- ... Так уж и быть, пускай кровосмешение, но потихоньку.
(Альбер Камю. "Калигула")
Упругий холодный ветер с силой ударил в окна, будто непрошеный странник-забулдыга, и следом за ним зарядил, забарабанил частоколом долгий муторный дождь. Жители стали спешно укрываться от неожиданного ненастья. Громко захлопали ставни, зашуршали шторы, отовсюду послышались испуганные встревоженные голоса.
В квартирке на третьем этаже было тихо: ветер, казалось, обминал этот маленький людской очаг. Там горела свеча во тьме, полушепотом общались между собой черные фигурки. В углу комнаты, как раз возле капающей свечи, находилось большое фото с траурной каймой.
Поминки...
Поминки подошли к концу, как и все в этом мире. Полчаса назад гости, один за другим, вышли, мусоля вслед вдовцу-хозяину что-то свое, бодрое и успокоительное. Он с дочерью провожал их, кивая головой и пожимая их руки. Голоса смешивались в один монотонный гул...
- Мужайтесь, Владимир Константинович!..
- Вы еще так молоды, у вас впереди все будет о'кей...
- Эх, старина, наша жизнь как ветер...
- Что говорить, Володя, врачи, конечно, могли бы...
- Лапша была преотличная...
- А может быть, еще по рюмашке, а?..
- Ты видел, как этот старый таракан Изя сегодня надрызгался?..
- Дочку, дочку береги!..
- А покойнице-то жить бы да жить...
- Володя, я тарелки помыла, не переживай!..
- Примите еще раз наши самые глубокие...
- Она как чувствовала, что умрет на чужбине...
- Может быть, пока Аня поживет у нас?..
... и этот гул напоминал ему колокольный звон. А гости - стаю кладбищенских ворон, собравшихся на свой ведьминый шабаш. Жена уходила все дальше и дальше, туда, откуда не возвращаются...
- Говорят, души пролетают по длинным тоннелям, выворачиваются наизнанку, обнажаются донага, а потом, после... после регистрации, улетают, или уплывают, или убегают, - кто как может, и уже смотрят на себя и на все вокруг как бы со стороны - неужели это было я?..
Владимир не заметил, как высказал вслух свои мысли. Он снова сидел за столом, теперь уже один, и долго вертел в руке пустой фужер.
Анна не спеша подошла к нему и коснулась его плеч.
- Папа, может быть, пойдем спать?..
Владимир словно очнулся от мучной сомнамбулы и быстро закивал. Анна жалобно посмотрела на него и закусила губу. Какой он красивый и несчастный! Ему было за сорок - и ни залысин, ни седин. Черная кудрявая шевелюра, крутые усы, огромные выписанные глаза под жгучими бровями. Тело, как у атлета, с накаченными бицепсами.
- Тебе пора спать! - повторила Анна и постаралась его приподнять.
Владимир жадно схватил ее за руку и крепко, до боли, сжал, да так, что Анна готова была вскрикнуть, но стерпела - теперь ей показалось, что она сможет вытерпеть ради него любую муку.
- Ты понимаешь, что мамы больше нет?! - закричал он и впервые посмотрел ей прямо в глаза.
Анна нежно погладила его волосы, и Владимир вздрогнул от неожиданного сравнения: именно так его гладила жена. Как недавно и как давно это было!..
- Маму уже не вернешь, - как-то по-взрослому произнесла Анна. - А нам нужно жить.
Теперь он напоминал маленького, обиженного и жалкого котенка. Его могучие плечи судорожно затряслись, а лицо исказила некрасивая гримаса.
- Ты... ты... понимаешь, что мамы... больше нет?! - судорожно повторял Владимир. - Больше нет?!
Анна впервые видела своего отца таким беззащитным. Обычно он шутил и громко смеялся, а когда изредка сердился, то становился скорее ироничным, чем злым.
- Ну что ты, что ты! - неожиданно заверещала Анна. - Нельзя же так убиваться! Она останется в нашей памяти. Твоей и моей...
- А я-то думал... Думал, что когда мы приедем в Америку, у нас начнется новая жизнь... Что мы заживе-е-ем!..
- Так и будет, вот увидишь. Я буду учиться, а ты - работать. И все будет хорошо, - Анна продолжала его успокаивать, словно младенца.
Владимир, наконец, сумел взять себя в руки.
- Все... все... Я просто устал, Анечка. Сегодня был такой день, что...
Теперь ей удалось его поднять, и они медленно побрели. Он, склонив голову набок, крепко обнял ее за начинавшую приобретать свои будущие формы талию.
- Ты права. Надо жить, хорошо жить, понимаешь... - бормотал отец, уже совсем прикрыв глаза.
В спальне он плюхнулся на кровать. Анна попыталась раздеть и уложить его как следует, но Владимир замотал головой и грубо рявкнул:
- Не смей! Я сам! Слышишь, сам!..
Анна тихо, как тень, вышла из комнаты. Только теперь она почувствовала накатывавшийся на нее горький ком утраты. Прильнув к зеркалу в своей комнате, она взглянула на свое отражение и неожиданно зарыдала...
(Продолжение следует)