Качели

Марина Симонова
Ни одна звезда не светит для тебя, ни одного ребёнка не назвали в твою честь, а в вонючей курилке Лита ни одна сволочь не здоровается с тобой, потому что ты никто для этих людей, потому что ты – чужая, ты каким-то странным образом оказываешься единственной лишней деталью в слаженном механизме жизни.
Оказывается, так тоже бывает.
Москва по ночам напоминает наркомана: бредит своим неоном, фарами автомобилей, жёлтыми окнами небоскрёбов, смрадом захламлённых дворов, тупой музыкой старой подземки. А когда, как сейчас, падает зелёный снег, это, вероятно, приход.
В кафе этом проклятом по ночам гнусная публика. Даже хуже, чем днём. И кокаин здесь продают грязный, и стаканы вечно какие-то мутные, хочется кого-нибудь ударить, глядя на дно таких стаканов.
Эй! Бармен! Яду!
И – головокружение, напомаженные волосы отвратительно сладких мужчин, яркие губы ненастоящих женщин, Боб Дилан, зелёные скатерти, тошнотворное освещение, запах портвейна, пота, похоти, это ад или просто склеп – понять невозможно, к чёрту отсюда,- на бульвар!
В январе здесь холодно. Сугробы навалены, Пушкин мозолит глаза своим вечным присутствием, у метро нищий спит. Умри-умри, счастливый!
Ступеньки перехода, как всегда, в какой-то скользкой каше, обязательно шею себе здесь когда-нибудь сверну, внизу теплей, таксофонная серость, пятирублёвый пластмассовый жетон, шипение в трубке, знакомый номер. Твой номер.
Знаешь, я сейчас подумала, что любовь – это как в детстве качели: сначала ты визжишь от восторга, а потом тебя тошнит от того, что они бесконечно мотают тебя вперёд-назад, и никогда не дарят тебе крыльев, но ты сидишь на них, как приклеенная, в своей коротенькой синей юбочке в дальнем углу двора и плачешь, потому что ты очень избалованный и капризный ребёнок.
Поэтому я вешаю трубку, так и не дождавшись звука твоего голоса, пересекаю переход, покупаю себе пива, не стреляться же в конце концов. Ладно. Утро вечера. И так далее. Отсюда, кстати, не видно звёзд. И дались мне эти писклявые младенцы. Да и какой из меня писатель.
А ты всё-таки дождись моего звонка.

Янв. 2003, сессия