Глава 6: НАРУШЕННАЯ КЛЯТВА
Добравшись до спасительного леса, Светозар предоставил вести отряд Миролине и ее следопытам. По мере того, как воины углублялись в чащу, звуки оканчивающейся битвы, постепенно стихали позади, сменяясь спокойной тишиной промерзшего зимнего бора. Сначала пришлось с трудом преодолевать огромные сугробы скопившегося за долгую зиму снега, но очень скоро, огненные волки обнаружили звериную тропу, ведущую в сердце леса, и повели отряд по ней. Назад никто не оглядывался. Все понимали - имперцы и арии, вряд ли безоглядно сунуться в незнакомые, дремучие леса. Собак при них нет, а пока закончится битва, да пока найдут охотников вызваться в проводники из местных (если вообще найдут), искать беглецов в чаще станет и вовсе бесполезно. Вероятность же нападения с других сторон была минимальна. На многие дни пути, вокруг отряда простирались непроходимые для непривычного человека леса, да гиблые болота. Впрочем, болота по зимней поре опасности не представляли. Несмотря на такие обстоятельства, Миролина все же выслала во все стороны разведчиков. Пока отряд спешившись медленно пробирался сквозь замерший лес звериной тропой, следопыты успели обследовать обширные территории к северу югу и востоку. Как и ожидала молодая княжна, их донесения не отличались повышенной тревожностью. На юге, разведчик заметил большую стаю голодных, отощавших за долгую зиму волков, но такой большой вооруженный отряд, звери сами обойдут стороной, на север тянулись все те же промерзшие бориславские пущи, а вот на востоке, путь отряду преграждал могучий и полноводный Звон-батюшка. Река, бравшая начало на лесистых холмах в нескольких днях пути на северо-западе, здесь набирала силу, и веселый, пока еще не слишком широкий, поток не замерзал даже в самые лютые морозы. Однако беричские дружинники успокоили княжну. Примерно в дне пути, река вырывалась на равнину, течение успокаивалось и сковывалось прочным ледяным панцирем.
Светозар шел, тупо уставившись себе под ноги, и словно прислушивался к ломкому скрипу утоптанного снега под подкованными сапогами. Его коня вел в поводу Дарстейн, Миролина руководила движением, и Великим князем он больше не был (да и княжества то более не существовало, только Бориславль, которому не миновать осады, да родная Многокабань, где впрочем, уже давно есть другой князь), поэтому он просто передвигал ноги считая про себя - раз, два, раз, два..., - в голове было пусто, в сердце - мертво.
- Смертны-ы-ы-й. - Проскрипел почти ласково вкрадчивый знакомый голос.
Светозар дернулся как от пощечины, затравлено оглянулся в поисках источника звука, но тут же одернул себя и успокоился
- Смертный, что ты ответишь мне теперь, когда твои жалкие армии разгромлены, а подданные, рассеянные по Светлому миру умирают, голодают и попадают в рабство к жестоким иноплеменникам? - Перед глазами князя, словно живая предстала картина отступления измученных беричских дружин, горящие капища богов его народа, разрушенные города и погосты, вереницы хмурых оборванных пленников, звенящих цепями и понуро бредущих под ударами бичей безжалостных надсмотрщиков к берегам еще по зимнему бурного моря Чар. Усилием воли развеяв морок, Светозар нашел в себе силы смолчать.
Меч торопливо продолжал:
- Молчишь? А ведь у тебя и сейчас есть возможность повернуть все вспять. Одумайся! Обещай не вкладывать меня в ножны до окончательной победы над всеми врагами Тура вседержителя создавшего меня и снова станешь спасителем Светлого мира... - Турлинг сделал паузу, ожидая от человека ответа, но так и не дождался. - Безумный!- голос волшебного оружия возвысился и зазвенел металлом от ярости и бессилия. - Ты увидишь, как падут под ноги завоевателям остатки твоей вотчины, как погибнут твои друзья и дети, весь твой род!
- А теперь послушай меня, кровожадное создание великого Тура. - Светозар полностью овладел собой, от давешней апатии не осталось и следа. - Только сейчас я точно узнал, для чего на моем правом плече оставлен богами знак первородного пламени. Когда-то я действительно мнил себя спасителем Светлого мира, но это не так. Я - просто хранитель. Я призван хранить Светлый мир от твоей бессмысленной ярости, и я не успокоюсь, пока вновь не заточу тебя в ножны. И уж поверь, после этого, твое лезвие никогда при моей жизни не увидит ни солнечного, ни лунного света. - Великий князь спокойно и твердо посылал свои мысли мечу, между тем все, более исполняясь уверенности в своей правоте. - Я сделаю это, и тогда все смерти и жертвы будут не напрасны. Я сделаю это, или погибну.
- Если не покоришься моей воле, тебя ждет гибель, смертный. - Уже тихо, очень спокойно и даже с оттенком уважения промолвил меч. - Не тебе мериться силами со мной. Я поверг тысячи врагов в великой войне богов. Со мной в деснице, Тур вседержитель бился с самим изменником Чернобогом и низверг его в Темный мир, а следом за ним и других падших богов. Тебе не одолеть меня. И все же...- Турлинг будто задумался. - Я дам тебе еще один шанс. Все же, ты избранник богов Небесного мира. Я подожду еще немного. Вскоре ты сам попросишь меня о помощи, и я не откажу тебе, смертный. - Голос лунного меча в голове Светозара затих и исчез, своенравное оружие повелителя богов, как всегда случалось в их беседах, оставило последнее слово за собой.
Дарстейн шедший рядом, заметил, как разительно переменился повелитель. Лицо Светозара вновь обрело твердость, глаза горели жаждой действий, а походка стала уверенной, легкой и по воински упругой. Великий князь, заметивший впереди Миролину, возглавлявшую отряд, принялся пробираться к ней и верный телохранитель последовал за ним.
***
Яркого света десятка больших, жарких костров, разбросанных по большой поляне, у берега Звона, вполне хватало, чтобы рассеять предночную тьму и помочь немногочисленным часовым лучше видеть все девять звериных тропок, что вели к ней из глубины леса. Впрочем, часовых выставили скорее по въедливой воинской привычке, чем по острой необходимости. Вряд ли легионеры Антониды или рыцари короля Ариев сунутся ночью в незнакомый лес.
Снег на поляне был хорошо утоптан многочисленными лапами и копытами лесных жителей изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год, приходивших сюда на водопой. Нынешней ночью и хищникам и их жертвам придется поискать себе другое место для утоления жажды. Трем же зазевавшимся оленям, уже не пить сладкой, холодной звонской воды никогда. Огненные волки даже не стали обнажать оружия. В мгновение ока, медлительные по оленьим меркам двуногие, превратились в четвероногую серую смерть. Обратившись волками, воины Миролины быстро покончили с несчастными животными - дружина Светозара нуждалась в еде.
Оленьи туши еще жарились, подвешенные над кострами, а предводители отряда собрались возле центрального костра на совет. Они ни от кого не таились, но и лишних к себе не звали. Каждый дружинник имел право знать, что будет с ними дальше, но решение предстояло принять только им самим, а может и вовсе одному Светозару. В самом деле, не вече же народное созывать?
От двух сотен воинов, участвовавших в попытке отбить лунный меч Тура, выжили только сто двадцать семь. Семьдесят восемь огненных волков, девять беричей и сорок сакалов. Правда, среди них не было тяжелораненых, так, легкие царапины. Все кто оказался ранен сильнее, погибли под ножами воинов-фанатиков из ордена Спасителя. Зато, коней имелось, даже больше чем нужно.
Миролина, Дарстейн, Луквольф и предводитель сакалов Зурган-Газа, молча ждали слова Великого князя. Светозар, во время разговора с Турлингом пришедший в возбуждение, постепенно успокоился и вновь оценивал ситуацию объективно:
- Мы в очень сложном положении. - Сказал он после длинной паузы. - Ни на север, ни на запад, ни на юг, нам пути нет. Там везде враги. Дорога открыта только на восток, да и дорога ли? Дней на десять вокруг, нет ни одной живой души, нет ни городов, ни даже больших погостов. Разве только зимовья бориславских да ктежских охотников, но что нам с них? У нас нет еды, мало корма для лошадей, нет теплой одежды. А там, за лесами, начинаются идильские степи. Ступив на землю каганата, мы нарушим старинное перемирие, вот уже двадцать лет хранящее наши восточные границы и спокойствие Многокабанского княжества. - Ни один из слушавших не проронил ни слова, Светозар описывал то, что все знали и так, но боялись себе признаться в этом. - В лесу же, мы долго не протянем. Да и зачем? Не лучше ли тогда выйти в поле и сразиться в последний раз? Единственная наша надежда, это Многокабань. Нужно пробираться туда и там готовиться к продолжению войны. Все остальные княжества уже для нас потеряны. - Светозар выжидательно обвел взором остальных.
- Великий князь. - Зурган-Газа низко склонил голову. - Не лучше ли будет пробиваться в Бориславль? Там сейчас все остатки твоих дружин, там и все всадники Иджилов. Твое присутствие в городе придаст воинам сил и храбрости. - У сакала, имелся еще и свой собственный резон не ходить в идильские степи, но он в этом никогда бы не признался - степняк трусом не был. Марза-Идиль, не простил мятежных Иджилов. Под страхом смерти, запретил он появляться им в пределах великой степи, и смерть ослушников, обещала стать ужасной.
Луквольф кивнул словам сакала. У огненных волков и идилей полно собственных кровных счетов. Миролина по-прежнему смотрела на Светозара, Дарстейн же присутствовал скорее как телохранитель, чем советник.
- У Бориславля теперь своя собственная судьба. - Нехотя ответил Великий князь. - Рассказывать при всех, куда направится его сын с телохранителями, он вовсе не собирался, несмотря на то, что вокруг были только преданные люди. Жизнь научила его осторожности в особо важных делах.
- Лишняя сотня мечей там вряд ли изменит ситуацию. Многокабань же сильна, там есть воины, можно собрать ополчение, попробовать повернуть военную удачу в нашу сторону. - Все видели решительное выражение на лице Светозара, а потому, спорить не стали, знали - бесполезно. - Я давал слово кагану идилей, не ступать с оружием на земли идилей. - Глухо промолвил Великий князь. - Видят боги Небесного мира, я не желал нарушать данной мною клятвы, но выбора у меня нет. - Он решительно поднялся, встали и остальные. - Я принимаю на себя все последствия этого решения. Как только мы вступим на идильскую территорию, со всех луков снять тетивы и зачехлить их, мечи, спрятать в мешки, а копья мы вообще оставим в лесу. Пусть каган знает, что мы пришли с миром.
- Спаси нас всех Тур.- Подумал Зурган-Газа. Он еще не совсем отвык в мольбах обращаться к Чернобогу, и мысль его слегка запнулась. - Кто поверит в миролюбие Марза-Идиля?- Но вслух этого не произнес.
- Ступайте. У нас сегодня был тяжелый день, а впереди еще худшие. - Светозар легким мановением руки отпустил всех.
Луквольф собирался, было остаться, но передумал и вместе с Миролиной отправился к кострам огненных волков, вкусить свою порцию горячей жареной оленины.
Оставшись в обществе Дарстейна, Светозар принялся с помощью молодого воина стягивать кольчугу - даже волшебная броня полканитов в такой мороз вытягивала тепло из измученного тела. Обернувшись в тонкий походный плащ, поднесенный телохранителем, Великий князь присел на расстеленную, на предусмотрительно нарезанном и заботливо подложенном Дарстейном еловом лапнике, конскую попону, и обратился к нему:
- Ступай и ты Дарстейн. Сегодня мне вряд ли понадобится телохранитель. Куда больше пригодилась бы добрая медвежья шуба. - Светозар грустно улыбнулся краешком губ.
Молодой сканд в нерешительности замешкался, и Великий князь подтвердил свой приказ, сопроводив его нетерпеливым твердым жестом руки:
- Ступай. - Дарстейн с поклоном отступил и отправился к беричским кострам.
Светозар лег, облокотив голову на мешок с зерном для коня, вытянул промерзшие, усталые члены и взглянул на небо. Тучи, весь день и вечер, обрушивавшие на Светлый мир мириады колких холодных снежинок, были, наконец разорваны в клочья и развеяны холодным северным ветром, а на высоком и ясном небосводе четко проступили сияющие разноцветные искорки звезд. Беричи верили, что звезды - праведные души, покинувшие Светлый мир, вечно пирующие в чертогах Небесных богов. Туже веру хранили и жители Острова Грез. Светозар быстро нашел взглядом небольшую, но очень яркую зеленую звездочку, что не так давно засияла на небе, и ласково улыбнулся ей. Морщины на усталом лице расправились, придавая его чертам почти мальчишеское выражение.
- Здравствуй, любимая. - Мысленно обратился он к жене. - Как давно мы не говорили с тобой. Видишь, как мне тяжело. Не смог я уберечь ни тебя, ни наследие беричей. Прости ты меня, любимая! - Из-за пазухи Светозар достал кожаный мешочек, висевший на обычной веревочке, и вынул из него маленькое, простенькое серебряное колечко с тремя камешками бирюзы, с которым не расставался с того самого момента, как оно было подарено ему Ладалиной. - Прости, любимая. - Одинокая непрошенная слеза катилась по заросшей густой бородой щеке. - Тебя мне уже не вернуть, но ты жди меня, когда-нибудь мы с тобой снова будем вместе в сверкающих чертогах богов Небесного мира. Только, прости ты меня, не скоро это произойдет. - Князь крепко сжал колечко в руке. - Много мне еще предстоит сделать, прежде чем пировать на небе. Не должен враг злой, куражиться на беровых землях. Да и тебе без отмщения оставаться негоже. Ты верь мне, любимая. А еще, должен я укротить злую волю лунного меча вседержителя Тура. И хранить мне его, до самой смерти моей. Ты прости меня, любимая. - Тут ветер пригнал откуда-то темное облачко, звезда мигнула Светозару на прощанье, скрылась за ним и больше не появлялась. Великий князь понял, что был услышан.
После этого мысли Светозара повернулись в направление лунного меча. Он думал о том, как странно все произошло, о том, что оружие Тура вседержителя, используют в своих целях те, кто ненавидит и презирает Небесных богов. Или меч использует их? А скорее и то и другое. Но как такое могло случиться? Между тем, он даже не подозревал насколько переплетались в далеком прошлом истории Турлинга, имперской веры в Спасителя и его собственной судьбы.
Повелитель полканитов Боз, мог бы рассказать тогда еще молодому князю, как чуть более чем тысячу лет назад, когда ни веры в Спасителя, ни самой Восточной империи еще не было и в помине, на Северный хребет, пришел человек с далекого юга. Отголоски пророчества об оружии богов, хранящемся в Пещере Огненной колесницы, привели его к старшим детям Тура. Как и Светозар, он был помечен знаком первородного пламени, а поскольку был он ЧЕЛОВЕКОМ, Боз не мог не пропустить его к пещере. Однако, смелый воин, прочитав пророчество, начертанное на дверях золотых ворот в Пещеру Огненной колесницы, счел себя недостойным той высокой доли, о которой говорилось в пророчестве (а может быть, просто испугался за свою жизнь), и вернулся, так и не войдя в пещеру. Но надпись на двери, врезалась в его память на всю жизнь. Боз отпустил воина вместе с его спутниками восвояси, и они вернулись на восточное побережье моря Чар, в свое родное селение, название которого не сохранилось в человеческих летописях, а в летописях Острова Грез никогда и не значилось. Возвратившись, воин пришел к главе своего рода и рассказал, ему о том, что случилось с ним на Северном хребте. Рассказал и о пророчестве, начертанном на двери и обещающем пришествие Спасителя Светлого мира (так воин истолковал слова пророчества) Однако старейшина только посмеялся над незадачливым соплеменником и за трусость, изгнал его вместе со всеми спутниками из рода.
Изверги двинулись на запад, вдоль побережья. И так они прониклись верой в пришествие Спасителя, что проповедали ее всем многочисленным встречавшимся на пути племенам и народам, населявшим в то время южные берега моря Чар и молившимся различным богам как Светлого, так и Темного мира, но нигде не встречали они отклика в сердцах слушавших. Так добрались они до большого города Ледля, стоявшего на проливе, соединяющем море Чар с Салнитским заливом Великого океана, там, где ныне высятся каменные стены столицы Восточной империи, Кесориполиса. Этими землями владел могущественный и воинственный народ ледингов, поклонявшийся, как и их соседи салниты богу войны Леду. Лединги считали себя прямыми потомками темного бога, прозывались в честь него, и не было покоя их более мирным соседям. Побежденных лединги обращали в рабство, а наиболее смелых вражеских воинов, приносили в жертву на алтарях Леда, живьем вырывая у них сердце. Когда Кесор, а так звали воина принесшего весть о Спасителе с Северного хребта, вместе с товарищами пришел на земли ледингов, то понял он, что не найти ему более жестокого народа во всем Светлом мире. Уже давно сменил он меч воина на посох странника и проповедника, поэтому, решил Кесор поселиться рядом с жестокими варварами, вразумлениями и молитвой постараться склонить их к добродетели и смирению перед лицом предстоящего пришествия Спасителя. Поначалу, гордые лединги не обратили внимания на кучку полоумных, поселившуюся в оливковой роще неподалеку от города. К тому времени уже состарившегося Кесора и его сподвижников беспрепятственно пускали в город, где на потеху толпе они повествовали о своем путешествии и пророчестве о пришествии Спасителя. Однако, семя, посеянное словом Кесора, нашло себе благодатную почву. Его восприняли рабы ледингов. А надо сказать, что численность рабов, значительно, во много раз превосходила численность самих ледингов. Рабы, цепляясь за надежду, восприняли рассказы Кесора и его учеников, как за весть о скором избавлении от рабской доли. Из уст в уста, в ледльских каменоломнях, в лачугах рабов на полях, на скамьях галер, передавались слова Кесора о божественной и человеческой сути Спасителя. Так вначале вера в Спасителя, стала религией рабов. Разрозненные, разноплеменные рабы, понемногу начали организовываться в большие группы, объединенные общей верой, в них выделялись духовные вожаки, лично внимавшие словам Кесора и способные передать их другим. В своем гордом презрении к рабам, воины лединги не заметили, как рабы из бессловесной скотины, годной лишь для работы на своих хозяев, превратились в реальную силу, объединенную фанатичной верой. Повсеместно на землях ледингов вспыхивали рабские восстания, подавлять которые становилось с каждым днем все труднее и труднее. Как воевать с людьми не щадящими своих жизней во имя высших, непостижимых человеком целей? Кесор, вовсе не того ожидал от своих последователей, и даже пытался образумить мятежных рабов, но царь ледингов, усмотрел в его действиях подстрекательство к бунту, велел схватить и казнить вещего старца. Кесор, узнав об этом, бросился в бега, однако один из его спутников еще со времен путешествия к Северному хребту, прельстившись щедрой наградой объявленной царем ледингов, имя которого людская память не сохранила, предал своего учителя и отдал отряду стражников присланных схватить Кесора. Старца арестовали, судили и приговорили к смерти. Приговор привели в исполнение очень быстро. Лединги уже не верили в силу своих мечей и их способность удержать рабов в узде, но надеялись, что смерть их учителя образумит и усмирит презренных. На городской площади, Кесора принесли в жертву, вырвав сердце на алтаре Леда. С тех-то пор, человеческое сердце и стало символом веры в Спасителя. Недолго прожил и предатель. Через три дня после смерти святого старца, его нашли в той самой роще, где жил Кесор с последователями. Предатель умер страшной смертью. Кто-то поймал его, и, связав по рукам и ногам, влил в горло расплавленное золото - плату за измену, но кто это сделал, так и осталось тайной для всех. Не долго продержалась и держава ледингов. Постоянные бунты рабов, в конце концов, закончились всеобщим восстанием. Рабы захватили Ледль, убили царя и объявили свое, новое царство справедливости во имя Спасителя. Все лединги до единого, включая женщин и детей, были уничтожены, и имя этого народа исчезло из истории человеческой. Город Ледль, в честь первого пророка Спасителя переименовали в Кесориполис. Оттуда и началась история великой Восточной империи (Восточной, империю назвали, также отдавая дань Кесору, поскольку благой старец происходил с восточного побережья моря Чар). Бывшие рабы, как это всегда происходит с угнетенными, быстро освоили науку властвовать. В считанную сотню лет, Восточная империя распространила свои пределы от южного побережья моря Чар, до берега Великого океана и от Салнитского залива до границ царства Ура, огнем и мечом распространяя свою веру на все завоеванные народы и племена. Так неверно истолкованное пророчество породило не только новое государство на лике Светлого мира, но и совершенно новую религию. Меч же Тура, сначала фигурировавший в ней как второстепенный элемент (в самых древних храмах спасителя еще можно встретить его изображение, рядом с изображением сердца), со временем и вовсе выпал из истории о Спасителе, оставшись лишь в благословляющем и охраняющем знаке, творимом рукой последователями веры в виде креста. И если хорошенько вдуматься, то именно Светозар беревский Светлый, был тем самым Спасителем, в которого верили имперцы и арии, именем которого уничтожали они беричские земли и его подданных. Хотя конечно сыном единого бога он не был. Однако Светозар ничего не знал об истории Кесора, а Боз никогда не вспоминал о молодом южанине, пришедшем издалека - мало ли их было за тысячи лет его бессмертной жизни.
Так и не придумав разумных ответов, Светозар предпочел за лучшее выбросить все это из головы. Турлинг - оружие богов, а у богов свои цели, смертным недоступные. Хотя Светозару, вовсе не улыбалось самому быть орудием в руках богов, пусть даже и Небесных, подвергая сомнению свободу выбора, дарованную Туром своим младшим детям.
Очнувшись от раздумий, Великий князь услышал три песни, раздававшиеся с разных концов поляны. Все три народа составлявшие его дружину, пели песнь смерти - каждый свою. В заунывных, монотонных голосах сакалов, слышалась глухая тоска по цветущей весенней степи, где несутся, обгоняя ветер, бессчетные табуны быстроногих скакунов, а луноликие девушки в стойбищах ждут усталых пастухов, уставив достархан блюдами с дымящимся мясом, пышными лепешками и хмельным кумысом. Огненные волки пели об утраченном величии их живых градов в Светлом мире и о том, как густы, полны дичи и прекрасны леса Острова Грез (хотя все они давно понимали, что, ослушавшись Игвольфа, утратили надежду вернуться на родину). Песню же беричских воинов, Светозар слышал во второй раз в жизни. Первый раз, ее пел отец вместе со своими витязями, принимая последний бой в главном зале Многокабанского замка. Тогда еще маленький мальчик, слушал песнь смерти, укрывшись за потайной дверью. Сейчас, беричские воины ни с кем не сражались и все же, зная, куда им предстоит идти, пели песнь обреченных. Каждую строку, запевал новый воин, а остальные вторили ему речитативом:
Когда приходит смерти час,
Мы вспоминаем о былом,
Кто вспоминает милую,
Кто вспоминает родной дом.
Там вишня белая цветет,
И распускается сирень.
Там речка быстрая течет,
Садится птица на плетень.
Там дети малые в тоске,
Грустят отец и младший брат.
Там слезы выплакала мать,
Жена не сводит глаз от врат.
Там пашня плуга ждет и ждет,
Амбары полные зерна,
Никто им мужа не вернет,
И сын не встанет ото сна.
Лежит он в поле, глух и нем,
Над трупом вороны кружат.
Вокруг враги, друзья мертвы,
И други тризны не свершат.
Закончили песнь беричи ее первыми строками:
Когда приходит смерти час,
Мы вспоминаем о былом,
Кто вспоминает милую,
Кто вспоминает родной дом.
И умолкли.
Светозар дослушал до конца и подумал:
- Пусть себе поют. Обреченный воин еще крепче цепляется за жизнь. Близость смерти пробуждает острое желание жить. - Сам он умирать совсем не собирался.
Великий князь беричей перевернулся на бок, обернувшись спиной к костру, поплотнее закутался в плащ и вскоре уснул крепким, бодрящим сном без сновидений.
***
Лесная дорога отняла у Светозара и его отряда почти девятнадцать дней. Спустившись по берегу Звона вниз по течению, они вскоре переправились на другую сторону реки, чтобы выбраться из лесов уже на идильские степи. Путь по бориславским чащам дался хоть и не просто, зато и особых опасностей в себе не таил. Единственное, что досаждало воинам Светозара, это холод и недостаток пищи. С первым справлялись, передвигаясь короткими маршами, а на привалах разжигая большие костры, чтобы утолить второе, пришлось пустить на мясо лишних лошадей - такой удачи, какая случилась в первый день у водопоя, отряду более не представилось. Едва выбравшись из леса, люди и огненные волки ощутили, что пока они блуждали среди замерзших деревьев, в Светлый мир пришла весна. И если в лесу ее присутствие еще не ощущалось, то степь, открытая юным солнечным лучам, уже радостно отзывалась на первые ласки прекрасной богини Сив. Кое-где, даже сошел снег, и в проталинах виднелись пока еще одинокие и слабенькие зеленые островки ростков - предвестники буйного степного разнотравья. Лошади, пробиравшиеся в лесу по колено, а то и по брюхо в снегу, радостно восприняли широкие степные просторы, чего нельзя было сказать об их седоках. И люди, и огненные волки, покидали негостеприимный лес с большой неохотой. Во-первых, они вступали на чужие, издавна враждебные беричскому орлу, земли. Во-вторых, сплошная стена деревьев больше не укрывала их от вражеских взоров. И Светозар, и огненные волки и скалы, отлично ведали, как умеют идили выслеживать свои жертвы в степи. И все же, другого выхода не имелось. Великий князь еще раз проверил, все ли выполнили его приказ касательно оружия, убедился что все, велел надеть брони, а огненным волкам скрыть свои стриженые волосы и острые уши под шапками, позаимствованными у сакалов. Если беричей и степняков и идили, скорее всего, постараются пленить, то жителям Острова Грез на такую участь рассчитывать не приходилось. Слишком уж ненавидели их жители идильских кочевий, а еще больше боялись. Хуже всего, по мнению Светозара и следопытов Миролины было то, что отряду приходилось удаляться от берега Звона, по-прежнему скованного льдом, и углубляться в коренные земли степняков, увеличивая риск встречи с идильскими сторожевыми разъездами. Лес, как и река, являлся естественной границей между беричскими и идильскими землями. Но если на границах степи и чащи, ни идили, ни беричи порубежников издавна не размещали (а и незачем, слишком велик и густ лес, большую армию не провести), то чем дальше от Звона, тем больше степных всадников отправлял каган патрулировать границы. К тому же, в трех днях пути, Звон делал резкий поворот и приближал свои воды к Великой Идили. После, река вновь сворачивала к Морю Чар, и там располагался приграничный форпост каганата Кят. Двигаясь вдоль берега Звона миновать город, наверняка кишащий воинами, не представлялось возможным.
Покинув лес, отряд Светозара стал передвигаться гораздо быстрее, и совсем не таясь. Светозар решил - это не рейд на вражескую территорию, хозяева, буде заметят их, должны это понимать.
***
Первых идилей, разведчики огненных волков заметили на четвертый день в степи, когда отряд огибал речное колено, собираясь повернуть на запад. По утру, вернувшись из вылазки, следопыты вместе с Миролиной пришли к Светозару, уже седлавшему своего коня.
- Отец, - голос молодой княжны не выдавал ни капли волнения, - идильский разъезд. Пока они нас не заметили, но с ними собаки. Еще немного и они возьмут наш след, после этого нам не уйти, а до многокабанских границ еще дней семь скакать без передышки. Люди устали, а лошади едва держаться на ногах, может случиться падеж, тогда нам и за месяц не добраться.
- Едем, как ехали. - Спокойно ответил Светозар. - И людей пока сильно не пугайте, авось обойдется. Может они вовсе и не по наши души. - Великий князь легко взлетел в седло и дал знак выступать.
Однако не обошлось. Идильские псы взяли след, и уже вскоре дружинники Светозара могли видеть вдалеке силуэты десятка всадников. Впрочем, степняков было слишком мало, и держались они на почтительном отдалении.
***
Еще два дня, степные всадники сопровождали отряд Великого князя, не приближаясь даже ночью, но и не выпуская его из виду, а на третий, со стороны Кята появился уже не разъезд, а целых четыре сотни идильских воинов. Растянувшись цепью, они перекрыли дорогу на запад, отрезая Светозару и его дружине путь на Многокабань. Светозару пришлось взять восточнее, а после повернуть на юг, но на другой день, уже с юга, скорее всего из Таша, явился еще один илильский отряд, сабель в триста и окончательно перекрыл многокабанское направление. Идили не нападали, и Светозар сразу понял, что вряд ли нападут. Степняки просто стягивали кольцо, не давая дружине Великого князя беричей выскользнуть из ловушки. Понял Светозар, и куда загонщики направляют его отряд. День ото дня, столица идильского каганата становилась все ближе и ближе.
***
На третий день, после появления ташкого отряда, огненные волки вернулись из разведки, едва в нее отправившись.
- Все, отец, - Миролина и сейчас оставалась спокойной, - И на востоке идильский отряд. Мы в кольце. - Светозар не сказал дочери, что предвидел такой поворот событий, он просто тронул поводья своего коня и двинулся навстречу старым клятвам.
Следом пустил своего скакуна Дарстейн, и Миролина тоже решительно развернула свою лошадь на восток. Сто двадцать семь всадников медленно приближались к сплошной стене лошадей, копий, луков, ятаганов и треугольных черных знамен с белым скачущим конем. Подобравшись к идилям на расстояние полета стрелы, Светозар поднял руку, останавливая своих спутников, и дальше поехал один. Внимательно рассматривая степняков, Великий князь разглядел в центе их группы, воинов, облаченных в катафракты, вооруженных длинными тяжелыми копьями, украшенными бунчуками из человеческих скальпов. Твердой рукой он направил своего коня прямо к ним. Он ехал спокойно и медленно, но все же видел, как некоторые идили натянули луки, а катафрактарии направили наконечники своих ужасных копий в его сторону, прикрывая кого-то за их спинами. Приблизившись еще немного, но так, чтобы не вызвать на себя шальную стрелу, какого-нибудь невыдержанного воина, Светозар остановил коня и улыбнувшись, приветливо поздоровался:
- Приветствую кагана всех идилей, Марзу-Идиля.
Гробовое молчание, воцарившееся после фразы произнесенной Великим князем, и продлившееся несколько долгих мгновений, нарушил глубокий, твердый и уверенный голос:
- Здравствуй, берич. Вот мы с тобой и встретились!
--
Глава 7: СТАРЫЕ ВРАГИ
Ароматные струйки дыма, испускаемые ноздрями кагана идилей, смешавшись с дальними родственницами из жаркого костра, разложенного посреди большого шатра, медленно таяли в высоком потолке, возле отводного отверстия, оставляя в помещении лишь свой дурманяще-сладкий запах. Кроме Марза-Идиля и беричского князя Светозара Беревского, в шатре не было ни одной души. Великий князь, молча наблюдал, как каган, развалившись на мягких подушках, разбросанных по устилавшим помост коврам и в блаженстве прикрыв глаза, через гибкую трубочку с деревянным мундштуком, резкими, мощными вдохами набирает в легкие дым от сухой травяной смеси, заправленной в хитрое приспособление урской работы. Приспособление называлось гхальян, что в переводе с урского значило - повелитель грез. Секрет изготовления гхальяна, уры, в стародавние времена, явившиеся из стран Далекого востока, принесли с собой и хранили его как зеницу ока. Светозар сразу оценил, что кхальян Марза-Идиля, истинно урской работы, причем не абы какого мастера. Литой золотой корпус, украшенный искусной орнаментной насечкой, с длинной трубкой и полостью внутри, был умело, подогнан к изящной зеленого переливчатого стекла колбе наполненной водой, так, что при вдохе, даже толика внешнего воздуха не проникала в емкость. На самой верхушке корпуса крепилась маленькая чаша из обожженной глины, в дне которой для дыма были устроены несколько небольших отверстий. В чашу насыпалось травяной зелье, а сверху укладывался небольшой горячий уголек. При вдыхании, зелье от жара уголька начинало тлеть, дым, сквозь отверстия в чаше поступал в колбу, а оттуда, отчистившись и смягчившись водой, в легкие курильщика. Такой кхальян, стоил целого табуна степных легконогих скакунов, и выгодно отличался от подделок, в превеликом количестве изготавливаемых в Восточной империи и продаваемых по всему Светлому миру. Светозар не раз видел кхальяны при королевском дворе ариев и даже у беричских князей, но сам не курил ни разу, предпочитая умиротворяющему дурману курительной травы, хмельное веселье меда и вина.
Мужчины молчали, и полная тишина нарушалась только бульканьем воды в колбе при вдохах и шумными выдохами кагана.
- Я все помню, берич. - Неожиданно, не открывая глаз, на чистом беричском, четко произнес Марза-Идиль. - Помню, словно вчера вел в бой те пять сотен всадников. Не многим из них случилось тогда остаться в живых, а еще меньше вернулось в родные шатры из беричского полона, но кое-кто и сейчас носит катафракту моей гвардии и крепко держит в руках копье. - Светозар молча ждал. - Помню, что ты стал причиной поражения наших туменов и смерти моего отца. Но помню и то, что ты оставил жизнь мне и моим выжившим воинам, пощадил женщин и детей, после победы не стал навязывать степи своих законов и не отнял ни пяди нашей земли. Я помню все, но у нас был договор, - каган открыл глаза, приподнялся на локте и, сжав зубы, чтобы подавить рвущий стон, сел, бережно уложив раненую правую ногу, - и я никогда не нарушал его. Ты видел бунчуки на копьях моих катафрактариев? - Не дожидаясь ответа, Марза-Идиль продолжал. - Это скальпы тех, кто требовал от меня оказаться от слова данного тебе. Среди них, были верные сподвижники моего отца, и даже мои кровные родственники. Но тот, кто полагает, что каган может поступиться честью, достоин только смерти и они умерли. Я честно исполнял свою часть уговора, почему ты теперь нарушил свою? - Цепкий взгляд карих раскосых очей идиля, поймал глаза Светозара и не выпускал, настойчиво требуя ответа.
Великий князь взора не отвел. Наоборот, он с интересом рассматривал старинного врага. Последний раз, он видел его мальчишкой, едва пережившим свою тринадцатую зиму, но уже тогда в нем чувствовалась недюжинная внутренняя сила. Сейчас перед Светозаром сидел зрелый мужчина - опытный полководец, мудрый и прозорливый правитель своего народа. Теперь Марза-Идиль, еще больше напоминал своего отца, во времена его молодости - широкие скулы и пристальный взгляд, придававшие обоим сходство с диким зверем. Пышные усы обрамляли тонкую верхнюю губу, а в длинных, черных, словно вороново крыло волосах, не было и намека на седину. Светозар машинально отметил, что каган не снимает роскошного наборного панциря, даже в своем шатре. Правда сейчас, кроме них двоих в помещении никого не было, и панцирь мог служить предосторожностью против самого Светозара, впрочем, в отличие от Марза-Идиля, не расстававшегося с кинжалом и саблей, безоружного. Немного помедлив, он ответил:
- Не злой умысел, а только великая нужда заставила меня отступить от данного мною слова. - Великий князь, никак не стал обращаться к кагану. Называть его идилилем, в нынешнем положении было бы глупо, а величать великим каганом, не позволяла великокняжеская гордость.
- Ты наверняка знаешь, - продолжал Светозар, - что Восточная империя в союзе с Королевством ариев, вероломно вторглась в пределы моих земель.
- Нам в степи, мало что известно о делах большого мира. - Хитрый идиль, наверняка внимательно следивший за битвами титанов и знавший подробности, желал услышать рассказ из первых рук.
- Что ж, я расскажу. - Легко согласился Светозар. - Как не удивительно это звучит, но все началось с лунного меча...
***
Когда Великий князь закончил свою историю, рассказав кагану все без утайки, кроме, пожалуй, своих личных переживаний, тихий вечер за стенами шатра, сменила глухая беззвездная ночь. Марза-Идиль слушал внимательно, не перебивая рассказчика а, дослушав до конца, долго молчал, и как показалось Светозару, вновь погрузился в сладостные грезы, навеваемые дымом кхальяна. Однако так только казалось. Многое из услышанного сегодня, Марза-Идиль знал и без беричского князя, но лишь сейчас, во всей своей неотвратимости, предстала перед ним картина будущего, после падения Великого княжества беричей, буде таковое случится. История с волшебным оружием богов, когда-то уже повергшим в бегство идильские армии, яснее ясного говорила идилю о замыслах Антониды и Роберта. И не было в этих замыслах места ни Идильскому каганату, ни самому Марзе-Идилю. Имелось и еще одно обстоятельство, заставлявшее кагана поразмыслить. О том, что лунный меч сменил владельца, Марза-Идиль не знал, вовсе не из-за отсутствия интереса к событиям за пределами Идильского каганата. Дело заключалось в том, что каган, вместе с войском, лишь пять дней назад прибыл в Идиль, возвратившись из похода на страны Далекого востока, и как не прискорбно для его гордости, похода крайне неудачного. И теперь, хотя непосредственная опасность каганату пока не грозила, в купе с собственной неудачей, победы Восточной империи, вызывали у него нешуточное беспокойство. Нет, он не любил ни Светозара, ни беричей, ни тем более, Великого княжества беричей, старинного врага его государства, но рушилось хрупкое военное и политической равновесие Светлого мира, что в совокупности с далековосточной угрозой, являло идилям весьма серьезные неприятности.
Наконец, Марза-Идиль оторвался от своих невеселых мыслей и промолвил:
- Я тоже порасскажу тебе кое-что, берич. Когда мои тумены вели победоносную войну с царством Ура, Пап, царь уров, боясь, что имперские легионы, спешившие ему на выручку, после того как он позорно струсив, продался Клементу, опоздают и его столица Ати, падет, решил вывезти из города свою сокровищницу. Опасаясь везти ее сухопутной дорогой из-за скорости, с которой движется степная конница, он решил отправить караван в Шакован, а оттуда морским путем в Траполь, а может и в Лиоп. В те времена, никто еще не боялся идильских каперов на море Чар. Но Пап просчитался. Урские трусливые армии, беспорядочно отступали, и он даже не ведал, как далеко на урские земли проникли идильские воины. Караван прошел едва ли половину дневного перехода от Ати, как был перехвачен войсками моего сына, Лузы-Марзы. Как и следовало ожидать, охрана в панике разбежалась, покинув имущество своего повелителя на произвол судьбы. Так драгоценности многих поколений урских царей, пополнили сокровищницу Идильского каганата. Кроме золота, серебра и алмазов, караван перевозил царскую библиотеку. Ты знаешь, ни у нас, ни у сакалов нет письменности. Степь передает свои предания и историю из уст в уста аксакалов, что хранят для всех память поколений, и потому, окажись на месте моего сына любой другой военачальник, он наверняка просто бросил бы древние пергаменты и фолианты в пыль дороги, как бесполезную обузу для войска. Сына же, грамоте обучил я сам. Еще у тебя в плену, я понял пользу хрупких листочков испещренных смешными закорючками и научился читать и по беричски и по урски и по имперски. Луза-Марза, велел в целости и сохранности доставить библиотеку Папа в Идиль. А время спустя, когда отбушевали битвы урской кампании, и я вернулся в столицу, книги попали в мои руки. Очень много было там книг бесполезных и даже глупых, но были и такие, что стоили всей сокровищницы Папа. И одной их таких книг, был манускрипт под названием "Сказание об истории урской державы от царя Ати, до нынешних времен". На толстом пергаменте обложки, стояло личное клеймо царя, что означало, секретность книги и недоступность никому кроме царской семьи. И вправду, сочинение оказалось весьма занимательным. Все знают, что уры давным-давно пришли с Далекого востока, преодолев Выжженную пустыню. Они поселились на землях между морем Чар и Восточным морем, вытеснив жившие там до них племена, еще до того как возникла Восточная империя. Они же принесли в Светлый мир знания о черном золоте Восточного моря, которым пользовались еще у себя на прародине, и от них же распространялась мифическая слава о богатстве стран Далекого востока. В сказании, излагалась подлинная история исхода уров. А было это, вот как. Страна, где жили предки нынешних уров, называлась Великий Ургал. Великим, Ургал, конечно же, величали его собственные жители, славившиеся своей воинственностью. В незапамятные времена, Ургал был совсем маленьким государством, почти у самой границы Выжженной пустыни. На многие дни пути к востоку от Ургала, простирались теплые и плодородные земли различных народов. Постепенно, из года в год, одну за другой, Великий Ургал поглощал более слабые страны, превращаясь в империю на манер Восточной, пока не натолкнулся на сопротивление такой же большой державы, как и он сам, называемой Вонго, что на языке местного населения, просто и незамысловато звучало как непобедимый. Проведя с десяток, кровопролитных и безуспешных войн друг с другом, империи вроде бы успокоились и пришли в состояние шаткого мира, а на границах между ними, получив свободу в результате этих войн, образовались три маленьких государства. Правителя Великого Ургала называли шахом. И был в Великом Ургале, один занятный закон. Когда умирал шах, и на трон всходил его старший сын, всех его родных братьев, буде такие имелись, предавали смерти, дабы никто не мог оспорить права нового шаха править, причем сами они, в силу древней традиции, не чинили никакого сопротивления, добровольно принимая смерть ради блага державы. И вот, тысячи две с половиной лет назад, у шаха родились близнецы похожие друг на друга как две капли воды из одного кувшина, Эти и Ати. Эти, оказался старше Ати всего на несколько десятков мгновений, но эти мгновения, словно глубочайшая пропасть разделили братьев, предопределив одному судьбу шаха, а другому участь жертвы. Благодаря темным богам, коим возносили свои молитвы жители Великого Ургала, жизнь шаха, отца близнецов, длилась долго и оба брата, достигли возраста зрелости. Но сколь долго не длилась бы милость богов, а всему в Светлом мире приходит конец. Богиня Морена, черным кинжалом обрезала нить жизни старого шаха и Эти, согласно традиции, надел корону отца, а Ати предстояло взойти на жертвенный алтарь Чернобога. Однако братья самого раннего детства, несмотря на различие будущего предназначения, росли вместе и очень любили друг друга. Расставание даже на один день, тяготило обоих хуже любых наказаний и лишений. Поэтому, когда пришла пора старшему, обречь младшего на гибель, братское сердце дрогнуло, и Эти поступил вопреки обычаям пращуров. Эти призвал к себе Ати и повелел ему, собрав всех желающих, буде таковы найдутся, покинуть Великий Ургал, отправившись в Выжженную пустыню. Старший брат, вовсе не желал смерти младшему. Со стороны Ургала, всего в двух, трех дневных переходах, в Выжженной пустыне начиналась череда оазисов, где, по мнению Эти, злосчастный брат мог найти приют. Ати принял волю брата. Более пяти тысяч мужчин, женщин и детей, со всем скарбом и домашним скотом, решились вместе с ним искать лучшей доли в Выжженной пустыне. Кроме того, новый шах снабдил их достаточным количеством продовольствия, золотом, рабами и возами для дальнего путешествия, а так же приказал сопровождать брата, куда бы тот ни пошел тысяче воинов, из своей личной охраны именуемой серебряными копьями. Так, Ати покинул Великий Ургал. По нему и всем ушедшим вместе с ним, свершили погребальные ритуалы. Для жителей Ургала, они были мертвы, а значит, и древние заповеды предков остались нерушимы - двоим места на троне, нет. Эти, предполагал, что брат найдет оазис поблизости от границ Великого Ургала и будет избавлен от тягот и опасностей путешествия по Выжженной пустыне, однако случилось иначе. Из множества прочитанных им книг, Ати знал о существовании далеко за пустыней богатых и плодородных земель. Никому еще не удавалось пересечь Выжженную пустыню, дабы убедиться в правдивости или ложности этих сведений, но брату шаха претила жалкая участь изгнанника, он желал создать свое собственной царство, а маленькие пустынные оазисы для такой цели вовсе не подходили. Ни мало не раздумывая, Ати пустился в путь через пустыню. Страшная была эта дорога и многие из тез, кто ушли с ним, сгинули в раскаленных песках, но Ати своего добился. Два года ушли на путешествие, в котором им как слепым котятам приходилось разыскивать тропы от оазиса к оазису, от одного пустынного колодца к другому. Но как всякий путь начинается с одного шага, так одним шагом он и заканчивается. Выйдя из Выжженной пустыни, путники попали в идильские степи, неподалеку от устья Удала. Переправившись через реку, они двинулись вглубь коренных земель молодого тогда еще каганата. Идилями, в те далекие времена, правил каган даже не из рода моих предков. В манускрипте его называют Гохон-Идилем, однако наш народ не сохранил сказаний об этом кагане. Гохон-Идиль с немногочисленным войском вышел навстречу беглецам, приняв их за авангард многочисленного пришлого народа возжелавшего идильских земель. У западного берега Удала, состоялось сражение. Три дня и три ночи бились рати, и наполнилась речная вода кровью недругов. Кабы не мужество да воинское умение серебряных копий, вряд ли ургалам удалось бы устоять против степных всадников, однако телохранители вождя стояли, словно несокрушимая скала и казались врагам бессмертными. На четвертый день, каган отправил к ургалам вестника, прознать, чего желает предводитель пришлых. Ати ответствовал, что не желает ни земель, ни скота, ни жилишь славных хозяев, а просит только пропустить его, вместе со спутниками через свои границы и указать путь к ничейным землям, за что готов заплатить Гохон-Идилю плату, сообразно с его, Гохон-Идиля пожеланием. На том они и порешили. Ати выкупил жизнь и свободу своего народа, а Гохон-Идиль кроме золота, получил несколько превосходных клинков ургальской работы, равных которым не сыскать и по сей день. - Марза-Идиль выразительно посмотрел на изящную, наполовину выдвинутую из ножен саблю, лежавшую рядом с ним на ковре. - Отблеск луны, - так звали саблю кагана, - один из этих клинков, передаваемый от кагана к кагану, как древний символ верховной власти. - Светозар понял, что ошибся тогда, во время поединка с Шомук-Идилем, приняв за урскую работу изделие древних мастеров Великого Ургала. - И я благодарен, что ты вернул мне ее после смерти отца. Но вот, что случилось дальше. Ати беспрепятственно пропустили через идильскую степь, и он выбрал, чтобы осесть, места между Морем Чар и Восточным морем, в те времена почти не заселенные. Мелкие племена, жившие там, либо ушли под руку нового владыки, либо перекочевали южнее. Ати построил город и назвал его своим именем, а государство стало называться царством Ура. Ургал, означало - людьми повелевающий. Утратив окончание -гал, народ ура, стал зваться просто людьми, а страна их, царством Людей. Впрочем, все, что было потом, уже не так интересно, гораздо интереснее то, что в "Сказании", содержалась подробная карта путешествия Ати и его народа через выжженную пустыню, с указанием всех оазисов и колодцев встреченных ими на пути. Эта-та карта, в купе с восхищенными рассказами о богатстве прародины уров и привлекла мое внимание. Урская кампания, к тому времени, уже давно окончилась, с тобой и Клементом у меня был мир, и воевать в Светлом мире мне было больше не с кем. В то же время, войско находилось в полной готовности. Легкость урской войны, только раззадорила степных всадников, не принеся особой славы, на которую так падки удальцы. Не велика честь, бить врага, что улепетывает, два завидев на горизонте твои стяги. Ресурсы государства не оскудели, а даже преумножились, казалось, сами боги подсунули мне эту карту, дабы я мог исполнить предначертанное. Я выслал в пустыню разведчиков, и они с легкостью разыскали все колодцы и оазисы, обозначенные на карте - спустя тысячи лет, лицо пустыни почти не изменилось. Следопытам понадобилось три месяца, что бы достичь границ Великого Ургала, войско добралось за пол года. По началу все шло весьма успешно. Ургалы никогда не опасались нашествия с запада, не держали там больших гарнизонов и не строили крепостей, однако, в отличие то из родственников уров, время не разбавило буйную кровь воителей Великого Ургала водой. Даже небольшие отряды стражников из мелких городов и селений, бились за свою землю с беспримерным мужеством. Мы очень, очень медленно продвигались вглубь страны еще и потому, что земля ургалов была нам совсем неизвестна, зато враг, использовал свои знания со всем возможном тщанием, да и добыча еще совсем не обременяла даже седельных сумок воинов, не то, что обоза. Но довольно скоро, нам пришлось сожалеть даже об этом. Услышав о нашествии, шах сам привел армию с восточных границ. Тут-то я и понял, насколько ошибался, принимая карту и сведения из "Сказания" за подарок богов. Не подарок то был, а проклятие. Армия ургальского шаха, превосходила мое войско более чем вдвое, а сражалась так, словно их было больше вчетверо. Могучие животные, никогда не виданные в Светлом мире, украшенные огромными ушами и длинными носами, несли на своей спине огромные боевые башни, в которых сидели стрелки, сеявшие панику и ужас среди идильских воинов, а сами слоны, как называют этих животных ургалы, втаптывали в землю неосторожно попавших им под ноги. Отряды воинов с боевыми леопардами, наводили беспредельный ужас на лошадей. Конница, наша главная сила, оказалась неспособна сопротивляться и мы отступили. Шах преследовал нас до границы, но армию свою в Выжженную пустыню не повел, хотя и выслал вслед прознатчиков. Некоторых мы изловили, но боюсь, далеко не всех. Впрочем, наше войско оставило в пустыне такой след, что нетрудно отыскать и через пол года. Вот такая вышла история, берич. - Марза-Идиль внимательно всмотрелся в лицо Великого князя, пытаясь понять, какие чувства у Светозара вызвал его рассказ. - Я и сам пострадал в походе. Шальная стрела угодила в ногу, на излете - так, царапина, а не рана, да стрела непростая. Ургалы смазывают наконечники стрел какой-то гадостью. Сначала вроде ничего, рана как рана, а после, начинает гноиться, не затягивается и не заживает. Пол года мы тащились домой, а и сейчас кровь пополам с гноем сочиться и помочь никто не может. - Каган бережно погладил раненную ногу, помолчал и добавил, будто невпопад. - А они придут. Придут, и спасения не будет никому. Только объединившись, мы, возможно, сможем отразить эту угрозу. Вот почему ты мне нужен, берич. Вот почему, я не только оставлю жизнь тебе, твоим людям, нелюдям с Острова Грез и отступникам Убушам, но и помогу тебе отстоять свою вотчину. От тебя же потребую только слова, по зову моему, вступиться за землю идилей как за свою. - Идиль выжидательно смотрел Светозару прямо в глаза.
- Мне, каган, - без заминки отвечал Великий князь, - раздумывать нечего. Несмотря на многовековую вражду нашу, сам просить тебя хотел о помощи, поскольку Восточная империи и королевство Ариев, угроза не только моей вотчине, от которой и так почти ничего не осталось, а и твоей тоже. Ургалы из-за пустыни еще, когда придут, только богиня Доля и ведает, а Антонида с Робертом здесь, под боком бесчинствуют.
- Все так, берич. - Глухо проговорил каган. - Все так. Прими мою помощь, как я приму твою, но помни, мы все же враги, врагами и останемся. - Марза-Идиль замолчал, и больше не промолвил ни слова
--
Глава 8: ОСАДА БОРИСЛАВЛЯ
Сквозь юную, едва пробившуюся листву опушки бориславского леса, Великая императрица Антонида с интересом наблюдала за крепостными стенами раскинувшегося впереди города. Первый месяц весны достигал своего окончания. Сердценосное воинство стояло под стенами последнего беричского оплота вот уже более двух десятков дней, и с каждым следующим днем, триумвирату предводителей похода все очевидней становилась мысль о том, что осада предстоит длительная. Бориславль, куда лучше Берева или Брячиславля был приспособлен к обороне и вполне мог продержаться долгие месяцы, а то и годы. Почти до основания разрушенный в годы Великой воины людвигами и песиголовцами, он восстанавливался архитекторами и строителями из Восточной империи в уплату за ущерб, нанесенный Острову Грез, как союзнику Великого княжества беричей. И стены окружающие город, и сам княжеский замок, возводились по последнему слову военной и инженерной науки, что делало Бориславль практически неприступным. Город окружало двойное кольцо стен. Внутренняя стена, была значительно выше внешней и отстояла от нее на два десятка шагов. Такое их расположение, во-первых, позволяло защитникам вести по штурмующим стрельбу из настенных боевых машин и луков одновременно с обеих стен, а во-вторых, в случае захвата нападающими внешней стены, они оказывались совершенно незащищенными от лучников, скрывающихся за зубцами и в одиннадцати башнях, размещенных по периметру внутренней стены. Между собой стены соединялись одиннадцатью подъемными мостами, что давало возможность в случае потери внешней стены, отрезать ее от внутренней, да еще и заставить нападающих спускаться вниз под ливнем стрел – другого способа подняться на внешнюю стену или спуститься с нее не существовало. Кроме того, внешнюю стену окружал глубокий и широкий ров, наполненный водой, а его прикрывал высокий насыпной вал. Все трое ворот города – южные, восточные, и западные, были устроены одинаково. И внутренняя и внешняя стена, имели двойные тяжелые дубовые створки, окованные сталью. От внешних ворот к внутренним, вел каменный коридор, такой, чтоб только свободно разминуться двум широким повозкам, в стенах которого были устроены узкие бойницы, откуда размещенные за стенами коридора воины, могли стрелять из луков и самострелов или колоть пиками. Раньше, бориславские пущи подступали к самому городу. Ныне, лес перед южными воротами вырубили на расстояние полета снарядов катапульт и баллист, установленных на стенах, так что скрытно и безопасно подобраться к Бориславлю стало невозможно.
Об устройстве крепостных стен, Антониде и сопровождавшим ее Роберту с Валерием, рассказывал маленького роста, с жалкими остатками волос на круглой голове, перепуганный человечек, в рваных и грязных домотканых беричских штанах и рубахе, которого держали за шиворот двое воинов из ордена Спасителя. Военный регент слушал доносчика в пол уха, рассеянным взглядом блуждая по серому камню стен на горизонте. Король ариев, едва отошедший от переломов, хотя левая рука до сих пор покоилась на перевязи, напротив, очень внимательно прислушивался, нервно покусывая, изящный ус. Пустую левую глазницу короля, прикрывала простая черная повязка, единственный же здоровый глаз, изредка метавший злобные взоры в сторону Валерия, по-прежнему светился нескрываемой неприязнью. Антонида зябко куталась в длинный военный плащ, подбитый лебяжьим пухом – в лесу было прохладно, а под густой сенью деревьев кое-где еще сохранились изрядные сугробы снега.
- Мы и сами, любезный, отлично видим, каковы стены Бориславля. – Прервала сбивчивую речь человечка императрица. – Расскажи-ка нам лучше, что там, за стенами. Каковы запасы продовольствия, надолго ли хватит защитникам воды, как укреплен княжеский замок?
Дрожа мелкой дрожью и обливаясь холодным потом, маленький человечек, по имени Игнатий, спешил удовлетворить интерес Великой императрицы простирающей ладонь над половиной Светлого мира (теперь уже почти над всем Светлым миром). Игнатий, был мастером-каменщиком, прибывшим в Бориславль вместе со свитой нынешней княгини Капитолины, младшей дочери императора Клемента II и его первой жены Руфины. Княжеский дворец и кремль вокруг него к тому времени уже построили, а вот возведение городских стен шло полным ходом, и умелые руки имперских строителей были в большой цене у молодого князя Владислава. Стройка длилась несколько лет, а по ее окончании, Игнатий, успевший обзавестись семьей в посаде неподалеку от столицы, решил, как и многие его товарищи, осесть в богатом беричском княжестве. Когда армии Восточной империей и Королевства ариев, подступили к Бориславлю, Игнатий оставил жену и четырех дочерей под защитой городских стен, а сам отправился к бывшим соотечественникам, надеясь, что, поведав императрице и королю ариев об устройстве городской обороны, он сумеет спасти свою семью от резни, неизбежной в случае падения города. А что Бориславль падет, у него не имелось ни малейших сомнений.
- В городе кроме войска, много мирных людей из окрестных посадов и сел. Они привезли с собой всю провизию и весть скарб, что смогли. Еды у защитников хватит на долго, воды тоже, в Бориславле полно колодцев. Как устроена оборона княжеского замка, мне не ведомо, однако стена окружающего замок кремля высока и также окружена земляным валом. В замке тоже есть колодец.
- А тайные ходы или лазы за внешние стены в замке есть? – Вмешался в допрос Роберт.
- Про то мне не ведомо. – Униженно опустив глаза, пробормотал Игнатий. Он словно разговаривал сам с собой, опасаясь обращаться лично к королю или императрице.
- Много же мы узнали от этого убогого. – Усмехнулся Роберт, не обращаясь ни к кому, но, явно метя в Антониду - ведь это ее соотечественник предложил государям свои услуги.
- Спасибо, любезный. – Холодно бросила Антонида Игнатию, оставив реплику короля ариев без внимания. Воины Спасителя немедленно подхватили старого каменщика под руки и потащили прочь. Понимая, что его сейчас уведут, и он не сможет рассказать о своей семье оставшейся в городе, не сможет защитить своих родных, Игнатий отчаянно забился в крепких руках воинов-фанатиков и громко заверещал:
- А как же моя семья! Что будет с моей женой и дочерьми, Великая императрица! Спасите моих девочек! Спасите! Помогите им! – Однако никто его не слушал, а один из телохранителей зажал ему рот твердой рукой.
Все трое слушавших рассказ Игнатия – Антонида, Роберт и Валерий, вновь, словно завороженные уставились на бориславские стены. Валерий, в пол уха слушавший каменщика, еще более уверился, что штурмовать стены Бориславля, было бы сущим безумием, кроме смерти большого числа их воинов, вряд ли бы принесшее другие плоды. То же самое понимал и король ариев, но только не Антонида. Перспектива провести под Бориславлем год, а то и больше, приводила ее в бешенство. К тому же, лунный меч по-прежнему молчал, упорно не отвечая на все тайные попытки императрицы наладить с ним контакт, что вселяло в нее подлинный страх.
- Слушаю вас, государи мои. - С ноткой иронии в голосе, обратилась Антонида к мужчинам. – Ваше молчание, достойно мумий Салнитии. – Теперь в речи императрицы отчетливо слышался металл. – Я жду ваших рекомендаций.
- Арии еще не сталкивались со столь укрепленными городами. – Неуверенно начал Роберт. – Лобовой штурм, смерти подобен. Мы только положим все наше войско, а не добьемся ровным счетом ничего. Если бы за стенами находился маленький гарнизон, а не все оставшиеся беричские дружины, тогда возможно штурм и помог бы, но не теперь.
Король ариев умолк, а Антонида убедившись в том, что он высказал все что пожелал, повернулась к Валерию:
- А что скажет Военный регент империи?
- Я согласен с королем Робертом. – Такое единодушие двух соперников, стало для императрицы неожиданностью. – Штурмовать нельзя. Многие приграничные города империи защищены подобным образом, но ни один из них не может сравниться с Бориславлем ни по величине, ни по численности гарнизона, ни по оснащенности стен метательными машинами, а ведь даже их я не решился бы штурмовать. Существует единственное решение – осада. Все что мы можем сделать, это подавить стрельбу настенных машин беричей. Дальнобойность наших онагров и требушетов, гораздо выше дальнобойности настенных катапульт и баллист. Нам нужно расчистить от деревьев участки леса, напротив которых расположены беричские метательные машины, и прорубить к ним просеки от основного лагеря. Установив, онагры и требушеты на безопасном от стен расстоянии, мы сможем разрушить беричские механизмы и приблизиться к городу. После этого можно попробовать забросать город зажигательными зарядами. Необходимо узнать от местных, где расположены склады с зерном и продовольствием. Если поджечь их, то срок осады значительно уменьшится из-за голода в городе. – Валерий говорил спокойно и даже отрешенно, словно листал учебник по осадам городов и освежал собственные и слушателей знания. - Стрелять по стенам такой толщины и конструкции, нет никакого смысла. Если мы и сумеем пробить в них брешь, то не раньше чем через несколько месяцев, но за первой стеной есть еще и вторая. На пробитие бреши, уйдет больше времени и сил чем на всю осаду. Голод, гораздо раньше вынудит защитников либо сдаться, либо выйти в поле и сразиться в решительной битве.
Роберт согласно кивнул, подтверждая слова регента, и добавил:
- Возможно, удастся найти подземные источники, питающие городские колодцы. Тогда можно будет отравить воду и все закончиться еще быстрее.
- И каковы же Ваши прогнозы, государи мои. – Ледяным тоном осведомилась Антонида.
Роберт промолчал, и отдуваться пришлось Валерию:
- Самое меньшее, пол года, при благоприятном стечении обстоятельств, а возможно и больше года. – Регент неуверенно качнул головой.
- Это невозможно. – Спокойно и безапелляционно отрезала императрица. – Возможно, вы и не заметили, но в Светлом мире наступила весна. Мои посланники уже наверняка достигли Кесориполиса с вестью о победе и окончании войны, и вскоре на новые земли хлынут потоки переселенцев, а с ними животные, скарб, рабы. Прибудут свежие легионы. Пора разделить бывшие беричские земли между союзниками и пожинать плоды трудов наших. А что предлагаете мне вы? Сидеть здесь, на самой окраине Светлого мира и ждать, когда остатки поверженных врагов сдадутся на милость победителя, да еще и без четких представлений о том, когда это случиться? – Антонида вела речь спокойно, но внутри у нее бушевало пламя недовольства. – Нет, государи мои. Я не позволю вам выставить меня на посмешище всем моим подданным. Никто не сможет сказать, что Великая императрица Антонида, была вынуждена плясать под дудку ублюдка, рожденного ведьмой с Острова Грез (императрица имела в виду юного Творимира, принявшего верховную власть над беричами). Не более чем через два месяца, знамя армии Спасителя должно развеваться над княжеским замком Бориславля. Это вам мое последнее слово. А в остальном, поступайте, как посчитаете необходимым. Рубите лес, устанавливайте метательные машины, пробивайте бреши, забрасывайте город зажигательными снарядами с черным золотом. Подробности мне не интересны. Но помните, у вас два месяца и ни мгновением больше.
Посчитав разговор завершенным, Антонида двинулась прочь, в сторону лагеря, воины-фанатики последовали за ней. Пройдя, десятка три шагов, императрица скользнула взглядом по высокой березе, раскинувшей свои едва зазеленевшие ветви прямо над просекой, ведущей к лагерю сердценосного воинства. Одна из ветвей дерева, послужила перекладиной для виселицы, на которой покачивалось, овеваемое теплым весенним ветерком, тело старого каменщика Игнатия.
***
В течение восьми дней, солдаты империи и Королевства ариев, вырубали деревья на опушке бориславских чащ и вели просеки к местам установки онагров и требушетов. Пришлось организовать притворный штурм, чтобы определить точные места установки беричских настенных баллист. Еще пять дней ушло у имперских плотников на сборку метательных машин - Валерий лично нацелил каждую. И вот уже третьи сутки, как град каменных ядер обрушивался на стены Бориславля.
Поскольку единожды нацеленные онагры и требушеты перенацеливать не было нужды, стрельба не прекращалась и ночью, при свете факелов. Разрушить все беричские баллисты в первые дни не удалось и поэтому, метательные машины имперцев по-прежнему оставались в лесных просеках, на безопасном расстоянии от настенных орудий Бориславля.
Над лесом опустилась четвертая ночь обстрела. Лагерь сердценосного воинства по всем правилам военной науки обнесенный высоким частоколом с глубоким рвом и земляным валом, жил своей обычной ночной жизнью. Кто спал, кто чинил траченный доспех, а кто, собравшись с товарищами возле костра грез душу вином да нехитрым солдатским разговором. На разных концах лагеря слышалась громкая перекличка ночных караульщиков. Со сторожевых башен, освещенных ярким огнем факелов, зорко вглядывались в беззвездную и безлунную ночную тьму зоркие часовые, но свет на вышках скорее помогал, чем мешал притаившимся в темноте беричским дружинникам. Оставаясь невидимыми за пределами светового круга, они отлично видели все, что происходило на вышках и перед воротами лагеря. Собственно ворота и интересовали Трувора с Мечиславом, возглавлявших отряд ночных лазутчиков. Наступало то время – за трое суток обстрела, старые Светозаровы дружинники это точно выяснили – когда сменялись расчеты метательных машин. Ждать пришлось не долго. За стеной лагеря послышался шум и звон доспехов нескольких сотен воинов. Ворота со скрипом растворились и выпустили сменных артиллеристов. Едва створки захлопнулись, ночную тишину пронзил печальный крик ночной птицы. Один из легионеров вздрогнул от неожиданности и толкнул в бок шедшего рядом товарища:
- Ты слыхал, Демид, жуть-то, какая?
- Да брось ты, это ж просто птица ночная в чаще ухает. Нашел чего пугаться. У вас, что, Мовсес, в вашем Шаковане, птиц нет? – Усмехнулся в ответ Демид.
- У нас леса нет, у нас море, а на море чайки. Они плачут, жалобно, а не жутко. – Мовсес говорил на языке империи с жутким урским акцентом.
Подслушавший обрывок разговора имперцев Трувор, мрачно буркнул в бороду:
- Скоро узнаете, какие птицы водятся в беричских лесах.
Через два десятка шагов от ворот, артиллеристы дошли до перекрестка, от которого широкие просеки вели к позициям метательных машин и разбились каждый по своим расчетам, а еще шагов через тридцать, один расчет уже не слышал, что там происходит у другого.
Неровный свет факелов в руках легионеров, достаточно освещал просеку, но лес, начинавшийся на обочине, скрывался в полной темноте, а из этой темноты, на имперцев смотрели безжалостные глаза беричей.
- Дайка сюда самострел. - Одними губами произнес Трувор лежавшему рядом дружиннику. Воин передал ему уже взведенное оружие.
- Офицер мой, я его только подраню. В остальных стреляете намертво, чтоб не пикнули, а если что, в ножи их. – Тихо приказал сканд.
Вокруг имперского офицера, словно ничего и не изменилось, только послышались тихие хлопки, да резкая боль пронзила левое колено. Глухо вскрикнув, он рухнул на бок и уже из этого странного положения видел, как падают рядом его солдаты. И тут же, что-то твердое и тяжелое уперлось ему в грудь, сдавило легкие, выбило из них воздух, не позволяя кричать: «Беда! Ко мне солдаты!». Он обмяк, потерял сознание и затих.
Когда офицер очнулся, ему вначале показалось, будто все предыдущие события, были каким-то страшным сном, навеянным злыми духами этих диких чащоб. Он лежал на траве, а вокруг него, ходили его солдаты, живые и невредимые, и деловито сносили что-то с дороги в лес. Правда никто из них не обращал на своего командира ни малейшего внимания, но это ничего, главное все живы и теперь они могут отправляться к своему требушету и исполнять воинский долг. Только лица воинов, показались офицеру какими-то незнакомыми и даже странными. Не сразу разглядел имперец, что вместо гладко выбритых подбородков, на лицах его людей удивительным образом выросли окладистые русые бороды. И вдруг он услышал прямо над своим ухом, требовательный грубый голос, говоривший на чужом языке, и тут же, кто-то услужливо перевел эту тарабарщину на великий язык его родины:
- Ну что, очнулся? – Видимо, чтобы удостовериться, этот кто-то чувствительно пошевелил древко арбалетного болта застрявшего в колене, вызывая жуткую боль. – Очнулся. – Удовлетворенно подытожил голос. – Ну, пойдем к твоим машинам. – Тут-то офицер и догадался, что вокруг враги, его солдаты мертвы (именно их тела сбрасывали с дороги бородатые варвары), а сам он в плену. А, осознав это, он снова провалился в небытие.
***
Требушет только-только выпустил очередное каменное ядро в сторону бориславских стен, и команда артиллеристов собиралась заново заряжать машину, как от просеки, ведущей к лагерю, послышались торопливые шаги, лязг оружия и тихие неразборчивые голоса.
- Ну, наконец-то. – Раздраженно произнес командир расчета Авдей. – Бросайте все, урские недоумки, ночная смена явилась. – Прикрикнул он на своих солдат.
Действительно, в расчете Авдея, четвертого, самого младшего сына имперского сенатора Капитона Менандрапольского, собрались, в основном, выходцы из новой, урской провинции империи. Уры едва научившиеся изъяснятся по имперски и воинами оказались никудышными – все как один бывшие рыбаки да крестьяне. Авдею, выбравшему профессию военного по настоянию батюшки, коего он впрочем, за это искренне ненавидел, а когда случился роспуск сената, то и желал гибели (жаль, люди близкие к императрице заступились за старика), стоило титанического труда научить уров, стрелять из большого тербушета, не нанося вреда ни себе, ни собственно требушету.
Война с богатым беричским княжеством по разумению Авдея началась как нельзя вовремя. Ждать отцовского наследства – тут еще бабка надвое сказала. Во-первых, Капитон был хоть и стар, но еще вполне крепок и телом, и разумом, во-вторых, в очереди за батюшкиными сокровищами стояли еще три его старших сына и, в-третьих, сенатор испытывал к младшему отпрыску почти те же чувства, что и Авдей к родителю, а значит, мог и лишить непутевого даже положенной малой доли. В то же время, императрица Антонида обещала всем участвовавшим в походе представителям благородных семей, хорошую долю в военной добыче, множество беричских рабов и большие земельные наделы на новых землях, а, судя по тому, что война шла к концу, то и до вожделенного богатства было рукой подать. От этого каждый лишний день осады для Авдея становился, невыносим, а тем более, когда он выпадал на боевое дежурство у требушета. А сейчас его и вовсе заставили лишние пол часа пулять камни по стенам, тогда как он вполне мог более достойно потратить это время, попивая крепкое лиопское из заветной фляжки, что осталась в палатке.
- Эй, чего это вы так долго. Завтра-то чай задерживаться не станете. – Сварливо крикнул Авдей в ночную тьму за кругом света от костров и факелов, окружавших требушет. – Единый. – Он назвал тайной ночное слово скорее для проформы, что бы командир сменщиков не донес на него их начальнику, генералу Никифору, командовавшему метательными машинами, чем действительно для проверки тех, кто приближался по просеке.
А кто там мог быть кроме смены? Северные варвары, отказавшись от решающей битвы, укрылись за неприступными стенами как черепаха в своем панцире и еще ни разу за все время не сделали ни единой вылазки наружу. Да вот и ответ правильный:
- И сын его, Спаситель.
Голос только у отвечавшего какой-то болезненный, ну да это ни его Авдея дело.
- Я говорю, чего вы так поздно. – Обозлено начал сенаторский сын. – Чего молчиш-ш-ш-шь. – Окончание слова странно растянулось, когда Авдей удивленно, воззрился на оперение арбалетного болта пробившего грудную кирасу. - Прощай богатство. – Мелькнула у него совершенно неуместная в данный момент мысль, и Авдей замертво упал наземь.
Через мгновение, та же участь постигла и всех его подчиненных. В считанные секунды, все имперские легионеры, обслуживавшие и охранявшие требушет, были мертвы. Беричские дружинники проверили тела, и добивать никого не понадобилось.
- Боян, - обратился Трувор к одному из воинов, - требушет твой. Жди сигнала. Вперед. – Этот приказ относился уже к остальной дружине.
Мгновение спустя, беричи исчезли в лесу, а Боян отстегнув от пояса увесистую флягу, принялся щедро поливать требушет черным золотом.
***
- Все, Трувор, пора возвращаться. – Мечислав тронул сканда за плечо. – Слишком долго не стреляют первые требушеты. Скоро в имперцы смекнут, что дело не чисто.
Трувор кивнул:
- Давай, Мстислав.
Дружинник, к которому обращался сканд, приложив к губам ладони сложенные трубочкой, трижды по два раза ухнул филином, давая условный знак воинам, находившимся возле отбитых метательных машин. В это время, Трувор, достав кремень и кресало, после нескольких попыток высек таки искру, поджег трут и бросил его в большую лужу черного золота разлитую возле последнего отвоеванного онагра. Огонь, осторожно лизнув вязкую жидкость, все же признал в ней пищу и с жадностью набросился на предложенное угощение, в несколько мгновений из жалкой, беззащитной искорки, превратившись в яростное пламя, поглотившее деревянный остов онагра. Немного полюбовавшись делом рук своих, Трувор дал сигнал к отступлению.
Мечислав оказался совершенно прав в своих предположениях. Едва ночные лазутчики укрылись под покровом леса, как в лагере сердценосного воинства разразился страшный переполох. Трубы заиграли тревогу, света стадо вчетверо больше и даже на позициях метательных машин был слышен топот солдатских сапог и лязг оружия. Переполох усилился еще больше, когда в лагере стал, заметен огонь, разгоравшийся на месте расположения нескольких больших требушетов и онагров. Дружинники Трувора едва увернулись от большого отряда, чуть не в пол когорты, спешившего на свет только что покинутой ими горящей метательной машины, а еще через несколько минут, столкнувшись с заблудившимся в лесу десятком легионеров, безжалостно расправились с имперцами. Но в целом, шум, гам и беспорядок во вражеском стане, сыграл беричам на руку. Пока имперцы и арии в неожиданном ажиотаже бестолково метались по лесу (машины все равно было уже не спасти), воины Трувора и Мечислава благополучно добрались до небольшой пещерки в лесу, надежно укрытой на дне глубокой балки. На первый взгляд, спуститься вниз и не переломать ног, не имелось никакой возможности, но только не для жителей лесов, знавших здесь каждое деревце, каждый кустик и камешек. Споро добравшись до дна оврага, воины застали там девятерых из пятнадцати дружинников, оставленных возле отбитых метательных машин, чтобы по сигналу поджечь их.
- Шестерых еще нет. – Деловито отметил Мечислав. – Подождем.
Воины устало повалились на укрытую подтаявшим снегом землю, и началось тягостное ожидание.
Четверо вернулись скоро. Еще одного, ждали почти полчаса (ему пришлось обходить имперские отряды, принявшиеся прочесывать прилегавшие к позициям метательных машин участки леса). Шестого так и не дождались. Вероятно, кто-то в стане сердценосного воинства наконец-то остановил вакханалию неуправляемости и взял власть в свои умелые руки. Отряды легионеров, выстроившись цепочками, принялись, словно сквозь мелкое сито просеивать лес, со стороны лагеря послышался приближающийся лай собачьей своры.
- Все,- мрачно промолвил Трувор, - больше ждать мы не можем. Через десяток другой минут, собаки приведут сюда загонщиков. Теперь судьба Ярополка (так звали не вернувшегося вовремя дружинника) в руках богини Доли и вещих дев судиц.
Без всякого приказа, дружинники поднялись и по одному вошли в пещерку. Веселое боевое настроение от удачно выполненного дела улетучилось – один из них не вернулся, и только боги ведают, что с ним сталось. Трувор вошел под своды пещеры последним и задержался на несколько мгновений, словно ждал, что вот-вот из темноты возникнет силуэт Ярополка. Но нет, только лай собак заметно приблизился. Подавив тяжелый вздох, старый воин отправился вслед за остальными. Он даже не стал маскировать вход в пещеру, а зачем? Собаки все равно выведут имперцев и ариев к подземному ходу, так что во второй раз воспользоваться им не удастся. Пройдя десяток шагов, Трувор перешел на бег – нужно было спешить.
***
С самого раннего утра, триумвират предводителей похода сердец, подсчитывал ночные потери. Король Роберт и императрица Антонида о чем-то оживленно беседовали неподалеку от обгоревшего остова большого онагра, сопровождая каждое слово весьма красноречивыми жестами. Военный регент Восточной империи Валерий, стоял в сторонке ожидая, пока два зверя устанут грызть друг друга и обратят свой гнев на него. А надо сказать, венценосцам двух союзных государств, было о чем сокрушаться. Начисто сгорело семь больших требушетов и пять онагров (почти половина всех имевшихся в наличии дальнобойных метательных машин), еще две машины подлежали восстановлению, но на это потребуется время, а из ночных лазутчиков, удалось захватить одного единственного. Да и то, молодой беричский воин не мог рассказать ничего толкового, даже под каленым железом. Он привел легионеров к тому же входу в подземелье, что и следопыты с собаками, но что с того, если подземный ход которым пришли ночные гости, оказался завален камнями вперемежку с песком? Вероятно, в подземелье имелся специальный механизм в случае надобности обрушивавший потолочный свод. Других входов, как ни искали, обнаружить не смогли, а ведь наверняка они имелись, значит, можно ожидать еще не одну ночную вылазку.
Излив свою желчь на Роберта, Антонида, наконец, переключилась на Валерия:
- А ты, Валерий, военный регент империи, как ты мог допустить такой позор? Арии пьянствуют и дебоширят, - императрица метнула в Роберта неприязненный взгляд, - что с них взять, они такие же варвары, как и беричи, даром, что в Спасителя веруют. – При этих словах король ариев побагровел от унижения, но сдержался. – А что же наши прославленные дисциплиной легионы? Как случилось, что никто не охранял метатели камней?
- Антонида, - без тени растерянности начал Валерий, но осекся оборванный резкой отповедью.
- Я тебе не Антонида, а Великая императрица Восточной империи.
- Хорошо. – Спокойно согласился регент. – Великая императрица Восточной империи, простирающая ладонь над половиной Светлого мира, - последнюю часть титула Валерий добавил с иронией, специально чтобы позлить Антониду, - ты же сама смеялась над беричскими трусами, засевшими за стенами, сама говорила, что они и носа не посмеют высунуть за ворота города, сама запретила мне утомлять войско ночными караулами вопреки воинскому уставу империи, сама отменила пикеты в лесу, так чем же ты недовольна? Благо, что я оставил караулы в лагере, не то мы лишились бы всех метательных машин. А теперь, стен нам не разрушить.
Антонида, задыхаясь от ярости и понимая видимую правоту Валерия, не найдя достойных возражений, вновь повернулась к Роберту:
- Раз вы, растяпы, не сумели уберечь метателей камней, так значит, станем штурмовать стены так, без брешей. Готовьте армию. И твоим ариям, Роберт, не удастся отсидеться за спинами моих легионов.
- Я не поведу солдат на верную смерть. – Неожиданно твердо произнес Валерий. – Штурм ничего не даст. Беричи только посмеются над нами, а скольких людей мы потеряем трудно даже представить.
- Молчать! – Взвизгнула Антонида. – Ты отстранен от командования! Охрана, арестовать его. – Императрица окончательно вышла из себя.
- Сдайте оружие, генерал. – Пробасил командир воинов-фанатиков, а двое охранников заняли позиции по бокам и чуть позади Валерия.
Пожав плечами, регент достал из ножен свой гладиус и, протянув воину ордена Спасителя, обратился к Антониде:
- Покомандуй сама, посмотрим, что из этого выйдет.
- Уведите его. – Уже успокоившись, приказала императрица.
С удивлением следивший за разыгравшейся на его глазах сценой Роберт, предпочел не возражать Антониде. Словно не замечая короля ариев, императрица в окружении своих охранников направилась в лагерь. Не найдясь, что ей сказать, Роберт неожиданно спросил:
- А с пленным беричем, что делать?
Антонида обернулась и бросила через плечо:
- Перед штурмом, в город вернем.
***
Приказать оказалось гораздо легче, чем выполнить. Во-первых, штурму мешали уцелевшие настенные метательные машины беричей, во-вторых, осадные башни в арсенале сердценосного воинства имелись, однако перевозились в разобранном виде, и их еще предстояло собрать. На все про все, королю Роберту, сменившему Валерия на посту главнокомандующего, потребовалось две с небольшим недели. К этому времени, удалость разрушить последнюю беричскую настенную катапульту, что в свою очередь позволило переместить требушеты и онагры, поближе к городским стенам и начать обстрел Бориславля зажигательными снарядами (впрочем, без особого успеха), а так же использовать малые полевые онагры для обстрела стен. Большого пожара в осажденном городе вызвать не получилось, и Роберт решил оставить эту затею. В дополнение ко всему, большие беричские катапульты, размещенные за стенами, удачными попаданиями развалили еще два онагра. А поскольку все четыре осадные башни, имевшиеся в его распоряжении, уже были собраны, и раздраженная Антонида изо дня в день требовала начала штурма, король ариев скрепя сердцем назначил атаку на утро следующего дня.
***
Защитники Бориславля загодя узнали о будущем штурме. Берисчкие разведчики, через многочисленные подземные ходы, выводившие из города прямо в лес, продолжали навещать позиции вражеских войск. Правда, такой удачной вылазки, какая случилась семнадцать дней назад, больше совершить не удавалось. Теперь каждый метатель камней охранялся, едва ли не когортой легионеров в сопровождении трех десятков арийских арбалетчиков. И все же знать, что задумал враг, представлялось необходимым. Глубокой ночью, армии Восточной империи и Королевства ариев вышли на исходные позиции, что бы с зарей пойти на штурм. Едва началось перемещение войск, как разведчики сообщили об этом Бориславскому князю Владиславу. Брячиславский князь Горислав, старший из беричских князей, в отсутствие Светозара и по юности Творимира командовавший беричскими ратями, в обороне города полностью полагался на молодого Бориславского владетеля.
Как только разведчики донесли о начале сборки осадных башен, Горислав немедленно собрал военный совет из всех князей и старших военачальников, на котором они решили, как станут оборонять город. Все согласились с мнением Владислава - нужно создать иллюзию паники, отступив от внешней стены, чтобы заманить как можно больше врагов на ее гребень, где станут, бесполезны их осадные башни, а имперские и арийские воины окажутся совершенно беззащитными от лучников и метателей копий, размещенных на внутренней стене и в крепостных башнях.
- Два три таких штурма, - усмехнулся Владислав в пышные русые усы, - и мы сможем выйти против супротивников наших в поле и сломить их мечом.
Утро штурма выдалось ясное, солнечное и по настоящему весеннее. По ярко бирюзовому небосводу, лениво проплывали реденькие облачка, гонимые ласковым легким южным ветерком, и флаги на башнях Бориславля бессильно обвисли. Еще с ночи беричские дружины заняли места на стенах города, и теперь ждали, когда ненавистный враг придет скрестить с ними мечи. К утру, поднялись на внутреннюю стену и князья. Вместе со старшими князьями, за позициями противника наблюдали и Творимир (Мечислав с Трувором не отходили от княжича не на шаг) с Ольгердом, и оба старших брата-близнеца Ольгерда, Родослав и Велеслав – многокабанская дружина составляла значительную и самую боеспособную часть оставшегося в распоряжении Горислава войска.
Когда в стане сердценосного воинства взвыли боевые трубы, Владислав, с разрешения Горислава командовавший обороной города встрепенулся, однако, имперцы и арии остались на своих местах.
- Внимание привлекают, наверное, хотят что-то показать. – Шепнул Трувор, стоявшему рядом Мечиславу. Тот молча кивнул. Сканд, расположившийся слева от Творимира, держал в правой руке большой, круглый шит, каким в отрядах лучников прикрывают стреляющих, если враг сам ведет стрельбу из луков или арбалетов – в случае чего, укрыть княжича от шальной стрелы.
Трубы запели громче, к ним присоединились барабаны. От передовых рядов имперских легионеров, отделилась группа воинов толкавших впереди себя большой осадной требушет. Остановив машину на безопасном расстоянии от настенных катапульт (Роберт небезосновательно подозревал, что беричи просто сняли со стен часть метательных машин, чтобы сохранить их и вернуть на место в случае необходимости), расчет принялся усердно крутить ворот, подготавливая машину к выстрелу. Когда рычаг требушета, наконец, пригнули к земле, а пращу уложили в направляющий желоб, Трувор с ужасом заметил, что легионеры тащат к машине связанного по рукам и ногам человека, и, судя по тщетным, судорожным попыткам жертвы вырваться, вполне живого.
- Вот и Ярополк отыскался. – Печально промолвил сканд, разговаривая сам с собой. – Потерпи, мальчик, скоро все закончится. – Лицо старого воина превратилось в каменную маску кровожадного бога войны. Такое с Трувором случалось не часто, но когда случалось, то ничего хорошего врагам не сулило, и даже друзья, остерегались задевать его в такие минуты. В нем словно просыпался скандский берсерк, могучий и безжалостный.
Тем временем, Ярополка уложили в пращу. Трубы смолкли, уступив свои привилегии барабанной дроби. Барабанный бой ускорился, достиг своего апогея и оборвался. Вместе с ним, оборвалась и веревка, удерживавшая рычаг требушета пригнутым к земле. Праща взмыла вверх и выбросила из сетки тело несчастного Ярополка. Несколько тягостных секунд, воины на стенах Бориславля в полной тишине наблюдали, как молодой дружинник по высокой дуге стремительно приближался к городу. Потом, тело исчезло за внутренней стеной и в тот же миг, опережая возобновившуюся какофонию звуков боевых инструментов сердценосного воинства, над стенами Бориславля пронесся древний боевой клич беричей.
- Бер! Бер! Бер! – Исступленно кричали, и дружинники, и ополченцы, бешено потрясая копьями, щитами и луками, и на многих грубых, суровых лицах воинов выступили слезы. Но то были не слезы отчаянья, то были слезы гнева и решимости.
Как только вновь зазвучали трубы и барабаны, имперско-арийские войска пошли на приступ. Роберт решил штурмовать южную стену города, поскольку ко всем остальным стенам, лес подступал слишком близко, для использования осадных башен. Поэтому, король ариев просто окружил Бориславль цепью лесных секретов, во-первых, чтобы избежать неожиданных вылазок беричских дружин, а во-вторых, чтобы следить за перемещением вражеских войск на стенах. Поскольку из-за рва и насыпанного перед ним земляного вала окружавших город, башни не имели возможности приблизиться к стенам вплотную, пришлось с помощью метательных машин на четырех участках забросать ров мешками с песком, а вал сровнять каменными ядрами, на что тоже потребовалось время. Теперь, хоть и с трудом, башни могли подобраться к городу. Места прохода башен Роберт выбрал так, чтобы они находились на максимальном отдалении от крепостных башен Бориславля, дабы уменьшить их уязвимость. Штурмовые башни двигались медленно, влекомые человеческой силой, возле каждой находилась еще одно осадное приспособление, толлено – поднятое на высокой опоре выше уровня внешней стены большое коромысло с двумя «корзинами» на концах. В каждой корзине сидело по два десятка арбалетчиков ариев призванных подавить активность вражеских стрелков. Беричи, выполняя план Владислава, разместили на внешней стене небольшие отряды лучников и несколько котлов с кипящей смолой. И с внутренней, и с внешней стены города велась вялая стрельба, главной задачей которой было не спугнуть нападавших, заставить их уверовать в успех, втянуться в штурм и ввести в бой максимальной число воинов. Поэтому, башни, практически без потерь подобрались к самой стене. Сигналы труб, уверенно координировали действия все четырех штурмовых отрядов. Башни остановились, но штурмовых мостиков на стену не перебрасывали, ожидая сигнала. Только когда все воины передовых отрядов собрались на верхних боевых платформах, а внизу к башням подошла вторая волна атакующих, штурмовые мостики откинулись, и легионеры Восточной империи высыпали на гребень стены. Высадились на стену и арбалетчики. К тому времени, все беричские отряды уже покинули внешнюю стену и мосты, соединяющие стены были подняты, однако Владислав по-прежнему выжидал. Лишь когда первые, взобравшиеся на стены легионеры, по веревкам с кошками и сборным приставным лестницам спустились вниз и оказались в узком коридоре между внешней и внутренней стеной, а вторая и третья волна штурмующих покинула башни, с внутренней стены Бориславля и крепостных башен в атакующих ударил сокрушительный град стрел и копий. В считанные мгновения еще недавно организованная армия связанных жесткой дисциплиной солдат, уже уверовавшая в свой успех, превратилась в скопище перепуганных людей, бестолково мечущихся под покрывалом смертоносной стали и не находящих выхода. Владислав приказал в первую очередь стрелять по офицерам, что бы усилить сумятицу во вражеских рядах. Одновременно со стрелками, по приближающимся подкреплениям противника ударили сбереженные для такого случая метательные машины. За несколько минут, исход штурма оказался решен. Из тех солдат сердценосного воинства, кто ступил на стены Бориславля, не выжил никто, да беричи и не брали пленных – всех раненых по приказу Горислава безжалостно добили. Не добравшимся до осадных башен отрядам повезло больше, но и они потеряли почти две трети людей. А еще через несколько минут все штурмовые башни запылали веселым огнем, подожженные от факелов беричей, вернувших себе внешнюю стену Бориславля. Из двадцати тысяч участников штурма, в лагерь вернулось едва восемь.
Однако на этом злоключениям сегодняшнего дня для Роберта и Антониды не суждено было закончиться. Еще догорали остатки осадных башен возле стен Бориславля, немилосердно терзая воинскую честь короля ариев, когда в лагерь сердценосного воинства со срочной депешей к Великой императрице Восточной империи, прибыл полуживой от спешки гонец – дружины Многокабанского князя Гремислава, в купе с туменами кагана идилей Марза-Идиля, высадились в Дивоморске, не позднее как двенадцать дней назад. А вел их, сам Великий князь Светозар Светлый.
--
Глава 9: МНОГОКАБАНЬ
В столице степняков, Светозар прогостил совсем недолго. Договорившись обо всем с каганом, Великий князь оставил Идиль, чтобы отправиться во Многокабань. Большинство его спутников с облегчением покинули странный город кочевников – беричи не могли мгновенно изменить враждебное отношение, вызванное многовековым противостоянием их народа со степью, ненависть огненных волков к поклонникам Чернобога длилась несравненно больше времени, а сакалы Зурган-Газы, просто не верили в милосердие Марза-Идиля. Светозар, впервые за долгое время никуда не спешил. Марза-Идилю еще предстояло призвать подкрепления из Сакала, а также вспомогательные урские войска из Таша Уми и Тифа, а на это потребуется не так уж мало времени, и уж вполне достаточно для неспешной дороги к дому. К решимости сражаться, после встречи с каганом, у Светлого князя прибавилась вера в возможность победы над страшным врагом, а главное, лунный меч повелителя богов Небесного мира, вызвавший эту ужасную войну, вновь вернется в ножны – теперь, навсегда.
Неспешное путешествие по оттаивающей в нежных объятьях богини Сив, зацветающей весенней степи, оказалось весьма приятным, особенно после холода и неудобств бегства через бориславские чащи, и располагало к размышлениям. Тем более, в кои-то веки, беричи могли передвигаться по коренным идильским степям, совершенно не опасаясь нападения. Во-первых, гонцы кагана, отправленные в урские земли каганата, намного опередили дружину Светозара, а они, кроме приказа урам собирать войска, оповещали всех о союзе идилей и беричей, а во-вторых, Марза-Идиль выдал Великому князю ярлык, подтверждающий их союз. Любой степняк, признав ярлык кагана, посчитал бы своих древних врагов наипочетнейшими гостями. И все же, в мыслях Светозара, не было и намека на спокойствие и праздность, хотя думал он, вовсе не о предстоящих битвах и победах. Великий князь вспоминал свой поход к пещере огненной колесницы. Точнее не сам поход, а странное видение, посетившее его, когда он с Турлингом в руках покидал пещеру. Тогда Светозару привиделся воин, закованный в черную броню с черным вороном на плече. Воитель стоял на огненной колеснице Тура и победно потрясал копьем. После, повелитель полканитов Боз, истолковал его видение. Как считал Боз, Светозар прозревал будущее. По его мнению, рано или поздно, пещера огненной колесницы падет под напором темных армий и Чернобог завладеет огненной колесницей повелителя богов Небесного мира. Тогда Боз сказал молодому князю, что это дело далекого будущего, но теперь по прошествии более чем двух десятков лет, Светозар в этом сильно засомневался. Воспоминания нахлынули на него не сами по себе, а были вызваны одним примечательным случаем, произошедшим с Великим князем еще в Идили. Прогуливаясь по ставке кагана (Марза-Идиль никак не ограничивал свободы своих гостей, впрочем, большинство такой свободой предпочитало не пользоваться) Светозар забрел на ритуальную площадку, расположенную совсем близко от самого города. Центр площадки занимал вырезанный из дерева идол, а у его ног располагалась крада – прямоугольный жертвенный алтарь. Великий князь много раз слышал об этом месте в идильской столице, но вполне естественно не видел его собственными глазами. До этого, Светозар посещал Идиль лишь однажды, вовремя набега на столицу каганата дружины Острова Грез. Однако тогда ему было не до осмотра местных достопримечательностей. Светозар приблизился к идолу и заглянул ему в лицо. То, что он увидел, удивило Великого князя. Образ, пришедший ему в видении у дверей пещеры огненной колесницы, до самых мелких деталей совпадал с обликом повелителя темных богов увековеченном в дереве неизвестным мастером. Великий резчик, словно видел падшего бога глазами Светозара. Та же вороненая броня, тот же огромный черный круглый щит и копье, занесенное в угрожающем жесте. Только в глазных прорезях шлема, не клубилась непроглядная тьма, да не сидел на плече воителя ворон. Пораженный Светозар с усилием отвел взор от удивительной скульптуры и принялся, рассеяно осматривать подножие идола. Снег с площадки возле статуи Чернобога уже сошел, и степная травка уже устремила свои юные побеги к ласковому солнцу. Только вместо яркого молодого изумруда трава окрасилась бурой охрой, вовсе не свойственной ее молодости.
- Не дивись, берич, - услышал Великий князь тихий голос и растеряно обернулся, - здесь пролито столько крови, что трава еще долгие века останется бурой. – В двух десятках шагов от Светозара стоял Марза-Идиль в окружении своей гвардии. – А может, и навсегда останется. – Мрачно добавил каган идилей. – Вот уже больше двадцати лет прошло, как не приносим мы кровавых жертв нашему богу. На том держится перемирие между твоим и моим народом. Пока я жив, жертвенная кровь не окропит краду. – Светозар понимающе кивнул и пошел прочь от алтаря кровавого божества.
Всю дорогу до Многокабани, Великий князь размышлял над совпадением увиденного в Идили со своим собственным видением, и все меньше оно ему нравилось. Светозар верил Марза-Идилю, верил, но вместе с тем понимал – хрупкий мир между степью и беричскими княжествами держится исключительно на железной воле кагана. Придет час, и Марза-Идиль отправиться в божественные чертоги, кто знает каких богов. Тот, кто придет ему на смену не будет связан клятвами, данными Светозару, да полно, самого Светозара вполне возможно уже не будет в Светлом мире. И что тогда? А тогда, кровь снова прольется на краду, попираемую ногами Чернобога и степь выступит на стороне врагов Великого княжества беричей. Но когда это случиться? Когда? Возможно, даже сама богиня Доля не ведает об этом. Терзаемый такими печальными мыслями, Великий князь не заметил, как его отряд приблизился к границам Многокабанского княжества и на далеком горизонте показались высокие деревянные стены степного форпоста. Дарстейн, ехавший в шаге позади повелителя, догнал его и легонько тронул за плечо, выводя из задумчивости:
- Многокабанские земли, Великий князь!
***
Стоял ясный, солнечный весенний денек, поэтому приближение всадников, на башнях крепости, заметили задолго до того, как они добрались до брода через Многокабань. Давным-давно не приходили со стороны грозной некогда степи, военные отряды, не ходили в степь и беричские разведчики. Долгие годы, только идильские и сакальские купцы с табунами легконогих скакунов прибывали в пределы Многокабанского княжества, чтобы продать своих лошадей или обменять их на товары со всех концов Великого княжества беричей. Большая, разношерстная группа вооруженных людей, вызвала у не утратившей бдительности стражи не шуточное беспокойство. Ворота, по раннему времени еще открытые, немедленно затворили, а старший дружинник, отвечавший за охрану ворот, отправил гонца к воеводе - пускай придет подивиться на подозрительное зрелище.
Воевода Велимир поднялся на стену, когда дружина Светозара перебиралась через многокабанский брод. Кони бодро трусили, отфыркиваясь от речной воды попадающей в ноздри, почуяв близкое жилье, а, значит, и отдых. Внимательно присмотревшись к пришельцам, Велимир распознал в них и беричей, и огненных волков, и сакалов, что еще больше удивило, но одновременно и успокоило опытного воина – если среди беричей и случались перебежчики, то жители Острова Грез никак не могли служить Идильскому каганату. Впрочем, на дозорных вышках, рядом с хворостом и дровами для сигнальных костров, стояли дружинники с зажженными факелами – если что, помчит-полетит тревожная весть в столицу. Признал воевода и знамя, едва расправившееся на слабеньком ветерке (настоящего флага у Светозара не было, но Дарстейн приспособил к копейному древку парадный плащ Великого князя, к его радости обнаружившийся в седельных сумках) – могучий орел, парящий на золотом поле. Пока Велимир рассматривал необычных всадников, маленькое войско Светозара собралось у самых ворот крепости. Решив, что глаза более ничего нового ему не откроют, воевода зычно окликнул дружину Великого князя:
- Кто таковы?
Дарстейн с достоинством ответствовал:
- Великий князь беричей, Светозар Творимирич Беревский пожаловал!
***
Богиня Сив, прогнав слуг Симаргалы, все увереннее вступала в свои права по всему Светлому миру. Светозар всего пять дней назад приехавший во Многокабань, с нескрываемой радостью наблюдал, как яростное зимнее волнение на свинцово серых волнах моря Чар, постепенно сменяется чинным спокойствием водной лазури. Беричские мореходы уже спускали на воду боевые ладьи, а совсем скоро из Цхума подойдет и идильский флот. Вспомогательные урские части и армия Марза-Идиля прибудут в столицу княжества сухим путем.
Великий князь прогуливался вдоль причалов порта в обществе Многокабанского князя Гремислава. Старый друг отца и воспитатель самого Светозара не поверил своим глазам, когда увидел былого воспитанника на крыльце княжеского замка. Многокабань, отрезанная от внешнего мира с одной стороны зимним морем Чар, а с другой Идильским каганатом, почти не имела сведений о событиях происходящих на коренных беричских землях, поэтому, Гремислав с нетерпением, надеждой, но и великой тревогой ждал начала навигации. Кроме судьбы Великого княжества беричей, там, на заснеженных полях сражений, вершилась и судьба всех троих его сыновей. Светозар, явившись раньше, чем беричские ладьи рискнули пройти хотя бы вдоль линии берега одновременно, и успокоил и расстроил Многокабанского владетеля. Узнав, что сыновья живы, здоровы (во всяком случае, были, когда Светозар оставил их под Ктежем), Гремислав впервые за то время, что прошло после ухода Велеслава и Долеслава с многокабанской дружиной в Берев, почувствовал себя счастливым (да и Брониславе облегчение, совсем извелась весточки от сынов дожидаючись), однако все остальные новости, сильно его огорчили и даже удивили. Столицу, великий Берев, Светозар отдал без боя, под Ктежем беричские армии потерпели сокрушительное поражение и теперь наверняка осаждены в Бориславле, а Великий князь заключил военный союз со злейшими врагами идилями. Куда как неудивительно? Воин, не раз скрещавший меч со степными ятаганами, вовсе не умер в погрузневшем и постаревшем творимировом дружиннике, а ныне Многокабанском князе. И все же, привычка доверять решениям Светозара, как всегда взяла верх над собственными мнениями и чувствами Гремислава, и он с головой ушел в подготовку к отправке многокабанской дружины и ополчения, вместе с новыми союзниками в Дивоморск. Сейчас, вместе с Великим князем, Гремислав наблюдал за спуском на воду многокабанского флота.
- Сколько кораблей способных по морю плыть имеем? – Спросил Светозар. Гремислав задумчиво покрутив, длинный седой ус ответил:
- Больших сорока весельных ладей десятков пять будет, а малых, десяти-двадцати весельных, за сотню. Есть еще и транспорты.
- Транспорты нам без надобности. – После некоторого раздумья промолвил Великий князь. – Они нас только задерживать будут. Считаем только боевые ладьи. Значит, тысяч девять воинов разместить сможем. Многокабанской дружины пять тысяч, три тысячи ополчения, да тумен с собой Марза-Идиль приведет, они правда с лошадьми, да и часть дружинников тоже, ну да ничего, как-нибудь разместим. Кого-то может идильский флот забрать.
- А как же идильское войско? – Робко вставил Многокабанский князь. – Их, поди, чернобоговых выкормышей, тыщь двадцать наберется.
Светозар строго взглянул на своего старого воспитателя и тот осекся:
- Больше пятнадцати Марза-Идилю не собрать. Будут еще и уры, но уров идильские корабли переправят. Основная армия кагана пойдет сухим путем, через брячиславские земли. И оставь ты это, Гремислав, союзники они наши, не к чему сейчас Чернобога поминать.
- Да как же не поминать, - насупившись, упрямо продолжал гнуть свое Гремислав, - Великий князь! Волхвы Многокабанские челом бьют, просят, чтоб принял ты их. Недовольны вещие старцы, что союз со слугами чернобоговыми Светлый князь беричский заключает. Негоже тебе советами волхвов пренебрегать.
- Великий князь беричей, только сам в своих поступках волен. – Резко ответил Светозар. – Не хотел я великокняжеского венца, да сами вы мне его на голову надели. Теперь слушайтесь моего слова. А предсказаний, мне с детства до конца жизни достанет. – И уже мягче закончил. – Нет у нас иного выхода, Гремислав. Нет, хоть ты-то это понимаешь?
- Понимаю. – Недовольно буркнул в усы Гремислав и замолчал.
Закончив обход порта, Светозар оставил Многокабанского князя наедине со своими раздумьями, а сам, потребовав коня, верхом покинул город, наказав телохранителям за ним не следовать.
***
Легкий ветерок, дувший с моря, невидимыми руками нежно ласкал кроваво красный ковер из маков на неприметном холмике возле большого камня, до которого не достигали даже самые высокие волны. Давно Великий князь Светозар не был на отцовской могиле, но сейчас, не прийти на берег моря Чар, было выше его сил. Он присел на камень, как не раз садился его отец, задумчиво пригладил бороду и устремил свой взор вдаль, к горизонту, не замечая, как ветер треплет волосы на непокрытой голове, а море бросает в лицо мелкие, еще по зимнему холодные соленые капли.
Ежегодные приезды во Многокабань всегда одновременно и радовали, и печалили Великого князя. Никогда после смерти отца и матери, не мог он уже быть тем маленьким мальчиком, что радостно скакал по густым многокабанским лесам, весело плескался в реке и беззаботно выходил в море с беричскими рыбаками. Все здесь, и даже отцова могила, напоминало Светозару о черной измене, круто переменившей его жизнь и жестоко оборвавшей жизнь дорогих ему людей. Теперь многое напоминало и о Ладалине, ставшей жертвой другой, не менее страшной измены. И все же, он всем сердцем своим любил этот странный город, песчинку беричской земли в океане враждебных степных владений. Когда Светозар посещал Многокабань, по их молчаливому уговору, Гремислав всегда уступал ему княжеские покои, и Великий князь был очень благодарен за это старому вояке. И мнилось ему, проходящему коридорами княжеского замка, что выйдет навстречу отец в окружении витязей звенящих оружием, или покличет с женской половины мать, обнять, приголубить единственное дитя, а он доверчиво прижмется своей, еще не знавшей бритвы, гладкой щекой к ее груди. Конечно, ничего подобного не случалось, но замок казалось жил этими химерами прошлого, и от того становилось легко на уме и покойно на сердце.
Долго просидел Светозар подле отцовой могилы, размышляя о прошлом, вспоминая родителя и тщетно пытаясь угадать, как этот сильный человек поступил бы на его месте – горизонт над потемневшими водами моря Чар окрасился в багрянец. И еще дольше просидел бы, кабы не застала его на этом месте Миролина. В город прибыли первые отряды урских вспомогательных войск и предводительствовавший ими военачальник просил встречи с Великим князем Светозаром Светлым. Телохранители, верные княжескому приказу не решились ехать за Светозаром, но Миролине рассказали, где его искать.
Великий князь, отвлекшись от раздумий и увидев дочь, предостерегающим жестом остановил слова готовые сорваться с ее губ и тихо, печально промолвил:
- Смотри, дочь, запоминай. Это могила твоего деда.
--
Глава 10: КОНТРНАСТУПЛЕНИЕ
Трурум-трурум-трурум, трурум-трурум-трурум, отчаянно выли боевые трубы на военных кораблях Восточной империи, эскортировавших тяжелогруженые, пузатые транспорты. Путь к Дивоморску имперскому конвою перекрывал идильско-беричский флот, по крайней мере, в пять раз, превосходивший его численностью. Имперский адмирал, командовавший кораблями эскорта, оказался бывалым человеком и опытным воином. В считанные минуты, он принял единственно возможное решение. Галеры и биремы, повинуясь сигналу, выстраивались в линию по обе стороны от флагмана, чудовищно огромного корабля (не менее ста десяти шагов в длину), невиданного ранее ни беричами, ни идилями – гексеры. А транспорты, словно стайка мелких рыбешек испуганных нападением барракуды, врассыпную пустились наутек. Впрочем, пока никто их не преследовал – транспорты тихоходны, далеко им не уйти.
***
Предводитель урских вспомогательных войск, не случайно требовал немедленной аудиенции у Великого князя Светозара. Кроме военных отрядов, он привез во Многокабань весточку от идильских прознатчиков из Кесориполиса. Шпионы сообщали в письме к кагану (в его отсутствие, Светозар счел возможным прочитать записку самостоятельно, в конце концов, они ведь союзники), что имперских флот в составе сотни транспортных судов и пяти десятков военных кораблей конвоя, со дня на день должен отплыть из столицы Восточной империи в Дивоморск, и даже прилагали точный курс эскадры. Как им удалось получить столь секретные данные, оставалось известным только всеведущим богам всех миров. Прочитав письмо, Великий князь понял, что богиня Доля вновь повернулась лицом к своему былому любимцу. Едва завершив разговор с урским военачальником, Светозар вызвал к себе Гремислава и приказал немедленно начинать погрузку многокабанской дружины и ополчения на корабли, а, как только прибудет идильский флот, то грузить и урских солдат. Марза-Идиль был уже на подходе (от него уже прибыл гонец). Похоже, в этот раз, впервые за все время войны, Светозару представился случай сыграть на опережение.
Прибывший во Многокабань спустя сутки Марза-Идиль, вполне одобрил все действия Великого князя. Да и вообще, он как-то сразу передал всю инициативу в руки Светозара. Не то чтобы они договорились, кто будет главным, просто это случилось само собой – Светозар предлагал, а каган идилей поддерживал. Единственное чего избегал беричский князь, так это давать прямые распоряжения военачальникам каганата. По молчаливому согласию между ним и Марза-Идилем, каган сам приказывал своим воинам.
К приезду Марза-Идиля, все основные приготовления к отплытию были закончены (идильский флот прибыл накануне, поэтому урские войска уже успели погрузиться на корабли). Ожидание кончалось, наступало время решительных действий.
С большим трудом Светозару удалось уговорить Гремислава остаться дома. Приказывать ему Великий князь не хотел, а старый воин отчаянно рвался в бой.
- Великий князь, - голос Гремислава предательски дрожал, Многокабанский князь пал перед Светозаром на колени, - дозволь с тобой в Дивоморск плыть. Там все мои сыновья. Если кто из них погибнет, как мы с Брониславой дальше жить станем? А если уж защитить не смогу, так хоть своей рукой месть совершу.
- Встань, старый друг. - Мягко ответил Светозар и поспешно помог пожилому, грузному князю подняться с колен. – Ты сам посуди, - принялся увещевать Великий князь. – Стар ты стал для войны, прошло твое время мечом махать. Теперь сила твоя не в руке, а в разуме, с которым ты княжеством управляешь. Воинов у меня хватает, и твой меч судьбу войны не решит. А здесь, когда почти все мужчины Многокабани со мной в Дивоморск отправятся, кто кроме тебя справится? Кто княжество сберечь сумеет, кто земли Многокабанские охранит? Некому более. – Светозар устало провел ладонью по глазам. – А сыновьям твоим, отцовский пригляд уже непотребен. Долеслав и Велеслав отменными полководцами себя показали. За них тебе старику краснеть, не придется. Ольгерд же, вместе с моим сыном Творимиром под крылом Трувора и Мечислава. Неужто своим старым друзьям не доверяешь?
Губы старого воина по-стариковски задрожали, а в уголке глаза обозначилась слеза, но Гремислав зло смахнул ее широким рукавом кафтана и твердо ответил:
- Твоя, правда, государь. – Гремислав никогда прежде не называл Светозара государем, и сейчас подобное обращение звучало еще одним признанием мудрости Великого князя. – Это любовь родительская мне ум застит. Да и кто без меня Брониславу успокоит? Совсем извелась она. Прости ты меня, пойду я. – В этот момент, Светозару с невероятной силой захотелось обнять старого друга и учителя, но он сдержался и только кивнул в ответ:
- Ступай.
Многокабанцев в отсутствие Гремислава возглавил воевода степного форпоста Велимир.
Со всей поспешностью, погрузив воинов Марза-Идиля на идильские корабли, Светозар в шестнадцатый день второго месяца весны, вывел свой флот в море и, обогнув с севера Остров Грез, расположил эскадру неподалеку от его западной оконечности. По прикидкам Великого князя, времени в его распоряжении оставалось предостаточно. Даже если имперские корабли покинули Кесориполис в день, когда весть об этом достигла Многокабани, все равно их еще предстояло подождать. Расстояние от Дивоморска до Многокабани немногим меньше чем до Кесориполиса, но быстроходные военные суда охраняют медлительные транспорты и потому, имперцам, понадобиться вдвое больше времени, чем их противникам, чтобы добраться до той области моря Чар, где их ожидал идильско-беричский флот. Чтобы не упустить добычу, Марза-Идиль отправил в разведку с десяток идильских галер, какие обычно занимались каперством на море Чар. Кораблям предстояло барражировать между Островом Грез и побережьем Хоривского царства, на случай, если имперский адмирал вдруг примет решение изменить курс следования каравана. Вряд ли эскадра из пятидесяти боевых кораблей испугается нескольких каперов, да и бегство идилей в этом случае будет выглядеть вполне естественно. Впрочем, слишком долго Светозару и Марза-Идилю ждать не пришлось. На третий день ожидания, один из идильских каперов принес весть – дичь идет прямо в расставленные силки.
***
Галеры и биремы выстроились в линию по обе стороны от гигантской гексеры. Соседние корабли, расположились на расстоянии вытянутых весел друг от друга. Таким образом, имперский флотоводец не только защищал большую часть своей эскадры от таранов и абордажей, не допускал вражеские корабли к флагману, главной силе всего конвоя, но и заставлял противника растягивать свои силы, не давая возможности сконцентрировать большое количество кораблей в одном месте для решающего удара. Построиться в двойной фронт, означало для имперцев неизбежное окружение, и, несмотря на преимущество такого построения в бою, имперский адмирал с сожалением его отверг.
Беричские и идильские суда, выстроившись широким полумесяцем, охватывали имперский строй, стараясь сомкнуть кольцо. В центре Светозаровой эскадры, расположились идильские биремы, построенные по образцу имперских кораблей и оснащенные большим количеством палубной артиллерии, а так же малое число крупных беричских ладей с метательными машинами. Сам Великий князь вместе с каганом идилей, перешел на неприметную маленькую ладью без опознавательных знаков. Даже не зная о наличие в составе имперского флота плавучей крепости, оба правителя резонно предположили, что огонь вражеских метательных машин, в первую очередь придется по самым крупным судам их эскадры, и уж конечно враг не преминет обстрелять корабль с их штандартами. С этой ладьи, Светозар и вел управление боем.
Идильско-беричская эскадра была заранее готова к появлению имперского конвоя, поэтому она первой перешла к активным действиям. Имперцы еще перестраивались из кильватерной колонны во фронт, а корабли Светозарова центра принялись обстреливать их каменными и зажигательными ядрами. В тот же момент, на флангах вступили в бой идильские корабли, оснащенные гарпаксами – тяжелыми, длинными железными гарпунами. Им предстояло арканить вражеские суда и постараться растянуть ипмерский фронт, что бы дать возможность идущим следом биремам протаранить как можно большее число кораблей. В третьей волне атакующих, расположились быстрые многовесельные беричские ладьи и каперские галеры идилей, призванные навязать уцелевшим имперцам абордажный бой. Единственным судном, которое Великий князь приказал на время оставить в покое, оказалась флагманская гексера. Насчет нее, у беричского властелина созрел отдельный план. Марза-Идиль, привыкший к конным сражениям в чистом поле, на море полагался на своих флотоводцев (тем более что им был хорошо известен крутой нрав кагана в случае неудачи), а здесь и вовсе отдал все в руки Светозара. Его участие в сражении заключалось исключительно в переводе приказаний Великого князя для идильских ординарцев. Поскольку раненое колено не позволяло ему твердо стоять на ногах, каган сидел рядом со Светозаром на скамье для гребцов.
Однако замешательство имперского адмирала длилось не слишком долго. Передовые биремы идилей еще не схватились с имперскими кораблями, а вражеский флот дал первый ответный залп. Имперский флотоводец сосредоточил огонь своей палубной артиллерии на центре беричско-идильской эскадры, намеренно оставив на растерзание свои фланги. Он отлично понимал, что противнику потребуется достаточно много времени, чтобы разрушить его фронтальный строй, и все это время, имперцы будут иметь значительное преимущество в огневой мощи. Ни на что другое ему рассчитывать не приходилось, поскольку Светозар имел значительный численный перевес в кораблях. А уж эффективности стрельбы имперцам было не занимать. Шестипалубная гексера, оказалась настоящим плавучим бастионом. Первый же залп из всех ее метательных машин, заставил выйти из боя из-за пожаров, почти десяток идильских бирем, а еще три отправил на дно. Стреляли и другие имперские корабли, но их выстрелы, в сравнении с мощью огня гексеры, казались Великому князю тихим чириканьем стайки мелких воробушков, рядом с могучим ревом гигантского слона, о котором рассказывал Марза-Идиль. Величественный корабль двигался с помощью шести ярусов весел и управлялся почти пятью сотнями гребцов. Два огромных паруса добавлявших судну скорости на марше, к моменту начала сражения уже опустили, чтобы они не мешали стрельбе более чем пяти десятков метательных машин, которые оно несло на своей верхней палубе и четырех боевых башнях. Светозар видел, какое опустошение творит вражеский флагман в рядах его флота, но хранил абсолютное спокойствие. Он понимал, почему имперский военачальник никуда не торопиться. С вражеским полководцем играла злую шутку извечная имперская самоуверенность. Несмотря на то, что идили вот уже три года как бесчинствовали на море Чар, безнаказанно нападая на торговые караваны Восточной империи, имперские флотоводцы относились к ним, да и к беричам с высокомерным презрением, полагая, что их корабли пригодны только к морским набегам на беззащитные прибрежные поселения, да к запугиванию безоружных торговых судов. Гордость назойливо нашептывала им, что в настоящем морском сражении по всем правилам, никто не устоит перед могучим, опытным и хорошо обученным флотом великой Восточной империи. Да и чудо судостроения – шести палубная гексера, совсем недавно сошедшая со стапелей Плисконеса, казалась им совершенно непобедимой. Но в этот раз, имперцы просчитались. Идили с толком использовали время, прошедшее с того момента, как они получили выход в море Чар. Они тщательно изучали опыт ведения морских сражений и Восточной империей, и царством Ура и Великим княжеством беричей. Именно поэтому, идильский флот имел на своем вооружении корабли и имперского и беричского образца, а морская пехота идилей, по смелости и ярости в абордажных сражениях, вполне могла равняться с воинами Восточной империи, зато выгодно отличалась от них своей безупречной дисциплиной. Дело заключалось в том, что в отличие от сухопутных войск, куда набирали простых, законопослушных граждан империи, а потом при помощи муштры создавали знаменитые железные легионы, в имперскую морскую пехоту традиционно принимали сорвиголов самого разнообразного пошиба – от беглых рабов и преступников (кто, да что не спрашивали, лишь бы с оружием мастерски управлялся), до получивших вольную гладиаторов и искателей приключений из богатых сословий. Служба империи в течение десяти лет, списывала все предыдущие прегрешения. Поэтому имперские морские пехотинцы, славившиеся своей удалью и бесшабашностью, с воинской дисциплиной имели весьма специфические отношения.
Тем временем, гексера продолжала обстреливать корабли центра идильско-беричской эскадры, не обращая внимания на то, что происходит на флангах. А между тем, первая волна идильских бирем, уже уступила место таранам, оттаскивая на арканах десятки вражеских судов. Тактика боя здесь была свершено простой. Идильские корабли нападали по трое на один имперский и гарпунили его гарпаксами. Потом, пользуясь своим преимуществом в весельной силе, они оттаскивали в жертву в сторону от строя, притягивали к своим бортам и брали на абордаж. Когда пришел черед таранов, боеспособный флот Восточной империи насчитывал всего тридцать восемь кораблей, включая, флагман. Да и то, некоторые из них горели, пораженные зажигательными снарядами беричей и идилей, а часть потеряла управление из-за сломанных весел и теперь медленно дрейфовала, все более разваливая строй. Правда и центру Светозаровой флотилии тоже не поздоровилось. Из семи десятков кораблей призванных вести обстрел вражеской эскадры, не поврежденными осталось едва ли три десятка, а более полутора десятков уже потонули. Еще на семнадцати судах бушевали страшные пожары, и команда их покидала. Наблюдая эту картину, имперский флотоводец радостно потирал руки, не замечая более ничего вокруг, и опомнился только когда на флагмане, стал слышен треск обшивок кораблей его флотилии пробиваемых идильскими таранами. Фланги эскадры Светозара, наголову разгромили имперские, обойдясь практически без потерь, и теперь брали на абордаж последние биремы защищавшие флагманскую гексеру. На гексере заиграли трубы. Имперский адмирал в полной мере осознал опасную ситуацию, в которую угодил его корабль и попытался вывести его из сутолоки судов, что образовалась вокруг. Несколько галер и бирем, как с одной, так и с другой стороны, потеряв управление, хаотично кружились возле гексеры, грозя переломать ей весла. Гребцы флагмана дружно налегли на весла, гигантский корабль в последнем, немыслимом усилии рванулся вперед, но это усилие оказалось запоздалым. Идильская правофланговая бирема на полном ходу нанизала на свой таран имперскую галеру и бросила на весла гексеры. Треск, изданный веслами левого борта имперского флагмана, возвестил адмиралу – сражение проиграно. Гексеру повело влево, и она своим бортом раздавила и свою галеру, и идильский корабль, не успевший дать задний ход и вынуть таран из вражеского борта.
Светозар, до этого спокойно наблюдавший за ходом битвы и словно не замечавший вражеских ядер и стрел то и дело пролетавших над его ладьей, мгновенно оживился.
- Мне нужен большой корабль. – Властно произнес он.
- Мой флагман еще цел. – Неуверенно ответил Марза-Идиль. – Но зачем? Исход битвы решен, мы победили.
- Пока не взят вражеский флагман, сражение не выиграно. – Нетерпеливо бросил Светозар и крикнул капитану ладьи. – Правь к идильскому флагману, почтенный! – И обернулся к стоявшему неподалеку Дарстейну. – Зови Миролину и неси щит!
***
Флагманский корабль кагана идилей быстро сближался с гексерой. Имперское судно уже перестало обстреливать беричско-идильскую флотилию из метательных машин, сосредоточив все силы на обороне своих шести палуб от высадки вражеских абордажных команд. И надо сказать, что пока имперскому полководцу это вполне удавалось. Несмотря на то, что левиафана загарпунили гарпаксами не менее десятка идильских бирем, высадить на его борт десант им никак не удавалось. Абордажные трапы – «вороны», с успехом использовавшиеся при абордажах бирем и галер, оставались, бессильны перед гигантской гексерой. Не представлялось никакой возможности перебросить их на вражескую палубу, так как борта гексеры возвышались едва ли не на два человеческих роста над палубой самого высокого идильского корабля. Попытки высадиться на гексеру на веревках привязанных к «кошкам» цеплявшимся за борта имперского флагмана, провалились. Гексера несла на своем борту не менее полутора тысяч морских пехотинцев, не считая парусной команды и обслуги метательных машин, поэтому им с легкостью удавалось отразить все попытки высадки по всему периметру бортов. Приближаясь к вражескому судну, Светозар видел, что штурм гексеры практически сник и команды окруживших гигантское судно кораблей, просто перестреливаются с экипажем имперского флагмана из луков. Причем имперцы при этом имеют явное превосходство и в положении, и в численности стрелков.
Великий князь, перейдя со своей ладьи на идильскую бирему, взял с собой весь отряд, с которым прорывался из бориславских лесов во Многокабань. Почти восемь десятков огненных волков, девять беричей да сорок сакалов. Когда каган, скептически оценив штурмовой отряд Великого князя, предложил добавить к нему сотню своих улан из личной гвардии, Светозар вежливо, но твердо отказал. Кому, как ни его воинам, прошедшим через все горнила войны с Восточной империей, терявшим своих товарищей (а многие потеряли и семьи), кому, как не им сокрушить это чудище, ощетинившееся мечами, копьями, и стрелами? И сейчас, собравшись на передней боевой платформе биремы и укрывшись от вражеских стрел щитами, они в молчаливом спокойствии наблюдали, как вырастают перед ними борта гексеры. Бирема слегка поменяла курс, чтобы избежать столкновения с гигантским кораблем, гребцы втянули весла на борт, и идильский флагман медленно заскользил вдоль борта имперского судна. Едва боевая платформа поравнялась с носом гексеры, Светозар, внимательно следивший за происходящим, дал сигнал к штурму. Идильские лучники, до поры до времени прятавшиеся под натянутым над палубой тентом, отбросив его, дали сокрушительный залп по обороняющимся. Часть имперцев сгрудившихся у борта в ожидании атаки, полегла под стрелами, а часть от неожиданности отхлынула в глубь палубы. В это мгновение, абордажный «ворон» своим стальным клювом обрушился на выпуклый борт гексеры и засел в досках обшивки, намертво соединив корабли. Конец трапа находился на высоте половины человеческого роста от борта, но для Светозара и его воинов, этого было вполне достаточно. С яростным боевым кличем беричей, Великий князь первым бросился к «ворону». Закинув щит за спину, он ловко взбежал по наклонной плоскости трапа, у самого его конца оттолкнулся ногами и, подпрыгнув, уцепился за борт. Мгновение спустя, он ступил на палубу. Десятка два стрел, пущенных с убойного расстояния, только бессильно скользнули по огненной кольчуге великой Макоши и упали Великому князю под ноги. Молниеносно перебросив щит со спины на руку, Светозар, пользуясь замешательством имперских солдат, сделал три шага вперед, упал на колено и прикрылся щитом. Традиционный вытянутый к низу треугольный щит огненных волков, не только укрыл князя от вражеских стрел, но и прикрыл высадку следующих членов абордажной команды. Спустя всего лишь несколько секунд, рядом с ним стояли Миролина и Луквольф. Наложив свои щиты на Светозаров, втроем они образовали наконечник клина, к которому в считанные минуты присоединилось еще два десятка огненных волков. Офицер, командовавший имперскими морскими пехотинцами, сообразил, что сейчас на палубе гексеры образуется плацдарм для абордажа, и вывел своих воинов из оцепенения. Имперцы обрушили на нападающих град стрел и ударов мечей и копий, но было уже слишком поздно. Дружинники Светозара продолжали прибывать, и когда их собралось более пятидесяти, Великий князь скомандовал:
- Шаг! – Клин огненных волков, выставив щиты, сделал синхронный шаг вперед, оттолкнув назад имперцев, а зазевавшиеся вражеские солдаты попали под колющие удары мечей воинов находившихся внутри клина.
- Шаг! - Кричал Светозар. – Шаг! Шаг! Шаг! – И вот уже вся абордажная команда на судне. – Шаг! Шаг! Шаг! – Дружина великого князя вытеснила врага с носовой боевой платформы. – Шаг! Шаг! Шаг! – На борт хлынули десантники с других бирем, и спустя еще четверть часа, остатки команды гексеры капитулировали.
***
Час спустя, Светозар, в окружении своих телохранителей (слава небесным богам, никто не погиб при абордаже и даже не было серьезно раненых), вместе с Марза-Идилем, рассматривал пленных имперцев, согнанных к большой мачте гексеры – сотни четыре морских пехотинцев, десятка три моряков и под сотню артиллеристов, во главе с самим адмиралом Панкратием, командующим южным и восточным флотами Восточной империи. Адмирал был тяжело ранен, поэтому Светозар приказал перевязать его и отнести в каюту.
- Великий князь, - обратился к нему Дарстейн, - прикажешь опустить эту алую тряпку? – Он указал на имперский флаг украшенный восставшим на дыбы грифоном. – А этих, - он обвел рукой пленников, - за борт?
- Нет, Дарстейн, - Светозар придержал за руку чересчур ретивого молодого воина. – Флаг пускай остается на месте. – Марза-Идиль удивленно приподнял смоляную бровь. – А смелых воинов империи, и этих благородных граждан, на весла, вместо гребцов, да не забудьте цепями приковать. Будем соблюдать традиции великой Восточной империи. На веслах должны сидеть рабы.
Когда имперцев, понукаемых нещадными пинками и тычками увели, Великий князь, наконец, повернулся к Марза-Идилю:
- Ну вот, а теперь можно и на транспорты поохотиться. – И мрачно улыбнулся.
***
Погоня за транспортными кораблями надолго не затянулась. Последний тихоходный пузатый парусник, решивший бежать к хоривским берегам, беричские ладьи настигли всего лишь через сутки после разгрома военной эскадры Восточной империи. Те суда, что несли на своем борту армейские подразделения, чтобы не рисковать пустили на дно, а перевозившие фураж, съестные припасы, скот, рабов и переселенцев, взяли на абордаж. Всех рабов освободили и вооружили захваченным в бою трофейным оружием и доспехами, таким образом, восполнив потери, понесенные в сражении, а свободных граждан империи, усадили на весла оставшихся на плаву имперских галер и бирем.
И после того, как транспортные корабли вновь воссоединились со своим военным эскортом, слегка поредевшая, но все еще представительная эскадра Восточной империи, взяла прежний курс, на Дивоморск, сопровождаемая на почтительном отдалении кораблями Великого князя беричей Светозара и кагана всех идилей, сакалов и уров Марза-Идиля.
***
Гигантский, пылающий последними закатными лучами шар солнца, величественно и медленно погружался в морскую гладь, стирая границы между небом и водой, окрашивая обе стихии в одинаковый, тревожный багрянец. На фоне этого безудержного буйства цвета, четко вырисовывались силуэты кораблей и паруса большой флотилии. Обслуга дивоморского маяка, едва зажегшая огонь на башне, взволнованно вглядывалась в горизонт, стараясь рассмотреть флаги на мачтах. Солдаты сгрудились вокруг большого бронзового колокола, готовые в случае тревоги, подать сигнал о нападении городу. Но нет, еще невозможно было разглядеть в свете заходящего светила ни цвета стягов, ни тем более рисунки на них, как над морем прокатился гулкий, чистый голос имперских боевых труб, возвещавший о прибытии в Дивоморск эскадры адмирала Панкратия. Поэтому, вместо тревожного голосливого набата, стражники выбили из колокольной бронзы незатейливую, приветственную мелодию, а после, бросив все свои дела, поднялись на смотровую площадку маяка, чтобы с удобством понаблюдать за тем, в дивоморскую гавань входит флагманский корабль.
Беричи никогда не строили таких больших кораблей, каковым являлась шестипалубная гексера, и причалы Дивоморска не были приспособлены для швартовки судна с таким водоизмещением. Поэтому флагман Панкратия, грациозно проследовав за лоцманской баркой, бросил якорь на внутреннем рейде гавани.
Несмотря на довольно позднее время, прибытие флота вызвало нешуточное оживление во дворце дивоморского наместника, ныне занимаемом имперским комендантом Дивоморска. Комендант Кондратий – грубый солдафон, ранее не занимавший столь серьезных государственных постов, а всего лишь командовавший когортой пятого легиона империи (которая к слову вместе с еще двумя когортами того же легиона, тысячей вспомогательных лучников, тремя сотнями кавалеристов и обслугой метательных машин, составляла гарнизон Дивоморска), спешил навстречу знаменитому адмиралу и одному из самых влиятельных сторонников императрицы Антониды из бывших сенаторов. Пока адмиральский флагман лавировал в безопасном фарватере дивоморского порта, наспех приведший себя в порядок Кондратий (при этом неоднократно пожелавший адмиралу провалиться в преисподнюю или поскорее закончить жизнь самым неподобающим образам), успел добраться до причалов и в окружении немногочисленной охраны, на маленькой, десятивесельной галере, отправился приветствовать важного вельможу. Когда кораблик подплыл к морскому исполину, с борта гексеры уже сбросили веревочную лестницу, чтобы Кондратий мог подняться на верхнюю палубу и лично доложить адмиралу о состоянии дел во вверенном ему гарнизоне. Прямо у борта, коменданта встречал сам адмирал Панкратий. От любопытного взгляда Кондратия не скрылась мертвенная бледность великого флотоводца, однако он сразу же заметил руку адмирала, безжизненно висящую на перевязи, и приписал болезненную бледность гостя ранению:
- Приветствую непобедимого Панкратия! – Излишне пафасно воскликнул комендант и ударил в солдатском приветствии кулаком по своей грудной кирасе. Панкратий как-то просительно и безнадежно взглянув на него, отвел глаза, и неожиданно, растерянный таким обращением Кондратий, почувствовал легкий укол в шею. Нерешительно скосив глаза, он увидел острие меча, а, проследив взглядом лезвие, обнаружил, что рукоять меча находится в ладони здоровенного сканда, которого он вначале принял за наемного телохранителя Панкратия. Кондратий уже набрал в легкие воздуха, чтобы закричать, но, взглянув на сканда, тихонько помотавшего головой, мгновенно оставил эту мысль. Из-за спин легионеров (а легионеров ли?), выступил воин в сияющей нестерпимым собственным, а не отраженным блеском кольчуге:
- Как тебя зовут, имперец? – Холодно задал вопрос Светозар.
- Кондратий. – Твердо ответил комендант, уже успевший справиться с отчаяньем, накатившим и оглушившим его в первый момент. Воин в блестящей кольчуге устало провел ладонью по лбу и тихо, но без всякой задушевности сказал:
- Послушай, Кондратий. Теперь от тебя зависит, останутся ли в живых твои солдаты.
***
Сойдя с комендантской галеры на причал, адмирал вместе с Кондратием, сопровождаемый личной охраной, незамедлительно проследовал во дворец наместника. Комендант и Панкратий, ненадолго заперлись в личных покоях Кондратия, после чего, вызванный к ним ординарец отправился к уже пришвартовавшимся передовым биремам Панкратия, передать войскам, начинавшим высадку приказы военачальников. Спустя пол часа, армия Светозара Беревского и Марза-Идиля, одной только хитростью, избежав всякого кровопролития, заняла дивоморские укрепления, а после и сам город. Вскоре, над дворцом наместника вновь развевался золотой беричский стяг с парящим орлом Тура.
***
Оставив в Дивоморске гарнизон из полутора тысяч многокабанских дружинников и более тысячи бывших имперских рабов, выразивших желание присоединиться к беричской армии, под началом воеводы Велимира, имевшего большой опыт управления крепостями, и прикрыв, таким образом, свои тылы, Светозар с Марза-Идилем, пересадив свои войска на беричские ладьи, двинулись вверх по Днеру к Брячиславлю. Там предполагалось сойти на землю и далее следовать уже сухим путем. Пятнадцатитысячная конная армия идилей и сакалов под предводительством сына кагана Лузы-Марзы, тем временем направлялась на Ктеж, где оба войска собирались объединиться. Императрица Антонида, опьяненная успехом беричской компании, оставляла в захваченных городах лишь небольшие гарнизоны, скорее чтобы подчеркнуть свое военное присутствие, чем для реального отпора в случае нападения. Да и какое нападение? Остатки вражеских дружин безвылазно сидели за стенами Бориславля. Поэтому и Кривов и Берев, и Нов и Брячиславль, вернулись под крыло беричского орла без всякого сопротивления. Имперские гарнизоны покидали города и отправлялись на соединение с основными силами Антониды и Роберта. Светозар понимал, что вскоре императрице и королю ариев станет известно о высадке его армии, и потому спешил поскорее объединиться с войском Лузы-Марзы, и не дать врагам времени на долгие раздумья. Контрнаступление стремительно продвигалось коренными беричскими землями, словно судьба решила с лихвой компенсировать Светозару все предыдущие неудачи и просчеты. Только у самого Ктежа возникла небольшая заминка. Небольшой имперско-арийский гарнизон, засевший за стенами, отказался сдать город. Однако, узнав от местных жителей прятавшихся в лесу, что численность воинов в Ктеже совсем невелика, Светозар дождавшись воинов Лузы-Марзы и оставив, на всякий случай, под стенами города тысячу многокабанских дружинников, повел свое войско, теперь насчитывавшее более двадцати тысяч ратников, на Бориславль.
***
Только ночь, укрывшая своим темным плащом небосвод, заставила Великого князя беричей отдать приказ разбивать лагерь для стоянки. До Бориславля оставалось уже менее двух дневных переходов и Светозара снедало нетерпение. И все же он понимал, насколько необходим людям отдых в преддверии будущего сражения, которому суждено решить, быть или не быть Великому княжеству беричей. Улегшись в своем шатре на походную койку, он никак не мог сомкнуть глаз. В голове роились самые разнообразные мысли и воспоминания, не дававшие Великому князю покоя. Но одна из них, была самой назойливой и въедливой. Светозар жаждал скрестить беричские и идильские мечи с имперскими и арийскими в решительной схватке, а после, вернуть волшебное оружие Тура в ножны, с которыми он не расставался ни на секунду. Меч повелителя богов небесного мира принес столько страданий и ему лично, и всему роду беричей, что Светозар не мог дождаться момента, когда, наконец, сможет оборвать его безумную песнь смерти. Вдруг, снаружи раздалось деликатное покашливание, и голос Дарстейна неуверенно позвал:
- Великий князь.
- Входи, Дарстейн, я не сплю. – Светозар поднялся и сел на постели.
Полог шатра откинулся, и свет горящих снаружи факелов выхватил из ночной темноты удивленно-встревоженное лицо сына Трувора:
- Великий князь, прибыли послы Восточной империи.