Минисериал «Ана и Клара»
В главных ролях:
Антониу Ферейра, врач, 42 года - Вернер Шунеманн
Ана Медейрос, 40 лет – Майте Проэнса
Клара Медейрос, ее дочь, 20 лет – Паула Пикарелли
Изабел Гарсиа, подруга Аны, 40 лет – Клаудия Райя
Бруну Гарсиа, ее муж, 45 лет – Эдсон Сейлулари
Селестина Новелли, мать Аны, 65 лет – Рената Сорра
Марта Новелли, сестра Аны, 42 года – Лусия Вериссимо
Ирма Родригес, любовница Антониу, 35 лет – Каролина Ферраз
Сцена 1
Антониу как врач собирается на конференцию в Рио-де-Жанейро (он живет в Сан-Паулу). Ирма – красивая женщина средних лет, одна из его бывших пациенток, у них был роман, но он зашел в тупик, как как она стала чувствовать, что ее любовь безответна. Да еще до нее дошли слухи о том, что в юности, когда Антониу учился в Рио, он пережил душевную драму, и всю жизнь не может прийти в себя после этого. И ни одной женщине он до конца принадлежать не может. Слух о поездке вывел Ирму из равновесия, заставив сомневаться и ревновать. Она ворвалась в его кабинет.
Ирма: Ты едешь на конференцию в Рио, а я узнаю об этом от твоей секретарши.
Антониу: Если бы ты спросила о моих планах, я все бы тебе рассказал.
Ирма: Это так похоже на тебя. Хочешь выставить меня ревнивой дурой, у которой нет чувства собственного достоинства…
Антониу: Ирма…
Ирма: Дай мне сказать. Или я еду с тобой, или между нами все кончено. (Она вздрагивает от сдерживаемых рыданий. Антониу не любит сцен, но, глядя на ее страдания, смягчается. Он наливает ей воды, сажает в кресло.)
Ирма: Я и сама не знаю. Я никогда не была такой – нервной, неуверенной, подозрительной… это ты меня такой сделал. И не надо говорить, что ты этого не хотел, я и так знаю. Просто до тебя я не любила по-настоящему, я играла в любовь, и мне это нравилось. Но сейчас… мне не нравится то, что со мной происходит. Когда у тебя такой отчужденный вид, я чувствую, что почва уходит у меня из-под ног.
Сцена 2
Ана и ее подруга Изабел сидят на кухне у Аны и разговаривают.
Изабел: Ты видела? (дает Ане утреннюю газету с фотографией Антониу) Кто бы мог подумать? Он стал известным врачом и едет сюда на медицинскую конференцию? Твоя мать говорила, он вам не ровня. А что теперь? Он известен, богат… и… одинок. (Изабел лукаво улыбается.)
Ана: Я уверена, он обо мне и не вспоминает.
Изабел: Он – это то, что тебе нужно. Воспринимай эту заметку как знак судьбы.
Ана: Что за глупости? (Глаза Аны грустны, но она улыбается неиссякаемо бурной фантазии подруги.)
Изабел: Твой последний приятель Паулу совсем тебе не подходил, к тому же он был женат. Ты давно одна. Когда ты в последний раз ходила на свидание?
Ана: Я не помню.
Изабел: То-то! А Антониу… с годами он стал еще интереснее… похорошел… (Изабел рассматривает фотографию в газете)
Ана: Изабел, Изабел… ты его плохо знаешь. Даже если мы окажемся на необитаемом острове, он и там на меня не посмотрит. Я для него уже не существую.
Изабел: В молодости все мы совершаем ошибки. Почему ты уверена, что он не простит?
Ана: Он такой. Когда-то мне это в нем даже нравилось – его гордость, независимость, уязвимость… а теперь… Но ты права, я не знаю, каким он стал теперь.
Изабел: Ты говоришь о нем, ну а как насчет тебя самой… а, подружка? (смеется)
Ана (невольно улыбается): Ты о чем?
Изабел: Ты-то его не забыла. Я вижу.
Ана: Конечно, я помню его… а как же иначе… Но дважды, увы, в одну реку не входят.
Изабел (лукаво прищурившись): Но можно войти в другую.
Ана: Бел, не надо, я не хочу даже думать об этом. Ты не знаешь, чего мне стоило это тогда…
Изабел: Но сейчас все иначе, подружка. Не вешай нос. Двадцать лет прошло. Ты – другая, и он – другой, никаких помех больше нет, может быть, ваше время настало.
Ана: Ты все упрощаешь.
Изабел: А вы усложняете. Слава богу, у нас с Бруну просто – поссорились, подрались, помирились. И не вспоминаем, что было, да как… Не хватало еще забивать этим голову. Живем как на вулкане. Такой у меня темперамент, да и у него… Но зато нам с ним весело.
Ана: Бел, я знаю… но мы так не сможем. Ты говоришь – наше время пришло? Нет, ушло. Ушло навсегда. И давай больше не будем об этом.
Сцена 3
Аэропорт Рио-де-Жанейро. Антониу и Ирма сидят в самолете. Девушка на переднем сиденье (это Клара) чуть приподнимается, взгляд Антониу застывает на ней.
Ирма (заметив это, презрительно шипит): Ну, что ты нашел в ней? Тоже мне – красавица…
Антониу (задумчиво): Да, она не красавица… то есть, не фотомодель, какие сейчас вошли в моду… но что-то в ней есть такое… она мне напомнила…
Ирма: Во времена твоей юности были в моде бесцветные худышки, не умеющие толком ни накраситься, ни нарядиться как следует?
Антониу: Да нет, дело не в этом… Ирма, ты не поймешь.
Ирма: Я вообще тебя не понимаю. Рядом с тобой такая женщина, как я, на меня смотрят все и КАК смотрят! С каким восхищением. Тебе и не снилось. А ты глаз не сводишь с какой-то… вся ее прелесть – в молодости. Серая мышка. В то время как я…
Антониу: Тише… Ирма, остынь, эта девушка может услышать.
Ирма (внимательно глядя на него): А она тебе правда понравилась. Может, похожа на ту твою… как ее…
Антониу: Перестань. Я о ней и не думаю.
Ирма: Но у тебя дома хранится ее фотография.
Антониу: Там не только она, там мы все – одноклассники, наша компания.
Ирма: Если честно, то ТА куда лучше, чем эта девица из самолета. По крайней мере, была. Какая она сейчас, я не знаю.
Антониу (размышляя вслух): Да, Ана красивее… это верно. Но все-таки они чем-то похожи. Бывает такая женская красота – не яркая, не вызывающая, не бросающаяся в глаза. Но в них нет ни тени вульгарности… она хрупкая, нежная – эта девушка… даже кажется – неземная. В ней этого даже больше, чем в Ане.
Ирма: Держу пари, Ана – такая же мокрая курица, как и эта девчонка. Ни энергии, ни темперамента, ни характера. Может, рядом с такой ты чувствуешь себя рыцарем? Тебе ее жалко, что ли? Хочется защитить, как побитую собачонку?
Антониу (закрывая глаза, устало): Ирма, я взял тебя с собой в эту поездку, но мы договорились не ссориться. Мне надоели твои монологи на тему – какая ты замечательная, и все женщины не стоят и твоего пальца. Да, ты права, дорогая. Ты – самая лучшая. Ну и хватит об этом.
Ирма (с горечью): С тобой я сама не своя. Все время как на иголках. Если бы ты дал мне почувствовать себя нужной, желанной… но от тебя этого не дождешься.
Сцена 4
Ана встречает Клару. Они садятся в такси.
Ана (обнимая ее): Ну, как поездка, Кларинья?
Клара: Хорошо, мамочка. Я же тебе уже все рассказала по телефону.
Ана: Мне было так одиноко. В голову глупые мысли полезли. А вдруг ты влюбишься… влипнешь в историю…
Клара: Мама! Ведь ты меня знаешь.
Ана: Я в твоем возрасте только и думала, что о любви. Вы совершенно другие… может, время другое, не знаю…
Клара: Нет, мама, просто ты не такая, как я.
Ана: А говорят, мы похожи.
Клара: Но ты гораздо красивее. Я никогда не пользовалась таким успехом, да я и сама не влюблялась…
Ана: А как же школьный учитель?
Клара: В том-то и дело… он старше меня. Да я и не влюбилась – просто выдумывала себе бог знает что… я почему-то всегда представляла себе не юного принца, а зрелого интересного человека, прожившего целую жизнь… С сопляками… мальчишками… скучно. И им со мной – тоже, я чувствую.
Ана: Кларинья, а почему ты говоришь, что ты некрасивая? Это не так.
Клара: Ты в молодости была лучше. Я же могу сравнить…
Ана (втайне польщенная): Не сочиняй… Но что я точно могу сказать – ты гораздо разумнее, лучше учишься.
Клара (смеется): Ну, ни одно, так другое.
Ана (целуя ее в щеку): Как же я по тебе скучала. (лукаво) А ты не ревновала бы этого своего зрелого человека к его прошлой жизни?
Клара (задумчиво): Не знаю… но думаю, нет.
Сцена 5
Фазенда Селестины Новелли, матери Аны. Она живет там одна. К ней в гости приехала ее старшая дочь, Марта.
Марта (скачет на лошади навстречу матери): Ну, как? Я еще форму не потеряла?
Селестина (ворчливо): Ну, что ты все хорохоришься? Ты уже не девчонка.
Марта (останавливает лошадь): Никогда ничем я не могла тебе угодить. Хоть бы луну с неба достала, тебе и этого было бы недостаточно. (смеется) Только не думай, что я серьезно, шучу, шучу…
Селестина (внимательно смотрит на нее): Нет, ты не шутишь.
Марта (слезает с лошади): Ладно, пойдем пообедаем. Твоя любимая дочь звонила, Клара вернулась. Они уже дома.
Селестина (фыркает): Что значит – моя любимая дочь? Ты опять начинаешь? Я люблю тебя точно так же, как Ану. А роль вечной золушки ты себе выдумала. Отец вон в тебе души не чаял, его любимицей была ты.
Марта: Но его уже нет.
Селестина: Да, ты предпочла бы, чтобы из нас двоих он остался…
Марта: Что ты говоришь, мама!
Селестина (подходит к ней и обнимает): Марта, Марта… мне так тяжело без него, мне так плохо… Давай не будем ругаться.
Марта: Конечно… конечно, не будем.
Селестина: Ты – сильная. Ты очень сильная… как и он. А Ана в меня…
Марта (размышляя о чем-то своем): Мама-мама…
Селестина: А разве это не так? Ты никогда ничего не боялась, с детства такая была – сорви-голова, как мальчишка. А твоя сестра – тихая, хрупкая, нежная. Мужчинам хотелось ее опекать, защищать, а тебя… (смеется) тебя они просто боялись.
Марта (тихо, отчетливо): Мама, Ана не слабая, нет. Ты ошибаешься. И когда-нибудь ты поймешь, кто из нас в тебе больше нуждался. А может, и не поймешь… нет, это уже не важно… Мы с Аной не дети.
Селестина: Что-то мне сдается, ты не обо мне говоришь… а о нем. Об Антониу. Верно? Прочла в газете, что он приезжает, и вспомнила все?
Марта (пожимая плечами): А что нас связывает? Одна ночь… вот и все.
Селестина: Ана об этом не знает. Надеюсь, и не узнает. Ведь мы с тобой договорились.
Марта: Столько лет прошло, ты все боишься. Она не ребенок. Узнала бы – ну и что? Он был тогда не в себе, напился, сам не знал, что ему нужно. На ее месте я бы не злилась.
Селестина: На него – возможно. А ты? Ты – сестра ее!
Марта: Я не смогла оттолкнуть его… ты знаешь, что я не вешалась ему на шею, но в тот раз он сам…
Селестина: Да, сам пришел, я понимаю. Потому что знал, что его не прогонят. Он видел, какими глазами ты смотрела на него все то время, что они были с Аной, он не дурак.
Марта: Я не виновата, что полюбила его.
Селестина: Я и не виню тебя. Но она не поймет. Не говори ей, прошу тебя. Вы же сестры, я не хочу, чтобы что-то вас разделяло. Вы – одна семья. Если бы ваш отец был жив, он бы не вынес…
Марта: Я знаю. Поэтому я и молчу. Только ради него. Он – единственный, кто любил меня.
Селестина: Марта!
Марта: Вы с Аной не любите правду, шарахаетесь от нее, боитесь… Клара – совсем не такая, мы с ней всегда были ближе друг к другу. Она мне – не племянница, а подруга. Я даже не чувствую разницы в возрасте.
Селестина: Ну и, слава богу, что с Кларой у тебя все хорошо. Всегда есть кто-то, кто мирит всех в семье. Когда был жив твой отец, это был он, теперь Клара… Семья – вот что важно. Как я хотела, чтобы и у тебя были муж и дети. И сколько у тебя было возможностей… да хотя бы и сейчас…
Марта: Мама, не надо. Замужество ради замужества – не для меня. Страх перед старостью, одиночеством – глупость. Я этого не боюсь. Я хотела любить, мне нужны были чувства… Их я и искала всю жизнь. Никогда бы не вышла замуж за нелюбимого, как сестра. Не предала бы свою любовь, как она. Ей дано было столько… а она… боже мой…
Селестина: Ты на ее месте не испугалась бы? Вышла замуж за нищего? И не говори мне, что он сейчас разбогател и доказал что-то. Мы с тобой знаем, почему это случилось. Он стал любовником очень богатой вдовы, она ему завещала и свою клинику, и состояние. Так что ему повезло. Но если бы он женился на тебе или на Ане, представить себе не могу, на что бы вы жили. Ему нужна была девушка непритязательная, из простых, а не избалованная штучка вроде тебя и твоей сестры. Мы с отцом это понимали, а вы – нет. Вы были глупые, романтика в голове, принцы, принцессы, любовь… а жизнь – не роман. Не красивая сказка. Твоя сестра трезво мыслила, она оказалась взрослее тебя.
Марта: Или трусливее. Потому что я трудностей не боялась. Меня бы они не сломали.
Сцена 6
Антониу и Ирма в гостиничном номере. Ирма прихорашивается перед зеркалом, Антониу звонит по мобильному телефону.
Антониу: Феликс? Да, я… Как дела?.. Нет, не один, ты угадал… Вообще-то я не собирался… но… Хорошо, давай вечером встретимся и поужинаем. Конференция продлится недолго, а я хочу отдохнуть, побыть здесь подольше.
Ирма: Ну, как? Ты нас с ним познакомишь?
Антониу: Ты мне все уши уже прожужжала. Феликс – мой старый приятель, мы когда-то учились вместе…
Ирма (нетерпеливо): Да знаю я, знаю… Просто я хочу нравиться и твоим друзьям, и родственникам… всем, чье мнение для тебя что-то значит.
Антониу: Ты прекрасно знаешь, что родственников у меня нет.
Ирма (подозрительно прищуриваясь): А, может, ты что-то скрываешь? Я всегда думала, ты себе на уме. Ты просто боишься серьезных отношений, не хочешь, чтобы кто-то из твоей семьи увидел нас вместе.
Антониу (с трудом сохраняя серьезное выражение лица): Ирма, послушай… не знаю, как тебе и сказать…
Ирма (встрепенувшись): Да, Антониу? Так у тебя здесь семья – родители, братья и сестры…
Антониу: Ирма, послушай. Нет у меня никого.
Ирма (упрямо): Это ты говоришь, что нет. Антониу, если ты врешь… не думай, что я идиотка.
Антониу (устало): Я знал, что не надо нам вместе сюда приезжать, какого же я дурака свалял…
Ирма: Ах, вот оно что… ты жалеешь? Все ясно… У тебя здесь кто-то есть, да?
Антониу: Ирма, очнись. То ты выдумываешь, что здесь у меня куча родственников, то тебе кажется, что у меня…
Ирма: Мне не кажется. Я не дура, ты понял?
Антониу (тяжело вздыхая): Я понял.
Ирма: И не смотри на меня, как на наивную девочку. Если хочешь кому-нибудь пудрить мозги, то найди себе двадцатилетнюю – ну, как та с самолета.
Антониу: О, Господи, Ирма!
Ирма: Я себе цену знаю. Лучше меня у тебя никогда никого не было и не будет. Посмотришь, как Феликс сегодня будет на меня реагировать… Если ты не ценишь меня, то другие… (зловеще) Увидишь… увидишь…
Антониу: Ирма, Феликс не бабник. Он психиатр… (задумчиво глядя на нее) А может, тебе в самом деле полезно с ним пообщаться?
Ирма (выйдя из себя, набрасывается на него с кулаками): Да что же это такое? Ты что, надо мной издеваешься?
Антониу (с силой прижимает ее к себе): Успокойся, ты что, я же просто шучу.
Ирма (плачет): Бог накажет тебя, Антониу, за все, что ты сделал. За все, что ты со мной делаешь. Бог – он все видит. Ты еще мне заплатишь… и мне и ему…
Антониу: Ему – это кому? Ты о боге?
Ирма: Ты еще и кощунствуешь. Я знаю, что ты даже в церковь не ходишь.
Антониу (изумленно): Ты что это, Ирма… я не припомню ТЕБЯ там… Ты что у нас – ревностная католичка? В первый раз слышу.
Ирма: Мне необязательно там бывать… бог живет в моем сердце.
Антониу: Красивая фраза. А из какой мелодрамы?
Ирма: Ты опять издеваешься? Бог – он все видит, все видит, Антониу…
Антониу (окончательно выйдя из себя): Нет, я дурак. Идиот. Ну, зачем я послушал тебя, зачем взял с собой?
Ирма (испуганно): Нет-нет, Антониу… забудь все, что я тебе наговорила. Я тебя так люблю… так люблю… (прижимается к нему) Не уходи… то есть, не прогоняй меня… мне и нужно-то очень немного – хоть капля любви…
Антониу (он уже остыл): Ирма, ведь я никогда ничего тебе не обещал. Я не ангел, но я никого не обманывал. Женщины сами выдумывают себе бог знает что, а потом мы виноваты, что не оправдали их ожиданий. И любишь-то ты не меня, а плод своего воображения – ты меня выдумала. Да, так часто бывает.
Ирма (всхлипывая): Нет, не правда… тебя я люблю, тебя…
Антониу: Ты еще не поняла, но поймешь… Я и не знаю, любила ли хоть одна из тех, кого я знал, МЕНЯ. Но только одна призналась…
Ирма: Призналась… в чем?
Антониу: В том, что любила совсем не меня, а кого-то другого… придуманного. Она была смелая… Марта…
Ирма (подозрительно глядя на него): Ах, вот оно что… Марта! Так вот с кем ты здесь собираешься встретиться?
Антониу: Ирма, пожалуйста, перестань себя накручивать. Если бы я хотел с кем-то здесь встретиться, я не взял бы тебя с собой.
Ирма: Это только говорит о том, что ты циник. Тебе ничего не стоит меня обмануть – воспользоваться и мной и другой…
Антониу: Ты опять начинаешь? На счет Марты ты можешь не волноваться. Я ей не нужен. Она это еще тогда поняла. Двадцать лет прошло – целая жизнь. Я вспоминал о ней – не с любовью, любви-то и не было, но с уважением… с теплотой. Мне это даже понравилось – то, как она от меня отвернулась. Сама.
Ирма (изо всех сил стараясь держать себя в руках): Антониу, ты зачем меня провоцируешь? Я столько раз просила тебя не говорить при мне о других женщинах… Уважение… теплота… я сейчас просто взорвусь. МНЕ ты должен говорить такие слова, только мне.
Антониу (с затаенной тоской): До чего же все это утомляет – ревность, подозрительность, вечные упреки… С ней все было по-другому – мы были друзьями. Никаких обид, никаких обязательств.
Ирма (визгливо): Опять эта Марта? Или на этот раз – Ана?
Антониу: Да нет, нет… Ванесса. Ведь ты ее знала. Мы столько лет были все равно что женаты.
Ирма (вздохнув с облегчением): А, эта старуха… Она же была на столько лет старше тебя. Ну и вкус у тебя, Антониу, то старухи, то малолетки… В то время, как рядом с тобой…
Антониу (подхватывая): Такая женщина, как ты, я это уже слышал.
Ирма: Издеваешься?
Антониу (пряча улыбку): Нет… нет, нет, нет.
Сцена 7
Ана и Клара сидят на кухне и пьют чай. Появляется Изабел.
Изабел: Привет, я, как обычно, без стука.
Клара: Изабел! (Целуются) Садись, попьешь чай вместе с нами.
Изабел: Ты так изменилась. Понравилось путешествовать?
Клара: Мне все время хотелось домой.
Ана (смеется): Ну и характер. Я в ее возрасте мечтала бы поехать куда-нибудь одна, с подругой… оторваться от родителей, повеселиться… а она…
Изабел: Она – домашняя девочка. Да и потом – времена сейчас настали другие, все не так строго, вот вы с ней подруги… Когда мы были в ее возрасте, Анинья, наши матери держали дистанцию. С ними не больно-то пооткровенничаешь. Помнишь, как было?
Ана: Да, помню… Хотя меня мама очень любила. Но такой доверительности, как у нас с Кларой, таких отношений у нас с ней не было.
Изабел: Я вот думаю – не пойти ли нам всем сегодня в ресторан? В честь твоего приезда, Клара. И Бруну пойдет, я с ним уже говорила.
Клара: Изабел, извини, но я…
Изабел: Знаю-знаю, ты мечтала о домашнем вечере с мамой, но у вас их столько еще будет. Ане давно пора выбраться куда-нибудь, повеселиться.
Ана (неуверенно): Ты думаешь?
Изабел: По глазам вижу, ты и сама этого хочешь, но только боишься признаться. (смеется) Кларинья, она у тебя нерешительная, никогда не скажет прямо, что ей нужно, чего она хочет. Вечно надо ее тормошить.
Клара (улыбаясь): В этом мы с ней похожи. И я - нерешительная.
Изабел: Ну, тогда я буду тормошить вас обеих. И платья вам помогу выбрать.
Ана: Изабел, ради бога… Может быть, завтра?
Изабел: Никаких завтра. Ты найдешь новые отговорки. Я сказала – идем, значит, идем!
Сцена 8
Ресторан. Ана, Клара, Изабел и Бруну сидят за столом. Женщины – нарядные, веселые, оживленные. Входят Антониу, Ирма и Феликс (Феликс Грубер, по отцу – немец, ему 45 лет, актер – Даниэль Дантас). Эти две группы людей до поры до времени не замечают друг друга.
Ирма (озираясь по сторонам с довольным видом): Столько женщин, но никого, кто мог бы сравниться со мной…
Антониу (шепотом): Ирма…
Ирма (кокетливо): А что тут такого? Да, Феликс?
Феликс (заговорщическим тоном): Ирма, Антониу – просто брюзга. Он не понимает, как ему повезло. Вы – просто сокровище. А это платье…
Ирма (просияв): Вот видишь… Антониу, я говорила, что если ты не ценишь меня, то другие…
Антониу (устало): Я понял. Феликс, Ирма, мы когда-нибудь сядем или так и будем стоять здесь?
Феликс (похлопывая его по спине): Не кипятись. Мы только пришли, а у тебя уже такой усталый вид. Стыдно, Антониу. Рядом с тобой красивая женщина, твой лучший друг… ну, был им когда-то, но мы же не потеряли связь…
Антониу: Я не хочу портить тебе настроение, Феликс. Извини, если что. Просто в последнее время на меня столько всего навалилось. Вот наш столик, как раз у угла.
Они садятся. Ирма начинает изучать меню, внезапно вскрикивает.
Антониу: Что с тобой?
Ирма: Как я могла забыть… я же взяла с собой блеск для губ, думала, Феликс попозже придет, и я успею…
Феликс (галантно): Ирма, вы выглядите на все сто.
Ирма (нервно): Нет-нет… Я сбегаю, приведу себя в порядок. А вы пока закажите себе что хотите. Я на диете. Не дай бог, поправлюсь, и Антониу станет сравнивать меня со своими пациентками… с теми, кому он помог сбросить вес… не дай бог. (Встает и уходит.)
Ирма проходит мимо стола, за которым сидят Ана, Клара, Изабел и Бруну.
Бруну (смотрит ей вслед): Красоточка… только до чего нервная…
Изабел (добродушно смеется): Будь я нервной, заревновала бы.
Ана: Ты? Заревновала бы? На тебя это не похоже.
Изабел: Я и говорю: будь я нервной. Никогда не понимала, что такое ревность. По-моему глупо так относиться к кому-то.
Клара: Моя бабушка говорит, что ревность – это неуверенность.
Бруну: Неуверенность? Может быть. Моего брата любили меньше, чем меня, младшенького. Носились со мной, а его и не замечали. Так вот – он очень ревнив. Его недолюбили, и он всю жизнь из-за этого злится, срывается то на одной своей девушке, то на другой… А казалось бы – он красавец, красивей меня, это точно. Все при нем. Внешность, ум…
Изабел: И карьера – он зарабатывает куда больше, чем ты.
Бруну: Но я не ревнив. Живу спокойно и не комплексую, не жду от жены подвоха, хотя и карьеры не сделал, и не красавец.
Изабел: Это ты зря, Брунинью, по мне так ты – душка.
Бруну (смеется): Вы слышали? А потому, что характер покладистый. Это для жизни важнее всех остальных человеческих «плюсов», вместе взятых. Дайте мне выбрать – красавица с тараканами в голове или дурнушка, веселая, добрая… И я бы выбрал дурнушку.
Изабел (шутливо): Ты не на меня намекаешь?
Бруну: Я не намекаю, я говорю…
Изабел угрожает ему кулачком, Бруну делает вид, что испугался. Ана и Клара смеются.
Клара (задумчиво): А многим мужчинам нравятся стервы, они их мучают и изводят, а их это только притягивает… еще больше и больше…
Бруну: Сколько угодно и женщин, которым в кайф себя мучить… Нет, не по мне это. Клара, надеюсь, ты не мазохистка.
Клара: Я пока и не знаю себя…
Изабел: Нет, конечно же, нет. Она – девушка благоразумная, правда, Кларинья?
Клара (качает головой): Я не знаю. Я даже боюсь узнать… что во мне. Что я почувствую, как поступлю… У меня столько страхов… наверно, я слишком трусливая. Благоразумие – это трусость… защитная маска. Удобная и привычная.
Ана (тревожно): Ну что ты, Кларинья? Это нормально, все в твоем возрасте чувствуют неуверенность, не знают, как жить, что им делать, боятся… это нормально.
Клара: Нормально – ты говоришь? Я не знаю. Мама, наверное, я боюсь жизни. И самой себя тоже боюсь. Милая девушка – это роль, которая всем удобна. Тебе, мне и всем окружающим. Но что-то подсказывает мне, что это до поры до времени… Сквозь эту маску что-то пробьется. И я не знаю, как ты воспримешь это… как я сама восприму.
Изабел: Клара, ты слишком серьезная, вот в чем дело. Серьезна, как все молодые. Относись к этому проще – боишься, и что? Чувствуешь, что ты не знаешь себя? Успокойся, НИКТО не знает себя до конца. Смотри на людей и думай, что они себя тоже не знают.
Клара: Мне бы хоть каплю твоей веселости, Изабел… хоть каплю… твоего оптимизма… Я хотела бы быть такой, как ты, Бруну, как мама… как кто угодно. Но я не хочу быть собой. Во мне не хватает чего-то.
Изабел: Да все в тебе есть. Ты молодая, ты симпатичная, умная. Тебе не хватает уверенности, вот и все. Твоей матери тоже ее не хватало – всю жизнь не хватало. Она говорила: «Я – рохля». Спроси у нее, она правда так говорила. (Ана кивает.) Но она не была настолько серьезной и относилась к себе снисходительнее. Надо любить себя, девочка, - вот такой, какая ты есть.
Клара (пытливо смотрит на мать): А ты любишь, мама? Любишь себя такой, какая ты есть?
Ана (растерянно): Дочка…
Изабел (подмигивает Кларе): Любит-любит, не сомневайся. Как бы она ни кокетничала. Этот растерянный взгляд, тихий голос… она у нас уж такая кокетка, я знаю ее лучше всех. Но рядом с нами-то необязательно, правда, Ана?
Ана (смеется): Чего ты от меня хочешь? Да, я любила кокетничать… в молодости. Что уж сейчас-то?
Бруну: Никак ты в старухи уже записалась? И это кто – наша Ана?
Изабел, Бруну и Ана смеются. Клара вежливо улыбается.
Феликс и Антониу за своим столом разговаривают в отсутствие Ирмы.
Феликс: Антониу, я тебя знаю. Скажи, для чего тебе понадобилось везти с собой Ирму? Ты при желании мог отделаться от нее. Только не рассказывай про свою деликатность и нежелание причинить боль любящей женщине. Я хорошо тебя знаю.
Антониу: Так уж ли хорошо? Мы много лет не виделись? Ладно… скажу тебе правду. Я просто привык к ней. Мне с ней удобно – кричит, скандалит, а я в душе развлекаюсь. И совесть меня не мучает. Если бы на ее месте была женщина другого склада, мне было бы не по себе. Полюбить я ее не смог бы, жениться я не хочу, получалось бы так, что я порчу ей жизнь, треплю нервы. А тут… мне удобно, пусть так и будет.
Феликс: Все это небезобидно, Антониу. Ирма – не просто вспыльчивая или взбалмошная, все серьезнее.
Антониу: Ты так думаешь?
Феликс: Да. Может, я смог бы помочь ей, но тут нужно и ее желание.
Антониу: Оно вряд ли появится. Она вообще не приемлет критику, считает себя совершенством.
Феликс: Это так кажется… это маска. У всех у нас маски. Она очень в себе неуверенна, очень! Панически. Вот потому и требует от тебя ежесекундного подтверждения своей неотразимости. Кроме того, безответная любовь тоже ей доставляет своеобразное наслаждение.
Антониу: Мазохизм?
Феликс: Может быть… Я не исключаю такой вариант: представь, ты влюбился, и ты готов ей дать все что угодно, и в этот момент она охладевает к тебе. Ей нравится себя мучить. Так что не думай, что с ней будет просто. Если рвать, то прямо сейчас. Не тяни. Дальше – хуже.
Антониу (тяжело вздыхая): Да… я подумаю.
Ирма идет мимо стола Аны, спотыкается.
Ирма: Черт! Сломала каблук.
Ана: Вам помочь?
Ирма (всхлипывая): Вон за тем столом – видите? Это Антониу… Позовите его.
Ана встает и идет к столу Антониу.
Ана: Простите… но ваша подруга…
Антониу (обомлев): Ана…
Ана (узнает его): Господи… нет…
Антониу (встает, подходит к ней): Неужели я так изменился?
Ана: Да нет… просто я не думала, что…
Антониу: Понимаю… я тоже не ожидал тебя встретить сегодня… вот так.
Ана (оборачиваясь): Там женщина…
Антониу: Ирма… так что с ней?
Ана: Сломала каблук.
Антониу: Я-то думал… ну, эта беда поправима.
Ана: Ну… я пошла…
Антониу: Подожди… ты просто так возьмешь и уйдешь?
Ана (испуганно): Но мы в ресторане. Не можем же мы говорить здесь при всех…
Антониу: Да, не можем… Да… ладно… иди.
Феликс встает и подходит к Ане. Протягивает ей руку.
Феликс: Феликс Грубер, друг Антониу. Вы меня не помните, Ана? Ведь я был на вашей помолвке… понимаю, прошло столько лет…
Ана (машинально отвечая безжизненным голосом): Да… да, я помню вас, Феликс. Простите. Мне надо идти.
Феликс: Антониу, так ты подойдешь к Ирме? Идемте.
Феликс, Ана и Антониу подходят к столу, за которым сидят Клара, Изабел и Бруну. Ирма постанывает от боли.
Ирма: Антониу, милый, по-моему, я еще и ногу слегка подвернула…
Антониу берет ее на руки.
Ирма: Спасибо… любовь моя…
Антониу: Всем – до свидания.
Антониу с Ирмой на руках и Феликс уходят.
Ана, дрожа, садится на свое место.
Изабел (шепчет Кларе): О, Господи, это же он… Я знаю, у вас с матерью нет секретов друг от друга, она тебе про Антониу рассказала.
Клара: Мы в самолете летели. Я помню его и эту женщину.
Бруну (игриво): Повезло ему с девушкой.
Ана: Да… она очень красивая.
Изабел: Ана… да что с тобой? Ты же знала, что он вернулся.
Ана: Да, я знала… какая нелепая встреча. (закрывает лицо руками)
Изабел: Да уж, в мечтах-то у нас все одно, а в жизни – всегда мордой в грязь. Но ты не отчаивайся, по-моему, у него с этой фифой не очень серьезно…
Ана (взмолившись): О, Господи, Бел, не могла бы ты помолчать…
Изабел (примирительно): Хорошо-хорошо… понимаю.
Сцена 9
Марта подъезжает к дому Аны на машине. Вылезает из нее, поднимается по лестнице, открывает дверь своим ключом и заходит.
Марта (одна): Так-так… кажется, мне придется их подождать. (скидывает туфли, начинает бродить по квартире, в гостиной видит старые фотографии – садится на диван и рассматривает их) Кларинья… ты родилась такой похожей на мать, что тебя хотели назвать ее именем… Ты в детстве плакала, когда я тебе рассказала, и говорила: «Хочу, чтобы меня звали Ана. Имя мамы гораздо красивее». А я сказала: «Мне нравится твое имя». Ты – дочь, которую я бы хотела иметь. Пусть у меня их не может быть, это я знала еще в твоем возрасте – что их не будет… (переводя дыхание) не будет… и ни один врач мне не может помочь… Но ты родилась, и никто мне больше не нужен. Пусть не я дала тебе жизнь, но я чувствую – я тебе ближе. Что с этим сравнится? Мужчины… нет, нет… только ты для меня и важна. А многих из них я даже не помню.
Входят Клара, Бруну и Изабел.
Клара (радостно): Марта! (бросается ей на шею)
Марта (обнимая ее): Дорогая моя… А где мама?
Клара (сбивчиво): Я не знаю… она… решила пройтись. Видишь ли, в ресторане…
Изабел: Мы встретили Антониу. Представляешь, что теперь с ней творится?
Марта (пожимая плечами): Но столько воды утекло. Вы не преувеличиваете?
Бруну: Ана действительно растерялась… расстроилась… (смущенно) Ну, вам женщинам виднее. Пойдем, Изабел. Вы с Аной завтра поговорите.
Марта: Ана не ждет меня, я ее не предупредила о приезде. Но я не собираюсь задерживаться – поболтаю вот с Кларой, потом – домой.
Клара: Пока ее нет, посиди со мной, Марта.
Марта (с нежной улыбкой, преобразившей ее волевое лицо): Да, конечно, родная.
Изабел и Бруну уходят. Клара и Марта садятся на диван.
Клара: У мамы все время какие-то тайны… секреты… Знаешь, вроде бы она много рассказывает о себе, но в то же время, у меня странное чувство, как будто я вообще ничего не знаю о ней.
Марта: У меня всегда было такое же чувство… Ана неуловима, захочешь ее поймать – ускользает… Говорит «да», а слышится «нет», говорит «нет, а слышится «да»… Нет в ней определенности, внятности, четких контуров, ясных границ… Пытаюсь представить ее нутро и не вижу его. Ускользает. Отдаляется. Но в этом ее обаяние. Этим она всегда нравилась, в том числе и Антониу - своей ускользающей сутью… Его это завораживало.
Клара: Ты так говоришь, как будто она это делает специально. Играет. Но это не так.
Марта: Нет, не так. Она не играет. Она и правда такая – это надо принять как какую-то данность… Такая она родилась. Поэтому мне с ней трудно. Мне нужна внятность, понятность… ее я не понимаю. Но понимаю тебя…
Клара: И я тебя понимаю. Хотя ты очень скрытная, но мне даже слова не нужны, не нужна информация… я просто чувствую, что с тобой, что у тебя на уме… и так было всегда. Когда я была маленькая, мне хотелось быть красивой, как мама, носить ее имя, ей подражать во всем… но в то же время хотелось иметь такую маму, как ты. (смущенно) Сколько глупостей я говорю… ведь я уже выросла, а все живу этими детскими воспоминаниями.
Марта: Глупышка… я знала, я все твои мысли читала – твои глаза для меня как открытая книга. Не надо бояться меня. Говори мне что хочешь.
Клара: Тебе не смешно меня слушать?
Марта (со слезами на глазах): Кларинья… ты для меня – все. Ты поймешь, когда у тебя будут дети. (усилием воли меняет тон на беззаботно-веселый) А теперь расскажи-ка мне все по порядку. Вы с мамой собирались провести тихий вечер дома, рассматривая фотографии, в этот момент врывается Изабел и тащит вас в ресторан. Это я уже и сама поняла. А что дальше?
Клара улыбается – широко и открыто. С Мартой она более непосредственная и эмоциональная, чем ранее, в диалогах с другими героями.
Сцена 10
Ана бредет по улице, не обращая внимания на прохожих. Она останавливается около скамейки своего дома, садится на нее. Далее идет сцена воспоминаний.
Молодые Ана и Антониу сидят на этой же скамейке.
Антониу (обнимая ее): Ну, поцелуй меня, Ана…
Ана (смеется): Антониу… хватит… смотри – ведь уже стемнело.
Антониу: Тем лучше – никто не увидит. Эх, хоть бы раз почувствовать, что ты со мной, что мы – одно целое, что ты – моя.
Ана: А ты не чувствуешь?
Антониу: Нет.
Ана (обиженно): И это после всего… после всего, что было… Думаешь, для меня это было легко? Ведь ты знаешь, как мои мать и отец…
Антониу: Да, я знаю. Прости, любимая, я понимаю, как ты рисковала. Но я же сказал, что мы тут же поженимся, если что…
Ана: Знаю… но дело не в этом, ты понимаешь. Они не хотят…
Антониу: Да что нам до них? Мы не дети. Ана, даже когда ты целуешь меня, обнимаешь, даже в тот день, когда мы с тобой нарушили все запреты… мы всех обманули… я даже тогда не почувствовал, что ты стала мне ближе. И знаешь… как это ни странно, но я стал любить тебя больше, больше, чем раньше… Мне как никогда сейчас хочется переломить это, поймать тебя, как ловят бабочку, чтобы ты трепыхалась в моих руках… чтобы я это почувствовал. Иначе мне не найти покоя, я так и буду за тобой гнаться как одержимый.
Ана (гладит его щеку, серьезно глядя ему в глаза): Я тебя не понимаю. Что я должна сделать, чтобы ты это почувствовал? Или… сказать? Что тебе нужно, Антониу? Неужели ты думаешь, я не люблю тебя?
Антониу: Любишь… по-своему. Но мне этого мало. Ты – не моя, ты не принадлежишь мне. Другие женщины были готовы на все для меня, а ты не готова… я знаю.
Ана: Что бы я ни сделала для тебя, тебе мало. Все время мало.
Антониу (с горечью): Мало… Я знаю, что я веду себя как сумасшедший, но ты мне нужна, а я тебе – нет. Ты позволяешь любить себя, но не любишь.
Ана (отвернувшись): Другие женщины… Так почему ты не с ними? Добившись их с такой легкостью, ты теряешь к ним интерес, ведь сам говорил. Разве нет?
Антониу: Говорил… и боюсь, что так мне и суждено. Любить тебя, потому что ты ускользаешь. Сама того не желая… или желая? Не знаю. Но я просто болен тобой, для меня других нет. А ты не больна. Ты и без меня можешь… я тебе нравлюсь… и только.
Сцена 11
Феликс и Антониу сидят в баре гостиницы, в которой остановились Антониу и Ирма.
Феликс: Ирма в порядке?
Антониу (мрачно): Я думаю, да. Она быстро заснула. Вечно таскает с собой таблетки – куда бы мы ни поехали. Так к ним можно привыкнуть.
Феликс: Она и привыкла… с ее-то нервной системой еще и зависимость от таблеток.
Антониу: Ты так о ней беспокоишься… она тебе нравится?
Феликс (хохочет): Кому – мне?! Извини, Антониу, я ничего плохого не хочу сказать, но… Знаешь, я сейчас не на работе. И мне приятней общаться с людьми… немного другими… как бы это сказать…
Антониу: Да ладно. Так и говори – с нормальными… с адекватными. Но Ирма… она не всегда была такой. В начале она была паинькой – только и думала, чем бы порадовать меня, как угодить… она меня очаровала. Как же – такая красотка, и все ее мысли лишь обо мне, любимом. Кому не польстило бы это? Прошло много времени, прежде чем она показала свои коготки, а я уже успел к ней привыкнуть.
Феликс: Ты так погнался за Аной сегодня… еще секунда, и побежал бы. Я видел. Ты с ней сам на себя не похож. Где твоя сдержанность, где усталость, где хмурость, где неприступность? Ты рядом с ней как мальчишка… сопляк… влюбленный школьник. Извини, что так говорю, но мне бы хотелось понять… я о тебе беспокоюсь. Столько лет прошло, а она имеет над тобой власть.
Антониу: Знаешь, о чем я думаю? Я с Аной становился таким же, как Ирма со мной. Ревнивым безумцем, больным… Хотя она никогда не давала мне повода. Она не изменяла мне, не обманывала, если и кокетничала с другими, то в меру… чуть-чуть. Она вообще тихая, мягкая… Почему я всегда так панически боялся ее потерять… ведь она говорила, что любит меня, она мне ничего плохого не сделала… Но есть в ней что-то такое… эх, знать бы… Мне даже хотелось, чтобы она закричала, разозлилась на меня, стала меня ревновать… все, что угодно… но эта ее тихая отстраненность меня из себя выводила.
Феликс (внимательно слушая его): Ты говоришь – отстраненность?
Антониу: Она как луна – светит, но не греет. Я ей это сказал тогда… Но я любил этот свет… он притягивал меня как магнитом… Стоило ей улыбнуться кому-нибудь, я был готов убить его. Сейчас трудно поверить – да? Вот таким я был. Но только с ней. Она для меня была как наркотик… мне часто казалось, что не любовь это, а болезнь… Но эту болезнь я любил… до поры до времени… а сейчас, конечно, все кончено. Все… Все прошло.
Феликс (вздыхая): Прошло? Эх, Антониу… я в этом не уверен. В ресторане мне показалось, что стоит ей пальцем щелкнуть…
Антониу (горячо): Ты не понимаешь… мне стыдно вспоминать о том, как я себя вел… это не я, это псих какой-то… Все эти годы меня мучило чувство стыда. Оно жгло меня изнутри днем и ночью. Так и стоят перед глазами эти картины – как я перед ней унижаюсь. С ней я противен себе. Не хочу быть таким… и боюсь, что другим я с ней не смогу быть.
Феликс: Боишься, что ты не сможешь перед ней устоять?
Антониу: Смогу – не смогу… я ей не нужен. Все, больше не надо об этом… ты не представляешь, как тошно не принадлежать себе, а зависеть от женщины… Если бы она была стервой, мучительницей, так нет же! Она не такая – можно сказать, она белая и пушистая. Но меня она сводит с ума, лишает покоя, уважения к самому себе… Так было. Но так больше не будет. Я лучше умру… не смотри на меня так, Феликс, я выпил, конечно, но я не сошел с ума… это не мелодрама. По мне лучше не жить, чем опять… нет, нет, нет… не знаю, чем я заслужил это. Я не хочу… не могу… не могу…
Сцена 12
Бруну, Изабел и Диегу Гарсиа, брат Бруну (47 лет, актер – Марсело Новаэс) сидят в гостиной в квартире Изабел и Бруну.
Диегу: Так, значит, наша красавица Ана снова нашла смысл в жизни? Опять этот Антониу на горизонте…
Изабел: Диегу, никто не виноват, что у вас с Аной не получилось, не надо язвить… Я помню, как ты был влюблен, но она же тебе ничего не обещала… Она всегда говорила, что у вас с ней несерьезно…
Бруну: Да он был не настолько влюблен, как ты думаешь, скорее, его задело, что его бросили. Он привык бросать первым, правда, Диегу?
Диегу (пожимая плечами): Плевать я хотел на женщин. Мне они надоели – сами не знают, чего хотят, вечно выдумывают черт знает что, одни капризы, претензии…
Изабел: Ну, знаешь что… ты и сам не подарок. Вечно всех подозреваешь, что тебя хотят обмануть, что от тебя нужны дорогие подарки и только…
Диегу: А разве это не так? Те, с кем я связывался, как раз такими и были.
Изабел: Кто знает?.. Ну, Ана уж точно была не такой. Когда я вас познакомила, я надеялась, что из этого что-нибудь выйдет, но… скажи уж правду, Диегу, характер у тебя не сахар. Ты красивый и умный, но сам… хуже самой взбалмошной женщины. Или их всех вместе взятых. Ты мнительный, тебе вечно кажется что-то… не веришь людям, боишься чего-то…
Бруну (подхватывая): Мы сегодня как раз в ресторане встретили – такая модель, закачаешься! Ноги, бедра, а грудь…
Изабел (шутливо): Ну-ну, помолчи, а то я подумаю…
Бруну: Но она вся какая-то дерганая, истеричная… Я и подумал тогда: вот второй сапог в пару для моего брата. Познакомить бы тебя с ней.
Диегу: И не думай. Мне всегда нравились женщины тихие, уравновешенные, без выпендрежа…
Изабел: Вот ты и трепал им всем нервы. Ведь ни с одной из таких у тебя не сложилось.
Диегу: Лучше уж быть одному, чем с такой, которую вы описали.
Бруну (лукаво): Так ты ее даже не видел.
Диегу (угрюмо): И слава богу.
Сцена 13
Марта и Клара на кухне пьют чай. Входит Ана.
Марта: Ну, вот, наконец-то…
Ана: Я просто прошлась… мне хотелось побыть одной.
Марта (вставая): Ладно… не буду мешать.
Ана: Ну, что ты, Марта, останься…
Марта: Да вам уже спать ложиться пора.
Ана: Да, Клара, ложись, дорогая, а я все равно не усну.
Марта: Уснешь, Ана, я тебя знаю. И что это на тебя нашло? Еще вчера ты спокойно о нем говорила, мне Клара рассказывала…
Ана: Я просто не ожидала, что все будет ТАК…
Марта: Как?
Ана: Что я снова его испугаюсь… как глупо… я всегда боялась его. Почему, не знаю. Я думала, что сейчас все может быть по-другому… иначе. В молодости я даже не понимала, что я боюсь его, просто боюсь. Поэтому мы и расстались. Не по какой-то другой причине.
Марта: Ты раньше этого не говорила.
Ана: Я не понимала… Ведь я так легко сдалась тогда… почему? Потому что хотела уйти от него.
Марта: Теперь ты из себя изображаешь Клариссу Даллоуэй. Нет, Ана, в романе Вирджинии Вульф все было иначе. Хотя… кто знает? Мне не казалось, что у Антониу властный характер, что он – домашний тиран или что-то подобное… По-моему, это не так. Чего ты боялась?
Ана: Он ждал от меня чего-то, что я не смогла бы дать ему. Я не понимала, что ему нужно. Он говорил, что я недостаточно сильно люблю его, и сам признавался, что такая любовь ему быстро наскучивает, что ему нравится то, что я не такая… Мы запутались. Но тогда мы были детьми. А сейчас… я надеялась, что-то изменится. Ведь прошла целая жизнь. А стоило мне увидеть его, опять эти настойчивые глаза, эта готовность бежать за мной, гнаться… Мне показалось, что он хочет схватить меня в охапку, куда-нибудь унести, запереть и выбросить ключ.
Клара: Мамочка… ты не преувеличиваешь? Ведь в ресторане вы говорили-то всего несколько секунд… Конечно, я видела, как он смотрел на тебя, но, по-моему…
Ана: Я его лучше знаю.
Марта: Сама же только что признавалась, что не понимаешь его. Странная у вас любовь, сестренка, мне кажется, это непонимание друг друга вас и притягивает… интригует. А если бы поняли… то кто знает… не растаяла ли бы эта любовь как дым?
Ана: Не знаю… я, правда, не знаю.
Клара (неожиданно): Мама… ты все говоришь о себе, а ему каково? Мне стало так его жалко… особенно после всех твоих слов. У тебя за него душа не болит?
Ана (удивленно): Да… конечно… мне жаль его, но…
Марта (эти слова у нее вырываются против воли): Но себя тебе жалко больше. Так всегда было.
Ана (раздраженно): Вы что – меня обвиняете?
Клара (поспешно): Нет, нет, что ты, мама. Просто ты знаешь меня – мне всегда интересно, что думают люди, и каково им… Ты помнишь, как я могла проплакать всю ночь после того, как услышу какую-нибудь историю… или кино посмотрю или книгу прочту. Не могла ни спать, ни есть, ходила под впечатлением.
Ана (обнимает ее): Да, конечно. Ты всегда была впечатлительной. Меня это беспокоило. Твой дедушка как-то сказал мне, что тебя надо оберегать от сильных переживаний. Ты со стрессами не справляешься. Вот посмотри на меня – я уже успокоилась. (улыбается ей) Антониу – сильный, о нем не волнуйся, все с ним будет в порядке. А ты у меня хрупкая девочка, нервы у тебя слабые, побереги их. Себя береги.
Марта: Ну вот, раз у вас теперь все хорошо, я пойду. Извини меня, Ана, если я ляпнула лишнее.
Ана (к ней вернулось благодушное настроение): Ничего. Я знаю, что ты не со зла.
Сцена 14
Утро следующего дня. Гостиничный номер. Ирма примеряет купальник. Антониу собирается уходить.
Антониу: Я рад, что у тебя хорошее настроение.
Ирма (обнимает его и целует): Я выспалась, надела обновку, посмотрела на себя в зеркало и поняла…
Антониу: Что ты самая-самая-самая…
Ирма: Не смейся. (кокетливо) Что я могу поделать, если все так и есть? У меня конкуренток никогда не было. Если я ставлю цель, то я ее добиваюсь.
Антониу: А какую цель ты себе поставила на этот раз?
Ирма (обиженно надув губки): Антониу… разве ты не понимаешь, что моя цель – это ты, только ты? И разве я своего не добилась? Видела я твою Ану – она еще ничего, но со мной не сравнить… Если поставить нас с ней в купальниках, главный приз выиграю я. Ты же помнишь, я в конкурсе красоты участвовала.
Антониу: Десять лет назад?
Ирма: Антониу! Ну зачем ты напоминаешь, сколько мне лет? Я и так знаю… за тридцать уже. Но я не выгляжу на свой возраст. А Ана… нет, она недурна, конечно, но я…
Антониу: Я все понял. (шутливо) Конечно же, ты лучше всех. Я пошел.
Ирма: Обещаю, на пляже не буду ни с кем разговаривать. Кто бы ко мне ни подошел, ни предложил…
Антониу: А почему бы и нет? Поболтай с кем-нибудь, если хочешь.
Ирма: Я в шоке! Ты хочешь сказать, что тебе наплевать, если твою любимую женщину…
Антониу: Ирма, я тороплюсь. Я даже не понял, что ты сказала. Прости, но мне надо бежать. (уходит)
Ирма (одна): Ты еще будешь меня ревновать, вот увидишь. Стоит мне выйти на пляж, за мной табунами забегают… (топает ножкой)
Сцена 15
Пляж. Диегу лежит на песке и дремлет. Ирма выходит из воды и стоит, греясь на солнце. Видит Диегу, подходит к нему.
Ирма: Сколько времени… эй, сеньор! (толкает его ногой)
Диегу (открывая глаза): Что такое… да что вам, сеньора?
Ирма: Такая женщина, как я, сама к тебе подошла, задала вопрос, а ты еще переспрашиваешь? Ты не слышал, что я сказала? Таких, как я, ты наверняка только по телевизору видел.
Диегу (раздраженно): Каких – таких? Что происходит?
Ирма: Сколько времени – можешь сказать? Или глухой совсем, что ли? Да еще и слепой – «каких таких»… да таких вот… как я. Не видишь, что ли?
Диегу: Две руки, две ноги, голова… все на месте. И что такого особенного в тебе, что надо было меня разбудить? А времени (смотрит на часы) – половина одиннадцатого.
Ирма (возмущенно): Две руки… две ноги… Да ты посмотри – КАКИЕ у меня руки и ноги? Где ты еще такое увидишь?
Диегу: Ну, вот, еще одна… знаю я вас. Думаешь, я дурачок, у которого много денег, и стоит мне увидеть такую мордашку, как я начну осыпать тебя бриллиантами? (показывает ей фигу) Не дождешься, понятно?
Ирма (оскорбленно): Да за кого ты меня… я тебе что, проститутка? Такие женщины не продаются.
Диегу: Не бывает женщин, которые не продаются. Ты сказки-то мне не рассказывай. Но хорошо хоть сразу себя показала – а то некоторые мягко стелят, да жестко спать. С виду такие тихони, а на уме все одно – квартира, машина, кольца, браслеты, серьги… И все им мало. И ведь ни за что не признаются – так и будут изображать святую невинность. Знаю я вас…
Ирма: Ты больной, что ли?
Диегу: Кто – Я больной? Это ты ненормальная, разбудила меня, говоришь тут про свои ноги и руки… да что тебе надо? Хотя… (подозрительно) знаю, знаю… я сразу понял, что ты такая же, как и они…
Ирма: Они – это кто, идиот?
Диегу: Мои бывшие… да вообще ВСЕ они одинаковые. Поют про любовь, а самим – самим-то одно подавай. Небось не случайно на мои часы вылупилась, знаешь, сколько они стоят. Прикидываешь в уме небось.
Ирма (загадочно улыбается): Знаешь, что? Ты дурачка из себя-то не строй. Это Я тебя раскусила. Я знаю, что на уме у таких грубиянов. Делают вид, что им все равно, а сами пялятся потихоньку на мои ножки… Но учти, тебе тут ничего не обломится. У меня уже есть любимый мужчина, а ты… мечтай, если хочешь. Мечтать-то не вредно.
Диегу: О ком? О тебе?! Это ты все мечтаешь о том, как бы выудить у своего лопуха побольше деньжат. Но я не дурак, меня не проведешь. Вот ты и злишься, что я не дурак. Ты привыкла всех облапошивать, но со мной не выйдет.
Ирма: Я тоже не дура. Насквозь тебя вижу. Говори-говори, а сам смотришь и смотришь на мою грудь, наглядеться не можешь…
Диегу (вскакивает): Слушай, еще одно слово… (замахивается на нее)
Ирма (грозит ему кулаком): И нечего на меня пялиться… (кричит) Уберите от меня этого сумасшедшего, он ко мне пристает.
Диегу: Что?! Да это она ко мне пристала, сама небось сумасшедшая, да вы только на нее поглядите…
Ирма (торжествующе): Вы слышали? Я знала, он меня разглядывает, сам только что признался.
Вокруг них собирается толпа народа.
Человек из толпы: Что здесь происходит?
Ирма: Этот придурок… (указывая пальцем на Диегу)
Диегу: Вот эта кретинка… (указывая пальцем на Ирму)
Человек из толпы: Ну, все, хватит, вы нарушаете общественный порядок. Сюда люди приходят семьями, здесь маленькие дети. А вы орете друг на друга. Выясняйте свои отношения дома.
Ирма (возмущенно): Дома?! С ним? Да вы что… Я вообще его в первый раз вижу…
Человек из толпы: А мы думали, что вы муж и жена и ссоритесь.
Диегу: Муж и жена! Еще чего… Я с ума не сошел на такой жениться.
Ирма: Нет, это я не сошла.
Человек из толпы: Вам что – по пять лет?
Женщина из толпы: Ну, все, покричали, и хватит.
Толпа расходится.
Ирма (Диегу): Я на тебя в суд подам за сексуальные домогательства.
Диегу: Это я на тебя подам – за моральный ущерб. Ты меня разбудила, орала, к часам моим дорогим тут приглядывалась… (его осенило) А может, ты это… воровка?
Ирма: Говори что хочешь, я знаю, что у тебя на уме. Насквозь тебя вижу. Ты мне на глаза не попадайся, не вздумай меня преследовать, я Антониу расскажу. А он ревнивый.
Диегу: Вот ненормальная! Да кому ты нужна? Неужели думаешь, мне? У меня были подружки красивей в сто раз.
Ирма: Это невозможно, так не бывает, ты врешь. Но меня тебе не обмануть. Так что учти… (еще раз грозит ему кулаком и уходит)
Диегу (смотрит ей вслед): Ох, убил бы тебя.
Сцена 16
Антониу выходит из здания, где проходила конференция, видит Ану, стоящую у входа.
Антониу (удивленно): Ты ждала меня?
Ана: Да. Твой телефон я не знаю, я бы позвонила, конечно…
Антониу (берет ее за руку): Пойдем, здесь неподалеку кафе, там поговорим.
Ана: Нет, пойдем лучше в парк, он в двух шагах отсюда. Мы там раньше гуляли… ты помнишь?
Антониу (хмуро): Помню. Ну ладно, идем.
Ана и Антониу идут в парк, садятся на скамейку.
Ана: Наш вчерашний разговор мне не понравился. Знаешь, я думала, ты изменился.
Антониу (пожимая плечами): Я знаю, я вел себя глупо. Но я же тебя не обидел, не сказал ничего лишнего… раньше было иначе, я помню.
Ана: Раньше я не обижалась… я знала, ты вспыльчивый…
Антониу: Что есть – то есть. Я вообще не ангел. И не притворялся святым. Но тебя… тебя я понять никогда не мог. Вот зачем ты сейчас пришла?
Ана (вздыхает): Я представляла себе это все по-другому… Я никому в этом не признавалась, даже себе, наверное… боялась… просто боялась думать… Я всегда мечтала, чтобы у нас все было хорошо. Но в реальности это не получалось. Мы только ссорились, изводили друг друга. А я продолжала мечтать – думать, как все бы МОГЛО быть. Я этим жила.
Антониу (удивленный): Я не знал.
Ана: Откуда тебе было знать, если я не говорила? В моих мечтах ты был другим.
Антониу: Значит, это уже был не я.
Ана: Не знаю… это был образ. Что-то твое, но без твоих раздражающих меня черт…
Антониу: Иными словами – улучшенный вариант, приукрашенный…
Ана: Знаешь, для женщин любовь значит больше… мне так казалось всегда. Девочки с ранних лет любят сказки про любовь, песни, кино… им все это интересно. А мальчикам – нет. Когда это их вообще начинает хоть сколько-нибудь интересовать? В подростковом возрасте, но это у них гормональное… ты лучше меня это знаешь, ты врач. Вот им и кажется, что любовь – это физиология, обладание телом… Для женщин все совершенно не так.
Антониу: Ана, ты хочешь этим сказать, что для меня все сводилось лишь к этому? Ты не права.
Ана: Я не знаю, права или нет… Но ты тогда не обо мне думал, а о себе. Ты мне даже вопросов не задавал – что мне нужно, чего я хочу.
Антониу: Это верно… вопросов я не задавал, но не думай, что я не пытался понять тебя. Да я чуть не свихнулся, только и думая, что о тебе. Если бы я мог увидеть, какая ты… заглянуть тебе в душу, понять, разобраться…
Ана (удивленно): Ты мне этого не говорил тогда…
Антониу: Я стыдился признаться, что не понимаю. Думал, что ты сочтешь меня глупым.
Ана: Вот-вот… твоя гордость, твое самолюбие… вечно оно для тебя важнее всего остального.
Антониу: Гордость? О чем ты? У меня ее тогда не осталось. Я был одержим тобой, просто болен…
Ана: Ты говорил это, но я никогда не могла понять… Любовь – не болезнь.
Антониу: Но для меня она такой стала. Ты говоришь, что мечтала… я тоже мечтал… о той Ане, которая понимала бы с полуслова, которой вообще ничего не надо было бы говорить… У нас с тобой было так – слова, слова и слова… и все без толку, все впустую. Они почему-то нам не помогали.
Ана (устало): Наверное, и сейчас не помогут. Да и зачем? У тебя есть эта девушка… не знаю, как ее зовут, но она очень красивая, молодая…
Антониу: Ирма моложе тебя на пять лет. Я не собираюсь жениться на ней. Мы можем расстаться хоть завтра.
Ана (мгновенно изменившись – на ее лице появляется улыбка, преобразившая его): Ах, вот как… Ну что ж… мне жаль, если у вас так сложилось.
Антониу (внимательно смотрит на нее): Тебе жаль? Вижу-вижу…
Ана (смущенно): О чем ты, Антониу… жаль, конечно…
Антониу внезапно обнимает ее и целует.
Ана (смеется): Антониу… подожди… мы не дети. Ты только что говорил…
Антониу (как будто внезапно помолодев – его глаза радостно заблестели): Не знаю, Ана, не помню, что я говорил… Все оттого, что я проговорил с тобой двадцать лет – в своих мыслях. И сейчас не могу остановиться – все говорю, говорю, говорю…
Ана: И я тоже… я тоже все время пытаюсь что-то сказать, я устала… хотя бы сегодня не надо…
Смотрят друг на друга сияющими глазами. Снова целуются – осторожно, как будто впервые.
Сцена 17
Клара, сидя дома, перебирает старые фотографии в коробке. Натыкается на пачку писем.
Клара (читает вслух): Антониу Ферейра… это от мамы. Почему же она… она их не отправила… они не запечатаны… (встает) Нет, я не должна их читать, нет, конечно… (во внезапном порыве) Я краем глаза… загляну только – и все. Никому ведь не будет вреда от этого. (нерешительно держит конверт в руках, достает письмо, разворачивает, читает вслух) «Даже не знаю, с кем я говорю – с самой собой, с твоей фотографией или с тем, кто мне снится – это и ты и не ты… Но я боюсь замолчать – тогда ты исчезнешь, и что-то во мне навсегда оборвется». (быстро убирает письмо в конверт) Господи, что я наделала… я не должна была…
Селестина входит в комнату.
Клара (вздрагивает): Бабушка? Ты здесь… но…
Селестина (подходит к ней и берет письма): Ах, вот оно что… Не смотри на меня как испуганный кролик… ты молода, невинна и ты любопытна… как все девчонки. Тебя интригует эта история – как кино или там сериал… не знаю, не важно, не надо винить себя, Клара. Я в твоем возрасте тоже такой была.
Клара: Но я виновата. Я расскажу маме об этом… Нет, бабушка, не смотри их…
Селестина (быстро пробегает глазами начало письма и убирает его в конверт): Я только должна была убедиться, что это – всего лишь фантазии Аны. Но она всегда была умницей – понимала цену всем этим химерам. Мечтать можно о чем угодно, но реальность – иная. А мы живем не в мечтах.
Клара: Он никогда не нравился тебе, верно?
Селестина: Он ей не подходит. Он никогда ее не поймет, а если поймет, то разлюбит. Хотя… как знать?..
Сцена 18
Ирма в номере отеля стоит перед зеркалом в купальнике и внимательно разглядывает свое тело.
Ирма (в недоумении): Ну и болван… да как у него язык повернулся сказать, что МОИ ноги – так себе… где он видел такие? Со мной никто не сравнится – ни эта выцветшая Мадонна, ни кубышка Мэрилин Монро, ни тощая курица Хитер Локлир… да и на Дженифер Лопез тоже без слез не взглянешь, со мной-то ее не сравнить. (вздыхает) Ах, если б МЕНЯ рядом с ними поставить… да кто бы на них тогда поглядел?.. Ну, ничего, я еще ему покажу, если встретимся… (спохватившись) Да зачем нам встречаться? Так разве только… чтобы его проучить. Пусть знает, с кем дело имеет. (самодовольно ухмыляется)
Сцена 19
Диегу обедает у Изабел и Бруну. Он злой, они пытаются его успокоить.
Изабел: Ну, подумаешь, встретилась сумасшедшая, что так на нее реагировать?
Диегу: Ты не понимаешь… нет, не понимаешь… и ты тоже, Бруну. Она ведь не просто так подошла.
Бруну: А зачем же?
Диегу: Ты посмотри на меня – ну посмотри…
Изабел: Смотрю… и что?
Диегу: Сразу видно, сколько я зарабатываю.
Бруну: Как это может быть видно?
Диегу (самодовольно похлопывает его по плечу): Ты парень неплохой, Бруну, но звезд с неба не хватаешь. А я - ведущий специалист, у меня совершенно другая зарплата, меня окружает аура…
Изабел: Какая еще аура?
Диегу: Аура успеха. Какие вы оба непонятливые! Ко мне такие девицы так и липнут как мухи. Думают, что нашли дурака. А я не дурак – вижу, что у них на уме. Вот эта курица и взбесилась…
Бруну: Она что – уродина?
Диегу (небрежно): Для меня они все на одно лицо – охотницы за деньгами.
Изабел: Подожди-подожди, Диегу… ты так говоришь, как будто все женщины одинаковые. Ты и меня такой вот считаешь? Почему же я вышла замуж за твоего брата, а не за тебя… хотя ты за мной и ухаживал, если помнишь.
Диегу: Ты молодой была, наивной… не видела, что я птица – другого полета, не знала, как высоко я взлечу.
Изабел: Диегу-Диегу…
Диегу: И не спорь со мной, я лучше знаю, я женщин вижу насквозь, уж ты меня извини…
Изабел и Бруну за его спиной обмениваются понимающими улыбками.
Сцена 20
Ана входит в дом. На ее лице – счастливая улыбка. Она видит записку на кухне.
Ана (читает вслух): «Мама, прости, я не знаю, как тебе в глаза смотреть после этого… Ты же знаешь, что я любопытная, я нашла письма в коробке, где старые фотографии, и достала одно, прочитала несколько строк и убрала обратно. И тут вошла бабушка, она это увидела… Ты не подумай, мы не читали, она только взглянула – и все. Но она поняла. Мы сейчас с ней у Марты. Она просила, чтобы я тебе не рассказывала, но у нас не было тайн друг от друга, я хочу, чтобы ты знала… Прости…» (нахмурившись, качает головой) Мама… ты видела… (на ее лице снова появляется беззаботная улыбка) Ну и что… и пускай. Я отдам их Антониу, все до одного отдам, если он… Ах, дочка, дочка, какой ты еще ребенок…