Ненавижу
(монолог Вилмы Лежбоа)
фантазия по сюжетным мотивам теленовеллы Pecado Сapital
(в России шла под названием «Шальные деньги»)
Ну что… Что ты смотришь? Молчишь? Отражение в зеркале… кто будет с ним разговаривать… кто из всех этих НОРМАЛЬНЫХ… людей? Провались вся эта нормальность, я ее не хочу, не хочу, не хочу! Ненавижу… Я больше всего ненавижу нормальность, нормальных и норму… кто это придумал? Они же… тряпичные куклы, набиты соломой, ватой или все теми же тряпками… но говорить и ходить умеют. И думают: они люди!
Вот и меня хотят той же соломой набить, той же самой трухой… я не дам. Пусть они только попробуют!
Хочу и буду… уродом в семье. Говорят же: в любой семье не без урода… вот и получайте. Меня.
Папочка, Ба, сестренка, братишки, еще этот Эрнани… придурок… я вам такое задам… До этого были цветочки.
Так и трясет меня… что за лицо? Как у клоуна, в нем все нелепо. А глаза… чем дольше смотрю прямо в них… в глаза… свои собственные… тем страшнее… весь мир исчезает. И ничего нет. И тебя нет. Это и правда безумие. Самое настоящее.
Может, у всех так? Не надо смотреть? Я не буду… не буду…
Ну, вот, отвернулась… теперь оно в зеркале шкафа… все то же лицо. Я, я, я… Ненавижу смотреть на себя… но смотрю. И смотрю. И смотрю.
Как меня вытащили… из мамы… щипцами? А я еще сопротивлялась, ведь мне рассказали зачем-то... Лучше бы я и не знала, не думала, а теперь ДУМАЮ! Может быть, мне не хотелось рождаться, смотреть ни на что не хотелось… и видеть других… и себя… А хорошо было ТАМ – внутри у нее? Жаль, что этого нам не дано уже вспомнить. Ее эти роды убили. Шестые по счету. Только вот умирание растянулось… я даже помню его.
Папочка с доктором все причитали – бедняжка Мафалда Лежбоа, она умерла, но выполнила свой долг перед Господом. До сих пор говорят.
Провались ваш Господь, если он вот такой!
Если уж он такой, то каковы его дети?
Все вы…
Я не в счет, я – ошибка, меня не должно было быть. Не прощу, что я есть. Никому не прощу.
Все на одну буковку – «В». Виктория, Валтер, Венисиус, Вилма, Весенте, Виржилиу. Дети Салвьяну Лежбоа. Его дети. Он их хотел.
Раз хотел ценой жизни жены – заслужил. Вот таких. Наслаждайся теперь. Мамы нет, но есть я, Вилминья, твоя ненормальная младшенькая. Ну, папа, ты счастлив? Нет, ты еще мало хлебнул.
Гладенький, чистенький – смотрите, любуйтесь. Какой человек! Работяга и семьянин. Кропотливым трудом добился всего. И учился всю жизнь – сам себя вывел в люди. И вежливый, и терпеливый – сама снисходительность и доброта. Ненавижу!
И всех остальных – эту курицу Вики с ее муженьком-идиотом, болванов Весенте и Валтера, самонадеянного индюка Венисиуса… и Виржилиу. Даже его… он забыл меня… просто забыл. Уехал, пропал… Все ищет какие-то смыслы… вернулся – уже совершенно другой. Он у нас теперь падре. О, боже…
А Валдир? Еще один на букву «В». Не семья у нас, а анекдот. Правая рука папочки – а фактически тоже один из нас. Так и таращится на меня своими безропотными глазами влюбленного рыцаря, что-то нашел ведь во мне! Только я не хочу любви вот такой… снисходительной, жалостливой, опекающей… к черту! Пусть лучше меня ненавидит.
Дело в том, что когда ненавидят, то все-таки принимают всерьез. Видят равного. А не ущербное жалкое существо. Лучше бы Нелиу ненавидел меня… так, наверное, было бы лучше.
Смешно, но мне кажется, что Эрнани и правда меня ненавидит. Он чувствует: я его вижу насквозь. При встрече он злится, но в то же время стушевывается – да, я это вижу. Урод. Не снаружи, внутри. Как же можно настолько обманываться? Быть такой курицей, как моя дорогая сестра? Если уж я его вижу, соплячка с больными нервами, какой меня все тут считают, то как же не видит она – само спокойствие, благоразумие и здравый смысл?
Угодливый, жадный, трусливый и глупый. А уж самолюбия – да куда там Наполеону… хотя для лакея типично… подлизываться, мечтать как можно выше залезть и в то же время беситься, что он не родился Хозяином, и завидовать… страшно завидовать… как он – всем нам. А Виктория думает, что вышла замуж за какую-то неординарную личность, гордого и достойного человека. Из-за него постоянно спорит с отцом. Но он не слепец, уж он-то не заблуждается… в том, что касается посторонних людей, сотрудников его фабрики, деловых партнеров… не членов семьи. Да Эрнани он таковым и не считает. Хотя столько лет прошло уже…
Пусть обзывает меня как угодно, пусть не церемонится, пусть! Мне даже нравится это… да-да… где-то внутри… глубоко-глубоко. В неприязни Эрнани есть что-то похожее на уважение… я себя ощущаю чьим-то противником, кем-то, реально внушающим страх… а это немало.
Не забуду, как эта Жижи, цветущая, сногсшибательная… не модель, королева, она настоящая Женщина, в ней есть все, чего мне не хватает… она на меня так смотрела… Когда я впервые в агентство пришла. Во мне зазвенела такая ЯРОСТЬ, казалось, что все должны ее слышать… я уши заткнула. И даже не знаю, что они думали.
Для меня это – финиш, ну как мне соперничать с ней? Если Нелиу и ее недостаточно любит… ее! Что он может почувствовать к замухрышке, к ходячему недоразумению… Хаосу во плоти.
Что ко мне можно чувствовать, кроме страха и жалости? Что ВООБЩЕ?
Лусинья меня убивает покоем, гармонией, силой… огнем – завораживающим, а не раздражающим… в ней он такой. Ее любят. Все в ней поет, а во мне все кричит и захлебывается… так и брызжет слюной – приятное зрелище! Как можно смириться с бессилием, как принять свою суть? Ненавидящую. И при этом жалкую, жалкую, жалкую!!!
Как вспомню Эрнани, его испуганные глаза, веселее становится. Для него я не жалкая. Он и правда боится… а как я дразню его – щеки надую, глазами вращаю, кажется, сейчас лопну от смеха, а он трясется, на помощь зовет. Караул! Сумасшедшая Вилма!
Господи, вот дурачок… На жабу похож, но на редкость пугливую жабу. Или они все такие? Вообще я о них мало знаю…
Лусинья, Жижи меня просто ЗАЧЕРКИВАЮТ… стоит им появиться… или не им, а какой-нибудь другой женщине вроде них, все – считай, меня нет. «Она вся как из острых углов, в ней нет плавности линий, округлости», - обо мне так в рекламном агентстве сказали. Но я так наряжусь, так буду вести себя, что это ИХ не заметят. Они будут фоном. Я это умею.
Смеются, шарахаются… ну и пусть. Все лучше чем… ох, я даже не знаю, что именно.
Не знаю, чего я боюсь. Какого к себе отношения?
Идет ли мне эта роль – бунтующего подростка? Какой-то вечно хиппующей богатенькой девочки, у которой мозги набекрень? Да о чем я? Хиппи – они мягенькие и сладенькие. И всех любят. Разве я это? Нет. Чепуха!
Просто кто-то урод внутри, как Эрнани, я буду снаружи. Да-да, чем нелепей, тем лучше. Война – так война. Черный лак для ногтей, балахоны, тату или пирсинг… мне все безразлично, пусть хоть по дюжине будет сережек в ухе, в носу или где там еще… и чем больше, тем лучше. Пьеро? Арлекин? Выбирайте! Мне самой кажется, я и тот, и другой.
А внутри-то что у меня?.. Не уродство? А хоть бы и так? Почему я должна быть другой, не такой, как эти клопы? Как этот Нелиу Порто-Рико. Ну и имя! Как только меня угораздило влипнуть во все это? И сидеть сейчас здесь в белом платье с фатой – разорвать бы их в клочья. Я не Коломбина! Не в этом наряде мне стоило бы ехать в церковь… и может, вообще не церковный обряд был мне нужен? Что за роль я играю? Зачем мне она?
Бросить, бросить все прямо сейчас. Пусть у алтаря ждет и кусает губы.
Но я не могу… какая-то странная ненависть – лает, брызжет, но мимо… все мимо... Не ранит по-настоящему. Не наносит ударов. А разве не этого я хочу? Чтобы всем было лихо?
«Вилма Лежбоа всегда будет думать, что я влюблен в нее. Видишь – я неплохой актер», - это мне не послышалось.
Сказал бы мне кто-нибудь, что я услышу такие слова и не устрою истерику, не накинусь на этого типа, не исцарапаю ему рожу, не плюну в него… Даже бросить его не решусь. Не поверила бы.
Почему я тяну – мне же надо с ним рвать? Целый день прошел, а я молчу. Ничего так и не отменила. Уже и наряд на мне, и гости все собрались… надо ехать… а я прячусь здесь.
Сейчас все сниму, оденусь как Арлекино, друзей обзвоню и туда заявлюсь. Посмеемся над всеми. Они всегда знали, что нет у нас с Нелиу ничего общего. С другой он планеты. Чужой. Они знали!
Меня будто околдовали… не человека увидела, а диковину – вроде голубой розы из сада. И что это было?
И есть… ведь ОНО не уходит. Да я и сама не хочу его прогонять, рвать и корежить… его - свое чувство.
До чего я размякла… где моя ярость, где сила крушить и ломать… и была ли она? Я ощутила в себе что-то ценное, неповторимое – то, что я могу дать. И я думала, что получится… что это нужно. Ему будет нужно…
Почему чувства рождаются? Кто их нам шлет? Кажется, это подарок – но только с начала… в самые первые дни и часы ты так думаешь. А потом все бессмысленнее, все абсурднее… не нужны эти чувства другим. Я ведь тоже отбросила чувство Валдира как хлам… даже жалости не испытав. Раздражение – да, только это и было.
Мне показалось, что я одна вижу его – вижу то, что стоит за всей суетой, беготней за удачей, болтовней об успехе, мечтами прославиться и бесконечном заискивании перед всеми, кто мог помочь. Нелиу из штанов выпрыгивал, чтобы произвести впечатление на отца, на других… на моделей в своем рекламном агентстве. Ему так хотелось что-нибудь значить! Он думал, что сам по себе он – ничто. Без должности, связей, карьеры. Он совсем не ценил себя, не любил… даже в искренность своей бывшей невесты Жижи он не верил, считал, что он выгоден ей… И меня это тронуло. Захотелось сказать, прокричать во все горло: «Нелиу, ты прекрасен таким, какой есть!»
Луч света я видела… или радугу, соединявшую нас. Вся кривизна, все уродство этого мира в этот момент отступили… я перестала их замечать.
С самого ли начала ты знал, что я – Вилма Лежбоа, дочь того самого Салвьяну, с которым ты мечтал заключить контракт, или нет? Верил, что я – та, за кого себя выдавала тогда, безработная девушка Телма?
Мне так хотелось, чтобы и ты увидел меня, разглядел… как я разглядела тебя. Не в Вилме Лежбоа, а в девушке из толпы. У которой нет громкого имени.
Безумные… по-настоящему безумные, не такие притворы, как я, каково им? Мне нравилось всех пугать, изображать болезнь… Доктор говорит, что она есть… несмотря на мою симуляцию, со мной не все хорошо, я от реальности прячусь, ее не выдерживаю. Эти слова я подслушала… и мне стало смешно. От какой реальности, доктор? Да нет ее, нет! Наши глаза – зеркала кривые, они искажают мир, а кто знает, какой он на самом-то деле?
Мама… ты знаешь, чего я ждала от отца? В тот день, когда он, такой счастливый, сказал, что решил начать новую жизнь. Я думала, он обо мне говорит… слушала-слушала и сияла… как дурочка. «Я буду меньше внимания уделять делам фабрики, и стану совсем другим для всех вас. Я понял, как много значит для меня один человек…» Знаешь, кто это? Он говорил, говорил, а я чувствовала, как у меня внутри все рушится, рушится… Это Лусинья… какая-то девушка с фабрики… это не я…
Я смотреть на нее не могу… как вспомню тот день похорон… твоих похорон… Виржилиу больше всех нас похож на тебя, и глаза у него твои – карие, задумчивые, прозорливые… смотришь и думаешь: нет, такие зеркала кривыми не могут быть… невозможно. Если б не он, я бы сникла совсем…
Вот… приехал сюда, меня ищет, я голоса слышу… Нескоро найдет, но найдет… Тебя и Виржилиу, мама… вот только вас двоих не ненавижу… и все. Но вас забрал… этот ваш… Бог. Виржилиу тоже пришел к нему… он уже совершенно не тот, и мыслями он не с нами… я вижу… Но все же мы говорим… хотя и не так, как раньше. Брат-священник? Такого я не ожидала. Тем более от него – озорного, веселого…
Я достаточно всех измучила, что мне стоит устроить лишний спектакль? Пора раздеться, в конце концов. Ведь не будет венчания.
И наряд на мне как на пугале огородном. Все будут смеяться.
Что во мне так и отказывается снять платье, фату… не хочет, не хочет… НЕ МОЖЕТ… Неужели надежда на чудо – точь-в-точь как у этой глупышки Ассоль?
Почему нам дается она? Чтобы мучить? Смеяться? И с толку сбивать?
Я ее ненавижу… вот эту надежду.