«Не видно из окна
Дна
Целый день
Летает пчел белесых тень
В гуще меня»
Вижу круг. На уровне моих глаз. Я в круге. Девочка-Осень шепчет: ты со мной, ты со мной, ты со мной… Трутся спицы о ресницы. Вхил. Вгил. Вхил. Вгил… Поднимется вихрь. Закружится выстрел. Закружатся листья. Осенние листья… И дым. Яркий желтый дым. И не дворники сожгут все опавшие листья. Просто время поджигает все вокруг.
Кружится круг. Круг – жизнь. Я в центре круга. Все отпустил и от всего отказался, чтобы все получить и все приобрести. Я оказался здесь. Внутри. Приходит она. В макияже. В теплой куртке. Уютная. Теплая. Фай – единственная в мире душа, которая любит меня просто так, любит таким какой я есть. Ей ничего от меня не надо. Совсем. И это сущая правда.
Я помню, она сказала… Блин! Как вспомню, какой от нее струился неповторимый классный запах! Обалденный! От нее веяло густым черным кофе, шведской косметикой и еще чем-то таким, от чего низ живота сразу становится горячим. Так вот, два дня назад, когда мы сидели в кафе «Солти Бэй», Фай мне выписала:
-Жизнь уходит прямо сейчас! Время исчезает. Сейчас. Ты чувствуешь?.. Каждый последующий миг – лжив. В нем нет тебя. В нем нет тебя таким, какой ты есть. Ты живешь в каждой точке времени. Но это не настоящий ты…а представления других людей о тебе. В этом долбанном времени есть все, что угодно! Только не настоящий ты. Вместо тебя то, что думаю о тебе другие.
Девчонка права. Права, меланхолично как секундная стрелка на моих Тисотах. Неумолимая истина - механика часов.
Мы сидим на лавочке в небольшом, увядающем сквере. Куда-то спешат, бегут, летят люди. Мы круто выглядим. Мое темное пальто и ее кожаная куртка. Мы сидим и смотрим людям в спины. Фай механически шепчет:
-Люди!! Ну, почему вы все время куда-то спешите и торопитесь. Почему?
К нам подваливает печальный еврей из вчерашнего кафе. Зовут эту немытую образину Эйхфельдт. По-моему, он недоделанный гомик. Но Фай говорит мне:
-Слушай его. Этот жид вечен.
Я смеюсь. Был бы у меня наган, я бы устроил ему тест на выживание.
Фай:
-Не смейся! Он действительно знающий человек.
-Мы бы с Ницше поспорили о его способностях.
Эйхфельдт подходит.
-Привет!
-Здаров. Хай! – слышит он в ответ.
-Я тут, что у нас подумал?! – говорит печальный евр. - Осень пришла. Все куда-то спешат. А я как будто отбился от стаи...
Читать мысли мы все умеем. Вы так не умеете? Тогда вы не переживали осенних порывов души. Когда состояние стихии, природа, мысли и чувства других угадываются с поразительной точностью.
-Послушай, - небрежно перебиваю жида. – Я тебя знаю всего два раза. Но уже за время нашего короткого знакомства, могу с полной уверенностью сказать – ты отбился от своей стаи. И сделал это уже очень и очень давно! И теперь, поверь, дружище, в одиночку тебе уже точно не перелететь этот океан жизни. Вступи в Дзен, перекрась волосы, сделай крутую якудзовскую татуировку – тогда ты, может быть, и долетишь до теплых островов твоей свободы.
Эйхфельдт вяло соглашается:
-Да, о’кей! Я выбрал не то направление. Согласен. Ты все верно сказал, парень. Можно я тебя буду называть Скала. Ты также крут как горы. Я же Никто и зовут меня Никак.
-Не льсти себе…
Эйхфельдт уползает на расшатанных ногах-ходулях. Нервный тип.
Фай тут же принимается за меня:
-Ты ярый евроненавистник!
-Ага, антисемит.
-Немного жаль.
-Они на себя много берут, напрочь, забывая об ответственности.
-Но… это был не простой еврей… он был, он был… - Фай не может подыскать нужное слово.
-Да, пошел он! Выпивоха и ловелас. В этом «Солти» он надрался как демобилизованный американский солдат прошедший ужасы Вьетнама. Приставал к страшильным теткам. Он мне не нравится. У него неправильная болезненная философия. И вполне вероятно – он содомит.
Фай уходит. Я смотрю ей в спину.
-Ну и катись! Я же знаю, наша Любовь самая правильная!
Фай подходит ко мне и обнимает мое больное, израненное сердце.
-Моя Скала, я все твои душевные ранки заживлю истинной и полноценной Любовью.
Точка в центре, если ты в ней, способна творить чудеса. Она может перевернуть весь мир.