С утра в воскресенье она хотела всего, но что бы он ни предлагал в надежде угодить, отвергала немедленно, гневаясь: это частности! а где всё?!
К середине дня определилась с желаниями. На беду, он был не в силах исполнить хотя бы одно из них, но деньги тут ни при чём – желания оказались не-воз-мож-ные. Попытки урезонить: придумай что-нибудь, что в моей власти, – проваливались. Она просила-просила-просила об одном и том же по десятому разу. Ему представилось, что он кружится на карусели. Занервничал: вестибулярный аппарат ни к чёрту.
В конце концов она устала, примолкла. Стояла у окна вполоборота, очень красивая – каждая линия лица растушёвана лучами томного предвечернего солнца.
Он тронул её за локоть и потянул в угол, к тахте, накрытой пледом в тёмную клетку. Она, продолжая смотреть на солнце, медленно, но не без твёрдости высвободилась.
И вдруг в ней будто вспенилось что-то: «Мне ничего от тебя не надо!»
Кинулась в коридор, быстро оделась, хлопнула дверью.
Он вздохнул, подался было за нею, но передумал, махнул рукой.
Принёс из чулана фрезерный станочек, установил на подоконнике. Устроился рядом на высоком табурете, сгорбился, принялся за работу.
Уже дней пять он вытачивал из самшитовой чурочки царевну-лягушку. Фигурка была почти готова, оставались мелочи: тоньше обработать детали морды, сделать поизящнее лапы, нанести узор на корону, отшлифовать.
Она – руки в карманах, упрямый лоб раздвигает воздух – шла, почти бежала, не задумываясь, куда. После целого дня душевного напряжения хотелось – только бежать. Через пять минут лицо порозовело, волосы распушились – несколько заинтересованных взглядов припустили за ней вдогонку.
Возле гастронома она увидела старушку, перед которой на перевернутом тарном ящике лежали прозрачные мешочки с яблоками.
О!
– Что у вас? – коснулась указательным пальцем золотисто-зелёной матовой кожицы.
Старушка засуетилась, заоглаживала мешочки желтоватыми, с рыжей крупкой, морщинистыми руками:
– Антоновка. Купи, моя хорошая, отдам недорого.
– Два.
– Яблока? Дак чё так мало?..
– Э-э-э… Два… две… такие порции.
– Ну, а чё один-то мешочек останется? Возьми уж все, надоело сидеть, я скину. Пирожок испечешь, да и так, погрызть можно.
– Хорошо. Все.
Она расплатилась, скрутила верхние края мешочков в жгутик и направилась к дому.
– Мне вдруг захотелось приготовить для тебя что-нибудь вкусное. Купила яблок. Смотри, правда, красивые? – выставила вперед добычу. – Испеку с мёдом.
Он улыбнулся её улыбке.
– Знаешь ведь, у меня от печёных яблок изжога. И смотреть на них – приятного мало. Тёмные, сморщенные.
– Ну, и что! Испеку! Получится хорошо, увидишь.
– Как хочешь.
Минут через двадцать по квартире поплыл горячий яблочный дух – сладкий, слегка приправленный горьковатым ароматом жжёного сахара.
– Готово! – она появилась в дверях комнаты с подносом в руках. Улыбка её могла озарить, по меньшей мере, пол-Вселенной. – Я хочу, чтобы ты попробовал немедленно!
Он как раз обтачивал выпученный лягушачий глаз.
– Я ведь объяснил тебе, – предугадывая взрыв обиды, говорил мягко, будто извиняясь, – не ем. Козье твое упрямство...
– Козье?! – взгляд её мгновенно замёрз. Улыбка опрокинулась.
Она подобралась и стала похожа на туго натянутую струнку. Пружинисто закачалась на носках, не отрывая от него мгновенно заледеневших глаз.
– Ты!.. – молниеносное движение рук, и яблоки смачно шмякнулись на паркет.
– Ты!.. – звякнул, ударившись о противоположную стену, а затем протяжённо задребезжал на полу поднос.
– Ты! – она размашисто села на пол, скрестила ноги перед собой. Зажав рот ладонями, закачалась назад-вперёд.
Глухо мычала и всхлипывала, из последних сил удерживая в горле слово, которое переполняло её и рвалось наружу.
Он выключил станок. Подошел к ней, опустился на корточки. Потянулся ладонью к её голове, но погладить не решился. Потом всё же осмелился. Она затихла.
Он мог обойтись с ней мягче – назвать капризницей, но привык доискиваться сути.
Суть слов была главной страстью его жизни.
_____________________________________________________
Каприз – фр. caprice – ит. capriccio – лат. capra «коза»
2004