После смерти отца особенно думать о сцене не приходилось.
Хоть я и стала лауреатом всесоюзного телеконкурса, но особых приглашений на публичные выступления не посыпалось. Все те же квартирники, да пара-тройка площадок по Питеру, которые приличных средств на существование не давали. А надо еще и заботиться о семье. Матушка уже была на пенсии. Сестра вечно
болела. Племянница росла и расцветала. На все нужны деньги, которые на заре перестройки катастрофически таяли.
Спасибо одной поклоннице. Она работала врачом-невропатологом в поликлинике творческих деятелей и ей тогда подвернулся пациент из начальства художественных мастерских при Ленинградском управлении культуры, которому она должна была выдать резолюцию типа разрешения на не проведения пункции позвоночника или наоборот. Очень тому пациенту не хотелось подставлять спину, и Надюша воспользовалась своей временной властью:
- У вас вакансии на место художника-оформителя имеются?
- Для вас – хоть целых две.
- Возьмите женщину на работу.
- Женщину? У нас там никогда женщины не работали, это чисто мужское производство. У них там заработки, как у шахтеров!
- Ну, какие нынче заработки у шахтеров, мы знаем. Вам моя резолюция нужна? На то она и перестройка, чтобы женщине более равноправия иметь!
Он меня лично привел в Петропавловскую крепость, где в помещении Екатерининской Куртины находился оформительский цех тех самых живописцев, которые малевали портретных вождей и оформляли Дворцовую Площадь на все коммунистические праздники нашей Державы. Привел и сказал:
- Когда-то должна здесь работать женщина! А то вы в своем мужланском коллективе совсем распустились.
- От только бабы нам тут и не хватало! – заявили художники и объявили мне бойкот.
Целый месяц я работала с шестью мужиками в помещении, в гордом одиночестве. Человек я самодостаточный, одиночество меня никогда не пугало, но физически, с непривычки, работать было действительно тяжело. Основная повседневная работа заключалась в изготовлении рекламы театра и кино. Огромные подрамники,
которые нужно было самостоятельно притащить в цех и поставить на станок, заваливали меня. А суровые дядьки только молча наблюдали, как я падала, вставала и снова падала. Науку таскания подрамников я освоила в три дня, и дальше уже просто наслаждалась работой.
На мою долю выпало оформление рекламы нашего театра Музкомедии. Особенно меня развлекало написание репертуара, где за авторами советских оперетт следовали громкие звания всяческих заслуженных и народных деятелей, а классики писались скромненько: И. Кальман, Ф. Легар. И, тем не менее, именно на них в то голодное суетное время по-прежнему набивался зал.
А я писала и думала, в какую жопу запихнуть мне то самое мое всесоюзное лауреатство.
СТРЕЛЬБА С ОПЕРНЫМ ТЕАТРОМ И СТАРИКИ-ЗАСТУПНИКИ
Я работала. Мужики скрипели зубами.
Основное для них удовольствие было в дождливую погоду промчаться мимо на своей тачке, когда я выходила с работы, и на полном ходу окатить меня грязью. А тут еще спортинструкторша
как-то пришла, и давай у нас в цеху ныть на тему того, что нынче соревнования с оперным театром имени Кирова по стрельбе, а никто за честь коллектива постоять не хочет. Мне уже на этот коллектив было громко начхать, но симпатичной женщине я отказать не смогла. Отложила кисточки и съездила постреляла. А поскольку стреляла с детства с отцом из мелкашки по банкам и пробкам от лимонадных бутылок, то что там оперный театр...
Через пару дней нас собрали в красном уголке производства и объявили, что по управлению культуры я обстреляла всех, набрав большее количество очков. Мужики молчали, и я понимала, что теперь они готовы меня просто убить. После объявления все по команде похлопали, дама из профкома всучила мне три гвоздики с почетной грамотой, и мы разошлись по рабочим местам. Я отправилась за очередным подрамником, и в темном закоулке коридора меня подкараулил один тумбообразный коллега. Он ничего не говорил, а просто крепко облапил и стал тискать.
Вырваться было невозможно. Пришлось со всей силы пнуть ботинком в коленную чашечку. Качек взвыл и ослабил захват. Я вырвалась.
Уж не знаю, как бы дальше проходила моя трудовая деятельность в этих мастерских, если бы не появился там не усидевший на пенсии один замечательный старик по фамилии Базанов. Он встал за станок прямо напротив меня и заявил:
- Лично я эту круговую поруку на дух не переношу! А ты не вешай нос. Половина сих сопляков мои ученики. А я тебя, как фронтовик, уважаю.
И мы зачирикали с ним наперебой про колер, про кисти, про шрифтовые премудрости.
А тут еще и мой знакомый кистевяз пришел, который мне кисти в мастерскую Д/К "КРАСНЫЙ ОКТЯБРЬ" приносил. Старик никогда не покидал меня сразу после продажи. Обязательно оставался на приглашение испить чайку. И с удовольствием рассказывал про свое житье-бытье. Он, оказывается, и здесь ежемесячно промышлял. Мы, конечно, друг другу обрадовались.
- А я-то думал, ты окончательно в артистки подалась. Уж и не чаял больше встретиться, а ты тут, совсем рядом.
- Да, куда ж я, Кандидыч, от своего ремесла денусь!
- Это в какие такие артистки? - полюбопытствовал Базанов.
- Вот вы тут все, может, и не знаете, а я так у нее на концертах бывал. Ее и в телевизоре показывали! Очень даже замечательно сама свои песни поет. И про любовь, и про войну - так жизненно!
- Дааа, жизненно. А наши лыцари ее решили по стенке размазать. Слыхали, хлопцы? Вот кто нынче-то заправский стрелок! Она теперь и про вас споет, жизненно, хи-хи-хи! - радостно потирал руки Базанов.