За окном второй раз за эту зиму запахло весной. Я, нацепив на голову солнечные очки, отправилась на улицу, выгуливать свою Депрессию.
Вообще погода нынче стояла не очень хорошая. На ней была длинная серая юбка, с которой медленно стекало прокисшее молоко, превращаемое на земле людьми вроде меня в серо-коричневую жижу. Подопечная моя сегодня вела себя на удивление спокойно. Чувствовала, что её хотят, как несчастную Му-Му отдать в жёны Вечному Сну. Она не кусалась, не прыгала, не скулила и даже есть не просила. Т.е. держала в каждой лапке по десять кило высококачественной пыли и брала за мишень два моих серо-голубых яблока. Но за последние месяцы я неплохо выучила её повадки. И по сему решила этой артистке больше не доверять и выжить её окончательно.
День, если верить календарю, а не синоптикам, был очень подходящий. Последний день зимы.
Я выбросила в мусоропровод два больших пакета со старыми тетрадками, записками, дисками, кассетами и вещами, которые на полках дожидались «пожарного случая». Шелестя по стенкам железной трубы, они уносились из моей жизни и последний раз дали о себе знать глухим шлепком о такие же сброшенные кусочки прошлого.
Стало легче. Включила плеер. Никакого нытья! Прямо в уши злобно хрюкал известный косматый дядечка, видимо не плохой семьянин. Он пропагандировал вкусные человеческие мозги, насилие, необузданный секс и утверждал, что он сатана. Моей Депрессии он не нравился. В его присутствии она всегда как-то конфузилась и залазила в свою невидимую конуру.
Как она мне надоела. Последнее время она начала постоянно мешаться под ногами и просить жрать в самые неподходящие моменты. Питалась она исключительно нервными клетками, хотя от алкоголя и наркотиков не отказывалась.
День выдался хоть и мокрый, но удачный. Я перестала думать о времени. Час или три мне понадобиться чтобы увести её подальше от себя. Нужно найти незнакомые улицы с интересными домами и дорожными плитками. Несколько знакомых поворотов и вот уже показалась стезя, по которой ещё ни разу не ступала нога человека, живущего во мне. Когда я вошла на неё, стало ещё легче. Моя питомица боится заинтересованности.
Улица небольшая и узкая, невысокие дома. Снег под ногами легко превращается в слепок моей подошвы. В проёмы между домами заглядывает солнышко. Хорошо шагать вот так и думать о чём-то.
Когда я её приручила? Не помню. Она была тогда таким замечательным маленьким существом. У неё были умные глаза, и она любила быть со мной по вечерам, как бы скрашивая моё одиночество. Она шептала такие правдивые слова, наводила милую грусть о том, чего не было и учила жалеть себя. Не знаю сколько прошло с тех пор, только я сама во всём виновата. Я кормила её своими миелиновыми оболочками, отпаивала настойкой валерианы и грела в сердечных камерах.
Навстречу мне шёл высокий парень в чёрном пальто. Спросила который час. Он остановился. Время я прослушала. Я просто смотрела на его лицо с хмурой улыбкой и думала о том, как прекрасно было бы в тёмной узкой комнате запустить пальцы в его волосы. Ответив он поднял на меня глаза и кажется догадался, что я думаю об Этом. Глупо сказанное «спасибо» меня заклинило. Мы постояли друг напротив друга ещё пару секунд. Сероглазый прохожий развернулся и пошёл дальше своей дорогой, так и оставшись незнакомцем. Я посмеялась про себя, взглянула на страдающее вайеризмом солнце и продолжила цепь своих мыслей.
Питомица моя со временем начала показывать себя не с лучшей стороны. Она уводила меня в такие места самосознания, в которых было сыро и тоскливо. В потаённых уголках разума обваливались потолки и крошилась штукатурка. И зная, что это мой стройматериал, я впадала в панику. А что если эта разруха охватит всю жилплощадь?
Я увидела синюю скамейку, залитую солнечным светом. Уже прилично уставшая, моя подопечная подала было голос, что скамья грязная и вообще зябко и можно заболеть. Но я не стала её слушать и села на спинку скамейки, которая была не столь мокрая от тающего снега. В лицо светило солнце, и я верила, что весна растопит фруктовый лёд души.
Она стала мне мешать. Была повсюду. Умудрилась поселиться в словах моих друзей, в моих работах, и даже развернула свои войска на моём любовном фронте. Ну уж нет..
Я достала сигарету и закурила. Приятно вот так сидеть на одинокой лавочке в любимом пальто, стряхивать снег с подошв и медленно затягиваться единственной сигаретой. Прогулка начинала действовать.
Помню начала читать много книг. Несколько шедших подряд бессонных ночей питомица с особой жестокостью поглощала невосстанавливающиеся клетки. И тогда я дала ей имя – Депрессия.
При этих мыслях существо, которое сидело со мной рядом встрепенулось. Я поднялась с лавочки и пошла дальше. Незнакомые улицы, люди и чувства поглощали меня всё сильней и сильней. Мощные потоки счастья струились по извилинам апрельскими ручейками. Я вышла на берег знакомого канала. Славное место, славно, что я попала сюда. Мне было необычайно легко и спокойно. Я стояла, облокотившись на перила моста и смотрела на покрытую льдом воду. Депрессия жалостно смотрела на меня.
Я водила её к специалисту. Она ему не понравилась, и он посоветовал сдать её в питомник, на что я ответила решительным отказом. Тогда мне предложили кормить её таблетками. Не плохо, подумала я и согласилась.
И вот теперь, стоя над этой холодной водой, я сказала ей: «До свидания, дрянь. Не притворяйся, я знаю, что ты найдёшь дорогу домой.»