Владимир Герасимович Безхлебный был очень непростым человеком. Когда он родился, то, то ли писарь в сельсовете или чиновник в бюро записи актов гражданского состояния оказался малограмотным, то ли младенец ему чем-то сразу не понравился, то ли действительно его родители были настолько бедны, что даже хлеба насущного не имели, то ли, наоборот, из добрых побуждений – чтобы потом пацаны не дразнили его «Хлебным Бесом», - но фамилию ему в метрику* вписали именно так – Безхлебный, - с грамматической ошибкой, через букву «з». Возможно, именно этот факт и наложил отпечаток на всю его жизнь.
Нет, учился Володя всегда прекрасно, без ошибок. Он с золотой медалью окончил школу и Высшее Военно-Морское училище имени М.В.Фрунзе, а затем, через некоторое время, с отличием окончил и две академии – Военно-Морскую и Генерального штаба. Но вот характер и повадки у него были вельзивуловские.
Его самоуверенность и даже самовлюбленность, властолюбие и стремление всегда, всюду и во всем быть первым (не лучшим, а именно первым, невзирая на то, какими путями и средствами это достигается) не знали границ. При этом для достижения своих целей он проявлял невиданную жесткость, и даже жестокость к окружающим, сопряженную с тончайшей хитростью и виртуозной изворотливостью, надежно прикрытыми маской принципиальности и требовательности. По жизни и по службе он шел уж если не по трупам, то по головам - это точно!
В училище он первым на своем курсе – еще будучи курсантом первого курса - вступил в партию. А начиная с третьего курса и до самого выпуска, был бессменным заместителем секретаря парткома факультета, уже пройдя посты парторга класса и секретаря партийной организации роты (он бы стал и секретарем парткома, но эта должность была штатной, освобожденной, офицерской). Именно по его настоянию, когда он учился на четвертом курсе, исключили из партии и из училища двух его однокашников – тоже отличников, которые практически могли составить ему конкуренцию в борьбе за золотую медаль.
Из училища-то исключили четверых, но двое других пострадали «за компанию».
Как-то в августе-сентябре их рота проходила практику на дизельных подводных лодках Северного флота в гарнизоне Видяево. Это не самая крупная база, жилой поселок которой насчитывал примерно десять-пятнадцать пятиэтажек-хрущевок. Соответственно, и продовольственных магазинов в гарнизоне было всего два или три. Спиртное в них, по случаю наличия в ту пору в отдаленных гарнизонах «сухого закона», не продавалось. Впереди же предстояло возвращение в стольный Питер-град. Возили курсантов, разумеется, не на скорых поездах и не в «СВ», а в плацкарте и самой медленной скоростью, с остановками у каждого телеграфного столба.
Следовательно, дорога домой предполагала занять суток двое-трое. А что делать курсанту в плацкартном вагоне в течение трех суток в тесном мужском коллективе?! Ответ напрашивается сам собой – спать, читать книжку, «травить» байки и… пить водку. Но водки-то в гарнизоне не было... Значит, ее нужно было достать!
В общем-то, это тоже была не проблема, так как в трех-четырех километрах от Видяева находился поселок рыболовецкого колхоза Ура-губа. А уж там, как всегда у рыбаков, имелось все. Загвоздка была лишь в том, что рыбацкий поселок находился не
_____________________________
* метрика – свидетельство о рождении
только в трех-четырех километрах от поселка Видяево, но и в трех-четырех километрах от гарнизона. Следовательно, чтобы добраться туда, нужно было до банальности просто уйти в самоволку, обойдя КПП, находящееся на выезде из Видяева на единственной соединяющей эти два поселка дороге, проложенной через тундровые болота.
В день отъезда (поезд уходил из Мурманска поздно вечером, а на 18 часов были заказаны автобусы, чтобы доставить все воинство на вокзал) курсантский люд озадачился проблемой «горючего». От четырех «шестерок» (в плацкартных вагонах «кучковались» по шесть человек – четверо, едущих на, так сказать, основных полках, и двое с близлежащих боковых) было выделено по одному «доверенному лицу», которым были вручены все собранные с «коллективов» деньги и тара в виде сумок и пакетов, и со всеобщего благословения они отправились в путь.
Но поскольку, как я уже говорил, единственный выезд из Видяева перекрывался КПП, то они в обеденный перерыв, не мудрствуя лукаво, как говорится, «перешли границу у реки»: форсировали вброд протекавший за последним домом ручей и, обогнув близлежащую сопку, скрывшую их от бдительных очей дежурной службы КПП, вышли на дорогу и, как они считали, незамеченными отправились в путь.
Но дело в том, что ручей они форсировали прямехонько под окнами командира эскадры, который в это время обедал дома и как раз подошел к окну покурить. Возмущению флотоводца не было предела. Он тут же позвонил коменданту и приказал ему лично «отловить негодяев».
Пока комендант искал машину и собирал по гарнизону патрули (не ехать же ему на задержание четверых человек одному), наши герои успели добраться до Ура-губы, закупить все необходимое для двадцати четырех человек на трое суток дороги(!) и направиться в обратный путь.
Отойдя уже метров на пятьсот от поселка и увидев впереди на дороге приближающийся к ним комендантский ЗИЛ, они сердцем почувствовали недоброе, но деваться им было некуда, так как слева было огромное и непроходимое болото, а справа – стена коровника. Бегать же с полными, да еще и «говорящими», сумками было неудобно, а бросить поклажу – невозможно!
Получив доклад о «поимке» и о «улове», с которым задержали нарушителей, командир эскадры буквально взревел:
- Сорок на четверых! – что означало, что каждому объявляется по десять суток ареста с содержанием на гарнизонной гауптвахте. Но, узнав, что задержаны не матросы, а курсанты, которые, плюс ко всему, в этот день еще и должны уезжать, отменил свое решение и вызвал к себе руководителя практики. А тот, будучи преподавателем училища, не так давно перешедшим на эту работу с действующего флота, в обед уже тоже немного отметил со своими бывшими сослуживцами, продолжающими служить непосредственно на кораблях, расставание и явился к командиру эскадры не в самом лучшем виде. Рассвирепев, адмирал был готов буквально растерзать этого «нахала», и на его просьбу отпустить курсантов, в душе уже улыбаясь, предложил:
- Меняю их на Вас!
Конечно, он бы и рад был «в назидание потомкам» арестовать этого незадачливого «педагога», но на гарнизонной гауптвахте не было офицерского отделения. Поэтому последний ход комэска был больше направлен на то, чтобы выпустить свой пар и напугать «хулигана» в офицерских погонах.
Если бы тот все-таки продолжал его уговаривать, то комэск уже готов был «сдаться». Нужно сказать, что цели своей адмирал не только достиг, но и превзошел все ожидания: руководитель практики испугался не на шутку. Он очень ярко представил себе, какие перспективы ждут его, если курсанты уедут, а ОН останется сидеть на гауптвахте за пьянство! Поэтому язык его, опережая мысли, сам произнес:
- В таком случае, пусть сидят!
У адмирала в глазах запрыгали красные и желтые чертики… и рота курсантов отбыла в Ленинград, не досчитавшись четверых своих воинов.
Самое печальное, что училище, в котором они учились, в том году готовилось участвовать в московском военном параде 7 ноября. Уже сформирован был парадный расчет, и начались тренировки. А из четверых оставшихся отбывать наказание на гарнизонной гауптвахте в Видяево двое упомянутых мною раньше отличников были ассистентами у Знамени. Чтобы их «освободить», начальнику училища пришлось лично связываться не только с командиром эскадры, но и с Командующим Северным флотом, но разъяренный комэск навстречу не пошел, и «свой срок» на гауптвахте они отсидели полностью.
А когда через две недели они прибыли в училище, при разборе их проступка на партийном собрании Безхлебный (который сам входил в состав одной из «шестерок» и был активным поборником совершенного деяния, но жребий идти в Ура-губу выпал не ему), выступая, придал их действиям такую политическую окраску, что даже видавшие виды секретарь парткома, начальник политотдела и начальник училища удивились, как это они сами раньше не догадались, ЧТО сотворили «эти мерзавцы», и потребовал не только исключения из партии «опорочивших честь» коммунистов, но и из училища всех четверых. Его активно поддержал бывший руководитель практики, понимавший, что столь суровая, с ярким политическим окрасом оценка практически снимает ответственность с него.
Никто из однокурсников с Безхлебным после этого практически не разговаривал, но золотую медаль он получил.
Командование всегда высоко ценило грамотного, толкового и в высшей степени принципиального сначала курсанта, потом офицера, командира, но друзей, да и более-менее приятелей у него в своей среде никогда не было, - никто в этом качестве долго не задерживался, довольно быстро раскусив всю подлость и карьеризм, а с годами и должностями – властность и своеволие его натуры. Бывали случаи, ему пытались строить «пакости», но он, узнав, безжалостно расправлялся с «обидчиками» - если мог, то немедленно, если же его положение не позволяло сделать это сразу, то затаивал обиду и при первой же возможности «отплачивал».
Но один раз ему все-таки подстроили «козу»: когда он уже был командиром стратегической атомной подводной лодки, на отчетно-выборном партийном собрании его кандидатуру предложили в состав партийного бюро и при тайном голосовании единогласно «прокатили», то есть даже тот, кто его предложил, за него не проголосовал (точнее, был один голос «за» - голос самого Безхлебного)! Представляете, какой шум тогда поднялся: такое недоверие командиру стратегического атомохода! Его даже чуть не сняли с должности, а уж поступление в академию, к которому он готовился, и соответственно, дальнейшее продвижение по службе пришлось на несколько лет отложить. Тогда он и затаил лютую ненависть к политическим и партийным органам и любым их представителям, хотя выступать всюду продолжал с не меньшим блеском в глазах и партийной принципиальностью.
Несмотря ни на что, он все-таки стал Командующим самой мощной в мире флотилией стратегических атомных подводных лодок. И вот примерно 12 августа 1991 года Командующий, Член Военного Совета флотилии, командиры дивизий и начальники политотделов шли на катере Командующего в Североморск на очередное заседание Военного Совета Северного флота. Оно посвящалось вопросам укрепления воинской дисциплины.
Пока шли в Североморск, в салоне Командующего на катере разговор, безусловно, шел о том же. Всех без исключения волновал вопрос, что же творится с нашими Вооруженными Силами, и что ждет их дальше. Высказывались самые разные точки зрения, доводы и предположения.
Одни сетовали на то, что в Вооруженных Силах, особенно в низовом звене, нет профессионалов со специальным педагогическим образованием, что приходят люди, которых в течение восемнадцати-двадцати лет уже кто-то (а именно – семья, улица и профессиональные педагоги) воспитывал, и воспитали такими, такие они есть, со всеми их недостатками. А военным «педагогическим непрофессионалам» приходится, вместо того, чтобы заниматься боевой подготовкой, исправлять чужие ошибки, причем, требуют, чтобы они уже на второй день всех перевоспитали…
Другие говорили о том, что необходимо изменить критерии оценки состояния воинской дисциплины и освободить офицеров от ответственности за проступки подчиненных. Что и офицеры, и личный состав срочной службы принимали одну и ту же Присягу, в которой клялись быть дисциплинированными и строго соблюдать все воинские уставы и законы, о чем расписывались в специальном протоколе, а следовательно, и отвечать должны персонально в соответствии с содеянным. А офицеры должны отвечать за непринятие мер, если такое допускается…
Третьи утверждали, что сначала нужно привести в соответствие бытовые условия и материальное обеспечение военнослужащих и лишь потом спрашивать с них не только за воинскую дисциплину, но и за качество выполнения поставленных задач, поскольку, если государство делает вид, что заботится о военных, то последние скоро начнут делать вид, что служат и защищают это государство. А давно известно, что народ, не желающий кормить СВОЮ армию, будет вынужден кормить ЧУЖУЮ!
Четвертые жаловались, что чрезвычайно тяжело вести воспитательную работу, когда рушатся идеалы…
Но острее всех, жестче и принципиальнее «выступал» Командующий. И хоть чая по-капитански в этих условиях никто, естественно, не употреблял – пили самый обычный, краснодарский, - Владимира Герасимовича «понесло».
После достаточно длинной тирады о «всеобщем бардаке», попрании все и вся и развале всего, что только можно развалить, он заявил, что, несмотря на все это, на флоте (Северном) на прочных ПАРТИЙНЫХ позициях осталась только одна – «ЕГО» - флотилия, и что он, как Командующий и как КОММУНИСТ, и впредь будет твердой рукой наводить железный порядок и никому не даст спуску!!!
Невзирая на безапелляционное заявление Безхлебного, на Военном Совете флота «его» флотилию не назвали не только лучшей по состоянию воинской дисциплины, но и даже не упомянули в числе передовых…
Прошла неделя. Девятнадцатого августа в стране случилось то, что в последствии назвали путчем. В 12.00. в штабе флотилии срочно созвали Военный Совет объединения. Как водится, на него пригласили всех офицеров штаба и управления флотилии, командиров соединений, кораблей и частей, начальников политотделов и заместителей командиров по политчасти. Тем более что повод был весьма неординарный. В конференц-зале флотилии не было не то, что свободных мест, там было просто не повернуться!
После краткого доведения обстановки слово взял Командующий флотилией (он же – Председатель Военного Совета). С яростным блеском в глазах и прямо распираемый бурлящей в нем энергией он сразу «взял быка за рога».
- Все! Хватит! – буквально вскричал он. – Поиграли в демократию-дерьмократию! Распустились! Развалили страну и Вооруженные Силы! Больше этого не будет!!! И я, как Командующий и как КОММУНИСТ, заявляю, что… - и дальше шла уже знакомая тирада о твердой руке, которой он с прочных ПАРТИЙНЫХ позиций будет наводить железный порядок, никому не давая спуску.
Двадцать второго августа путчистов арестовали. На докладе у оперативного дежурного флотилии Член Военного Совета со свойственной ему прямотой и искренностью объявил офицерам штаба и управления, что в стране произошел государственный переворот, и что нужно быть особенно внимательными и аккуратными в отношение исполнения своих обязанностей и поддержания на должном уровне дисциплины и порядка во всех подразделениях, повысить организацию службы и бдительность, так как пути дальнейшего развития событий непонятны, и возможны любые провокации…
Двадцать третьего утром по радио передали информацию о том, что Ельциным подписан Указ о запрете КПСС. К обеду в штаб флотилии поступил ряд документов, связанных с происходящими событиями. Поэтому в 15.00 «весь хурал» снова собрали на Военный Совет флотилии.
Как положено, начальник ОУС (отдел устройства службы) довел полученные документы. Среди них был и тот, который информировал о запрете КПСС вообще и деятельности любых других партий непосредственно в Вооруженных Силах. Одновременно разъяснялось, что офицерам и мичманам разрешается участие в политических партиях, но только по месту жительства в свободное от службы время.
Не успел начальник ОУС произнести последние слова, как Безхлебный вскочил и, брызжа слюной, весь светясь от праведного гнева и размахивая руками, чуть ли не закричал:
- Нет!!! Хватит!!! Попили нашу кровушку эти коммунисты!!! И я, как Командующий, заявляю, что пака я здесь, в нашем гарнизоне никаких партий больше не будет! Что касается меня, то я из партии еще вчера вышел!!! – А сам, услышав утром по радио о запрете КПСС, приехав на службу, первым делом, даже не выслушав доклад оперативного дежурного, направился к секретарю партийной комиссии флотилии и буквально сунул ему свое заявление о выходе из партии, датированное вчерашним числом!
Вот такая метаморфоза приключилась с Владимиром Герасимовичем. Члену Военного Совета флотилии пришлось подать рапорт на увольнение в запас, так и не дождавшись адмиральского звания, а Безхлебный через полтора года после этих событий был назначен Главнокомандующим Военно-Морским флотом… Украины.
Бедная сестра наша Украина! Ей всегда (наверное, аж сразу после Богдана Хмельницкого) не везло на руководителей и «приближенных» к ним. Разве что только Никита Сергеевич Хрущев был ничего, да и то, видимо, не потому, что был шибко умным, а потому, что взял, и с бухты-барахты подарил Украине Крым, оттяпав его у России.
Что ж, видно сейчас времена такие, что первыми оказываются востребованными «Хлебные Бесы», а нам их – эти времена – нужно просто пережить!
28.10.05.