меня не похожи, отказывала им в праве быть самими собой… Заставить себя полюбить кого-то нельзя, но со своей злостью вполне можно справиться, я ее переросла. От нее ничего не осталось.
Ана: Но и любви тоже нет… Можешь не говорить, я и так поняла. Я для тебя - мать Клары и только. Ты теперь воспринимаешь меня как часть ее. Ведь так?
Марта (вздыхает): По-разному… иногда – да, а иногда… знаешь, ты с возрастом стала немного напоминать папу…
Ана (удивленно): Это я-то? Ведь я на него совсем не похожа.
Марта: На первый взгляд, нет. Но улыбка… у тебя она как у него… какая-то полуосознанная, он сам ее не замечал… Ты – не только часть Клары, ты часть его…
Ана: Он очень странно ко мне относился… как будто чувствовал себя виноватым… вот как ты сейчас… Глаза отводил, смущался… У нас было не так много общего, я даже не думала, что вообще на него хоть чем-то похожа. Ты говоришь, что в Антониу есть что-то хорошее… что же?
Марта: Он не боится правды. Конечно, он может не видеть ее… но если увидит, то признает… он не обманывает себя. И не перекладывает вину на других, не старается оправдаться... Поверь, это редкое качество. Тем, кто его осуждает, это как раз не присуще.
Ана: Ты обо мне?
Марта: Обо всех… и о маме… и о себе молодой… обо всех.
Сцена 77
Ночь продолжается. Диегу, слегка подвыпивший, приходит в ночной клуб. Видит Ирму, сидящую в одиночестве. Ирма, заметив его, встает и подходит к нему.
Ирма: Ты что, шпионишь за мной?
Диегу: Совсем одурела? Я просто зашел… а тут ты… просто какое-то наказание. А сама-то как тут очутилась? Только что с того света достали, а ты уже по клубам шастаешь… богача ищешь, да?
Ирма (устало): Господи, как же ты мне надоел… Зашла немного развлечься, и что тут такого? Я никого не ищу.
Диегу: Так я тебе и поверил. А нарядилась-то так для чего? Расфуфырилась… Тут молоденькие развлекаются…
Ирма (ядовито): Вот именно… а сам-то чего притащился? Или ты себя вообразил молодым? Эти девчонки на тебя и не посмотрят.
Диегу (зевая): Мне они не нужны. Просто домой неохота…
Ирма: Ну, ладно, вернусь-ка я за свой столик. Посижу в уголке, там меня никто раздражать не будет.
Ирма возвращается на свое место, Диегу идет за ней и садится рядом.
Ирма: А ты куда?
Диегу: Тут больше мест нет. Не видишь, что ли?
Ирма: Ну ладно… сиди… хоть меня развлечешь своей болтовней. (с любопытством смотрит на него) Я все думаю – и внешность у тебя вроде что надо, фигура… на пляже-то я разглядела – ну Аполлон! И карьеру, говоришь, сделал, значит, не совсем идиот… а почему глаза у тебя какие-то… бегающие, жалкие, неприкаянные, дерганые… Вроде ты должен быть жизнью доволен. Интересно, а почему?
Диегу (неожиданно разоткровенничавшись): Черт его знает… я и в детстве думал: а почему? И не знаю ответ. Я был спортсменом, отличником, да и родился куда крепче брата… и симпатичнее… многие так говорили. Но мама и папа души не чаяли в Бруну, когда он родился, я для них стал как чужой. Вот и стал психовать… наверное, это давно началось… все искал в себе изъяны… А Бруну их и не думал искать, хотя у него их полно… но у него нервы в порядке, он себя не изводит, живет и радуется.
Ирма: Ну, надо же, как мы похожи… Ведь все то же самое – я росла и миловидной и занималась хозяйством, учебой… все маме своей угодить хотела. Но она была пьяницей, ей было не угодить… А я в детстве думала, что со мной что-то не так, раз моя мама пьет. Наверное, так и осталась… я все время думаю, что со мной что-то не так, и с ума схожу из-за этого… Только и слышу, как женщины переживают, что у них лишний вес или кожа плохая или еще что-нибудь… можно подумать, что те, у кого нет проблем с внешностью, счастливы! Вот у меня их никогда не было, но это мне ничего не давало… совсем никаких преимуществ. Никто не любил меня, не ценил… переспать, может, кто-то хотел, но и все… мной только пользовались. Я бы эту свою красоту отдала задарма… не нужна она мне. Ничего не дала, ничего… (пьет коктейль)
Диегу (расчувствовавшись): Ну-ну… так уж совсем ничего… не грусти… может, еще повезет.
Ирма: Я в это больше не верю.
Диегу (с неожиданной подозрительностью): А, может, ты сейчас дурака валяешь… чтобы я клюнул… ну, пожалел тебя и все такое… Ну ты актриса!
Ирма (выплескивает бокал ему в лицо): Я еще и не так поиграю…
Диегу (вскакивает): Тьфу! Черт! Ну, попадись еще мне, я тебе устрою счастливую жизнь…
Ирма: Вали отсюда.
Сцена 78
Раннее утро следующего дня. Квартира Клары. Ее спальня. Клара и Антониу лежат, обнявшись. Они не спят.
Антониу: Когда у меня были ночные дежурства, я так и спал в молодости – урывками… почему-то вспомнил это сейчас.
Клара: Но ты же не спал.
Антониу: Зато ты дремала… потом испугалась чего-то, проснулась… и больше уже не спала.
Клара: Мне сон плохой снился.
Антониу: О чем он?
Клара (закрывает глаза): Нет… я не хочу говорить.
Антониу: Клара, чего ты боишься? Я не уйду из твоей жизни… мне кажется, я не смогу. Позавчера еще смог бы…
Клара: Ты можешь представить себе мою жизнь без тебя? После всего, что случилось?
Антониу: Нет.
Клара: А я… я смогла. Я вдруг увидела себя со стороны – как я стою одна, а тебя нет, только внутри меня теплится что-то… как будто свеча горит, и ее пламя все освещает вокруг меня… (глотает слезы)
Антониу: Клара!
Клара: И это все, что осталось мне… я содрогнулась. Подумала – много ли этого… или, может быть, мало… я даже не знаю. Антониу, лучше бы это был ты.
Антониу (встревоженно): Что – и это твой сон? Господи, девочка… что мы с тобой обсуждаем? Зачем мы изводим друг друга, нам же и так нелегко… у нас столько препятствий, я даже не знаю, преодолимы ли все они… я не хочу сейчас думать об этом, давай забудем… хоть на минуту.
Клара (берет себя в руки): Конечно, конечно… я знаю, тебе очень трудно было решиться… прийти сюда ночью, лечь в эту постель, а я… у меня все какие-то детские страхи.
Антониу (проникновенно): Нет, ты не ребенок… но и не взрослая… это странно – мне показалось, что я обнимал не вполне реальное существо… что ты можешь растаять в воздухе, просто исчезнуть. И я тогда – вместе с тобой… от меня оболочка останется, то, что внутри, ты как будто бы забрала… И вся прежняя жизнь не имеет значения, мне теперь кажется, что ее не было, я не хочу ее вспоминать… это похоже на длинный тяжелый сон ДО тебя… а ты – пробуждение. Ясное, светлое… чем дольше я на тебя смотрю, тем светлее внутри становится, легче… Может быть, я с ума сошел? Или не в том измерении? Но беда в том, что мне оно нравится больше, чем прежнее. Можно родиться заново? Клара, мне кажется, что я родился.
Клара: В том-то и дело, Антониу… мне очень трудно теперь общаться с людьми, которые меня знают всю жизнь. Поймут ли они, что такое бывает? Это больше, чем даже рождение… как будто душа моя ВСПОМНИЛА что-то… может быть, место, где раньше была? Еще до того, как на свет родилась какая-то Клара.
Антониу: Ты говоришь о рае… о том, как люди его представляют себе на земле?
Клара: Не знаю. Но если рай – это то, что я чувствую… хотя бы близко… то там – свет и смысл всему… но там грустно.
Антониу: А я чувствую, если и есть грусть, то неземная, нездешняя…
Клара: В том-то и дело. Антониу, я вдруг подумала…
Антониу: Да?
Клара: Там, наверное, твоя мать…
Антониу: Она умерла больше сорока лет назад, я совершенно не знал ее, но мне рассказывали… (смотрит на Клару) Будь я суеверен, поверил бы в переселение душ.
Клара: Нет, просто я думаю… что любовь – это напоминание. О том, где человек раньше был, до рождения… для кого-то – о рае, для кого-то, может быть, – о другом месте… точно знать мы не можем, но это не важно… для каждого – о своем. Мы не знаем, как это назвать, но мы чувствуем.
Сцена 79
Квартира Марты. Марта и Селестина завтракают.
Марта: Мама, мне кажется, я решилась… Попробую забеременеть. Чем черт не шутит, а вдруг?
Селестина (встревоженно): Марта, если ты это серьезно, тебе торопиться надо. Сорок два года – не шутка.
Марта: Я не знаю, насколько серьезно у нас это с Феликсом, у него уже есть ребенок, ему, может, это не надо… Я с ним поговорю. Объяснюсь откровенно. Чего тут лукавить? Мне же не двадцать лет, у меня впереди мало времени. Еще пара лет, и поздно будет даже пытаться.
Селестина: А если ему это в самом деле не нужно?
Марта: Ну что ж… тогда я без него обойдусь.
Селестина: Ты порвешь с ним?
Марта: Зачем? Будем встречаться, общаться… а почему бы и нет? Я не отношусь ко всему так серьезно. Мне не нужна белая фата, платье, корзина роз или что там… венчание в церкви… ну, ты понимаешь. Я просто хочу стать матерью. Деньги у меня есть, я детей в любом случае выращу. С Феликсом буду встречаться, если возникнет такое желание… нет – так нет… у нас с ним пока не настолько серьезно… меня это даже устраивает. Для меня, наверное, дети важнее мужчин… мне хотелось бы жить ради них.
Селестина: Ты так говоришь из-за Клары? Потому что она ускользает…
Марта: Возможно. У нас все будет по-прежнему, я в это верю, что бы там ни было… но я хочу попытаться… я думаю и о тебе. Ты тогда по-настоящему станешь бабушкой. И не будешь думать, что после вас с папой никого не останется… его род прервется… я ведь знаю, тебя эти мысли мучают.
Селестина (ворчливо): Только не говори, что все это ради меня.
Марта: А почему бы и нет? (целует ее в щеку)
Селестина: Но это не значит, что ты подкинешь мне внуков? Я уже старенькая…
Марта (шутливо): Ничего, сил у тебя хватает. Да мне еще надо достичь результата. Ведь процедура – сложная, она может и не удастся.
Сцена 80
Номер в гостинице. Ирма сидит перед зеркалом, красится. Звонит ее мобильный телефон, Ирма отвечает.
Ирма: Алло? Родригу, привет, ты помнишь меня? Ну, конечно же помнишь, глупый вопрос, просто я вчера перебрала малость… Похоже, что мой дружок меня бросил… он даже в гостинице не появляется, хотя номер-то он оплатил, слава богу… с паршивой овцы хоть шерсти клок. В Сан-Паулу? А какой мне смысл туда возвращаться? Нет, может, я и вернусь, но не просто так… Мне нужен реванш. Я хочу произвести впечатление… Наляпай статейку какую-нибудь про меня… ну, там, бывшая модель Ирма Родригес по-прежнему ослепительна… и все такое… она посещает злачные места Рио и сводит с ума богатых и знаменитых… Сработает, я уверена! И еще упомяни-ка одного типа, который меня преследует, психопат просто редкостный, но явно неровно дышит ко мне… Диегу Гарсиа. Он у себя в фирме большой начальник… название фирмы не знаю, да бог с ней… напиши просто имя его и фамилию. Вот разозлится-то! А я над ним посмеюсь. Да нет, он в суд на тебя не подаст, я уверена… Почему я уверена? Он не захочет выглядеть идиотом, сделает вид, что это не он, а другой Диегу Гарсиа, подумаешь, совпадение… Чего я хочу? Обратить на себя внимание. Мало ли кто газеты читает – может, выгорит что… толстосума какого-нибудь попробую склеить или устроиться на работу… ну ладно, ты свое дело знаешь. Пока.