Миниатюра 21.
Двойная мораль.
Озверевший лейтенант подошёл к девицам с бранью: «Тут наши братья за Родину жизни отдают, а вы, бл…, с фашистами любовь крутите…» Лейтенант со всего размаха ударил кулачищем в центр милого лица сначала одной, потом другой. Удары получились потрясающими: проститутки, как мячики отлетали к стене, ударяясь головой об кирпич, сваливаясь ничком на пол. Тут лейтенант с ходу нанёс увесистым кирзовым сапогом страшный удар в прекрасно развитую грудь той и другой. Развратницы хотели заорать, но изо ртов обеих текла кровь с выбитыми зубами, их изумительные ноги как-то неестественно распластались на полу…
Потрясённый Василий не выдержал увиденного и выбежал на улицу… Это он отконвоировал в СМЕРШ проституток… Но бить лежащую с кровавым лицом… кирзовым сапогом в грудь…
Прибыв в подразделение, Василий залпом опрокинул в себя стакан разведённого спирта… и говорил одно и тоже товарищу: «… их не оправдываю… заслужили… Но лично я не ударил бы… хотя желал расстрелять их в том доме… когда они все вчетвером… голяком на кровати… в обнимку спали…» Именно товарищи уговорили Василия сдать их в СМЕРШ… А чего греха таить? Рука б не дрогнула, если бы в тот момент ему пришлось расстрелять этих развратниц с фашистами заодно. Такая злость ярая нашла на него…
Как только Василий закрывал глаза, в который раз виделись потаскушки: сапог летел в грудь – глухой звук удара об нежное тело… хотели заорать, но изо ртов обеих текла кровь с выбитыми зубами. Вновь становилось муторно на душе. Василий как бы оправдывался перед собою: «Прощать их не хочу, слишком дорого мы платим за победу…» И вновь мерещились короткие звуки после ударов… будто он сам пинал увесистыми сапогами беспомощных развратниц…
Записано со слов фронтовика
Василия Андреевича Артюхина.
Миниатюра 22.
На бреющем полёте.
Спрятавшись за подбитый танк, он пытался попасть из ружья в лётчика, но раненная рука почти не разгибалась… Не получалось точно выстрелить в кабину самолёта… Тем временем истребитель летел вдоль берега на бреющем полёте, прямо на нашего бойца. Оба пулемёта строчили одновременно с высоты 15 метров по людям. А пули-то у авиационных пулемётов крупного калибра, если попадало в человека, то… Строчил фашист по живым мишеням на берегу: десятки тысяч сталинградцев, среди которых в подавляющем числе женщины с детьми и престарелые. Им не удалось вовремя переправиться на другой берег. Акватория Волги-матушки, как на ладони, обстреливалась плотным непрекращающимся огнём артиллерии, миномётов, бомбардировок…
Обрывистый берег защитил только часть людей, остальные метались в панике по берегу. Повсюду раздавались стоны раненых, вопли по убитым, детский плач. Многие искали спасения в воде, бросаясь туда под взрывы снарядов, кто-то инстинктивно закрывал голову обеими руками. Немецкие асы опять направляли самолёты в бреющий полёт, с низкой высоты расстреливая безоружных. Граждане с обезумевшими от страха глазами пытались спастись бегством, в неразберихе давя друг друга, и истошными криками как бы защищали себя от пулемётных очередей. Свинцовые пули настигали их, дырявили и швыряли на гравий…
И вновь лётчики заходили уже на третий круг, стреляли до последнего патрона. В кабинах истребителей виднелись довольные рожи гитлеровских ублюдков… Весь берег усеян людьми, и в основном – неподвижными телами, везде кровь, кровь, кровь…
Из-за брони танка он всё это видел и старался выстрелить точно в кабину истребителя, с ненавистью шипя: «Надо… выжить! Мы должны… рассказать… всему миру, как они… расстреливали наших… Я буду вас убивать… проклятые гады… пока жив…»
Записано со слов участников
Сталинградской битвы.
Миниатюра 23.
Несчастная мамочка…
Малышка пыталась вырваться из объятий бабушки, соскочить с её коленей вниз… Со слезами и обидой в голосе малышка спрашивала: «Бабуль, почему мамочка кричала? Почему эти дяденьки обижают мою маму?» Она не знала, что эти дяденьки – фашисты… Старушка пыталась успокоить ребёнка: «Т-сс, т-сс… Внученька, ну не кричи… а то они… убьют нас… помолчи…» – а сама тут же давилась тихонечко слезами, ещё крепче обнимая малышку…
Гитлеровцы по очереди заходили в дом, где находилась мама. А тот, кто выходил оттуда почему-то застёгивал пуговицы на штанах и выглядел очень довольным. Только малышка никак не могла понять: почему дяденьки такие довольные, а бабушка не переставала плакать. Часа через два фашистская «кодла» покинула их, своровав кое-какие нужные им вещички и запасы еды.
Когда бабушка вбежала через порог, то увидела дочь на полу, платье на ней разорвано…Ребёнок бросился к ней со словами: «Мамочка, вставай, почему ты лежишь на полу голая? Вставай! Простудишься…» Впервые в жизни ребёнок не услышал ответа.
Бабушка схватила несчастную дочь в охапку и потащила на кровать. Потом она подогрела воду, обмыла растерзанное тело дочери, на котором синели кровоподтёки от избиения, и одела её в другое платье. Малышка держала маму за руку и всё время спрашивала: «Мамочка, ну, почему ты молчишь? Почему ты на меня не смотришь? Тебя эти дяденьки обидели, да?..» Бабушка онемела от обрушившегося горя…
После этого происшествия мама перестала быть той нежной и красивой женщиной. Она постоянно находилась в каком-то невменяемом состоянии, говорила невнятно, никого не узнавала, перестала вставать с постели. Вскоре она умерла. Ребёнок так больше и не услышал маминой ласки: «Кровиночка моя сладкая…»
Записано со слов женщины,
отказавшейся назвать своё имя.