Собака злости все скулит в углу,
Ждет, когда кости кинет ключник страха,
По коридорам одиночества пройду,
чтобы вишневым соком обагрилась плаха,
на эшафоте жизни прорастут цветы,
и их сорвут, сожмут любимые ладони,
и только белые увядшие листы
запомнят росчерк прожитых агоний,
я не умею жить как в первый раз,
я не умею, все – тире и точка,
гитарною струною через ноты фраз
порезав пальцы, будет кровоточить строчка…
А как хотелось стать дождем,
Стучаться в окна, в твои двери,
Чтоб ты, спеша вновь под зонтом,
Пришла и приручила во мне зверя,
Собака призрачной тоски
Скулит у майских тротуаров,
И время – старое такси
Оставит нас у стойки баров…
в глазах будет хрустеть закат
осколками стеклянных колких бликов,
зрачок будто бойница дзота сжат,
среди морщин, среди ресничных горных пиков,
будто ожог остался поцелуй,
клеймо любви прожжет пергамент кожи,
на венах сетку алых струй
доскою шахматной расчертит перочинный ножик…
А как хотелось стать дождем,
Стучаться в окна, в твои двери,
Чтоб ты, спеша вновь под зонтом,
Пришла и приручила во мне зверя,
Собака призрачной тоски
Скулит у майских тротуаров,
И время – старое такси
Оставит нас у стойки баров…
и время будет загнанным ферзем,
а жизнь и смерть, как рокировка перед патом,
и злость ржавеющим гвоздем
в запястья рук войдет – мой ангел будет рядом,
а дерево креста могло еще расти,
звеня листвой под флейтой майских ливней,
я мог еще идти, идти, идти, прости,
я напоролся на стилет слоновьих бивней,
звериной, в угол загнанной тоски,
которая топорщит шерсть, скрепит зубами,
и шея зверя гонит кровь в виски,
там провоцируя пульсацию цунами,
я не умею жить как в первый раз,
я не умею, все – тире и точка,
гитарною струною через ноты фраз
порезав пальцы, будет кровоточить строчка…
А как хотелось стать дождем,
Стучаться в окна, в твои двери,
Чтоб ты, спеша вновь под зонтом,
Пришла и приручила во мне зверя,
Собака призрачной тоски
Скулит у майских тротуаров,
И время – старое такси
Оставит нас у стойки баров…