В канун 8 марта Шурка Иванов, статный мужчина тридцати пяти лет, вышел на станции метро у Московского вокзала, чтобы купить букет цветов подешевле. Здесь всегда шла бойкая торговля цветами: рынок стихийно возникал в праздничные дни. Милиция сначала гоняла торговцев, но потом махнула рукой – не помогает. Это все равно, что отгонять комаров в вечернем лесу в начале лета. Торговки предлагали цветы на любой вкус – от голландских фиолетовых тюльпанов, гигантских хризантем и черных роз, до скромных букетиков местного происхождения: те же тюльпаны, но помельче, с еще не полностью открывшимися бутонами, или бледно-желтые нарциссы, предлагали гиацинты, фиалки в маленьких горшочках.
Но Шурка всегда покупал мимозы. Для него весна начиналась с женского праздника и мимоз. Какая бы погода ни стояла в городе, но если кругом торговали мимозой – все, шабаш, кончилась зима, еще один год пролетел, впереди весна и лето.
Остановился около молодой и толстой цыганки с золотыми зубами, лихо торговавшей мимозами из чемодана, лежащего на асфальте. Цыганка громко зазывала прохожих своей бьющей в цель рекламой:
- Самая дешевая, самая свежая мимоза! Из Сухуми!
Очередь около цыганки росла. Шурик внимательно осмотрел мимозы, взял веточку, упавшую около его ноги: желтые шарики при потряхивании стали опадать. «Втюхивает туфту», - сделал для себя вывод Шурик и отошел.
Пройдя вокруг всего здания метро Шурка так и не нашел что искал: хорошей мимозы не было. Ни одна из них не пахла ни весной, ни южным ароматом свежесрезанных цветов, а лишь каким-то горьким запахом бензиновых паров и гари…
- Тьфу ты, Господи, прости, - выругался незлобно Шурка отходя от метро и направляясь к Московскому вокзалу.
У входа в вокзал тоже шла торговля цветами. Но и там он ничего подходящего себе не нашел. И уже собравшись уходить и отсюда, он обратил внимание на одиноко стоящую женщину в уголке под аркой у входа на вокзал. Под ногами у нее стояла небольшая бумажная коробка, поверх которой незаметно лежали несколько веточек мимозы.
Шурка подошел:
- Продаете?
- Продаю.
- В какую цену?
- А сколько не жалко.
Шурка молча поднял голову.
- Как это? - не понял он и посмотрел на женщину повнимательнее.
- Да так, - тихо ответила она склонив голову. – Если понравится – будем торговаться, но я уступлю. Мне нужно к четырем закругляться, на электричку успеть. Вот последняя коробка осталась. Мимоза свежая, два дня назад как срезана. Берите…
- Но все же в какую цену, вот, хотя бы эти веточки? – и Шурка взял верхнюю желто-лимонную веточку мимозы, встряхнув ее предварительно: ни один шарик не упал.
«Настоящая», - подумал Шурка, - «баба-то не врет».
- Я прошу пять рублей, но могу уступить и за три.
Шурка поднес веточку к носу, и потянул. Нежный аромат южного весеннего солнца разлился по Шуркиному организму, и он живо вспомнил свой первый цветок мимозы, купленный на рынке у пожилой грузинки в его теперь уже далекой юности. На тихой станции Карабожа, что в двухстах километрах от Питера, он покупал для матери веточку мимозы, и она так же чудно пахла, как эта. Теперь, двадцать лет спустя, Шурка стоял и нюхал, нюхал ветку мимозы, словно никак не хотел расставаться с прошлым.
«Как же потом вышло?» – стал вспоминать Шурка. По дороге он встретил ЕЁ, соседскую девчонку, в которую давно и безнадежно был влюблен. Но гордая и недоступная Лилька лишь усмехалась каждый раз, когда Шурка оказывал ей знаки внимания. А тут, под звуки весенней капели, она шествовала как царица по привокзальной площади к газетному киоску за очередным журналом мод, гордо откинув голову с русыми косами по пояс и длинными ресницами бездонных серых глаз. Дойдя до Шурки, она впервые остановилась около него и спросила, как старого знакомого:
- Не знаешь, киоск открыт?
Шурка не знал что ответить. Он замотал головой, что-то забурчал. Видимо, это было так смешно, что Лилька рассмеялась:
- Так я не поняла, открыт или нет? – сквозь смех спросила она еще раз.
Шурка уже ничего не мог поделать с собой. Он выхватил цветок мимозы и молча протянул ей.
- Это что, мне? – она удивленно вскинула брови.
- Поздравляю с Международным женским днем, - стушевался вконец Шурка.
- Спасибо.
Лилька развернулась и пошла дальше.
Сколько же утекло с тех пор воды?.. Да-а-а…
- Вы чего, дядя, покупаете? Или заснули с цветком в руке?
И она, как когда-то в юности беспечно засмеялась. Шурка оторопел и поднял глаза. Перед ним стояла изможденная невзгодами женщина неопределенного возраста в рваной стеганой куртке-телогрейке, на руках матерчатые перчатки, в одной руке сигарета. Это же ОНА! Лилькин смех пронесся у него в голове, но он не поверил, и посмотрел еще раз внимательно на женщину.
- Ну что уставился? Баб не видел? – опять с усмешкой спросила она, окинув его все теми же, как в юности, бездонными, но потускневшими глазами с длинными ресницами. – Я, я!
- Покупаю весь ящик, - ответил Шурка, и стал лихорадочно искать кошелек. – Сколько?
- Давай три сотни, если не жалко, - ответила обомлевшая женщина.
- Не жалко! Вот, возьмите, - и он протянул пятисотрублевую, скрученную купюру. – Сдачи
не надо.
И наклонившись сгреб в руки ящик с мимозами, резко повернулся, чтоб не смотреть больше на женщину, по ступенькам побежал вниз. Слёзы, словно весенняя капель, обжигали ему щеки.