Что такое везение и невезение? Какую материальную основу они имеют под собой? Почему у одного жизнь течет ровно, спокойно, без каких бы то ни было серьезных потрясений, как в болоте – камень бросил, и даже кругов на поверхности не возникает? У другого периодически случаются удачи и провалы, придающие жизни хоть какое-то разнообразие и колорит. Третьи – просто счастливчики, которым всегда и во всем везет, из любых ситуаций «кривая вывозит» их наверх (ну, просто «пруха» какая-то!). Четвертых же постоянно, фатально преследуют неприятности и несчастья, как на острове невезения: что б они ни делали, не идут дела - крокодил не ловится, не растет кокос! Они непременно садятся на единственный сломанный стул, спотыкаются на ровном месте, причем обязательно так, что ломают себе ногу или руку, проваливаются в канализационные люки и вообще попадают в самые невероятные и нелепые ситуации…
Тем не менее, я еще могу понять, когда удачи или неудачи сопутствуют человеку – он все-таки сам что-то делает, на что-то рассчитывает, в чем-то ошибается… Но когда неудачи преследуют неодушевленные предметы, тут моей фантазии не хватает. Не помогает даже чай по-капитански, независимо от его количества!
Как-то еще в семидесятые годы один мой хороший знакомый ухитрился купить себе «Жигули». Я не случайно говорю «ухитрился», потому что в ту пору это было не так-то легко. Невозможно было просто накопить деньги и пойти купить. Деньги – это было только полдела. Просто так в магазинах машины не продавались, а распределялись по предприятиям и организациям. Нужно было быть «на хорошем счету» у себя на производстве, чтобы тебя включили в списки, дождаться, чтобы подошла твоя очередь, и вот к этому моменту, чтобы у тебя имелась необходимая сумма.
Сразу же после приобретения автомобиля возникал вопрос, где его хранить, так как «на очередь» на гараж «ставили» только тех, кто уже имел этот вожделенный кусок штампованного металла.
Моему приятелю повезло, - он отхватил гараж еще до приобретения авто (купил по случаю уже построенный).
Провозившись весь день с оформлением бумаг и выложив все свои, непосильным трудом нажитые, сбережения, к вечеру он, наконец, получил плод своей голубой мечты. Загнал его в гараж, любовно протер бархоточкой (неопытным он был и не знал, что сухая пыль на окрашенной поверхности работает, как наждак) и, мурлыкая себе под нос какой-то веселенький мотивчик, пританцовывающей походкой направился домой, где его ждали уже не находящие себе места жена и дети.
Ребятишки (а их было двое – сын и дочурка, соответственно, восьми и шести лет) просто скакали, как мячики, не останавливаясь, и постоянно голосили что-то вроде «А у нас теперь машина!», «А папа купил машину!»... Жена засыпала вопросами: «А что…?», «А как…?», «А какая она?» (дело в том, что даже выбор цвета был непозволительной роскошью, – брали такую, какая достанется).
На следующее утро «всем гамузом», благо был выходной день, они отправились в гараж знакомиться с новым членом семьи. Глава семейства открыл свое автохранилище, и началась экскурсия. Но в гараже было довольно тесно, и, как следует, красавицу было никак не рассмотреть. Новоиспеченный автомобилист сел за руль, завел свое авто и стал выезжать из гаража. В этот момент подул боковой ветер, с силой захлопнувший гаражные ворота, которые наш «водила» в силу своей неопытности забыл поставить на стопор…
Левая передняя фара приказала долго жить, а крыло нужно было рихтовать и перекрашивать! Чего он наслушался от жены, я даже не буду вспоминать!
Когда страсти немного улеглись, было решено все-таки «снять пробу» и сделать небольшой круг почета, или как теперь это называют «тест драйв». Все семейство расселось по местам «согласно купленным билетам»: жена рядом с водителем, а дети на заднем сидении. Чтобы они случайно не открыли двери, стопоры были защелкнуты, и вообще были приняты все мыслимые и немыслимые меры предосторожности, и процессия тронулась.
Вытягивая шею, как страус, муж тщательно выруливал по межгаражному коридору, старательно объезжая все кочки и ямки и терпеливо выслушивая непрерывный поток советов жены. Но когда он подъезжал к будке охранника, впереди идущая машина задним бампером зацепила веревку шлагбаума и дернула ее за собой. Шлагбаум резко пошел вниз… Ветровое стекло отправилось вслед за левой фарой!
Через некоторое время, восстановив свое авто в рабочем состоянии, семейство в полном составе отправилось на дачу (если, конечно, так можно было назвать шесть соток заболоченной земли, на которых имелись пара затопленных грядок и некое архитектурное сооружение, напоминающее то ли домик Микки-Мауса, то ли телефонную будку, то ли деревенский «ватер-клозет», то ли ящик для инструментов, но совмещающее в себе все перечисленные функции, кроме телефонной будки, поскольку и в квартире-то телефон было установить не так-то просто, а уж на «даче» - и мечтать не приходилось).
На ходу мой приятель заметил, что у него что-то гремит в переднем левом колесе. Остановившись и сняв колпак, он с ужасом обнаружил, что два из четырех крепящих колесо болтов открутились и держатся уже буквально на последней «нитке» резьбы, а два других вывинтились полностью и вывалились из своих гнезд. Они-то и гремели под колпаком.
Устранив замечание, семейство двинулось дальше, но через несколько километров у них лопнуло правое переднее колесо. С трудом удержав автомобиль, мой товарищ съехал на обочину и вновь занялся ремонтом. Поднимая машину на домкрате для замены колеса, горе-автомобилист слишком глубоко вставил язычок домкрата в паз. При подъеме домкрат изменил угол наклона и процарапал по правой передней дверце хо-орошую борозду.
Еще примерно через месяц, когда мой приятель ехал в час пик в потоке машин в третьем ряду по Пулковскому шоссе со скоростью, несколько даже превышающей максимально допустимую (что делать, - поток есть поток!), у него вдруг лопнул тросик сцепления…
Я не буду рассказывать, как еще эта машина демонстрировала свой нрав – то глохла в самых неподходящих местах, то не заводилась без какого бы то ни было объяснения причин, то начинала дергаться и прыгать, как мустанг, то выкидывала еще какие-нибудь фортели. А уж сколько раз она билась и ломалась буквально на ровном месте, зачастую ставя под угрозу жизнь и здоровье своего владельца… Об этом можно написать целый роман. Факт в том, что через год она уже была похожа на старое, ржавое и дырявое ведро. И когда через полтора года после приобретения мой приятель ее, наконец, продал, радость всего семейства (даже малолетних детей) была значительно больше, чем когда он ее купил.
Вырученных денег хватило как раз на то, чтобы рассчитаться с долгами, образовавшимися в связи с затратами на ремонт любимой игрушки!
Но невезучими бывают не только автомобили. Бывают и корабли. В нашем соединении была подводная лодка, носившая не самый презентабельный тактический номер «Б-2». Во-вторых, за эту цифру, а во-первых, за ее невероятную невезучесть за ней прочно укоренилось прозвище «Бук-Неуд». Она (разумеется, не сама, а экипаж) никогда не могла с первого раза выполнить ни одного элемента боевой подготовки, сдать курсовую задачу, причем, зачастую по независящим от экипажа причинам… Даже простые перешвартовки в базе от одного пирса к другому у нее ни разу не проходили без каких-либо происшествий.
Например, когда она в 1978 году перебазировалась из Полярного в Лиинахамари, в Печенгской губе стоял очень густой туман. Поскольку лодка в этих условиях впервые входила в незнакомую базу, ее встречал рейдовый катер. Пришвартовавшись к лодке на рейде и согласовав с командиром субмарины свои действия, командир катера отошел от борта и, пытаясь обойти вокруг лодки, потеряв ее в тумане и не рассчитав длины ее корпуса, заложил такую циркуляцию*, что со всего маху врезал ей форштевнем** в борт, чуть не порвав одну из цистерн главного балласта (во всяком случае, вмятина была весьма внушительная).
В тот же день, когда лодка, уже завершая перебазирование, швартовалась к пирсу, в самый неподходящий момент у нее заклинило привод вертикального руля, а электрики замешкались и не смогли вовремя отработать реверс***… В результате пирс пришлось капитально ремонтировать, а у лодки был изуродован весь обтекатель гидроакустической станции.
Еще через некоторое время секретчик, несший на корабль документ особой важности, споткнулся на трапе и, не удержавшись, свалился за борт. Портфель с документом он, естественно, выпустил из рук. Когда секретчика вытащили, то на обозримом пространстве акватории портфель не наблюдался. Началась настоящая паника, поскольку утрата такого документа грозила весьма серьезными последствиями.
Все соединение было поднято по тревоге и брошено на поиски. Водолазы осмотрели дно в месте падения портфеля. Представителями Особого отдела было мгновенно проведено расследование, собраны объяснительные записки со всех, кто имел хоть какое-то касательство к происшествию: находился где-то рядом, что-то видел, что-то слышал… Под их же чутким руководством была обследована вся акватория и береговая черта. Но все безрезультатно.
В ходе расследования было выяснено, что после падения портфель некоторое время оставался на плаву, но пока спасали секретчика, его упустили из виду. Кому-то пришла в голову простая до гениальности мысль: взять точно такой же портфель, положить в него такое же количество бумаги, привязать к нему веревку, аккуратно бросить портфель на воду в месте падения и «пустить в свободное плавание»…
Четыре часа «особисты» на надувном плотике гонялись за копией пропажи… и нашли! Злополучный портфель течением и ветром загнало под пирс, и он спокойненько ожидал там своей участи, а изготовленная копия в точности повторила его путь. Поскольку печати на портфеле были целы, очень большого шума поднимать не стали, но мало ни секретчику, ни командованию корабля, ни даже командованию бригады не показалось!
…В конце ноября «Б-2» должна была идти в Средиземное море, в Югославию, в Тиват на ремонт. В те времена такие мероприятия периодически практиковались. Правда, в основном это были межпоходовые ремонты, то есть когда лодка, к примеру, уходила на десятимесячную боевую службу, то где-то в середине этого срока ей планировался заход недели на две – на месяц в порт дружественной нам страны, на судостроительный завод. Там ее ставили в док, осматривали корпус, подвинчивали, подкручивали, латали, что необходимо, и в назначенный срок опять выпускали в море. Но иногда, видимо, чтобы обеспечить рабочий класс наших союзников работой, наши лодки ходили туда и для проведения более серьезного ремонта. Мест, где ремонтировались наши подводные лодки, было не так много, а уж где проходили средний ремонт, и того меньше.
______________________
* циркуляция – траектория движения корабля при повороте (изменении направления движения)
** форштевень – часть набора корпуса корабля, прочная балка, обеспечивающая жесткость корпуса в носовой части
*** реверс – изменение вращения механизма на обратное (частный случай – дача заднего хода)
Одним из таких мест был город Тиват в Югославии.
Несмотря на то, что ряду механизмов в таких случаях еще до выхода в море требовался серьезный ремонт, шли туда наши подводные лодки, естественно, своим ходом. Более того, переходы эти осуществлялись, как правило, открытыми, то есть подводная лодка все время шла в надводном положении. Погружаться разрешалось только в экстренных ситуациях, в основном, скрываясь от непогоды. А поскольку нужно было идти вокруг Европы, в окружении «супостатов» и до самого прихода в пункт назначения быть готовыми выполнить любые боевые задачи, на ремонт лодки шли с полным боевым комплектом, с полными запасами и перед самым входом в территориальные воды страны назначения выгружали все подчистую на находящуюся в точке встречи плавбазу.
Это, безусловно, доставляло массу головной боли всем: у довольствующих органов невероятно тяжело что-то получить, а что-либо сдать им – просто невозможно! Тем более что получаешь ты все-таки у своих (с кем в родной базе каждый день трешься бок о бок), а сдавать приходится чужим. И не дай Бог, если у тебя где-нибудь вылезет недостача (перерасход) или, еще хуже, излишек топлива или каких-либо подлежащих сдаче материалов, или что-то (к примеру, не совсем в надлежащих условиях хранившиеся продукты) окажется испорченным. Ты этого ни в жизнь не сдашь!
А срок постановки в завод строго определен и не просто так, а на международном уроне. Поэтому некоторые командиры порой закрывали глаза на то, что их помощники, ведающие вопросами снабжения, и механики, ведающие горюче-смазочными материалами, загружали не полный запас всего положенного, а так, чтобы к приходу в точку встречи всего оставалось как можно меньше, чтобы тем самым максимально уменьшить себе головную боль.
Именно такой переход и предстоял «Б-2».
За четыре дня до выхода в море на борт загружали боезапас (благо, не ядерный, а обычный, но тем не менее). Молодой лейтенант – командир торпедной группы, он же командир торпедопогрузочной партии, - командовавший, соответственно, погрузкой на пирсе и на корпусе корабля, плохо обтянул бугель, закрепляемый на корпусе торпеды, с помощью которого ее и поднимают. Установить-то он его установил точно в центре тяжести, но не до конца обтянул на корпусе торпеды. При подъеме торпеды краном, она висела, вроде бы, ровно. Но когда ее стали перемещать в горизонтальной плоскости с пирса на корабль, балансировка ее изменилась, она накренилась и стала выскальзывать из бугеля. Находящийся на мостике командир даже зажмурил глаза, поскольку исправить ситуацию не было никакой возможности, наблюдать за происходящим не было сил, а любой из возможных результатов, лучше было, чтобы наступил неожиданно.
Результатов этих могло быть два. Один - торпеда падает за борт и тонет, и тогда это ЧП на весь Военно-Морской Флот. И второй – торпеда падает на корпус корабля и получает непоправимые повреждения, а возможно, и взрывается. А это ЧП еще большего масштаба, правда в самом последнем случае командиру было бы уже все равно, так как при этом взрыве мог сдетонировать остальной боезапас, и тогда не осталось бы ничего не только от подводной лодки и пирса, у которого она стояла, но и от береговых сооружений, в том числе и от штаба бригады и казарм личного состава. Но, как говорится, убогим везет: описав в воздухе невероятную трехмерную пространственную дугу, торпеда с грохотом плюхнулась прямо на торпедопогрузочное устройство,* практически не получив никаких повреждений.
В тот же день замполит этой подводной лодки «неожиданно» заболел. Есть такая категория людей, которые в силу своей лености, непрофессионализма и неподготовленности, как огня боятся ответственности. Некоторые из них буквально
_____________________
* торпедопогрузочное устройство – специальные «салазки», монтируемые на корпусе подводной лодки для загрузки торпеды через торпедопогрузочный люк внутрь корпуса
кожей чувствуют приближающуюся опасность и ухитряются в самый последний момент увернуться, «уйти на крыло». То, что в этой ситуации они подставляют других, их абсолютно не волнует, - главное спасти собственную шкуру.
Так и замполит с «Б-2» - у него вдруг возникли резкие боли в области желудка, и его срочно положили в госпиталь на обследование с подозрением на язву. (Беру на себя смелость так говорить об этом человеке, поскольку буквально через неделю после выхода «Б-2» в море он выписался из госпиталя абсолютно здоровеньким – даже гастрита у него не нашли!)
Выход корабля в море без замполита, как и без командира, запрещен. А уж за границу – и подавно. В сложившейся ситуации нужно было срочно искать замену. Причем тут «не проходило» простое прикомандирование – за границу должен был идти только штатный личный состав. Следовательно, кого-то из действующих замполитов с других лодок нужно было срочно официально назначать на «Б-2».
Но случилось так, что в базе в это время находилось всего три-четыре лодки, и взять с них политработника было просто невозможно. Одна подлодка через несколько недель должна была уходить на боевую службу. Другая только недавно пришла с многомесячной боевой службы, почти весь офицерский и мичманский состав находился в отпуске, а замполит практически в одиночку обеспечивал так называемый «послепоходовый отдых личного состава при части», через две недели – по возвращении основной части офицеров и мичманов – сам должен был уходить в отпуск, а еще через два месяца лодке предстояла еще одна боевая служба. Третья лодка отрабатывала задачи боевой подготовки и практически «не вылезала из морей». Четвертая - через неделю должна была становиться в док в Росте под Мурманском, в отрыве от родной базы…
Выбор пал на старшего инструктора политотдела бригады по организационно-партийной работе Васю Шувалова, который уже прошел должность замполита подводной лодки, а летом собирался поступать в Академию. Не могу сказать, что должность оргинструктора была для замполита большой дизельной подводной лодки повышением по службе, скорее, примерно равной и более спокойной, но факт тот, что для Васи должность замполита уже была пройденным этапом, и возврат к ней был нежелательным и даже обидным. Но, тем не менее, буквально за час до выхода подводной лодки на Васю был подписан приказ о назначении, и, успев только собрать личные вещи, Вася «пронырнул» через рубочный люк и влился в стройные ряды экипажа «Буки-Неуд».
Уже через несколько часов Вася с горечью осознал, что замполит совершенно не подготовился к выходу в море: не говоря ни о чем более серьезном, на корабле не работал радиоприемник «Волна» - практически единственный источник (за исключением коротких и скупых строчек радиограмм) получения информации об обстановке в мире и в стране, не было никаких материалов для проведения политзанятий и политинформаций, ни одной художественной книжки, ни одного кинофильма, ни одного бланка «Боевых листков»…
Но еще больший озноб вызывало то, что из трех дизелей два находились в разобранном состоянии, а весь ЗИП был кучей свален в дизельном отсеке прямо на дизелях и в проходах между ними. Из трех электромоторов в более-менее исправном состоянии находились два. Рефрижераторная машина не работала, поэтому провизионная камера своих функций не выполняла. В связи с этим помощник командира загрузил продовольствие по норме всего на один день больше, чем было необходимо по расчетному времени пребывания в море. Механик тоже перестраховался и загрузил топлива также на один день больше, чем требовалось для того, чтобы просто спокойно дойти до Тивата.
Пока шли вокруг Скандинавии, погода довольно милостиво относилась к «неудачникам», и лодка даже стала немного опережать график. Это, безусловно, не означало, что лодка раньше станет в завод в Югославии, - вход в территориальные воды другого государства и постановка в завод от желания (и даже от возможностей) подводников никоим образом не зависели, поскольку чуть ли не с точностью до минуты были оговорены на международном уровне. А вот прибыть в точку встречи с плавбазой раньше, меньше затратить расходных материалов (что гарантировало, что их хватит, и что продукты могут не успеть испортиться) и иметь больше времени на их передачу лодка вполне могла.
Но радость по случаю опережения графика была недолгой. Уже в Северном море, не доходя до Британских островов, опустился такой туман, что пришлось идти буквально ощупью, черепашьим шагом. А когда достигли Бискайского залива, природа, видимо, решила испытать «Б-2» на прочность и по полной программе отыграться за первую декаду хорошей погоды.
Погружаться лодка не могла, так как у нее был неисправен привод носовых горизонтальных рулей. Если в надводном положении это никак не влияло на ее управляемость, плавучесть и мореходность, то в подводном - она плохо управлялась в вертикальной плоскости и могла «выкинуть» все, что угодно. Поэтому скрыться от непогоды, погрузившись на глубину, лодка не могла, и была вынуждена стойко переносить все удары судьбы в виде пятидесятиметровых волн.
Бискайский залив вообще славится частыми и жестокими штормами, особенно в осенне-зимний период, но в этот раз, похоже, природа решила выместить на несчастной «Буки-Неуд» все, что она накопила по отношению к мореплавателям еще со времен Ноя.
То ли ей, природе, не понравился тактический номер субмарины, то ли ее прозвище, то ли кто-то из моряков «не показался», но неистовствовала она, что называется, по полной программе. Волны обрушивались на корабль с такой мощью и били его с такой силой, что казалось, лодка вот-вот разломится пополам. Она скрежетала обдираемыми листами обшивки, как ноющими зубами, вздыхала, охала, ухала, кряхтела и стонала, как человек, если бы его заставили с переломом позвоночника скакать на лошади. Ее то подбрасывало до небес, то низвергало в бездонную пучину.
Внутри, замурованные в железной бочке, как князь Гвидон, люди давно забыли, где у них голова, где ноги. Передвигаться приходилось или на четвереньках, или упираясь всеми конечностями в переборки.
Дело в том, что подводную лодку качает не так, как надводный корабль – просто в продольной и в поперечной плоскости. Помимо того, что ее качает, вздымая вверх и нещадно и стремительно (да еще и неожиданно, поскольку сквозь борта совершенно не видно, что творится снаружи, а иллюминаторов на подводных лодках нет) бросая вниз, предоставляя подводникам возможность почувствовать себя еще и космонавтами, испытав невесомость, в конце ее с ужасающей силой, как молот об наковальню, «плюхает» об воду так, что весь корпус и все переборки начинают вибрировать с такой силой, что, кажется, через секунду корабль просто развалится на части. Желудки несчастных членов экипажа в такие моменты то изо всей силы подпирают голосовые связки, стремясь выскочить через рот, то стремительно плюхаются вниз, ниже стульев, на которых сидят их владельцы, и создается такое впечатление, что долетают прямо до палубы, с треском и хлюпаньем шмякаясь об нее.
Помимо этого лодку еще и закручивает винтом, то вворачивая штопором в морскую пучину, то выворачивая из нее (а точнее, вновь вворачивая, только уже вращая в другую сторону).
Но, тем не менее, как бы ни было тяжело в этих условиях, кораблем управлять надо, механизмы обслуживать надо, вахту нести надо, обеспечивать жизнедеятельность корабля и экипажа надо, боевую задачу, наконец, выполнять надо…
Десять дней, вместо положенных по графику четырех, «Б-2» боролась со штормом. Чахлый дизелек еле-еле справлялся с тем, чтобы удерживать корабль против волны, не говоря уже о продвижении вперед. А к исходу десятых суток он забарахлил, стал чихать, кашлять, заикаться, жаловаться на непосильный труд и в скором времени совсем «скис».
Чтобы хоть как-то противостоять стихии, командир решил использовать электромоторы, но через три дня отчаянной борьбы за выживание аккумуляторная батарея настолько разрядилась, что вместо электролита в ней осталась одна вода. Поскольку дизеля были не в строю (а следовательно, и дизель-генераторы), подзарядить батарею не представлялось возможным.
Лодка оказалась и без хода, и без возможности не только передать сообщение на «большую землю», но и вообще связаться с кем-нибудь или позвать на помощь, так как для работы «большого передатчика» не хватало напряжения, а маленьким не было возможности воспользоваться, так как одним из листов ободранной с надстройки обшивки, как тростинку, срезало антенну «Штырь».
Еще три дня лодку носило по всему Бискайскому заливу, как цветок в проруби. Не имея хода, а следовательно, и возможности противостоять стихии, она безвольно подставляла волнам свои борта, периодически ложась прямо на бок и издавая страшные стоны от каждого удара волн, как от пощечин. В один прекрасный, если его, конечно, можно назвать таковым, момент от мощного удара волны дала течь топливно-балластная цистерна, и, несмотря на то, что нечеловеческими усилиями морякам все-таки удалось через сутки ввести в строй дизель, «кормить» его было нечем. Нечем было кормить и личный состав, так как, даже невзирая на то, что во время шторма почти никто ничего не ел, загруженное на борт продовольствие закончилось сутки назад. Остался только неприкосновенный аварийный запас.
Но, как я уже говорил, видимо, действительно убогим везет. А именно в таком состоянии пребывал к этому моменту экипаж доблестной «Буки-Неуд». Вероятно, природа удовлетворилась издевательством над советскими моряками, жизни их ей, по всей видимости, были не нужны, а весь свой запас злобы она израсходовала, и, наконец, на двадцать девятые сутки нахождения лодки в море шторм закончился. Море было такое ровное, и светило такое теплое, ласковое и нежное солнышко, что, казалось, все предыдущее приснилось в страшном сне. Но поскольку только гриппом болеют все вместе, а с ума сходят и галлюцинациями страдают поодиночке, было ясно, что все произошедшее являлось печальной реальностью, - вместо того, чтобы давно уже быть в Тивате, лодка находилась где-то в центре Бискайского залива, не имея топлива, с нулевой плотностью аккумуляторных батарей и голодным и измученным личным составом. Самим на помощь было никого не позвать, так что оставалось только надеяться на счастливый случай.
Правда, говорят, голь на выдумку хитра: невесть откуда взялись рыболовные снасти – удочки-закидушки, - на которые большая часть свободного от вахты экипажа пыталась хоть что-нибудь выудить из Мирового океана для пропитания. Но рыбаки из них были плохие, да и рыба не дура, чтобы просто так хватать голые крючки.
Тем временем весь Военно-Морской Флот был поставлен «на уши», - ПРОПАЛА ПОДВОДНАЯ ЛОДКА! Последнее донесение от нее было получено четыре дня назад. В нем говорилось, что корабль борется со штормом в Бискайском заливе на подходе к Гибралтару, в связи с чем значительно отстает от графика.
Несмотря на шторм, в район последнего выхода лодки на связь были направлены находящиеся поблизости боевые корабли, но несколько суток поиска ничего не дали. На третьи сутки после окончания шторма от одного из наших сухогрузов, следовавшего из Средиземного моря на Балтику, поступило сообщение, что в центре Бискайского залива он встретил какой-то безвольно дрейфующий и чудом держащийся на плаву кусок ржавого железа, лишенного обтекаемой формы и ощетинившегося торчащими прямо из воды трубопроводами, арматурой и баллонами, среди которых, как на «Летучем Голландце», с выпученными глазами бродят бледные, сине-зеленые призраки, не способные произнести ничего вразумительного, кроме просьбы «пожрать»!
Как говорится, шило в мешке не утаишь, а уж спрятать боевой корабль (хоть и находящийся в плачевном состоянии) в открытом море под самым носом у «супостатов» - дело нереальное. Поэтому еще через пять дней все без исключения западные телеканалы в своих развлекательных программах показали, как советскую подводную лодку с тянущимся за ней масляным шлейфом тащат «за ноздрю» через Гибралтарский пролив, и всю следующую неделю репортажи о ее перемещении по Средиземному морю были гвоздем всех их «новостных» передач.
Но последним, что переполнило чашу терпения командования, была встреча с экипажем подводной лодки уже в самом Тивате. Дело в том, что сдавать на плавбазу перед заходом в территориальные воды Югославии лодке было практически нечего, кроме боезапаса. Сроки постановки в завод горели ясным пламенем, так как корабль прибыл к месту назначения уже в январе следующего года. В суматохе выгрузив оружие и пересадив на плавбазу большую часть личного состава срочной службы (для обеспечения ремонта в иностранном порту остается только минимум самых необходимых специалистов), командование корабля забыло, что у них на борту были моряки, которые подлежали увольнению в запас ОСЕНЬЮ ПРОШЛОГО ГОДА! По Закону ПРИ ЛЮБЫХ УСЛОВИЯХ они должны быть уволены до Нового года. В противном случае это является грубейшим нарушением, могущим повлечь за собой вплоть до уголовной ответственности.
Первым же вопросом, который задали моряки командованию при встрече, был:
- А когда нас отправят в Советский Союз, - мы свое, вроде как, уже отслужили?!
По возвращении в Лиинахамари Вася Шувалов, как ШТАТНЫЙ заместитель командира по политической части подводной лодки «Б-2» был снят с занимаемой должности и назначен с понижением – замполитом в роту охраны, и ни в какую Академию он, конечно, поступать не поехал!
…По прошествии установленного срока, после завершения ремонта, возвращаясь в родную базу, «Б-2» вновь попала в жесточайший шторм, а форсируя Фареро-Исландский рубеж, столкнулась с каким-то неопознанным предметом (возможно, сорванным штормом наутофоном*) и, не успев вернуться, опять угодила на судоремонтный завод.
Можете представить себе, какую гамму чувств я испытал, когда в мае месяце меня назначили замполитом на этот корабль, стоящий в доке?! Моя подводная лодка в июне должна была уходить на очередную боевую службу, а я в августе должен был поступать в Академию, поэтому меня с замполитом (уже новым) «Б-2» просто поменяли местами. Но легендарная «Буки-Неуд» сжалилась надо мной, и пробыв три месяца в должности заместителя командира этого корабля по политической части, я успешно поступил в Академию.
08.11.05.
____________________
* наутофон – довольно крупный гидроакустический буй, устанавливаемый военно-морскими силами НАТО на противолодочных рубежах для обнаружения наших подводных лодок, либо служащий в качестве навигационного средства для определения места подводной лодки в подводном положении по специальным сигналам