Сильные лапы,
холодный оскал его вел по дорогам и
взгляд агрессивный при встрече
тебе бы о многом сказал –
пред ним ты становишься слабым, пассивным…
А я расскажу, как у дикого зверя глаза,
Что пугали при встрече любого
со временем гасли, бледнели, мутнели,
как звери, не в силах сломить свои страхи,
ваяли животное вида иного…
…Он шел как обычно по дикому лесу,
голодный, отчаянный зверь одинокий, и
в поисках жертвы красиво ступая набрел на поляну –
там холм был и ров рядом с ним неглубокий…
…Глубокие взгляды и странные речи –
жующие зелень быки говорили, что
чужды им те, кто в полуденном пекле
за кровью охоту ведут…
…Горы-плечи, рога винтовые…
Волк в сильной печали: «Откуда такие создания?..
Чище их нет и мудрее на свете»...
И мысли его хитрый мартовский ветер
Донес до старейшего в стаде быка.
Тот взгляд устремил настороженный, чуткий,
Большими ноздрями повел и
Стремящие к небу рога обратил –
Инстинкт от него не укрыл чужака.
А Волк – гордый хищник, ведом любопытством,
К быкам приближается тихо, но смело,
Ведь мать поучала, что, двигаясь быстро,
оставишь голодным и душу и тело…
И Волк подошел к представителю стада –
Как мог гордый зверь до земли поклонился…
Старейший вожак вопросил пораженный
(насколько мог бык поразиться):
«Чего тебе надо?»
И Волк, поднимаясь, ответил не сразу,
Подумав и взвесив:
«Я с вами хочу жить семьей и учиться.
Возьмите к себе – я способный и сильный..»
Но, бык перебил: «Ты разносишь заразу!
Ешь наших детей, и воды ты боишься!
Как мыться на реку ходить будешь с нами?
Траву будешь есть или мамы стыдишься?»
Он хищника взглядом сверлил, а словами
Как гвозди вбивал, ранил душу и гордость.
Наш Волк был упорным и, цель обозначив,
Втянул носом воздух перед ответом,
Сказал, гладя в мудрые бычьи глаза:
«Я обещаю, что справлюсь с задачей!
Траву буду есть и забуду охоту..»
Из глаза по шерсти катилась слеза.
Быки промычали не веря: «Удачи…»,
Пытаясь траву укусить,
Что ветер ласкал беззаботно…
…С этого дня для него всё меняется.
С новой парнокопытной родней
Наш Волк до финала стиха не расстанется,
Но будет нелегок за цель его бой…
…Ранний солнечный луч и
Каждый поющий об утре рассвет
Наш хищник безжалостно проклял с годами.
Воды слишком много, травы еще больше –
Как выхода не было, так его нет.
Он взглядом потухшим, глухими ушами,
Бродил по округе, лишь носом улавливал
Запахов след.
В обеденный час, роковой для бедняги,
Быки собирались вокруг и смотрели,
А в морду кидали траву,
Словно кости бездомной и грязной дворняге.
В нем чувства боролись –
Покорность и гордость, но не было злости,
А свежая мерзкая сладость травы
Скорей походила на ту безысходность,
Что в детстве нас гложет
В преддверии зимы…
…Трава отравляла бессильное тело,
Быки ухмылялись, гордясь своей властью,
Достаточно смело над ним издевались.
А Волк слепо верил, считая за счастье лишь то,
Что быки, наконец, с ним общались…
…Но годы летели
и хищник наш рос…
Для них он всего лишь игрушка, потеха,
На привязи загнанный сломленный пес.
Со временем он понимал,
Что и шубу из мягкого серого меха
Пошить себе смогут. Не сдерживал слез.
Они приносили траву на рассвете, и,
Видя, что мучают, но не жалея,
Носили все больше зеленой отравы.
«Я больше не выдержу!
Больше не буду, поверьте!», - кричал,
Понимал, что не правы,
Но плакал, жевал и молчал…
…Однажды к нему подозрительно рано
Приблизился главный из траво-жующего,
Сильного, гордо-живущего нормами стада.
Морщинистый лоб огрубевший нахмурив,
Сказал очень медленно и исподлобья:
«Животное сильное ты – это ясно.
Ты нам не солгал и коровья богиня
Предстала пред нами сегодняшней ночью –
Ужасно напугано стадо тобою.
Отныне ты с нами.
Ответь, если хочешь».
И Волк, стиснув зубы с застрявшей травой,
Оперся на лапы, бесшумно поднялся…
И дико-счастливый, воистину-волчий вой
Над всеми полями и замершим стадом раздался.
Он вспомнил, что сильный и вспомнил то чувство…
…Когда-то, в конце очень жаркого лета,
В погоне охоты, он впился в бедро молодого теленка.
Как густо стекала с клыков его кровь…
…И долго не думая, скаля в прыжке,
Свои белоснежные, словно поземка,
Клыки, он почувствовал к жизни любовь.
Он всё превозмог!..
…Победа, оставив лишь след на траве,
Пахучий и алый, словно цветок,
Навек поселилась в его голове…