ЗАШИБИСЬ: ТВОЯ ЖИЗНЬ – БОЛЬШАЯ ЛАЖА!!!
Ступкин сидел на асфальте и не мог сообразить, где он и что с ним та-кое. Он бездумно пялился на какую-то кикимору, стоящую перед ним и дико хохочущую. Чего она хохотала и откуда она вообще взялась, Ступкин понять тоже не мог.
Вдруг кикимора взгромоздилась на валяющийся рядом кирпич, взмыла в воздух и со свистом унеслась прочь. Ошарашенный Ступкин измудрился встать. Постоял некоторое время, буркнул «Ну и нечисть» и резко развернул-ся, чтобы войти в подъезд, но вместо этого со всего маху въехал лбом в бе-тонную стену. «Еще какая гадость!» - простонал он. А дверь оказалась гораз-до правее, чем обычно. Он медленно двинулся к ней, но тут же оторопел: их было две. Он со всей силы пнул ту, к которой шел. Дверь мгновенно испари-лась, а Ступкин почувствовал острую боль, раскатывающуюся по всему телу, включая уши. Он сполз по стене и сел на землю с катастрофическим желани-ем закричать. Но внезапно на него упало что-то черное, теплое и мохнатое. Откуда оно взялось, он не понял. И это «что-то» мигом вскарабкалось ему на голову и улеглось там, закрыв при этом его глаза. Ступкин подумал, что он теряет сознание. Только он и правда его потерял.
Очнулся он оттого, что кто-то звал его:
- Ступкин, ау! Чего ты тут разлегся?
Голос был женский и очень похожий на голос его жены Буры Ухватов-ны. Ступкин подумал, что ему все приснилось и открыл глаза, которые мо-ментально округлились и норовили выскочить не то, что на лоб, а на самый затылок. Перед ним стояла черная кошка, точенее, она стояла на нем.
- Долго ты тут отдыхать намереваешься? – спросила она, помахивая хво-стом.
Ступкин сначала чуть не лопнул от удивления, потом от страха, а по-том снова от удивления. Краем глаза он заметил, что дверей в подъезд стало три. У него появилось неотвратимое желание поскорее все-таки попасть до-мой. А кошка беспрестанно продолжала что-то лопотать. В конце концов он вернулся к реальности, если это так можно назвать, и услышал кошкины сло-ва.
- Валил бы ты домой, счетовод несчастный. Там, глядишь, жена уже за-ждалась. А ты тут лежишь, прохлаждаешься.
Тут Ступкин с ужасом заметил, что никакого дома с тремя проклятыми дверями и в помине нет. А вместо этого стоит какой-то сарай с четырьмя ку-риными (или утиными) лапками без окон и дверей. Когда он снова очнулся от полукоматозного состояния, странной кошкой уже и не пахло. Ступкин поднялся с земли и тут вспомнил о больной ноге, которой он врезал теперь уже, кажется, по пустому месту, потому что там, где была эта злосчастная дверь, рос какой-то лопух. «Пропади он пропадом, этот покер и все карты! Говорила мне еще мама в детстве, чтобы я не играл. Никогда эта дрянь до добра не доведет!» - Так думал несчастный Ступкин, пока ковылял в неиз-вестном направлении.
Внезапно как-то очень мгновенно рассвело, и у Геральда Тарасовича помутнело в глазах: он стоял на своей родной Кленовой улице, только в са-мом ее начале, а дом его находился почти в конце. Вокруг сразу появились люди, бегущие неизвестно куда. Они косились на Ступкина и оббегали сто-роной, потому что выглядел он так же, как себя чувствовал. Брюки и пиджак были мятыми и грязными, волосы торчали клочками во все стороны, при этом с неисчислимым количеством репейника, ботинок на нем вообще не было, да к тому же в наличии оказался всего одни носок, который до полови-ны сполз. В общем зрелище он представлял из себя еще то! Просто-таки кар-тина в стиле Репина – «Приплыли».
В то время, как Ступкин, хромая, плелся домой и никак не мог до него дойти, с его ненаглядной Бурой Ухватовной творились вещи не менее стран-ные. В отличие от окружающего мира у нее дома была еще глубокая ночь. Ужин, который она упорно намеревалась приготовить, то ни с того ни с сего подгорал, то сам собой оказывался в мусорнике, то раскладывался по шка-фам абсолютно без всякой посуды, то вообще исчезал неизвестно куда. На-конец из ряда вон культурная женщина громко выругалась, осыпав все про-исходящие странности градом ужасных непристойностей, и мгновенно ос-толбенела, почувствовав, как волосы на ее голове зашевелились. Она вдруг услышала, как трубит слон! Ощущение было такое, что этот слон сидит пря-мо в квартире, за стеной, наверное, в туалете… Сердце у Буры Ухватовны замерло, а потом заколошматилось, как будто она пробежала семикиломет-ровую дистанцию от бешеной собаки.
Ступкин тем временем присел отдохнуть на тротуаре…
Вдруг из-за угла высунулась большая рыжая собака с белым пятном на мор-де. Высунулась и тут же спряталась. «Даже псина надо мной смеется!» - по-думал Ступкин и почесал больную голову. И, конечно же, ему, сто сорок восьмому депутату народного депутатского кружка (старых «натуралистов»), Геральду Тарасовичу Ступкину, тяжело было додуматься, что рыжей собаке было абсолютно начхать на него, «высокопоставленное» лицо.
Проползав по Кленовой улице почти целый день, Ступкин, весь изму-ченный и больной, наконец-то влез в свой подъезд, вскарабкался по ступень-кам на родной третий этаж и позвонил в двери. Их открыла совершенно оша-левшая от ужаса Бура Ухватовна. Увидев мужа, она сначала остолбенела, по-том обрадовалась, а потом начала крыть его всеми чертями, которых только знала. Многие выражения, да почти все, были абсолютно несвойственны об-разованнейшей и интеллигентнейшей даме «ее времени».
- Ах ты, старый башмак, да куда ж это тебя лешие занесли?! Вышкрябок ты дубовый, ты где лазил? Я тебя спрашиваю! Та шоб тебя качка коп-нула! - непроизвольно прорвалась у нее родная речь. Корни у Буры Ухватовны уходили далеко в незабвенную Украину по обеим роди-тельским линиям.
Не успела она и осознать, что ляпнула, как откуда ни возьмись (чему уже и удивляться-то нечего) появилась огромная утка размером с хорошего дога. Она вперевалку подскочила к оцепеневшему Ступкину, больно пнула его под зад и исчезла туда, откуда появилась – в никуда. Ступкин от ужаса позабыл, как его зовут, а уж что за растрепанная баба в фартуке и очках сто-ит пред ним, и подавно не мог вспомнить.
Выхода негативной энергии у Буры Ухватовны не было, так что она ничего умнее не придумала, как дать любимому мужу со всего маху пова-решкой по лбу, которую она грела в руках уже битый час, который они вдво-ем простояли в прихожей в ожидании сами не зная чего. От удара Ступкин очнулся, бешеным взглядом окинул жену и хотел что-то сказать, но понял, что дар речи у него пропал, ровно, как и у Буры Ухватовны. Но тишину на-рушил скрип открывающейся дверцы шкафа в спальне. И оттуда, чинно и помпезно, показалась колонна пингвинов, которые проследовали прямиком в ванную, где уже была набрана вода. С совсем непингвиньей легкостью они запрыгивали на раковину и оттуда ныряли в воду, устраивая дикий разгром, сшибая полки с мылом и шампунями и разбрызгивая воду во все стороны. Ступкин не выдержал, выхватил у Буры Ухватовны поварешку и начала раз-гонять ею стадо беснующихся птиц. Большинство моментально испарилось в воздухе, а трое, самые стойкие и веселые, остались сидеть в ванне. Причем обнаглев до такой степени, что начали натираться дорогим французским мы-лом, подаренным Буре Ухватовне на день рождения (неизвестно на кокой, потому что подлинного возраста Буры Ухватовны не знал даже родной муж) самим председателем того самого депутатского кружка, в котором Геральд Тарасович являлся сто сорок восьмым. Просто стоять и смотреть на это было не возможно, но и сделать несчастные ничего не могли. А злополучные пин-гвины вдруг хором затянули Утёсова «У самовара я и моя Маша, а на дворе совсем уже темно». Голосили они так, что аж в гостиной дрожал хрусталь на полках. Ступкину было так страшно, что он даже забыл, как ходить. В голове только медленно ползла одна мысль, что и четвертая бригада ему уже не по-может. Хотя, с другой стороны, Бура Ухватовна же тоже все это видит, зна-чит, это массовое сумасхождение… Поэтому можно быть почти спокойным, ведь не он один такой. В момент грандиозного размышления Ступкину вдруг пришла в голову совершенно свежая мысль. Он с разбегу влетел в ванную и сиганул в воду к дурацким пингвинам. Пингвины, не ожидая такого поворо-та, тут же выскочили из воды и исчезли. А Ступкин сидел в ванне с огром-ным пучком лопухов в руках.
Утром Ступкин очнулся в собственной постели, рядом с Бурой Ухва-товной, которая, как всегда, намазала на ночь лицо какой-то зеленой гадо-стью и была похожа на огородное пугало. Ступкин вздрогнул, но взял себя в руки. Посидев немного на кровати, поразмышляв об ужасном, непонятном сне, он встал и тут же очутился на полу, лежа лицом в жареной картошке с майонезом…
28.11.04