Здравствуйте, Анна!
Вы просто закидали меня вопросами. И это странно, когда Вы не спрашиваете «что есть любовь?» а вот «что есть разврат?» Вам не известно. Вы знаете, что есть забота и удовольствие, но разврата не видите и не признаёте прелюбодеяния, безнравственности. И это более, чем странно, т.к. намекает на какую-то предвзятость в вопросе. Вам не хочется видеть, замечать разврата, и это понятно: на разврат мы по природе реагируем гневом, и это страшно. Но однако это домыслы. Ваши вопросы сложны, но они помогут мне своим списком, своей чёткостью ответить Вам.
Тема тонкая, сложная, но важная. Я иду дальше официальной этики. Мои мысли более точны, чем написано в учебниках по этике, но я не профессиональный этик, я не отравлен кризисом этики.
Для меня вообще безнравственно стремиться к удовольствию, чтобы только было хорошо. Стремиться к добру – вот, к чему надо. Удовлетворение любых потребностей для меня безнравственно. Требуя, потребляя свои удовольствия, происходит забвение духа, мысли, сердца. Есть одна базовая потребность, которую я признаю законной, – это пищевая потребность. Но и здесь нельзя наедаться как свинья, чревоугодничать. Никакой половой потребности, никакого полового инстинкта не существует. Естественно, что эгоизм, т.е. собственное удовольствие на беде другого, – ещё более безнравственное явление. Но эгоизм может быть вдвоём. Поцелуи в метро, вызывающие зависть окружающих, эти показные поцелуи – пример эгоизма вдвоём. Публичной любви не бывает. Любовь всегда скромна и интимна. Лишать себя удовольствия во имя чего-то – подвиг. Аскеза всегда подвиг. Лишать других без того, чтобы они сами пошли на это, по своей воле, – это уже нарушение их нравственного выбора, нарушается свобода, а не нравственность. Это два разный принципа: свобода и нравственность. Но свобода всегда нравственна, как не бывает свободы от нравственности. И я различаю две вещи: мораль и нравственность. Мораль – это относительные социальные и культурные нормы. Нравственность – это вечный, единый, глубокий, внутренний закон. Сам дух человека подсказывает ему (ей) нравственные нормы. Мы знаем практически всегда, что хорошо, а что плохо. А вот общество своей релятивной моралью порою делает нас безнравственными. Именно общество развращает человека. Сам человек внутри себя, он нравственен, если только в нем проснулся разум и сердце. Только подвиг, только нравственный труд, вот что приносит радость. Удовольствие и радость – разные вещи. Радость достигается либо от совместного подвига с другим «я», либо от индивидуального подвига в духе и без порока. Удовольствие – это всего лишь довольство, когда мы довольны. Радость же это полёт над обыденностью, некое воспарение, глубокая увлечённость. Удовольствие – это пассивное принятие исполнения дурного желания. Радость – это исполнения высокого и чистого – чужого или своего – желания собственными силами или силами друга.
Разврат – это истинная противоположность любви. Разврат – главный враг любви и антипод любви. Любовь легко побеждает ненависть и свободный от разврата эгоизм. Любовь – это противоядие против ненависти и злобы, против эгоизма и чрезмерного себялюбия. Но единственное заклинание, разрушающее иммунитет любви, яд самой любви – это разврат. Под любовью я понимаю две вещи: 1) внутреннее, духовное, глубокое чувство восторга другим и 2) социальное проявление этой внутренне любви, внешнее проявление в заботе, ласке, уважении, знании, помощи, такте. При этом любовью я называю синтез межполового аспекта любви и христианского (заветного) характера её оттенка. Разврат в двух своих значениях противостоит любви на двух вышеуказанных уровнях: 1) половая распущенность, расхлябанность, непостоянство, поверхностность, требование удовольствия вместо стремления к радости, желание удовлетворить похоть вместо стремления слиться прежде всего с чужой душой; 2) разврат как падение нравов, когда общественная мораль искажается тем, что отходит от внутреннего нравственного закона, когда общество развращает (не спешите искать круг в определении) своих членов, т.е. делает их нравственно хуже, чем они есть, проповедует относительность и необязательность норм морали и законов нравственности, причём всё это происходит на фоне общего культурного кризиса во всех сферах, кризиса мысли, эстетики, дела, справедливости; общественный разврат – это бездушие и бездумие масс. Таким образом, индивидуальный разврат-похоть убивает внутреннюю любовь, подменяет восторг эгоистическим желанием, а разврат общества уничтожает любовь как социальное явление. Мы живём в эпоху кризиса любви и торжества разврата, когда забвение первой происходит на субъективном и объективном уровнях, когда любви становится меньше, когда любовь вымирает, а тысячи несчастных мечтают о том, чего уже нет, что уже не возможно.
Разврат всегда причиняет (вызывает) душевную боль. Боль зависти, боль обмана, боль подлости, боль неправды. Ярче всего разврат выражается в половом акте, лишенном ласки, любви, уважения к окружающему обществу. Если это половой акт у всех на виду, то он вызывает зависть и гнев, т.к. нарушается принцип интимности, «любви для двоих». Если это измена мужу, сожителю, «своему парню» (+ все аналоги, если смотреть с женской стороны), когда человека использовали в половом акте и бросили (сюда же и проституция: виновен и «клиент» и проституирующий субъект), то это боль обмана. Когда, например, отец изменяет матери, когда брат занимается сексом со совей подругой у Вас на глазах, то это боль подлости. Когда, например, соблазнённая женщина и её соблазнитель оправданы, когда похоть попрала духовную любовь, когда Вы впервые любили девочку, а она лишилась девственности с каким-то подонком, то это боль неправды. А выход здесь в семье, браке.
Чужой брак, семья – не вызывает ни чёрной зависти, ни чувства обманутости (если это посторонние люди; другой пример разберём как-нибудь в другой раз), ни чувства совершающейся подлости, ни чувства неправды. Брак – это законное для всех культур, времён и народов событие. Брак – это нравственное решение противоречия духа и тела в радости совместной жизни и бытия. Брак – это клятва в верности, основном принципе и внутренней и социальной любви (половой акт «на стороне» – это вопреки всем ошибочным мнениям измена). Половой акт вне брака (до брака) – это прелюбодеяние, т.е. отсутствие принципа вечности любви, отсутствие клятвы верности и гарантии вечного единства мужчины и женщины. Одно прелюбодеяние, одна измена – и брак разрушен. Половой акт может совершаться только с тем, кому доверяешь, кого любишь, кто тебя не бросит, не уйдёт от тебя. Иначе – смерить.
Тезис о том, что внутри семьи может быть разврат, оправдан. Половая распущенность может быть и в браке, когда, например, брачный акт совершается на глазах детей или других посторонних лиц. Принцип интимности нарушать нельзя. Если нет доверия, а половой акт супругов уже стал «обязанностью», т.е. принуждением, то это тоже разврат, т.к. нарушение принципа доверия и принципа свободы и уважения. Если же брачный акт не приносит супругам удовольствия, то это вопрос техники. Тут совет один: читайте «Кама-сутру». Мне этот случай малоинтересен (как и любой технический вопрос). Если брачный акт не приносит радости, то дело, наверное, в эгоизме одной стороны или эгоизме вдвоём, когда, например, половой акт лишён своего смыла – деторождения, когда супруги избегают детей, страшатся ответственности и радости иметь детей. Супруги должны вести себя как давшие клятву на алтаре, взявшие исполнить завет любви, ответственные перед чем-то высшим их самих: государством, обществом, Богом.
До создания семьи требуется целомудрие. Девствуют всегда ради будущего жениха или невесты, а не ради простого бегства от пола. Целомудрие – это залог того, что ты не нарушил клятву брака до её оглашения. Целомудрие – это верность любимому существу до того, как ты его встретил, начал ему доверять и поклялся перед ним на алтаре. Целомудрие – это гарантия верности, чистоты, правды и добродетели. Совершенной молодёжи навязано какое-то абсурдное мнение, что девственность – это стыдно. Но на самом деле стыд – это признание своей похоти, сожаление об этом пороке. А девственность – не порок, а «краткое название всех добродетелей». С.Л. Франк писал так: «Девственность есть совершенное состояние человека, подлинно и кротчайшим путём ведущее его к Богу». Есть мнение, что в браке, освященном через божественное право, целомудрие не исчезает даже в брачном акте. Исчезает биологическая (формальная) девственность, но духовный смысл её остаётся. Нецеломудрие синоним разврата.
Любой разврат должен быть осуждён, а после раскаянья и обещания отринуть его и действительный отказ от разврата – прощают его.
Пол – орудие силы жизни. Но силы жизни нет в неправде, в разврате. Разврат – это оружие смерти. Разврат – залог распространения вируса СПИДа, половая распущенность гробит семью и создаёт проблемы с рождаемостью, отсутствие любви, задавленной развратом, – толкает человека на суицид, к наркотикам, к курению, к алкоголю, к терроризму. Разврат – это ангел и вестник смерти. Развращенное общество не воспроизводит себя и гибнет от других причин, связанных с развратом. Разврат закономерно вызывает гнев, гнев – насилие, насилие и ненависть – убийство. Сила жизни – жить в качестве того, кем ты являешься, жить по-человечески. Скотская жизнь – смерить человека. Биологический смысл жизни – пуст. Биология не знает, что есть жизнь. «Способ существования белковых тел» – слишком узкое определение для жизни (и тут даже не нужны примеры). Жизнь – в её полноте, т.е. и в духе тоже. Материалист не способен понять, что такое жизнь, ибо оперирует мёртвым понятием материи и всё сводит к нему. Жизнь не свойство и не качество. Жизнь – это субстанция, жизнь – это наша полнота, жизнь – это мы, «я», «ты». Не наше свойство, что мы живы, а это их недостаток, что они мертвы (и не разумны, – всё аналогично можно сказать про разум). Нравственный пол, нравственная любовь – рождает и созидает (детей, творческий труд, подвиги). Разврат – убивает, заставляет гнить, гибнуть. Разврат – это отсутствие творчества, силы духа и добра, скудоумие и отсутствие нежности и эстетики.
Порнография имеет два признака, когда даже одного из них достаточно, чтобы считать произведение порнографией. 1) Порнография – это проповедь, пропаганда разврата, 2) порнография – это пошлость и стилистическое неумение говорить о поле (сформулировал В.В. Набоков). По второму пункту Шолохов и Бунин не порнографы, они порнографы – по первому признаку. Когда главный герой «Поднятой целины» говорит: «Что я монах, что ли?» – а после этого соблазняет деревенскую бестию Лушку, то это проповедь разврата и откровенное богохульство. Лушка – это типичная шлюшка. У Бунина, сама жизнь которого была развратом, порнография сплошь и рядом. Это и «шалаш» в «Митиной любви», это и «Лёгкое дыхание», рассказ о шлюхе, которую вполне справедливо пристрелили (лёгкое дыхание как синоним лёгкого поведения), «Натали», где герой разврат предпочитает любви, хотя и раскаивается потом, это «Руся» и «Таня», где полно грязных намёков и просто порнографических сцен и словосочетаний, это «Частый понедельник», который суть грязный понедельник, когда будущая монашка отдаётся какому-то буржуа. Собственно им Нобелевские премии только за порнографию и дали, за это их и дают сейчас. Они оправдали порок, сказали, что быть соблазненной или соблазнять – это хорошо, их героиня – проститутка, их герой – бабник или похабник, и этот образ жизни и мысли Бунин и Шолохов защищают, они пропагандируют таким образом разврат, и тем страшнее их писательское мастерство – грозное оружие в руках подлецов.
Гении Набокова и Кубрика с порнографией и развратом боролись. Набоков наиболее ярко сделал это в «Лолите», Кубрик – в «С широко закрытыми глазами».
Набокова нельзя путать с Гумбертом. «Лолита» не имеет никаких автобиографических атавизмов. Тема детской любви там заложена остро, но Набоков это и не осуждает, просто говорит, что первая любовь – всегда красива. Чрезмерное сексуальное влечение для Набокова вообще не существовало (ни в жизни, ни в творчестве). Для него существовали страсти и пороки, которые он бичевал в своём искусстве. Ни обман, ни законы общества Набокову не интересны. Набокова пугает преступление совершившееся над ребёнком, его пугает, что в ХХ веке даже детей во многом благодаря фрейдизму и психоанализу вовлекли в разврат. Фрейд развратил эту планету, а Набоков всю жизнь героически боролся в «венским шарлатаном» и его порнографией, его лженаукой и философском скудоумием. Чистота вообще и нравственная чистота детей в частности начала исчезать. Набоков это осуждает. Гумберт для него урод и чудовище, которое только в конце жизни, после всех своих преступлений понимает, что есть любовь, приходит к любви. «”Лолита” должна бы заставить нас всех – родителей, социальных работников, педагогов – с вящей бдительностью и проницательностью предаться делу воспитания более здорового поколения в более надежном мире». Набоков отрекся от разврата и стал проповедовать любовь. Его роман – анти-порнография, контр-порнография, наносящая упреждающий удар.
«С широко закрытыми глазами» – это антиутопия. Кубрик показывает нам мире восторжествовавшего порока и разврата, бал сатаны (красный балахон, золотая маска), где творятся оргии, а любое противостояние, любое несогласие с правилами порока – карается. Как и в «Лолите» здесь нет положительных персонажей: развращены все, более того, никто даже не приходит к любви. Герои Кидман и Круза прячутся за семейным уютом, но их ничего не объединяет кроме глагола fuck, действия, к которому призывает героиня в конце, в итоге истории: вот он, порочный круг. В мире этого фильма разврат победил, и мы видим весь ужас этого круга (за счёт чего вызывается катарсис). «Так жить нельзя», – говорим мы себе. Нельзя позволить тоталитаризм похоти и диктатуру секса.
Набоков и Кубрик показывают нам разврат во всех красках, чтобы мы научились самостоятельно его видеть, отличать, сторониться. «Разврат силён, – говорят они, – он эстетически нас привлекает, но с ним можно и нужно бороться».
Эндрю Блейка я не видел. Видел Эдриана Лейна (который как и Кубрик экранизировал «Лолиту»), того Лейна, который снял «Дикую орхидею» (этот фильм не видел, о чём жалею). Фильм Лейна «Неверная» эстетически очень хорошо показывает измену, что измена мужу кажется «радостью» секса, радостью и полнотой общения, но этически мы понимаем и сам Лейн приходит к этому, что измена – это боль. В том-то и ошибка Лейна, что он не умеет показывать боль. Краски «радости» порока более яркие, чем холод боли. Но сюжетно Лейн вышел из положения: убийство похабного и эгоистичного любовника оказывается безнаказанным: убить такую мразь не грех. Семья в этом фильме Лейна прошла через испытание и обрела новое счастье, наша прощение: убийца-муж и блудница-жена прощены, потому что они могут любить, продолжают любить.
Вот такое письмо. Пусть и большое, но я высказался.
С уважением,
Дмитрий Гендин.
8 апреля 2007.