Если хочет сохранить

               
  История эта началась в небольшом узбекском городке в 1952 году, во времена для религии и верующих людей лихие. Сначала маленькое пояснение: герой нашего повествования - Ахмаджон из семьи кориев. Кории – это очень уважаемые у мусульман люди наизусть знающие текст священного Корана. Они хранители божественного слова, их даже называют «живыми Коранами», считается, что тело истинного кори и после смерти остаётся невредимым до самого конца света.
 На общественные работы по расчистке и ремонту оросительного арыка созвали всю махаллю. С прошлого года русло арыка обсыпалось, а местами от него и вовсе мало что осталось. Ахмаджон минувшим летом окончил школу и теперь как младший мужчина в доме, прихватив лопату, отправился на работу.

 Староста, расставляя работников, самым молодым, среди которых оказался и Ахмаджон выделил наиболее сложный участок. Как раз то место, где от главного канала ответвляются маленькие арычки, распределяя воду по нескольким махаллям.
Вместе с Ахмаджоном работали и два его соседа: Тухтасин и Сабирджон.

 Сабирджон, крепкий, коренастый парень, из семьи, которая испокон дружила с семьёй Ахмаджона. Деды их дружили, отцы дружили и молодые эту традицию продолжили. Сабирджон очень любил и уважал своего друга Ахмаджона.

 Тухтасин, тот постарше. Отслужил уже в армии, по возвращении домой написал заявление с просьбой о продолжении службы в милиции. Теперь вот ожидал ответ.

 Желание служить в милиции у него возникло не случайно – дядя его, боевой офицер, отличившийся на фронте, награждённый орденами и медалями по возвращении так же продолжил службу в милиции. По его примеру решил и Тухтасин поступить.

 Работая кетменями и лопатами, ребята болтали между собой. Сабирджон скоро закончил работу на своём участке, и стал помогать Ахмаджону, не особенно в этом деле умелому, да и несколько слабому физически. Между делом спросил, Тухтасина:
-Ну что, Тухтасин скоро ли мечта твоя сбудется, когда ответ получишь?
-Не знаю, - ответил тот, с силой вонзая штык лопаты в глину, - поговаривают, начальника нашего переводят в область, если его сменят то, моё заявление еще долго может в дальнем углу пролежать.
- А почему его переводят?
- Не знаешь разве? Он ведь отличился недавно.
-Чем, же?
- Да ездили они в Москву, на совещание. И там ему сам Берия Лаврентий Павлович, руку пожал. Так он потом недели две с забинтованной правой ладонью ходил.
-Это, почему же? - поинтересовался, не вступавший до сих пор в разговор Ахмаджон.
- А что бы след рукопожатия товарища Берия подольше сохранить.
-Вот это уважение! - ахнул Сабирджон, и оглянулся к Ахмаджону, поделиться своим восторгом. Тот, однако, отвернувшись, сосредоточенно действовал лопатой.
Тухтасин, тем временем продолжал:
- Ну и вот: говорят, слух об этом его поступке дошёл до самого министра, после чего он и получил, как будто новое назначение.
- Повезло человеку! Эх, если б мне случай такой подвернулся, я бы тоже не упустил возможность отличиться. – воскликнул возбуждённый Сабирджон и хлопнул Ахмаджона по плечу ожидая одобрения.

 Тот, покраснев до самых ушей, вздохнул и ничего говорить не стал.Но, Собирджон и не думал от товарища отставать, привык он всегда, по любому поводу интересоваться его мнением:
- Как тебе такой поступок, а Ахмаджон?
Тот помялся немного, и едва слышно ответил:
- По нашей религии это не поступок, а проступок самый большой грех.
-Да ты что?! - поражённый таким ответом подключился к расспросам Тухтасин, - что же в этом нехорошо?
- Идолопоклонство это, - глядя в глаза Тухтасину, ещё тише, но твёрдо ответил Ахмаджон.
- Да что ты говоришь такое, о каких идолах толкуешь?!
- Никто не должен поклоняться никому кроме Аллаха, только в его воле всё и ни в чьей больше.
- А как же Сталин, или Ленин? – с некоторым даже возмущением переспросил Тухтасин.
- Никому кроме Аллаха. В Коране есть аят о Коруне, неразумные завидовали его славе и власти, но, в одинь день люди благодарили Всевышнего, что они не оказались на месте Коруна. Потому, что по волье Всевышнего, земля проглотила Коруна вместе с его домом и всеми богатствами.
-Ты, Ахмаджон такие странные вещи говоришь. – сказал Сабирджон.
- Не боишься, что твои слова дойдут до ушей Берии? Не сдобровать тебе тогда,- опасливо оглянувшись по сторонам, добавил Тухтасин.
- А вы знаете, что самое страшное? – испытующе глядя на собеседников, спросил Ахмаджон.
- Если рассердится сам Сталин?
- Нет. Гнев человека не страшен, потому что человек может наказать тебя только в этом мире. И претерпевший обиды здесь, попадёт в рай. Страшно если прогневается сам Аллах – тогда не будет тебе пощады, и нигде не сможешь укрыться! – возвысив голос, закончил Ахмаджон.

 Все трое молчали некоторое время, обдумывая так неожиданно сложившийся разговор.
-Да, одно только плохо, что в рай попадем, через муки в этом мире. - вздохнул Сабирджон.
- Если будет на то воля Божья он тебя и здесь в обиду не даст – возразил Ахмаджон.
-Ты так думаешь? – задумчиво произнёс Тухтасин.
- Здесь не в чем сомневаться, – подтвердил молодой кари.
Чуть поодаль от наших героев работали и другие люди, но слышали они этот разговор или нет – трудно сказать.

 Через месяц Тухтасина приняли на работу в органы внутренних дел. А ещё через два, в самом начале лета Ахмаджон, осуждённый на три года лагерей за тунеядство, отправлен был этапом в Сибирь. В дороге он никого кроме себя не винил, а только при любом удобном случае просил Аллаха простить его за свои прегрешения, вследствие которых и получил он, наверное, наказание.

 Попал Ахмаджон в Томское управление лагерей. Осуждённые здесь работали в основном на лесоповале. Ахмаджону, никогда особой физической силой не выделявшемуся, приходилось туго. Через несколько недель тяжёлой работы, вконец измождённый Ахмаджон прямо во время работы на делянке потерял сознание. Его отправили в санчасть.

 Именно в это время в лагерь с инспекцией, пожаловал какой-то большой начальник. В сопровождении коменданта лагеря он осмотрел территорию, бараки, заглянул и в лагерный лазарет.

- А этот как здесь? – спросил инспектор, смуглый, восточный человек с густыми чёрными усами, указывая на Ахмаджона.
- С этим, товарищ Гусейнов, ума не приложу, что делать – немедленно отозвался комендант, обрадованный возможностью выказать свою строгость и усердие – ещё месяца нет, как прибыл, а уже в кровать завалился. Вот очухается немного - будем решать.
 Товарищ Гусейнов (он быль азербайджанцем), внимательно оглядев худого, с чёрными кругами под глазами, дрожащего от слабости доходягу, распорядился:
- Пришлите мне его после обеда, я с ним сам разберусь.

Заключённый… номер… статья… по вашему приказанию прибыл. – доложился Ахмаджон войдя в кабинет коменданта лагеря, где теперь расположился высокий проверяющий.
Тот некоторое время пристально на него глядел, перелистал бумаги в серой картонной папке лежавшей на столе, и наконец спросил по азербайджански:
- Ну, рассказывай, почему от работы увиливаешь?
- Я стараюсь. – отвечал Ахмаджон.
- Раньше, до осуждения, где работал?
- Нигде не работал.
- Таак… А отец кем работал?
- Отец тоже не работал.
- Ну а дед?
- И дед, тоже не работал. – совсем упавшим голосом сказал Ахмаджон, ничего хорошего уже не ожидая
- Интересная история. Не даром значит, тебя за тунеядство осудили? А на что же вы живёте?
- Все мои предки до седьмого поколения, гражданин начальник, были кари, и есть хранители священного писания. И кормимся мы на пожертвования народа.
- Врёшь небось?
- Нам врать нельзя.
- А ну-ка почитай что-нибудь. – приказал начальник.
 Ахмаджон удивлённо посмотрел на него, чего-чего, а такого он никак не рассчитывал услышать, однако откашлялся, собрался и звонким голосом прочитал одну из сур Корана
- М-да – протянул Гусейнов, покручивая ус - выходит правду говорит – а из какого мазхаба (мазхаб – религиозное направление, школа)?- спросил вдруг.
 Впервые Ахмаджон рискнул посмотреть начальнику прямо в глаза – Откуда знает? Может подвох здесь, какой- то? Тем не менее, отбросив сомнения, ответил обстоятельно:
- Мы узбеки из мазхаба имама Аъзама.
 Теперь пришла очередь задуматься товарищу Гусейнову. Он тяжело вздохнул, встал из-за стола, прошёлся по кабинету.
- Ты присядь, - предложил Ахмаджону – надо же какое совпадение, - и положив руку на плечо робко присевшего на край табуретки Ахмаджона, прибавил негромко – я ведь тоже мусульманин… ваш имам, учитель нашего имама оказывается… Ну, ладно, иди пока… и… ты там о религии не очень распространяйся сынок… я попробую что-то сделать для тебя.
 По отъезду проверяющего, Ахмаджона перевели в команду «легкотрудников», а сразу после смерти Сталина он попал под первую же амнистию.
 Часто потом Ахмаджон-кори вспоминал о товарище Гусейнове, но, помня о его словах, рассказал эту историю только много-много лет спустя...